Вероятности

      С того дня время понеслось галопом.       Каждый день Гермиона приходила на работу в архив, и почти сразу же покидала свое официальное рабочее место и спускалась в Отдел Тайн, проводя там все свое время, зачастую забывая о еде и отдыхе.       Снейп научил её обращаться с артефактом и подробно ознакомил с результатами собственных исследований. Они не очень-то обнадеживали: что бы Гермиона ни делала, как бы ни поступала, все в конечном счете заканчивалось её убийством. Менялись причины, обстоятельства, исполнители – но итог всегда был один. Тот путь, по которому направил её Снейп, был самым длинным, но и он в конце концов обрывался – в самом начале мая следующего года. К сожалению, карта ничем не напоминала летопись – из неё невозможно было понять, что именно произойдет, какие поступки будут совершены и что за причины к ним приведут, и оставалось лишь строить догадки исходя из пересечений с линиями чужих судеб. Однако артефакт, построенный на основе технологии маховика времени, позволял ненадолго переместиться в прошлое, и даже в некоторые точки будущего – те самые, в которых сходились все вероятностные линии. В одну такую – ту самую, которая ознаменовала начало Великой охоты, Снейп позволил Гермионе перенестись в первую же неделю – и она вернулась потрясенная, пропитанная запахом гари и дыма, увидев своими глазами, как сгорает в пламени маггловских бомб то, что пока еще было Косым переулком.       Она продолжала снова и снова возвращаться туда, на пепелище, с трудом узнавая в закопченных валунах когда-то белоснежные колонны величественного банка “Гринготтс”, перебираясь через кучу обгорелого мусора, что некогда была её самым любимым книжным магазином, а однажды нашла осколок фарфорового лица, которое когда-то украшало здание по адресу Косой переулок, 93 – “Всевозможные волшебные вредилки” братьев Уизли. Это поставило жирную точку во всех её сомнениях, и Гермиона больше не пыталась заглядывать в будущее, сосредоточив все свои усилия на том, чтобы его предотвратить.       Первые месяцы ушли у них на то, чтобы изучить существующие вероятности и попытаться их изменить. Поначалу Гермиона наивно верила в то, что, если найти событие или человека, который стал первопричиной, им удастся предотвратить грядущий кошмар. Но одно пересечение неизменно тянуло за собой следующее, и следующее, и так без конца, так, что найти начало этой цепочки, уходящей глубоко в прошлое, не представлялось возможным.       Тогда она решила изменить факт – один-единственный факт своего убийства. Но стоило ей разработать план поимки Рабастана Лестрейнджа, встреча с которым могла бы стать последней в её жизни, как эта линия бледнела, и золотистым светом наливалась другая – неизменным оставался лишь оборванный конец.       Только после того, как эти возможности были исследованы вдоль и поперек, она стала искать те, что раньше не приходили ей в голову. Среди них был и шумный, публичный отъезд на другой континент, и уход в мир магглов, и даже инсценировка гибели от несчастного случая или болезни – чтобы в её смерти не могли никого обвинить. Тут дерево вероятностей её судьбы расцвело десятками новых ветвей – большинство которых, увы, были еще короче, чем прежние, да и при ближайшем изучении последствия этих решений могли оказаться еще хуже. Однако ей удалось найти целых два варианта, которые сулили ей на пару лет больше – примерно до общего конца света, который при этом никуда не делся, но даже это внушало оптимизм. Пока Гермиона была поглощена исследованием собственной судьбы, Снейп отслеживал влияние её работы на чужие судьбы и всю картину в целом – и именно он обнаружил, что в тех вариантах будущего, где ей удается выжить, в половине случаев вместо неё погибает Джинни Уизли, еще в трети – Рон, а в остальных вариантах событий должен будет умереть Гарри. В зависимости от того, кто конкретно погибнет, менялся лишь расклад сил в грядущей магической войне, факт же раскрытия тайны существования мира волшебников и последующий геноцид оставались неизменными.       В отчаянии Гермиона обратилась к прошлому – тем вероятностям, которым не суждено было сбыться. Возможно, если бы она погибла тогда, в пять лет, когда линия её судьбы почти соприкоснулась с судьбой случайного водителя грузовика, история магического мира пошла бы по другому пути… И с этой мыслью она полностью погрузилась в изучение серой зоны, того несбывшегося, неслучившегося, где крылось столько альтернатив. Конечно же, она прекрасно помнила о строжайшем запрете вмешиваться в события прошлого и менять ход истории – но имели ли значение какие-то запреты, если на кону стояло будущее всего человечества?..       