Мерцание светлячка

Blood on our hands There's no telling what you'll find In the shadows where we hide Once you've seen it There's no going back in time It's a darkness you can't fight

Миротворец, затолкавший ее в новые покои и закрывший за ней дверь с громким хлопком, не был особо учтив. Девушка едва успела убрать пальцы с дверного проема, чуть не лишившись их от слишком буйного характера солдата, и в последний момент сдержала немного детский порыв показать язык закрытой двери. В замке щелкнул ключ, и Кейсо неуютно потерла запястье — мужчина волок ее сюда так, словно она была тряпичной куклой, не останавливаясь ни на угрозы, ни даже на просьбы. Учитывая врожденный недуг, новое помещение или дорога всегда становились проблемой для нее, и множество коридоров, по которым им пришлось пройти от зала заседаний совета, сопровождались ее вечными столкновениями с углами, проходящими мимо людьми и прочими неудобствами. И хотя девушка не привыкла считать, что может бояться хоть чего-то, кроме как потерять светлячков, одним из самых неприятно липнущих к душе ощущений была полная дезориентация в пространстве. Улицы Зауна Кейсо знала чуть ли не лучше, чем свои собственные мысли. Укромные уголки, в которых можно было укрыться от наряда миротворцев, заброшенные крыши и чуланы, в которых иногда приходилось сидеть сутками, дабы не попасться на глаза прихвостням Силко, излюбленные таверны или магазинчики антиквариата — двигаясь улицами нижнего города, Кейсо не ощущала себя незрячей, вслушиваясь в чужие голоса людей, которые с годами становились все более знакомыми слуху. Каждый поворот был заранее пропечатан в ее маршруте, и временами она даже забывала о том, что с ней что-то не так. Впрочем, в Зауне такие вещи никогда не называли чем-то «не таким». Светлячки получали травмы слишком часто для того, чтобы это не стало чем-то будничным: лишишься ноги — и ты тут же становишься героем сказок для младшего поколения, в которых ты храбро сражался с захватчиками из Сумрачных островов; какой-то бродяга плеснет в лицо ядовитой дурью — и ты уже отважный воин против огнедышащих тварей из забытых богом пещер Шуримы. Нижний город не стыдился ни себя, ни своих недостатков, ровно как и его жители росли с этим мировоззрением всю сознательную жизнь. Кейсо плохо помнила Пилтовер — город, в котором родилась и который впоследствии стал ее проклятием. Но люди, населявшие его, запомнились ей циничными и жестокими, а еще с категорично другой философией насчет жизни. Если в тебе есть какой-то недостаток, значит, ты испорчен. Каким бы хорошим человеком ты ни был, каким бы неординарно умным или талантливым — стоит тебе выделиться из толпы, показать свою слабость, как она тебя тут же сожрет, не дав объясниться. Те, кто оказывались не в то время и не в том месте, становились лишь пушечным мясом для достижения высших целей города. Девушка протяжно вздохнула, в который раз обойдя комнату по кругу, стараясь ощупать каждый уголок, каждый выступ и предмет в помещении. Шкаф с одеждой нашелся на одном из последних кругов, немало удивив своим обилием и разнообразием. А еще своей непрактичностью. Высокопоставленные леди не могли позволить себе грубой одежды, мужского стиля и кучи бесполезных карманов. Но этим же высокопоставленным леди и не приходилось работать среди пепла, грязи, искр от паяльников и прочих вещей, наполнявших жизнь Кейсо с утра до ночи. Если советники считали, что она наденет хоть что-то из того, чем слуги набили ее шкаф то ли в попытке подкупить, то ли просто не зная, с какой стороны подойти, они были еще более полоумными, чем Кейсо могла себе представить. Девушка еще немного побродила по комнате, едва не запнувшись о непонятную возвышенность, оказавшуюся в последствии ступеньками. Двери на широкую веранду поддались не сразу, а еще вызвали у нее приступ тихого смеха: гениальный совет, старающийся сделать