Loud voices calling for revenge Cold metal triggers on their fingertips The midnight streets are running red Bloody City, Bloody City, Bloody City
Высокий свод разносил общий гул по помещению. Бесконечно зацикленное эхо, вероятно, никогда не замолкало здесь: даже в ночное время суток шепот бодрствующих бунтарей, плач детей и негромкие планы тех, кого настигла бессонница, наполняли дом светлячков. Кейсо любовно огладила шероховатую поверхность настенного рисунка, пытаясь вообразить себе, каким красивым он, вероятно, был и каким красивым ему еще предстоит стать. Несмотря на довольно странную идею, ее поддержали многие, потому что ловкие мазки кистью местного художника были единственным напоминанием о близких, которых они потеряли. По скромному мнению самой Кейсо, эти лица стоило рисовать кровью тех, кто был повинен в смерти друзей. Но к счастью или нет, девушка повидала достаточно много крови на своем веку, чтобы продолжать подобную тенденцию и дальше. Не было ничего осуждающего в том, что на твоей душе лежит несколько отнятых жизней. Особенно, если тебе приходится выживать в вечном смраде иссиня-черного Зауна, особенно, если ты несешь ответственность за банду таких же забытых Богом бунтарей. Самым забавным было то, что к такой прослойке населения сама Кейсо относить себя не любила. Не потому, что это казалось ей зазорным, а по той простой причине, что даже на грязных улочках нижнего города некоторым все же удавалось расти с чистой душой. Девушка никогда не стремилась к тому, что имела сейчас, но миротворцы с блюдолизами из Пилтовера распорядились ее судьбой, а так же судьбами сотен детей Зауна иначе. Кейсо выживала, как могла, и даже детство, проведенное с беспризорниками нижнего города под руководством Бензо, казалось ей далеким беззаботным временем по сравнению с тем мраком, в который погрузился ее город после смерти Вандера. Выбирать не приходилось: сражайся или будь погребен рядом с десятками тех, кто не нашел в себе сил ощетиниться и вцепиться в жизнь мертвой хваткой. Идея светлячков пришла к ней внезапно, в один из тех вечеров, когда она, под боком с непоседливым Экко, которого не смогла оставить на произвол судьбы после смерти Бензо, пыталась выторговать в местной лавке хоть какое-то мизерное количество еды за свои допотопные механизмы. Тогда она, укутывая мальчишку в старый потертый плащ, впервые поверила, что их жизнь еще не потеряна. Среди смрада рыбных отходов и пробирающего до костей холода девушка ощутила, как едва заметное мерцающее тепло скользнуло по ее пальцам. Это самое тепло отогревало ее пару мгновений, пока не пролетело мимо, усаживаясь на прилавок отвратительного продавца, а затем вспыхнуло зеленоватым, — как убеждал ее Экко, — пламенем и поджог товары того. Кейсо еле сдержала смех, внутренне злорадствуя от того, что карма, так или иначе, настигает всех. В тот день ей удалось выцепить пару отвратных на вкус кусков вяленного мяса, но именно тогда в ее голове стала зарождаться идея создания сплоченной компании тех, кто не просто хочет выжить в переулках Зауна, но и готов бороться за свою жизнь и свободу до последнего. Экко воспринял эту идею с еще большим энтузиазмом, но даже несмотря на его слезные просьбы выбрать название самому, Кейсо лишь насмешливо отказывала. Мечты мальчишки о влиянии и силе среди нижнего города были понятны ей, но то, что она хотела создать, не должно было ассоциироваться с чистым насилием. — Как насчет светлячков? — спросила она в один из вечеров, когда они мостились под боком друг у друга возле импровизированного костра из горящих помоев. — Но ведь то насекомое называется еще и поджигателем! Почему именно светлячки? — насупился Экко. — Потому что люди, считающие, что у них есть какое-то преимущество над другими — плохие люди, Экко. Такие люди наполняют Пилтовер, такие люди окружают