Вероятности

      Малфой вернулся домой, когда была уже глубокая ночь.       Вопреки своим намерениям обдумать ситуацию, он позабыл обо всем, стоило только запрыгнуть в седло.       Теплое майское солнце согревало спину, а свежий ветер, напоенный ароматами распускающихся трав и первых цветов, выдул все мысли напрочь. Он просто ехал вперед, позволяя лошади уносить его куда глаза глядят, главное – подальше. Подальше от постаревшей за последние годы матери, растерявшего былую величавость отца, всего этого проклятого мира, который никак не мог начать жить спокойно, а главное – от Грейнджер, которая настойчиво тащила его обратно на эти чертовы американские горки с неизвестным финишем.       Впрочем, в этом он лукавил: его собственный конец был довольно предсказуем, и, надо признать, благополучен. Даже если из грейнджеровской затеи ничего не выйдет, их пути разойдутся, и его судьба просто вернется на один из прежних путей. Изучая карту, он заметил, как мелькавшие в голове идеи меняют интенсивность свечения линий – а значит, с помощью этой штуки выбрать наилучшую стратегию труда не составит. Были даже пути, которые вели к тому, чтобы не только спастись самому, но и спасти родителей – хотя эти были значительно тусклее остальных. Если сбежать сейчас, пока гроза еще только собирается на горизонте, он проживет довольно долгую жизнь, и даже сможет пережить грядущий Апокалипсис – вот только зачем?.. Влачить остаток своего существования на пепелище, созерцая угасание мира?.. Долгую счастливую жизнь он представлял себе совсем иначе.       А кроме того, была еще Грейнджер… Тут он несильно ударил лошадь пятками по бокам, понуждая её прибавить шага, и вынужденно отвлекся на то, чтобы удержаться в седле. Они уезжали все дальше и дальше от мэнора, то объезжая лес по опушке, то углубляясь в него, следуя вдоль звериных троп, и наконец выбрались к самым высоким холмам, над которыми уже зажигались первые звезды. Здесь Малфой и провел следующие несколько часов, в тишине, которую лишь дополняли звуки ночного леса, отыскивая на небосводе знакомые с детства контуры созвездий и полностью отрешившись от той реальности, что постоянно требовала от него чего-то и никак не желала оставить в покое.       Когда он вернулся, мэнор уже давно крепко спал. Расседлав уставшую лошадь и вернув её в конюшню, Драко тихо, чтобы никого не потревожить, прокрался на кухню, соорудив себе нехитрый ужин из хлеба, сыра, холодного мяса да огромной кружки горячего чаю, и так же осторожно поднялся к себе. Он мог бы, конечно, поесть и на кухне, но вспомнил о кудрявой ведьме наверху – и кусок в горло не полез. Вдруг Кэри не принес ей ужин – ведь он давал приказ эльфу только касательно обеда, не рассчитывая вернуться так поздно? Вдруг она так и сидит там весь день, голодная?.. Подталкиваемый в спину угрызениями совести и чувством вины, он прибавил шагу – но, как выяснилось, совершенно напрасно.       Грейнджер спала.       Свернувшись клубком на его половине кровати, обняв его подушку, которая, видимо, заменяла ей его самого, и самое главное – снова в его рубашке, на этот раз черной. Ну конечно, про пижаму для неё он не подумал, так что, собственно, сам виноват.       Стараясь не шуметь, парень устроился с едой за столом, заняв такую позицию, с которой открывался лучший обзор на спящую девушку. Разглядывать там было особо нечего – разве что кокон из одеяла да россыпь каштановых кудрей, но все его мысли все равно устремились к ней. Те самые мысли, что он гнал от себя часами, сейчас настигли его стаей голодных псов, разрывая разум и душу на части.       Грейнджер не обманула его: лично он практически ничем не рисковал, даже если бы согласился ввязаться в эту авантюру. Он мог сбежать из Англии прямо завтра, а мог остаться и помочь ей. С каждым потраченным днем его возможности ухудшались, но, тем не менее, оставались в рамках приемлемых, однако для Люциуса и Нарциссы каждый день промедления мог стать роковым. У него был выбор, и на этот раз выбирать он мог не из вариантов собственной смерти.       В отличие от неё.       Грейнджер не солгала и в другом. Все её слова о том, что он теперь – её жизнь, её единственная судьба, оказались правдивы, и даже слишком. Малфой, вне всяких сомнений, предпочел бы, чтобы в этих формулировках было меньше правды и больше обычного романтического пафоса, но увы, она выражалась буквально. И он, черт побери, все еще отлично помнил, что такое – знать, что Гермиона Грейнджер скоро умрет. Он успел попрощаться с ней тогда, в девяносто восьмом, когда молился всем богам, умоляя только об одном – чтобы тетка или Темный лорд убили её до того, как свои лапы и не только протянет к девушке Сивый. Они каким-то чудом сбежали, и она спаслась – но для Драко уже не воскресла, и он до сих пор, проходя через ту самую комнату, хоть и отремонтированную начисто, он видел на самом краю зрения её мертвое, безжизненное тело и слышал крик, который мог стать последним.       