все, чтобы она не сбежала, отдал ей покои с верандой, не шутка ли? Тихий скрип давно не открываемых дверей слегка мазнул по ушам, а затем позволил свежему порыву ветра вскользнуть в помещение, прогоняя спертый воздух и обдавая сухое лицо приятным теплом. Кейсо застыла на пару мгновений, прежде чем сделать медленный шаг вперед, затем еще один, а потом вдохнуть полной грудью так, как не позволяла себе несколько лет. Балкон ее покоев возвышался над городом, как и само центральное здание, в котором находились все стратегически важные помещения: зал совета, лаборатории с хекстеком, а так же личные покои тех, кто отыгрывает значимую роль в жизни верхнего города. Кейсо недовольно помотала головой: это было глупо, Пилтовер процветал на фоне других государств, выходил совершенно на иную планку и занимал заслуженное звание торговой столицы. А это рано или поздно вызвало бы недовольства среди тех, кто не желает видеть такие невероятные доходы у столь незащищенного города. Помещать все, на чем держится Пилтовер, в одно здание — было как минимум неразумно. Не то чтобы Кейсо чувствовала тревогу за жизнь хоть кого-то из тех, кто живет в верхнем городе, но помимо ненавистных миротворцев и аристократов здесь проживали и обычные, простые люди с семьями и детьми. Такие, какими были ее родители. И тысячи смертей по одной лишь ошибке Пилтовера ей видеть не хотелось. Девушка мотнула головой от неприятных воспоминаний и прислушалась к шагам за дверью. Видимо, пришло время встречать гостей. Скользящий шум дверей разрезал приятную тишину, и в помещение зашли два человека, прежде чем дверь снова хлопнула. Двое мужчин замерли у входа, видимо, совершенно не зная, с чего начать разговор. Один из них, в чьих шагах Кейсо признала Талиса: широких, грузных, уверенных, прошелся до середины комнаты и водрузил на небольшой столик поднос с едой, а затем медленным шагом направился к ней. — Ты голодна? — А у вас принято, что еду разносят ученые? — ответила Кейсо, не поворачиваясь к нему. Со стороны казалось, что она просто увлеченно разглядывает пейзаж, но Джейс знал, что она не может этого делать, и его на мгновение посетила мысль: каково это? Двигать глазами, уметь бросать те или иные взгляды, при этом видя перед собой лишь темную пустоту. — Откуда… Откуда ты узнала, что я ее уже принес? — забавно удивился Джейс, непонимающе оборачиваясь на Виктора, словно тот мог знать ответ на этот вопрос, но мужчина, казалось, и вовсе не был рад здесь находиться. — Мистер Талис, для чего Вы пришли? — она обернулась, устало вздыхая. — Поговорить о том, голодна ли я? — Почему ты не переоделась? Мэл… В смысле, советница Медарда распорядилась подобрать тебе что-то походящее. Новый механизм в голове Кейсо щелкнул, запускаясь, и девушка внутренне ухмыльнулась, делая очередную важную пометку в голове: — «Значит, Мэл». Кейсо была из тех, кто мало верил в преимущество грубой силы, намного важнее было обладать кое-чем иным, чем-то намного важнее и могущественнее. В особенности, если ты находишься в Пилтовере, где каждый второй будет готов продать душу дьяволу за лишний клочок уважения. Кейсо знала: тот, кто обладает информацией, более того — умеет использовать ее тогда, когда нужно, — открывает для себя в разы больше дорог, чем тот, кто уповает на обычные угрозы. Любое случайно брошенное ими слово могло превратиться в мощнейшее оружие против их самих, нужно было только найти подход к каждому из них. — Я не леди. Я инженер. Мне не нужны платья для работы, мне нужна удобная и практичная одежда. Вы, мистер Талис, сами как думаете, я смогу работать в этих многослойных тряпках? — Резонное замечание, — потер затылок тот, явно чувствуя себя не в своей тарелке, находясь в одной комнате с девушкой. Еще с утра этот день не обещал хоть чем-то отличаться от предыдущего. Но взрыв, сотрясший чуть ли не весь Пилтовер, стал переломным рубежом в сегодняшнем