Силко, а мы будем другими, вот увидишь. Кейсо уткнулась пустым взглядом куда-то наверх: на звездное небо, на искры, улетающие ввысь от костра, и думала о том, когда же им выпадет шанс изменить свою жизнь. О ночлеге под крышей последние недели они и мечтать не могли, даже несмотря на сковывающий сознание страх, что Силко придет и за ними. Еще теплые, почти что горячие брызги крови, стекающие по стенам, тихий хрип единственного человека, приютившего у себя — все это отпечаталось в памяти ярким пятном, посещая Кейсо в любое мгновение, когда она, сморенная усталостью, прислонялась к наружной стене какого-нибудь борделя и дремала, не в силах более бодрствовать. И с каждым разом эти размытые сновидения пробуждали в ней то, от чего она усиленно отнекивалась: жестокость, от которой нельзя было ни сбежать, ни спрятаться. То, с чем жители Зауна рождались и что впитывали с молоком матери, то, что въедалось под кожу на грязных улицах, барах и переулках. Кейсо много лет пыталась сбежать от самой себя, глотая пыль дороги, стирая ноги и руки в кровь, защищая грудью тех, за кого взяла на себя смелость отвечать, но чем старше она становилась, тем более ясной мыслью приходило осознание: для тех, кто живет в Зауне, иной жизни быть не может, и пока ты не выбьешь для себя место под солнцем среди десятка других претендующих на него, у тебя не будет и шанса на то, чтобы существовать дальше. Девушка не желала вести постоянно растущую группу людей на опасные вылазки, не желала заставлять их бороться за свободу и справедливость, в которую и сама-то верила с трудом, но это было единственным способом выжить, оттого с каждым годом ее душа покрывалась все большим слоем копоти костров нижнего города. Со временем даже прежние мечты и неозвученные надежды стерлись под натиском суровой реальности: Кейсо повзрослела. Она наблюдала за тем, как некогда пригодный город для жизни становится одним сплошным притоном, в котором единственной востребованной дурью было мерцание Силко. Она наблюдала, как светлые дети Зауна, у которых могло быть большое будущее, в глазах которых она видела глубокую надежду, превращаются в сумасшедших подрывников. Прежние игры теперь казались не такими уж и смешными, а войнушки, в которые играло младшее поколение Экко, теперь вспоминались с тугим комом в горле. Кейсо помнила Паудер такой, какой она были при живой сестре, но, скрестив с ней клинки, пришлось прочувствовать на собственной шкуре, что даже светлые дети Зауна прогибаются под его давлением и становятся по разные стороны от баррикад. За спиной у девушки были не только ее знакомые и друзья, под ее защитой были целые семьи и дети, поэтому рано или поздно ей пришлось научиться принимать серьезные и взвешенные решения. Характер покрылся непробиваемой ощетинившейся стеной, а хладнокровный расчет и львиная доля жестокости, когда дело касается тех, кто причиняет ей вред, стали извечными спутниками в жизни. Иногда девушке казалось, что она скованный цепью пес, который выполняет свою работу смиренно, более того, даже рад ей, но стоит кому-то навредить тем, кто ей дорог — Кейсо понимала, что она бы это не спустила с рук. Светлячки создавались с целью выжить нескольким сплоченным людям, встретившимся меж темных проулков Зауна, но когда их количество перевалило за несколько десятков, лишь тогда девушка поняла, что стоит во главе людей, которые верят ей, а их доверие она подорвать не могла. Светлячки стали ее семьей, домом и смыслом жизни, чему она на самом деле была несказанно рада. Вместе у них открывались много возможностей и веры, что рано или поздно их противостояние Силко, длившееся последние годы, принесет свои плоды. Так и было бы, ведь в большой семье светлячков было немало одаренных и не глупых людей, готовых применить свои знания в нужное русло. Вот только миротворцы, вломившиеся