Вероятности

      Утро начиналось не менее прекрасно, чем ночь.       Драко разбудили легкие, как перышко, касания тонких пальчиков, убиравших с его лица разметавшиеся длинные пряди. Следующие полчаса он посвятил тому, чтобы попробовать на вкус каждый сантиметр её кожи, не прикрытый очередной его рубашкой. Эта рубашка была той границей, которую он сам себе пообещал не переходить – и потому поспешно накрыл её руку своей, когда эта чертова ведьма сама потянулась, чтобы расстегнуть пуговицы. -      Грейнджер, позволь спросить, что ты делаешь? - поинтересовался Малфой, крепко удерживая её ладонь. -      Ну… она мне мешает, - лукаво улыбнулась она, глядя на него из-под ресниц, но потом улыбка вдруг исчезла, а лицо посерьезнело. - Послушай, я думала о том, что ты вчера сказал. И я ценю это, правда. Но сейчас у нас нет времени на свидания, Драко. И ты не можешь сейчас разорвать помолвку, не объяснив причин – а я ведь все еще считаюсь пропавшей, и мы не готовы к тому, чтобы я вернулась. А я не хочу ждать.       Малфой отвел глаза в сторону – растрепанная, порозовевшая, с припухшими от поцелуев губами и растрепанными кудрями Грейнджер была чудо как хороша, и одним своим видом заставляла все мысли в его голове разлетаться вспугнутыми птицами, а сейчас он отчаянно нуждался в том, чтобы трезво обдумать её слова и не допустить ошибки. -      Скажи мне, что твое нетерпение никак не связано с тем, что пророчество, возможно, говорит о том, что ребенок чистокровного и магглорожденной спасет этот чертов мир, - наконец выдавил он, по-прежнему не глядя на неё. - Скажи мне это, Грейнджер, и все будет так, как ты хочешь. -      Драко, я… - начала было Гермиона, но не смогла заставить себя солгать – пусть даже отчасти, и замолчала.       Каждое мгновение тишины молоточком било по оголенным нервам, и с каждым ударом паутина уродливых трещин становилась все плотнее, все гуще, грозя превратить хрупкое стекло его самообладания в мелкое крошево.       Она молчала, и он падал, стремительно падал со сверкающей вершины своего счастья – такого глупого, наивного счастья!.. – вниз, в одно сплошное ничто и ничего. На глаза навернулись злые слезы, и Драко сжал зубы изо всех сил, чтобы не дать им пролиться. Унижения в это проклятое утро и так хватало с головой. -      Грейнджер, уйди, пожалуйста, - процедил он, чувствуя, как все тело начинает мелко вибрировать от напряжения. -      Подожди!.. - воскликнула она, еще не до конца осознав, что произошло, но понимая каким-то шестым чувством, что сделала что-то ужасное, что-то непростительное. -      Ты просила, чтобы я не сливал на тебя свои эмоции, - медленно, дыша через нос, проговорил Малфой. - Так уйди сейчас же! - он не выдержал и сорвался на крик. Страшный, пробирающий до глубины души. -      Нет, - Гермиона решительно сжала губы. - Я не хочу уходить. -      А чего ты хочешь, чертова дура?! - взорвался он. - Опять героически пожертвовать собой?! Закрыть глаза и перетерпеть, пока я тебя насилую, во имя великой цели?! Этого ты хочешь?! -      Все не так, Малфой! - закричала Гермиона в ответ, вовлекаясь вслед за ним в размалывающий все водоворот обоюдной истерики. - Зачем ты так говоришь?! Зачем эти… эти гадкие, гадкие слова? -      А что тебя не устраивает в моих словах? - ощерился Драко. - Или ты не знаешь, что сексом называют только то, что происходит по обоюдному желанию и согласию, а все прочее – это насилие? Не имеет значения, какой ценой – за пару галлеонов или светлое будущее, если ты не хочешь меня, моих губ, моих рук, моего члена – это в лучшем случае проституция, дорогая моя. Хотя в твоем случае – добровольное согласие на изнасилование, что еще хуже. -      Ты передергиваешь, Малфой! Ты же сам хотел, сам предлагал, намекал – а теперь, когда я согласилась, переворачиваешь все с ног на голову! Что изменилось?! Какая разница, почему я хочу этого именно сейчас – я же хочу, я же согласна! Если и вправду пророчество о нас, если мы можем остановить все это безумие – почему ты теперь не хочешь, зачем все так усложняешь?! -      Да потому что я люблю тебя, идиотка! - рявкнул Драко, и выбрался из обманчиво мягкой постели. - И мне не нужны твои жертвы во имя чего бы там не было! Я, блядь, просто хочу, чтобы ты была счастлива!       Гермиона уставилась на него широко распахнутыми глазами, открывая и закрывая рот, точно вытащенная на берег рыба. -      Какая любовь, Малфой, что ты несешь!.. - растерянно возразила она. - Мы и двух недель вместе не провели, ты ничего обо мне не знаешь… -      Две недели? - криво усмехнулся он. - Серьезно? Как у тебя все просто, Грейнджер!..       С этими словами он, не церемонясь, взмахом палочки полоснул по ладони, и одним рывком выдрал из стола тот самый третий ящик и швырнул ей под ноги. Газетные вырезки взметнулись в воздух и осенними листьями осыпались на пол, а сверху, плавно фланируя, опустилась неширокая бархатная темно-розовая лента.       