дне и, он отчего-то был уверен, в ближайших днях, даже месяцах тоже. Он не мог объяснить, но то, как разговаривала девушка, как просто и прямо вела диалог, словно ничего не скрывая, даже своего презрения к ним, — располагало к себе. И ему казалось, что она сможет помочь им, соединить какой-то ускользающий все время пазл, стать той самой маленькой шестеренкой в механизме, благодаря которой он сможет наконец включиться и послужить добру намного-намного больше, чем сейчас. Джейс был уверен в огромнейшем потенциале хекстека, а человек, ничего не знавший о нем, смог бы перевернуть их взгляды и понимание природы. И все же Талиса немного пугало, что стоящий перед ним человек смог в одиночку подорвать уверенность целого города в собственной безопасности, и слова Виктора, брошенные им в зале, заставляли бесконечно сомневаться в правильности происходящего. И вправду, если она желала подорвать хекс-врата, или Бог знает чем она там занималась, что в ее руках сможет стать с их творением? — Ну говори уже, голос Пилтовера, — подняла бровь Кейсо, вопросительно щурясь на Джейса. — Раз уж сотня вопросов так неуютно вертится на Вашем языке. Я буквально ощущаю их в воздухе. — Ты ведь не везла мерцание на том дирижабле, верно? — выпалил Джейс, не в силах сдержать интересующий вопрос, который появился с самого начала совета. Стоящая перед ним девушка была хрупкая и беззащитная. Она могла быть кем угодно, только не человеком, работающим на неизвестного наркобарона. И хотя его сотню раз предупреждали, что внешность бывает весьма обманчивой, особенно если речь идет о жителях нижнего города: коварных и жестоких, он никак не мог поверить, что Кейсо могла быть такой. — Вы ведь и сами знаете ответ, верно? — в тон ему ответила девушка, с размаху плюхнувшись на кресло у столика. Она довольно потянулась, разминая конечности, и вновь выпрямилась, забавно склонившись вперед. Виктор, стоящий у стены, в который раз передернул плечами. От девушки исходила какая-то внутренняя сила, аура, если это название было вообще уместным. Она сидела в чертовом кресле так уверенно, а лицо было опоясано самодовольной ухмылкой столь естественно, словно она находилась сейчас ни на кресле в своих покоях под домашним арестом, а на троне самого Пилтовера. Но даже Виктор не смог не заметить: это ей чертовски шло, оттого и раздражало еще сильнее. — Куда вы дели мой посох? — Ты и вправду сделала его сама? — недоверчиво спросил Джейс, садясь напротив нее и аккуратно разливая чай по кружкам. — А Вы как думаете? — Не отвечай вопросом на вопрос, — он со стуком поставил чайничек на стол, ощущая, что сидящая перед ним девушка просто-напросто дразнит его. — И хватит этих дурацких игр, если мы хотим сотрудничать… — Сотрудничать? Вы, мистер Талис, и вправду считаете, что это называется сотрудничеством? Ваш город ни черта не делает, чтобы помочь жителям Зауна. Хотя бы с распространяющимся наркотиком, я не говорю уже о бедности, которая там царит. Не хотите даже делать услугу другим странам, в которые эта дурь вывозится тоннами. Поэтому мы заботимся о себе сами, как умеем. Я не перевозила мерцание, а всего лишь хотела его уничтожить, раз уж ваши служебные псы не в состоянии это сделать. — Ценой чего? Того, чтобы тебя посадили за решетку? — Если такова цена спасения людей, то почему Вас это удивляет? — Потому что мы знаем, что происходит в Зауне, знаем, какие люди там живут, — вступил в разговор Виктор, отталкиваясь спиной от стены и направляясь к девушке. — У вас не бывает добрых помыслов. А человек, добровольно оставшийся в нижнем городе, как ты, глупец! Или лжец. — Виктор, верно? — она едва повернула голову в его сторону и хмыкнула. — Не мешай взрослым разговаривать. Мужчина несколько мгновений глупо смотрел на нее, пытаясь переварить смысл сказанных слов, а затем протянул к ней руку, намереваясь схватить за воротник от переполнившего