в их импровизированную лабораторию и забравшие практически дело ее жизни, над которым они работали последний год, думали совершенно иначе. Тихие шаги, раздавшиеся из-за спины, мгновенно вывели девушку из раздумий, и она оторвала руку от шершавой поверхности стены, нервно потирая ладонь. Портрет Паудер был самым свежим. Кейсо долго отказывалась принимать тот факт, что та яркая девчонка, которую она помнила с юности, навсегда для них утеряна, но вернувшиеся еле живыми с очередного похода в злачные места города ребята, хорошенько подстреленные «дочерью» Силко, поставили точку в этом вопросе раз и навсегда. Даже Кейсо с ее нежеланием верить грязной правде поняла: Паудер больше нет. Вместо нее на игровое поле вышла новая фигура: мощная, хитрая и до одури сумасшедшая, что за последний год принесла им и так немало хлопот. Впрочем, хоть какая-то польза от нее все же была. Кейсо знала, что Силко позволяет Джинкс делать все, что вздумается: от ребяческих выходок до опасных посещений Пилтовера забавы ради. А светлячкам, в свою очередь, удалось устроить пару набегов на логово Силко. Откуда у синеволосой девчонки был артефакт верхнего города — она понятия не имела, но подозревала, что та стащила его во время одного из ранних визитов в Пилтовер. Кейсо так же была уверена в том, что именно энергия подобного кристалла и спровоцировала тот самый взрыв, унесший жизни Вандера, Вай и ее друзей, но об этом она старалась не думать, более того, свои догадки держала при себе. И на то была веская причина: недоработанное хекстековое ядро, а это было именно оно, как выяснилось позже, стало их надеждой на светлое будущее и спасение от цепких щупалец дури Силко. Кейсо не обладала врожденной силой и уверенностью в бою, честно говоря, она не могла припомнить ни единого случая, когда ей бы не доставалось в уличных потасовках: худощавое тело от вечного недостатка еды, слабые мышцы и хрупкие кости. Казалось, природа обделила ее во всем, но как оказалось, даже в таких ситуациях могут быть исключения. Передавшаяся от родителей и воспитанная Бензо любовь к мелким механизмам, безбашенным идеям, экспериментам, а так же нестандартный подход к созданию новых творений сыграли практически ключевую роль в жизни светлячков. Да, девушка не обладала теми физическими качествами, которые было бы неплохо заиметь для тех, кто считает себя защитниками свободы, но незаурядный ум нашел свое применение и здесь. Несмотря на то, что последние месяцы шли паршиво: проплаченные миротворцы, преследование головорезов Силко и моральное давление от некоторых светлячков — Кейсо была воодушевлена, как никогда. Хекстековый кристалл, неограненный и местами вырывающийся из-под контроля, обладал невероятной силой, которую они пытались использовать во благо. Ночи напролет Кейсо что-то собирала, паяла, прощупывала возможности необычного артефакта, заручившись поддержкой Экко и пары химиков, пока наконец не вышла на финальную прямую. В их руках был почти готовый инструмент, с помощью которого последствия мерцания можно было искоренить. Речь не шла о полном излечении или всемогущем лекарстве, но для тех людей, кто не желал более потакать Силко с его поганым наркотиком, но ничего не мог поделать против физической боли от ломки, которая могла привести к скоропостижной смерти, появился шанс на спасение. Мизерный, неточный, еще не идеально проверенный, но он был. Нескончаемая мощь ядра, которое само по себе было источником энергии, помогало преобразовывать мерцание, очищать его, и сама Кейсо считала это использование артефакта намного более полезным хексо-врат, которые Пилтовер считал чуть ли не самым святым, что существует в их жизни. Кого интересуют умирающие отбросы нижнего города, когда торговля с другими мирами и контрабанда оттуда же дает аристократичной прослойке населения такой процент