Вероятности

      Малфой ушел, хлопнув дверью и даже не взглянув в её сторону. Через полчаса в комнате появился Кэри, который принес еду для Гермионы, а еще чуть позже – стопку книг из библиотеки, в которых упоминалась Кассандра Трелони, и она с радостью от того, что может на что-то отвлечься, погрузилась в них с головой, пытаясь отыскать в них хоть что-то о детстве и юности прославленной провидицы.       Если верить карте, нужное им пророчество Кассандра произнесла, когда ей было девять лет – а значит, это было еще до того, как она попала в Хогвартс.       Глаза гриффиндорки скользили по строчкам, не находя в них ничего интересного, но мысли её были далеки от прорицательницы. Хотя это был совсем не первый их физический контакт с Малфоем, да и не первое его признание того, что его тянет к ней физически – его настойчивые, требовательные поцелуи ошеломили её, выбив почву из-под ног и воздух из легких. Гермиона запуталась в себе, в нем, не понимая ни своих реакций, ни его мотивов. Малфой был скользким и изменчивым, как никто в её жизни. Только-только девушке удавалось присмотреться к нему, только начинало казаться, что она что-то узнала о нем, что-то поняла – как мгновение спустя он поворачивался к ней совершенно новым лицом, другой стороной – и сколько у него было этих лиц и сторон, она уже не знала. Она видела и заботливого, внимательного Малфоя, и Малфоя – труса и эгоиста, видела его боль и его гнев, видела избалованным засранцем, блестящим светским аристократом и отважным, безрассудно храбрым бойцом. Видела слабым и умирающим, страстным и нежным, циничным и отстраненно-холодным. Видела и простого парня, стремящегося сбросить с плеч гнет ожиданий и предубеждений, видела и почти сломленного обстоятельствами и собственными ошибками мальчика. Кто из них был настоящим?.. А может, все они были, и все это был он – многоликий, многогранный, словно зеркальный лабиринт, сотканный из обманов и ловушек, и все же реальный и осязаемый?.. Чему из увиденного можно верить? Чему доверять? Гермиона не знала, и это совершенно сбивало её с толку. Все люди, которых она встречала раньше, были просты и понятны. Не то чтобы примитивны, нет, и у каждого были свои секреты и скелеты в шкафах, но он… Он был словно одной из литографий Эшера, в которых все не то, чем кажется, и она сама не знала, почему, но ей хотелось всмотреться ближе, внимательнее, чтобы наконец разобраться, как это работает, в чем фокус, и что же все-таки так ловко обманывает её: картина или же собственное зрение.       Малфой разозлился и ушел. Но что его так рассердило? Её отказ? Упоминание его невесты? Или что-то еще, что-то, чего она не поняла, не уловила, не заметила? Если бы только можно было бы влезть в его голову и хорошенько покопаться там… Или напоить веритасерумом и задать вопросы, от которых уже пухла голова.       Отложив очередную книгу, на которой она так и не смогла сосредоточиться, Гермиона вновь подошла к книжным полкам, будто надеялась, что на этот раз книги поведают ей хотя бы часть его секретов. Но они оставались безмолвны и неподвижны – впрочем, как и в любой другой день. Не дал ответов и платяной шкаф, в котором были все те же вещи, часть из которых она даже носила. Перед тем, как выдвинуть верхний ящик его письменного стола, она на мгновение заколебалась, понимая, что то, что она собирается сделать – нечестно, неправильно, запретно. Да, ей уже приходилось без разрешения вторгаться в личное пространство Малфоя, но тогда она делала это, чтобы найти зацепку, нащупать хоть какой-то путь. Теперь же было совсем другое - она нахально, бесцеремонно лезла в его вещи, его жизнь, его голову, иными словами, собиралась сделать именно то, в чем он её упрекнул. Но любопытство и какая-то почти болезненная потребность узнать о невыносимом блондине хоть что-то наверняка, подталкивала её в спину – и, украдкой оглянувшись, Гермиона решилась. Она не собиралась копаться в его вещах или что-то разнюхивать, но отчаянно желала найти хоть что-то - какую-то точку опоры, на которой можно было бы выстроить складную картину, какой-то ключик к нему, его характеру, его личности.       Впрочем, ничего подходящего на эту роль в ящике не оказалось. Папка с какими-то договорами, несколько финансовых отчетов, визитница с россыпью карточек в ней – то, что, по-видимому, относилось к его делам в маггловском мире, и в чем она очевидно не разбиралась.       Не одарил её ответами и следующий ящик, в котором было несколько конспектов, оставшихся, по-видимому, еще с обучения в Хогвартсе, свиток с экзаменационными билетами по истории магии да несколько эссе по зельеварению с отметками Снейпа – этот почерк гриффиндорка знала уже очень хорошо.       