И вот теперь судьба будто дала ему второй шанс, и на этот раз ему снова нужно выбирать между нею и своей семьей. И, казалось бы, ответ был очевиден: он уже узнал горькое послевкусие одного варианта, так не пора ли испробовать второй?.. Тем более, что, чем Мерлин не шутит, вдруг у них и вправду все получится, и тогда все останутся живы…       Но был в этом всем еще один нюанс, который переворачивал для него все, заставляя искать оправдания бегству, а не причины остаться.       Грейнджер.       Все дело было в ней, всегда только в ней. Поглощенная идеей о спасении мира, она не замечала – а может, не желала замечать того, что самому Малфою бросилось в глаза сразу же.       Их судьбы в том варианте, к которому она так стремилась, сплетались тесно – так тесно, что, казалось, сливались в одну. Так же, как у Поттера с его Уизлеттой. Как у его отца и матери. Так, будто то, что они сделают, повяжет их навсегда, сделает одним целым, заставит прорасти друг в друга и остаться вместе, несмотря ни на что.       Конечно же, Грейнджер на это наплевать. Она взойдет на костер без раздумий, если будет знать, что это спасет хотя бы одну жизнь, что уж говорить о тысячах, сотнях тысяч, миллионах?.. Связать свою жизнь навечно с Драко Малфоем, которого она терпеть не могла – и не очень-то поменяла свое мнение? Да хоть сотню раз! Тем более, если выбор стоит между ним и спасением всего мира. Она и глазом не моргнет, примет свою судьбу, как должное: надо - значит, надо.       Его же ответ не был столь однозначным. Не только чем-то помочь и что-то там совершить, но и соединить себя до конца дней с той, для кого он – только жертва? Стать её жизнью – потому что иначе она умрет? Быть для неё особенным лишь потому, что нелепые случайности привели её именно к нему? С тем же успехом на его месте мог оказаться кто угодно – Поттер, Уизел, Нотт, да даже Гойл – и Грейнджер было бы все равно. Её цели неизмеримо выше, а все, кто попадется ей на этом пути, станут лишь камешками, ступеньками, на которые она обопрется на пути к вершине. Хотел ли он такой судьбы для себя? Да никогда!.. Стоила ли его гордость и самолюбие её жизни? Скорее нет, чем да. А если вспомнить о том, что не только её жизнь поставлена на карту, но и многие, многие другие... И все же что-то мешало Малфою признать вроде бы очевидное. Он не мог просто так согласиться с тем, что у него фактически не было выбора - ведь был, был этот выбор, он своими глазами видел развилки собственной судьбы! И он не должен ничего ни Грейнджер, ни волшебному миру - никому вообще, кроме, может быть, матери и отца. Так отчего же правильное с этической точки зрения решение казалось таким вопиюще неправильным, неприемлемым для него самого?..       Так и не найдя никаких ответов на свои вопросы, блондин принял душ и улегся, наконец, в постель – благоразумно сочтя, что раз уж Грейнджер оккупировала и его половину, и его подушку, ничто не мешает ему занять место, отведенное ей.       Уснуть он долго не мог и все ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее. Наконец сдавшись, Драко повернулся к чертовой ведьме, притянул её к себе под бок, зарылся носом в каштановые кудри – и очень быстро провалился в спокойный, глубокий сон.       Следующее утро ничем не отличалось от двух предыдущих, и у Малфоя мелькнула ассоциация с маггловским фильмом, который он посмотрел с полгода назад – и он не был уверен, что проведенная параллель ему понравилась.       Выбравшись из-под Грейнджер, которая упрямо предпочитала его подушкам – с каждым разом у него получалось все лучше и лучше, - Малфой взглянул на часы и решил поторопиться. Мать наверняка недовольна тем, что он пропустил вчера ужин, а значит, стоило в виде извинений явиться хотя бы к завтраку.       У него еще оставалось немного времени, и Драко быстро развернул и просмотрел свежий "Пророк". Он ожидал самых плохих новостей - очередного убийства, или решения Визенгамота о пересмотре амнистий и судебных решений, или сообщений о тотальных проверках и обысках в домах волшебников... Но, вопреки его ожиданиям, в газетах ничего интересного не оказалось, лишь большая пространная статья, вся суть которой сводилась к тому, что никто ничего не знает, но при этом до такой степени напичканная намеками и недомолвками, что после прочтения оставалось липкое чувство тревоги и страха. Однако, как оказалось, новостей ему стоило ожидать вовсе не из газет. -      Ты вчера не явился к ужину, - недовольным тоном констатировал очевидный факт Люциус, стоило парню только войти в столовую и опуститься на свое место. -      Я уезжал на прогулку. Не заметил, как уехал слишком далеко, и вернулся уже поздно, - сдержанно ответил Драко. -      Если ты забыл, ты – волшебник! - раздраженно фыркнул Люциус, которого безмерно злила недавно появившаяся тяга сына ко всему маггловскому, что совершенно не пристало, по его мнению, волшебнику его происхождения и статуса. - Помнится, когда-то ты умел