прибыли, что хватит внукам до нескольких поколений? — Ты все думаешь о ней? Правильно ли мы сделали, что ее портрет красуется здесь? — Мне бы хотелось вернуться в то время, когда потеря Паудер была нашей главной проблемой, но сейчас раздумывать об этом — неслыханная роскошь, — громкие крики из общего зала на мгновение прервали ее голос, отчего та нахмурилась, чуть поворачивая голову в сторону. — Опять недовольства? — Кей, прошло две недели, — молодой мужской голос прозвучал слегка нервно, словно тот говорил о том, чего боялся сам. — А мы все бездействуем. Им нужно знать, нужно понимать, что мы не будем глотать все то дерьмо, которое подсовывает нам Пилтовер. — Ты прекрасно знаешь мое решение. Мне нужно было время, чтобы хорошо все обдумать и взвесить, и нужно было время наедине с собой, чтобы сообщить об этом остальным. — Нет, — парень замотал головой, упрямо поджимая губы, а затем развернул девушку лицом к себе и недовольно нахмурил брови. — Мы с тобой это обсудили, и я сказал тебе свое мнение: это плохой план. — Это единственный план. Ты забыл, сколькими нам пришлось пожертвовать, чтобы достать тот чертов камушек у Силко? А сколько труда, пота и слез было вложено в создание устройства, которое помогло бы нам отгородиться от козней самопровозглашенного правителя нижнего города? Если я с годами стала более мягкой, это совершенно не значит, что я не выйду на защиту своих светлячков: я создавала их из своей плоти и крови. Тихий вздох оповестил девушку, что собеседник, скрипя зубами, не нашел ничего в противовес таким тяжелым, но оттого не менее правдивым аргументам. Когда речь заходила о том, чтобы надрать задницу миротворцам и верхнему городу за их безнаказанность, парень становился на удивление сговорчивым, но безопасность светлячков, а тем более их предводителя волновала его не меньше, потому отчаяние, сквозившее в его голосе, выдавало с потрохами. — А ты все так же ставишь меня на место, словно я все еще восьмилетний мальчишка. — Ты для меня всегда останешься восьмилетним мальчишкой, Экко, — она в наставническом жесте потрепала его по волосам, и уголки ее губ дрогнули в улыбке. — В конце концов, я растила тебя практически с пеленок. Гул стал еще громче, и среди множества голосов и выкрикиваемых фраз девушка различила несколько особо громких, тут же сделав в голове пометку в списке потенциальных нарушителей самопровозглашенных законов их небольшой общины. С ее уст сорвался тихий вздох, и она решительно повернулась, быстрым шагом направляясь в зал общего сбора. Даже несмотря на лабиринтообразные коридоры, пройти сквозь помещения их дома она смогла бы и с закрытыми глазами. Чуть усмехнувшись на подобное сравнение, она хмыкнула своим мыслям и толкнула тяжелую дверь, сразу вливаясь в общую толпу. Разговоры тут же прекратились, оборвавшись на полуслове, и немой вопрос вперемешку с чувством притупленного стыда повис в воздухе, пока Кейсо шествовала к невысокому постаменту, слегка возвышающимся над остальными. Помедлив пару мгновений, девушка цокнула языком и раздраженно обернулась на пятках у самого возвышения: она не любила ни это место, ни то, что оно символизировало. Кейсо создала саму идею светлячков, но никогда не считала, что имеет право стоять выше остальных. Она оперлась спиной на подиум, так и поднявшись на него, и скрестила руки на груди, собираясь с мыслями. Прошло несколько минут в нервном ожидании, прежде чем она устало провела ладонью по лицу и подняла белесые глаза на толпу, ожидающую от нее хоть каких-то действий или слов. — Новость номер один: сегодня Силко попытается переправить через хекс-врата несколько тысяч литров мерцания, что, кстати говоря, является его личным рекордом, — прочистив горло, начала она, ощущая пару десятков впившихся в нее заинтересованных взглядов. — Но я хотела поговорить не об этом. — А о