Оставался только последний, третий ящик – и она уже почти уступила разгоравшемуся все ярче чувству стыда за себя и свое поведение, но тот внезапно оказался запертым. Несколько раз дернув за ручку и убедившись, что дело в чарах, а не в заклинивших направляющих, к примеру, Гермиона навела на ящик волшебную палочку и тихо прошептала “Алохомора! “.       Ничего не произошло.       Стыд был позабыт; её с головой захватил азарт. Она попробовала несколько отпирающих заклинаний посложнее – с тем же результатом. Прошло не меньше часа, когда остался один, последний вариант: кровная защита. Гермиона отдавала себе отчет, что её настойчивость переходит все границы простого и невинного любопытства, но остановиться уже не могла. Уверенность в том, что необходимые ей ответы спрятаны именно здесь, в этом проклятом ящике, крепла с каждой минутой, и она уверилась в своих подозрениях окончательно, когда вспомнила, что её палочку, её собственную, потерянную палочку Малфой достал именно отсюда, из этого самого ящика.       Миска с водой, которой она обмывала раны Драко, все еще стояла у кровати, и вода была темно-красной от количества крови, растворенной в ней. Не без труда заткнув вопившую во весь голос совесть, Гермиона окунула руку в эту багряную воду и провела пальцами по поверхности ящика, оставляя на нем мокрую, темную полосу.       Раздался тихий, едва уловимый для слуха щелчок. Она осторожно потянула ручку на себя – и обомлела, стоило содержимому открыться её взгляду.       Она.       С каждого листочка смотрела она.       Она, едва заметная из-за широких плеч Гарри и Рона на вокзале Кингс-Кросс.       Она, с милой улыбкой отвечающая на вопросы журналистов в атриуме Министерства.       Она и Рон, снятые со спины так, что казалось, будто они целуются.       Снова она и Рон, улыбающиеся и держащиеся за руки – объявление об их помолвке.       И опять они, в атриуме – и новость об их разрыве.       И снова она – в черном вечернем платье на том самом приеме.       Последняя колдография явно появилась здесь уже после того, как она свалилась на голову Малфою в почти буквальном смысле – и все же он и её вырезал и зачем-то сохранил.       Гермиона дрожащими руками торопливо поднимала один листок за другим, но, дойдя до вырезки, где они втроем с Гарри и Роном, стояли в атриуме летом девяносто восьмого, всего через месяц после победы, резко сдвинула стопку обратно – и поспешно захлопнула ящик, будто ничего не было. Почти бегом метнулась в ванную, вылила всю воду из миски и вымыла её, тщательно оттирая, чтобы не оставить себе ни малейшего шанса на повторение. Ополоснула лицо холодной водой в жалкой попытке унять пылавшие огнем щеки. Вернулась в комнату, желая успокоиться и обдумать то, что узнала – но мысли разлетались, точно вспугнутая стая птиц, а взгляд как магнитом все время притягивал проклятый ящик.       Господиблядскийбоже, зачем только она туда полезла?! Что все это значило? А главное – как теперь смотреть в глаза Малфою, зная, что… а что, собственно говоря, она знала? Что он следил за ней все это время? Что наблюдал за ней как минимум в последний год, а может, и раньше?.. Но зачем?! Почему?       Вместо ответов, на которые она рассчитывала, так нагло вторгаясь в личную жизнь парня, она получила лишь новые вопросы – бесконечные, сбивающие с толку, оглушающие сознание вопросы, на которые не мог дать ответа никто, кроме него – и которые она знала, что теперь ни за что не посмеет ему задать.       Драко был зол.       Он чувствовал, как гнев огнем растекается по его венам, сжигая заживо, и с трудом сдерживал себя от того, чтобы излить его на ту, кто являлась его причиной.       Но что он мог сказать?..       Стоило ему хотя бы на мгновение об этом задуматься, как все слова, вертевшиеся на кончике языка, казались глупыми и бессмысленными, а сам он – жалким и никчемным.       Малфой и сам не знал, почему не мог сказать Грейнджер о том, что согласился на помолвку только потому, что точно знал из её карты вероятности, что никакая свадьба с Асторией ему не грозит. Что Астория ему не нужна. Что ему вообще никто не нужен, кроме неё.       Что она могла бы ответить? Рассмеяться ему в лицо? Вежливо улыбнуться и сказать: “Прости, но мы даже не друзья”? Или еще лучше: “Мне очень жаль, что я разбила тебе сердце, давай не будем усложнять”? Один вариант был лучше другого, Малфой прямо терялся, что бы ему предпочесть, если бы вдруг и вправду ему представилась возможность выбора – все такое обнадеживающее!..       Не зная, чем себя занять, он спустился в библиотеку и отобрал несколько книг, в которых могла бы содержаться информация о Трелони – и передал их Грейнджер с домовиком, совершенно ясно отдавая себе отчет в том, что пока не готов её видеть.       