его возмущения, но девушка оказалась быстрее. Она перехватила его запястье у своего лица и сжала губы в тонкую полоску. — Если вы и ваш совет считаете, что я восприняла это, как вы говорите, сотрудничество, как одолжение мне, то вы глубоко ошибаетесь. Пилтовер с местным зверинцем стоит уже мне поперек горла, а ведь я не провела здесь и суток. Я могу и буду играть в вашу импровизированную игру только потому, что в Тихом Омуте много тех, кто оказался там по моей вине и страстно желает моей скоропостижной кончины. Может, этот город и отвратительное место, но здесь я хотя бы буду жива. Но это не значит, — Кейсо убрала руку с запястья мужчины, ощущая, как тот дернулся в ее и так слабой хватке, — что я буду улыбаться и поддакивать, если вы вдруг решите опустить меня в бочку с дерьмом. Я ненавижу Пилтовер, вы ненавидите Заун, видите, ненависть объединяет, — она иронично улыбнулась. — Если мы не сможем пропитаться друг к другу доверием и уважением, а мы, уж поверьте, не сможем, так давайте хотя бы поддерживать взаимовыгодный нейтралитет. — Но мы хотим тебе помочь! — разгорячено выкрикнул Джейс, вскакивая с места и едва не опрокидывая шаткий кофейный столик. — Дать шанс на нормальную жизнь, дать шанс поучаствовать в великих делах! Кейсо замерла, словно задумавшись над словами, и Талис уже было подумал, что его речь возымела эффект, но затем лицо девушки искривилось, и она вскинула глаза, наполненные снисходительностью. — А с чего Вы взяли, что мне нужна Ваша помощь? Чего стоят ваши невероятные открытия, мистер Талис, если в двух километрах от Вас люди подыхают каждый день от проклятого наркотика, поглотившего весь Заун, пока вы тут пируете на балах да свершаете свои великие дела?! — она неосознанно повысила голос, сжимая руки в кулаки от негодования. — В чем ценность ваших гениальных умов и изобретений, если вы не можете спасти ни единую человеческую жизнь? Это же я слепа, черт подери, тогда почему Вы напялили на себя розовые очки и в упор не видите происходящего вокруг и того, что вы не спасители всея мира, а всего лишь ученые, отгородившиеся от проблем внешнего мира и наслаждающиеся возможностью заниматься любимым делом, оправдывая себя высшими целями? — Кейсо откинулась обратно на кресло, устало выдыхая от быстрой речи. — Так что засуньте свою хваленую помощь себе в зад и не смейте даже говорить об этом, пока сами не спуститесь вниз и не выдерете прямо из костлявых рук смерти очередную жертву наркотика. Не Вам разглагольствовать об этом. Джейс нахмурился, делая шаг назад, и виновато потупил взор. Слова девушки были пропитаны желчью, среди которой четко улавливалась ненависть ко всему Пилтоверу, но это не мешало им бить прямо в цель. Конечно, Джейс не считал себя наивным глупцом, но как и сказала сидящая перед ним девушка, ему было намного проще отгородиться от жестоких реалий и не задумываться над тем, что творится за границами воздвигнутых стен верхнего города. Он искренне желал мира во всем мире и трудился для этого не покладая рук, но результат шел слишком медленно, а люди продолжали погибать. Наверное, когда человек живет среди всего этого, когда каждый день наполнен страданиями близких, голодом и попытками продержаться хотя бы еще день, то взгляд на все это меняется. Ему бы хотелось, чтобы такие люди, как Кейсо, могли приносить в мир что-то полезное, но они предпочитали спасать чьи-то жизни уже сейчас, не уповая на магию, которая однажды могла дать свои плоды. А могла и не дать. Талис уже было развернулся к дверям, покорно принимая поражение в этой небольшой перепалке, но в последний момент остановился, протягивая руку девушке. — Знай, что не все здесь желают зла жителям нижнего города. Мы искренне хотим помочь, но не всегда знаем, как именно. Мы, я и Виктор, ищем способ искоренить проблему хрупкой человеческой жизни более масштабным способом, и да, нам некогда размениваться