чем, черт возьми, можно еще разговаривать в такое время, когда мы только и делаем, что бездействуем?! — О том, Рико, кто мы есть и почему нам приходится жить так, как мы живем! Так что закрой свою пасть и послушай! — рыкнула та, но тут же осеклась, устало потирая глаза. Говорить для толпы она не любила, а тем более говорить то, что лежит на душе и не дает покоя, но контакт с друзьями начинал разрываться от ее затворничества, так что как такового выбора у нее не было. — Некоторые помнят, как все начиналось. Со смертью Вандера Заун погрузился в еще пущий беспросветный хаос. Я бы не хотела приурочивать этот день к его смерти, да и он бы не хотел, но выбирать нам не приходится, ребятки. Мы сплотились лишь тогда, когда потеряли все, и за последние годы создали нечто, о чем многие жители Зауна и мечтать не могли. Что ж, могу поспорить, что даже Пилтоверские аристократы пооткрывали бы свои накрашенные глазки в удивлении, — по толпе прошелся тихий смех, и она продолжила: — Мы прошли этот путь рука об руку, изучали новое вместе, делили последнюю крупицу хлеба, проживали радости и горе. Мы теряли близких на улицах Зауна, выигрывали мелкие сражения, но проигрывали войну Силко, и он подобрал под себя весь чертов город. Но каким бы Заун не стал — это наш с вами город, наш дом, который мы не имеем права покидать на произвол судьбы. Мы мирились с равнодушием Пилтовера слишком долго, мы не вступали с ними в конфликты и уважали даже тех миротворцев, которые целуют ноги Силко за лишний мешок монет. Вы все меня знаете и знаете очень хорошо. Вы те, кто начинал со мной этот путь, кто помогал мне взращивать светлячков из пепла и грязи. И вы прекрасно знаете, что мы выжили благодаря тому, что не мозолили глаза миротворцам слишком сильно. — Мы не обязаны пресмыкаться перед ними просто потому, что они позволяют нам выживать! — Верно, — вскинула голову девушка. — Не обязаны. Но и жертвовать вашими жизнями не в моем праве, и вы должны это понимать. Я никогда не приемлю насилия, если оно не является вынужденным, и мы все живем с этой философией. По залу прошелся недовольный ропот, но Кейсо вскинула руку, призывая к тишине. — Но, наверное, в погоне за попыткой сделать все идеально, спасти каждого и выжить среди двух огней в лице Силко и Пилтовера я забыла о том, кто мы. Я забыла о том, что мы создавались, чтобы быть свободными и бороться за эту свободу до последнего вздоха. Так что это не значит, что Пилтовер может приходить к нам домой, забирать наши вещи и оставаться при этом безнаказанными. Да, я не люблю насилия, но они ответят за это, можете мне поверить. Видимо, Пилтовер не в курсе, что происходит на улицах Зауна, как люди умирают посреди дороги от смрада и мерцания. Но это их не оправдывает. Вы должны знать, что при всем при этом, мы — не они. Мы не будем уподобляться им, не будем заставлять мирных жителей расплачиваться за грехи совета и миротворцев. — Тогда что еще нам остается? Что мы сможем предпринять, Кейсо? — Мы нанесем им удар в самое сердце, — тихо сказала девушка, задумчиво опустив глаза, и ее слова перекрыли громкие всплески и радостные вопли самых нетерпеливых. — Посмотрим, есть ли оно у них вообще. Общий гам и мельтешение заполонили общий зал, и все стали разбредаться по своим делам. Девушка прислушалась к тому, как несколько ребят направились в сторону их импровизированной оружейной с запасами того, что им с Экко удалось создать и модернизировать за последние годы. Кейсо довольно потянулась, расслабленно хмыкая — давненько она не выбиралась в верхний город.***