У неё ушли недели на то, чтобы отследить бледные, прозрачные линии, но в конце все равно ожидало разочарование. Цепь событий, которая могла бы быть запущена её смертью до девяносто второго года, могла бы привести к победе Волдеморта и установлению на территории магической Британии его диктатуры. Множество жизней обрывалось на этом пути, но те, что остались, тянулись намного дальше роковой развилки – но картина все равно повторялась, только на два десятка лет позже. Гермиона никак не могла понять, как же такое возможно, а вот Снейпу хватило одного взгляда на её выкладки, чтобы вынести вердикт: поднявшееся Сопротивление, бросившее вызов Темному Лорду, и все та же гражданская война и нарушение Статута. А против маггловского оружия массового поражения был бессилен даже сам Волдеморт.       Каждый тупик, каждая оборванная нить, каждая неподтвердившаяся гипотеза, на проработку которой уходили дни и недели, ввергали Гермиону во все большее отчаяние, которое становилось тем горше оттого, что она не могла ни с кем его разделить. Мысль о том, чтобы рассказать обо всем друзьям, пришла ей в голову сразу же, как только Снейп посвятил её в происходящее, и тотчас же в ответ на её мысли зазмеилась новая веточка – которая, увы, вела к гибели сначала всех троих, а потом еще и семейства Уизли, за исключением Чарли. Пойти на это Гермиона не могла, поэтому продолжала мило и по возможности беззаботно улыбаться при встречах с друзьями, ужиная в “Дырявом котле” с Роном, распивая сливочное пиво в преобразившейся гостиной дома на Гриммо или болтая о девичьих глупостях за чашкой кофе по выходным с Джинни в те редкие дни, когда Гарри не утаскивал свою девушку в мир магглов ради очередного сюрприза, и они не торчали вместе на поле для квиддича. Впрочем, почти все, о чем говорилось за пределами Отдела Тайн, все равно проходило мимо её сознания, и только по тому, как наливаются золотым свечением линии Гарри и Джинни, переплетавшиеся друг с другом все теснее и в конце концов сливавшиеся воедино, Гермиона понимала, что личная жизнь друзей постепенно идет на лад – чего нельзя было сказать о её собственной.       Они продолжали встречаться с Роном, но о кино, театрах и прогулках под звездным небом Гермиона больше не заговаривала – а Рон, казалось, был этому только рад. Их совместные ужины и обеды по выходным вскоре прискучили обоим, тем более, что Рон не упускал случая повздыхать о том, что его мама готовит куда лучше, да и денег за это не берет. С этим едва ли можно было поспорить, но все же вызывало в Гермионе глухое, растущее раз от раза раздражение, которое периодически сменялось внезапными приступами нежности и умиления. В самом деле, им всем так мало осталось: пройдет всего два-три года, и больше не будет ни Молли с её вкуснейшей едой, ни “Дырявого котла”, ни Рона, такого бесконечно трогательного Рона с его стремлениями к простой, понятной жизни и таким же нехитрым удовольствиям. Линии их судеб шли совсем рядом друг с другом, хотя её собственная обрывалась намного раньше той точки, где они могли бы соединиться – поэтому внезапное предложение Рона перейти от хождений за ручку и торопливых поцелуев украдкой к более близким отношениям Гермиона восприняла без удивления – но и без восторга. Ей, поглощенной решением задачи совсем иного порядка, все это было не нужно и не интересно, да и, по правде говоря, не хотелось привязывать Рона к себе еще больше - ведь чем ближе они станут, тем тяжелее ему будет перенести её все еще более чем вероятную смерть. Поэтому девушка без особых угрызений совести решительно пресекла его притязания, отговорившись тем, что всегда считала, что это должно подождать до свадьбы. Не то чтобы она и вправду так думала – но, учитывая, что пожениться им не грозило абсолютно точно, это показалось Гермионе достаточно убедительным и благовидным предлогом.       Карта вероятностей, не изменившаяся от этого её поступка ни на йоту, к сожалению, не умела разговаривать, и никак не могла предупредить гриффиндорку о том, что Рональд Уизли был не из тех парней, кого могли бы остановить подобные мелочи. Поэтому Гермиона так и застыла с открытым ртом, когда за общим столом в Норе, где собрались на празднование Рождества все Уизли, включая Билла и Флер с крошкой-дочерью, Перси с его девушкой Одри, Джорджа с Анджелиной и Джинни с Гарри, Рон взял слово и на глазах у всех, под аккомпанемент изумленных взглядов и радостных, подбадривающих выкриков, попросил её стать его женой.       Гермиона согласилась – конечно же, согласилась, благо, она ничем не рисковала, назначив свадьбу на лето. Сразу после праздников эта новость с колдографиями счастливого жениха и задумчивой невесты облетела все газеты, а её судьба, казалось, определилась окончательно и бесповоротно, свернув на ту дорогу, которая вела её параллельно судьбе Рона и обрывалась второго мая двухтысячного года, в точке пересечения с жизнями десятков волшебников и волшебниц.