на единичные человечески жизни, — он запнулся, быстро переводя дыхание, чтобы девушка, чье лицо стало возмущенно вытягиваться, не перебила его. — Но это неправильный подход, и мы это знаем, давно знали. Просто нам не хватало взгляда со стороны. Человека, который смог бы открыть глаза на то, что там происходит и как мы можем помочь тем, кто в этом нуждается. Человека, с которым наши труды над хекстеком смогут дать свои плоды даже тем, кто живет в Зауне. Возможно, это именно ты? — Мистер Талис, — горько промолвила девушка, — Вы сами-то верите в свои облачные мечты по спасению человеческих жизней? Думаете, мне не приходится жертвовать единицами, чтобы спасти десятки? Я прекрасно знаю, как устроена жизнь, и точно так же, как и Вы, хочу помочь Зауну справиться с этим. Но создав что-то, что спасет им жизни в будущем, потратив на это время, мы потеряем то, что есть у нас сейчас. А я не готова жертвовать настоящим ради будущего. — Но мы можем хотя бы попытаться, разве не так, Кейсо? Девушка надолго замолчала, задумчиво нахмурив брови и недоверчиво мелькая глазами в сторону стоящего перед ней мужчины, и когда тот уже было подумал, что она, вероятно, даже не знает о его протянутой руке, Кейсо протянула свою ладонь в его и аккуратно пожала. — Я не верю в счастливее будущее, мистер Талис. И не верю в бескорыстность. Я не буду обещать вам верность, не буду целовать руки тем, кто считает меня надоедливым прилипшим к сапогу дерьмом. Я также не буду верить Вам и всем, кто встретится мне здесь, просто потому, что я в принципе никому не доверяю. Человек может искренне верить в свои слова и клясться в них, потому что будет сам уверен в этом. Но обстоятельства меняются, а с ними и давление на людей. Те, кто готовы были служить бравому делу, могут очень быстро переметнуться на другую сторону, если им дать верную мотивацию. — Сложно поверить, что ты так быстро захотела стать нашим союзником, — предусмотрительно отойдя на расстояние вытянутой руки, промолвил Виктор. — Мы с вами не союзники, и очень сомневаюсь, что однажды сможем ими стать. Нас просто обязали плыть в одной лодке без вашего и моего на то желания, а это совершенно разные вещи. Но так уж сложилось, что я азартна и люблю разгадывать загадки, а хекстек — самая большая из них. И если вы считаете, что у вашей мощной игрушки есть шанс помочь людям… Что ж, убедите меня в этом, и тогда, возможно, лишь возможно, мы сможем работать рука об руку во имя благой цели. Раз уж у меня нет возможности помогать своим близким там, где они нуждаются во мне сейчас больше всего. Талис утвердительно хмыкнул, принимая слова девушки, как поощрение его попытки пойти ей навстречу, и направился в сторону выхода из комнаты, позвав за собой напарника. Виктор несколько мгновений колебался, упрямо рассматривая лицо девушки, прежде чем задать вслух вопрос, убедившись, что Джейс покинул комнату. — На суде ты сказала, что болезнь может стать козырем в рукаве, но это же сущая бессмыслица, — он выпалил то, что неустанно крутилось в его голове с того самого момента, как злополучные слова были произнесены. — Ты живешь, сраженная недугом, который лишает тебя практически всего, любого стремления к существованию и вкуса в жизни, разве это не так? Кейсо вскинула взгляд на мужчину, словно пыталась понять, что у него на уме, но ее взор всеми правдами и неправдами доносил до него лишь одну вещь: что он на самом деле тот еще глупец. — А ты никогда не задумывался, что вкус к жизни может зависеть только от тебя самого? Если ты по какой-то причине отказываешься видеть краски того, что тебя окружает, но все равно винишь в этом судьбу, то у меня для тебя плохие новости. Ты сам выбираешь и строишь свою жизнь. — Ты глупа, раз так считаешь, — надменно выплюнул он, явно задетый словами, на что Кейсо лишь невесело хмыкнула. — Люди не выбирают, как им рождаться, и это несправедливо. — Жизнь