Гермиона подползла к ней и прикоснулась кончиками пальцев, не решаясь взять в руки – но она узнала её и без этого. Лента, её розовая лента, опоясывавшая её талию на Святочном балу… -      Почему… почему ты хранил все это, Драко? - она подняла к нему растерянное лицо и задала наконец вопрос, не дававший ей покоя все последние дни. - Зачем? -      Просто так, - он развел в стороны руки, с одной из которых на пол капала кровь, на что он не обращал ни малейшего внимания. - Поверишь, Грейнджер? А может, потому, что, когда я просыпался среди ночи от кошмаров, в которых ты снова и снова умирала здесь, в мэноре, у меня на глазах – эти газеты были моим единственным лекарством. Стоило посмотреть на них, чтобы убедиться, что все это – только сон. Ты выжила и продолжаешь жить. Пусть не Чарити Бербидж, не Дамблдор, не многие другие... но хотя бы ты. Или может, просто не мог выбросить газету, с которой на меня смотрело твое лицо. Не мог заставить себя не читать все, что о тебе писали. Не мог не… да неважно. Я ни черта не понимал, пока ты не свалилась мне на голову из этого проклятого камина. Пока не увидел тебя там, на балу в мэноре, танцующей с Крассиусом. Да какая разница вообще? Что бы я там к тебе ни чувствовал, это не дает тебе права просто использовать меня, как тупой инструмент! Нельзя давать человеку надежду, какие бы высокие цели у тебя ни были, пойми, Грейнджер! Так нельзя поступать! -      Да что я такого сделала?! - взвилась Гермиона. - Какая тебе разница, почему, если ты получишь то, что хотел?! Разве все не сложилось для тебя как нельзя лучше? -      Нет, Грейнджер, - он резко мотнул головой, закрывая глаза, чтобы не смотреть на неё. - Это, блядь, вообще не то, чего я хотел. Я хотел, чтобы ты выбрала меня не из-за пророчества, не из-за будущего, а из-за меня, понимаешь? Чтобы ты выбрала меня, несмотря ни на что, и пусть все горит Адским пламенем! Я хотел быть нужным тебе – не потому, что “ах как все удачно сложилось!”, а потому, что ты не можешь иначе! А так… так мне не нужно. -      Конечно, - фыркнула Гермиона. - Я, значит, должна света белого за тобой не видеть, а если не так – то ты и обойдешься, женишься на Астории или найдешь себе очередную подружку на ночь. Хороша любовь, Малфой! Что же это за любовь такая, раз она нужна только на твоих условиях?.. Снейп всю жизнь любит маму Гарри, и ты думаешь, он отказался бы от неё, если бы ему представился хоть малейший шанс? Ромео отказался бы от своей Джульетты, если бы ради мира в Вероне ему вручили бы её и сказали – вот, пожалуйста, женитесь? А… -      Хватит примеров, Грейнджер, - криво усмехнулся Драко. - Я и без того знаю, что я не идеал романтического возлюбленного, тоже мне новости. Да, я не такой, как Снейп, не Ромео, не прекрасный мистер Дарси, и я уж точно не тот человек, о котором ты мечтала. Я знаю. И любовь моя, может, не такая, какая тебе нужна – но это не значит, что я не люблю тебя так, как только способен. Как умею уж, и прости, что это не укладывается в твои представления об истинной любви – но другой у меня нет. И сам я другим не стану. И я не хочу, чтобы меня с моей глупой любовью выбросили, как старую, ненужную тряпку, когда окажется, что твой драгоценный мир вне опасности, или объявился новый пророк, который напророчит что-то там еще. -      Я не собиралась тебя выбрасывать… - затрясла головой Гермиона. - Что ты такое говоришь?.. -      Подумай, Грейнджер, - предложил он, - что будет, если все волшебное сообщество узнает о том, что золотая девочка, героиня войны, связалась с бывшим ПСом? Представь, как ты ведешь меня на дружескую встречу с Поттером и его Уизлеттой. В подробностях вообрази их перекошенные лица – и это будет только начало. Толпы журналистов покажутся тебе раем, когда вокруг тебя будет бесноваться толпа, требуя, чтобы публично раскаялась в своей ошибке и отреклась от порочащей тебя и весь Орден связи. Тебя свергнут с твоего сияющего пьедестала, а Бруствер лично вышибет тебя с работы, чтобы ты не бросала тень на его новое Министерство. И ты останешься одна, Грейнджер, без работы, поддержки, без друзей – у тебя буду только я. Тебе этого будет достаточно? Хватит ли тебе только жалкого, презираемого всеми Малфоя, которому только что не плюют в спину те, кого ты так отчаянно хочешь спасти? Ради великой цели ты вынесешь и это? Или же возненавидишь меня лютой ненавистью, особенно если окажется, что все эти жертвы были напрасными? Что все зря, ты неправильно поняла пророчество, потеряла все и осталась с человеком, которого ненавидишь? Это не говоря уже обо мне – повезет, если удастся спрятать родителей, а мэнор не спалят Адским огнем, как дом Ноттов. Я не хочу такого ни тебе, ни себе, Грейнджер. Если ты считаешь это эгоизмом – пусть так. -      Тогда чего же ты хочешь?.. - потерянно спросила Гермиона. - Вчера тебя все устраивало, чего же ты хочешь теперь?.. -      Подумай, Гермиона, - криво усмехнулся Малфой. - Ты же умная девочка. А лучше отправь сову Нотту или Флинту с вопросом, не встречаются ли они с какой-нибудь хорошенькой магглой. Тогда и думать ни о чем не придется. В конце концов, нельзя бесконечно тащить ответственность за весь магический мир на себе.       Он давно ушел, напоследок хлопнув дверью, а Гермиона еще долго сидела посреди огромной пустой кровати, усыпанной листками газетных вырезок с её лицом, в рубашке с его плеча и теребила в руках все такую же яркую, как пять лет назад, розовую бархатную ленту.