Разнообразия ради Драко решил побыть примерным сыном и пообедал с родителями, в течение почти полутора часов выслушивая довольно однообразные нотации, предостережения и нравоучения в свой адрес на два голоса – и даже пообещал пригласить Асторию на свидание или послать цветы, чтобы от него наконец отстали.       Заняться после обеда было решительно нечем, поэтому парень решил сразу же выполнить хотя бы одно из данных обещаний – тоже для разнообразия. Трансгрессировать он не рискнул, но перемещение через камин показалось ему вполне безопасным, и, недолго думая, Малфой бросил в очаг горсть летучего пороха и перенесся в “Дырявый котел”.       Задерживаться там он не стал – одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что за прошедшие с его последнего визита полтора века это заведение не стало привлекательнее – скорее уж наоборот. Поймав на себе несколько враждебных и с десяток презрительных взглядов, блондин быстрым шагом прошел вдоль Косого переулка к маленькой цветочной лавке. Золото все еще оставалось золотом, а потому вопрос с доставкой самого дорогого и роскошного букета в поместье Гринграссов не отнял у него и десяти минут, и очень скоро парень вышел обратно на улицу, понятия не имея, куда ему податься теперь. Возвращаться в мэнор, а значит – к Грейнджер, совершенно не хотелось, и ноги понесли его туда, где он давно привык прятаться от всех проблем и сложностей: в маггловский Лондон.       Здесь все было просто; все тревоги остались там, за дверью “Дырявого котла”, а здесь все было как будто заново, как будто не с ним. Среди магглов Драко мог быть кем угодно – и даже просто никем, одним из расплывчатых лиц в толпе, просто прохожим, просто одним из – и ничем большим.       Однако на этот раз переход невидимой границы миров не принес ему желанной свободы и легкости. Какое-то время он бездумно слонялся по улицам, не задумываясь, куда и зачем идет, а потом ноги сами принесли его в небольшой паб – такой же, как множество других. Деревянные столы, десятки сортов пива и бесконечный футбол – просто безликий паб для безликого незнакомца, именно то, что было нужно ему сейчас. Ирландский виски, который Малфой неизменно предпочитал шотландскому, лед и ломтик лимона – тот же вкус, как и в любом другом заведении, и в этой неизменности и предсказуемости было что-то обыденное, стабильное, приземленное – такое же, как одни и те же разговоры магглов вокруг, похожие до неразличимости лица и вечный футбол по телевизору.       Подсевшая за стойку рядом с ним девушка тоже не была чем-то из ряда вон выходящим: он был привлекательным, а правила этого мира не относили женскую инициативу к чему-то предосудительному. Она заказала коктейль, он – еще виски, и вечер покатился по знакомой колее, по всем известному сценарию, повторяющемуся снова и снова, каждый вечер в каждом баре почти в любой точке мира. Фразы были заранее известны, улыбки – заготовлены, намеки – прозрачны, и Малфой почти не удивился, обнаружив себя через пару часов, жарко целующим новую подружку, имя которой он уже успел позабыть, в крохотной и тесной прихожей, заваленной каким-то барахлом.       Осуждающий карий взгляд горел под его закрытыми веками, и он хотел, жаждал – нет, отчаянно нуждался в том, чтобы прогнать его прочь из своей головы, выбросить, вытеснить, оставив лишь гулкую пустоту, но с каждой минутой преследующий его призрак становился все ярче, все отчетливей, отравляя физические ощущения странной, непонятной ему горечью и ноющей болью, которая не утихала, но становилась лишь острее. Драко окинул взглядом уже почти раздетую и готовую ко всему девушку перед собой – и понял, что не сможет. Как бы сильно ни хотел он забыться, сбросить накопившееся напряжение, доказать что-то самому себе – это было не то.       Пробормотав невнятные извинения, Малфой поспешно натянул брюки обратно и позорно ретировался, сопровождаемый весьма эмоциональными высказываниями в не самых приличных выражениях – но ему было наплевать.       Желтая машина такси доставила его к “Дырявому котлу”, двери которого красноречивее слов говорили о том, что, как бы он ни старался убежать от своей собственной жизни – все равно рано или поздно настанет момент, когда придется вернуться.       Мэнор встретил его тусклым светом негаснущих свечей и сонной, тягучей тишиной. Драко добрался до ближайшей гостевой спальни и рухнул в кровать, не раздеваясь, полностью вымотанный своей неудачной попыткой побега. Постель была пустой и холодной без Грейнджер, которой не было рядом, но которая, несмотря на это, заполняла все его мысли до самого горлышка, но, измученный физической слабостью, трудным днем и алкоголем, он все же в конце концов уснул – прижимая к себе подушку, которая совсем не пахла ею.