трансгрессировать. -      Я и сейчас умею, - не повел и бровью Драко. - Вот только лошадь – нет. -      Ты мог бы оставить эту бесполезную клячу… - начал было заводиться отец, но Нарцисса мягко накрыла его руку своей, призывая к благоразумию. - Вчерашний ужин был очень важен для нас, поскольку к нам присоединились Паркинсоны, Булстроуды и Гринграссы. -      Раньше ты не считал их очень уж важными птицами, - криво усмехнулся парень. - Особенно Булстроудов. -      Многое изменилось, - холодно парировал Люциус. - И близок тот момент, когда все может измениться вновь. Несколько чистокровных семей решили объединиться, создать коалицию, которая сможет потребовать ответов от Министерства и взять под контроль ситуацию, если Бруствер вместе со своим цепным щенком сорвутся с поводка. И нам предложили присоединиться. -      Как мило, что о нас вспомнили! И как вовремя - как раз когда не хватает разменных фигур, которыми в случае чего можно пожертвовать и откупиться от Министерства! И что же, они готовы закрыть глаза на наши прошлые заслуги? - ехидно поинтересовался Драко. -      Мы с твоей матерью сделали все возможное, чтобы убедить их в том, что мы сделали из ошибок прошлого соответствующие выводы. И, если бы ты соизволил быть здесь вчера вместо того, чтобы как какой-то маггл… -      Люциус! - не выдержав, оборвала его Нарцисса, и Малфой-старший как-то сразу сник. - Они хотят гарантий, сынок, - ласково продолжила мать. - Для нашей семьи это шанс вернуть все – положение, репутацию, статус. Но мы с твоим отцом не хотим, чтобы ты считал, что мы не оставляем тебе выбора. Разумеется, последнее слово за тобой, и мы особо подчеркнули это. -      Последнее слово в чем?.. - изогнул бровь Драко, заметив колебания и нерешительность матери, что не предвещало ничего хорошего. -      В выборе невесты, - прямо заявил Люциус, который, в отличие от жены, не видел в ситуации ничего такого. - Пэнси Паркинсон, Астория или Дафна Гринграсс либо Милисента Булстроуд. Ты можешь остановить свой выбор на любой из них, и это станет достаточным подтверждением серьезности наших намерений.       Драко на мгновение замер, но затем продолжил тщательно пережевывать бекон, который неосмотрительно сунул в рот секунду назад. Старательно измолов его челюстями в пыль, он проглотил несчастный кусок, не чувствуя вкуса, а затем поднял чашку с кофе и сделал маленький, аккуратный глоток. Затем опустил её на блюдечко, не издав при этом ни звука. Все это время за столом царила тишина, а мать с отцом смотрели на него: одна – с надеждой и просительно, второй же – выжидательно и требовательно. -      И тебя даже не смущает тот факт, что Милисента – полукровка? - поинтересовался Драко. -      Времена, как я уже сказал, меняются, - поморщился Люциус. - Чистоты твоей крови достанет на вас обоих. -      Салазар, как низко ты пал, отец! - презрительно скривился юноша. - Готов на все, даже отдать собственного сына в заложники, лишь бы в очередной раз взобраться по чужим спинам повыше. -      Я делаю это для нашей семьи! - вспылил Люциус. - Ради твоей матери, ради твоего будущего!.. -      Моего будущего? - усмехнулся Драко, а потом расхохотался. - Отец, ты понятия не имеешь о том, что всех нас ждет в будущем. И поверь, совершенно неважно, женюсь ли я на одной из них или сразу на всех четверых. -      Драко, это не предмет для шуток! - окончательно вышел из себя Малфой-старший. - У тебя есть время до вечера. Если за ужином ты не сообщишь мне имя своей невесты, я выберу сам. -      Вот сам на ней и женись! Хоть раз пожертвуй чем-нибудь сам, а не решай свои проблемы за счет других! - не остался в долгу младший, встал, отвесил легкий полупоклон матери и вышел прочь.       Внутри него все клокотало от ярости. Снова всё пытаются решить за него – всё и решительно все! Какая к черту его собственная судьба, если её рвут на части, перетягивая в разные стороны, как бешеные собаки, упорно не желая понимать, что он человек, живой человек, со своими желаниями и стремлениями! Не герой, не спаситель мира, не папин билет в высшее общество, василиск их всех сожри! А просто парень, человек, и пусть лучше он будет просто Дрейком Мэлфи, до которого никому нет никакого дела, чем вот это вот все!..       Он не мог вернуться к себе, не мог остаться в доме, ему некуда было идти и некому выговориться. У него не было ни друзей, ни близких – никого, лишь те, кто хотели использовать его в своих целях. И если с кем-то это было взаимно – как, например, с Тео и Блейзом, - то все остальные обращались с ним как с чертовой марионеткой, безвольной игрушкой, куклой, которую можно вертеть, как им угодно, а потом пойти и купить новую, если сломается.       Ему было больно, больно и горько, как никогда.       Совершенно потерявшись в круговерти мира, не понимая, что хорошо и что плохо, что он должен делать и куда намерен идти, Малфой, не особенно отдавая себе отчет в своих действиях, вышел за ворота мэнора и трансгрессировал прочь.