Металлический скрежет рассек воздух, и несколько парней чертыхнулись, едва не врезавшись в стены и так узкой трубы, когда мимо них пролетел Экко, придерживая Кейсо за спиной и лавируя между грязных потоков воды и своих братьев по оружию. Парень лишь хмыкнул на восторженное дыхание девушки за спиной. Он знал: светлячки все, как один, не только любили Кейсо, но и уважали ее, ведь как минимум половина находящихся там были обязаны ей жизнью, и она, как ни странно, взамен отдавала им всю себя. Но иногда, глядя на ее временами проступающие круги под глазами и тоскливые вздохи в сторону ребят, впервые навернувших пару кругов на скейте вокруг огромного древа, в сторону незаконченных и давно задвинутых на заднюю полку экспериментов, ему казалось, что она постепенно угасает. У жителей Зауна не было такой роскоши, как поддаваться меланхолическим размышлениям и сожалениям о как-то не так проведенных годах, и жизнь, которую они вели, была подобно приговору. Экко мог понять, почему Вандер помогал людям, почему готов был пожертвовать всем, чтобы спасти детей, ставших ему родными. Но у бывшего защитника Зауна были ресурсы на это и неоспоримый опыт за плечами, а что было у Кейсо? Горячая кровь в молодом теле, отсутствие розовых очков и надежды на светлое будущее, огромнейшая сила воли и готовность отдать последнюю кроху за тех, за кого пообещала себе взять ответственность. Это было ее решением, с которым не мог бороться даже Экко, несмотря на то, что считался ей самым близким человеком. Парень мог и готов был принять груз, который она несла почти десяток лет, на свои плечи и позволить ей хоть немного расправить собственные, но она упорно отмахивалась от него. Словно считала, что не имела права хоть на мгновение задумываться о чем-то другом, кроме благополучия светлячков. Экко нравилось сравнивать ее с Вандером, потому что его образ остался одним из самых ярких светил в неопороченных детских воспоминаниях. Тот был и вправду лучшим защитником нижнего города. Лучшим, но мертвым. Стоило ли говорить, что все, кто решался идти против Силко, заканчивали свою скудную жизнь в одной и той же сточной канаве. Улицы Пилтовера гремели над ними так, словно по ним бесконечным потоком бежал целый табун лошадей. И даже воздух в городских сточных трубах был чище, чем на дальних улицах Зауна. Светлячки расположились у водостока, хищно поглядывая на проплывающие вверху дирижабли, которые через несколько минут исчезали за очередной вспышкой хекс-врат. Опознать какой из них нужный было сложно, но последние годы научили их выцеплять даже те детали, которые не натренированному глазу покажутся лишь ничего не значащим домыслом: треснувшая доска на днище судна, порванный флаг страны, в которую направляется товар, расцарапанная каким-то диким животным корма. — У нас будет лишь пара минут слепой зоны, — сосредоточенно проговорила девушка, чуть нервно сжимая в пальцах потертый ремень и чувствуя, как Экко без конца неуверенно косится на нее. — Не подведите меня, ребятки, этот план намного сложнее всех тех, что мы уже проворачивали. Послышался гул, громкое присвистывание и дружное улюлюканье, когда остальные, подметив на одном из дирижаблей почти незаметный знак товара Силко, вылетели из водосточной трубы, оставляя Экко с девушкой в одиночестве парить над водой. — Ты уверена, что у нас получится? Что у тебя получится? — парень впился в нее требовательным взглядом, беспокойно оглядывая решительное выражение лица, но та через мгновение ухмыльнулась. — На сцене актеры знаменитого бродячего театра Зауна, дамы и господа. Акт первый. Пристегните свои ремни и не вставайте с мест до окончания спектакля, а самое главное: не забывайте старую Пилтоверскую поговорку. А ты ее помнишь, Экко? — наигранно подмигнула девушка и сделала театральный поклон, прежде чем вспрыгнуть на скейт услужливо подлетевшего к ней светлячка и взмыть с ним вверх. — «Я же предупреждал тебя: не стоит играть с игрушками отбросов», — пробормотал парень негласное правило номер один, которое знал каждый ребенок нижнего и верхнего города, а затем чертыхнулся и направился вслед за Кейсо.