вообще несправедлива, а ты наивен, как дитя, — рассмеялась девушка, расслабленно откидываясь в кресле. — Но ты можешь смириться с тем, что имеешь, а остальное создать своими руками с нуля. Ты можешь научиться радоваться тому, что у тебя и так есть, и благодарить мир за то, что он тебе дает, потому что всегда, запомни, всегда будет тот, у кого дела обстоят намного паршивее, чем у тебя. Ты можешь получать удовольствие от наполняющих жизнь мелочей вроде вкусного ужина, солнечного дня, добротного пойла или хорошего разговора с живым другом. А можешь, — она кинула на него многозначительный взгляд, — барахтаться на земле с поднятыми лапками и обвинять в несправедливости окружающий мир и судьбу. Видишь, выбор за тобой. Виктор замер, всматриваясь в свою трость, словно в ней смог бы найти достойный ответ на остро режущую правду, произнесенную из уст бродяжки, но ничего дельного на ум так и не пришло, и он раздражённо вздохнул. Джейс, так кстати заглянувший в покои, недоуменно позвал друга, и тот поспешил покинуть комнату, пока девушка не сказала бы еще чего-то такого, от чего он вновь почувствовал бы себя нагим вплоть до костей. Она была слепа, но стоило кому-то сказать пару фраз в ее адрес, она, казалось, ухватывалась за незримую нить нутра, вылетевшую вместе со словами, и по ней медленно заглядывала внутрь. Виктор встряхнул головой, шумно закрывая дверь: это все было лишь его глупыми домыслами. По мере того, как город накрывали сумерки, Кейсо все глубже погружалась в раздумья. Приятный шелк постельного белья, тяжелые балдахины и мягкая до невозможности кровать мешали размышлять трезво. Хотелось в кое-то веки расслабиться и заснуть глубоким сном, не думая ни о каких насущных проблемах, но такая привилегия у нее вряд ли была. Переживания на тему своей собственной безопасности девушка откинула почти сразу путем логических размышлений. Если с ней хотели что-то сделать, то это намного выгоднее было бы свершить на глазах у всех, как поучительный урок. В каждой смерти должны быть смысл и выгода, а в ее тихой кончине среди ночи от руки какого-нибудь миротворца смысла не было совершенно никакого. Кейсо, привыкшая продумывать действия на несколько шагов вперед, чему ее научила далеко не самая благополучная жизнь в Зауне, раздосадовано раскинулась посреди одеяла: она не знала, чем обернется ей завтрашний день. Не знала, какой станет ее дальнейшая жизнь и к чему приведет эта до безобразия глупая программа лояльности, будь она неладна. Она ощущала каждой клеточкой своего тела, что ее действия противоречат воздвигнутой ею же самой философии о том, кто она и кем должна быть, а так же что должна делать для лучшей жизни своих светлячков. Даже мысль, чтобы пробыть здесь недели, а, может, и месяцы вдали от друзей, вызывала в ней категорические отрицание и тоску. Хотя попытки не забывать, что в этом городе у нее достаточно тех, кого она сможет откровенно высмеивать, благо на это ее язык был подвешен недурно, вызывали хоть какую-то приятную отдушину во всем этом безумии. Да и если откинуть все личные неприязни, Кейсо пришлось признать, что в Тихом Омуте от нее не было бы абсолютно никакой пользы для светлячков. Зато пара-тройка головорезов и мелких торговцев, которые стояли на ее пути слишком настойчиво, сейчас проводили свои будни за решеткой. Кейсо никогда не сотрудничала с миротворцами, но и не упускала возможности незаметно подтолкнуть их к какой-нибудь лавочке с украденным барахлом, среди которого чисто случайно могло оказаться что-то запрещенное. Девушка не подставляла хороших людей, но за некоторые непростительные поступки приходилось платить, и рано или поздно Кейсо пришлось взять на себя роль эдакого палача, чтобы оградить детей светлячков от того насилия, которое подстерегало их за пределами дома. Поэтому между Тихим Омутом и весьма интересной работой над хекстеком выбирать особо долго не пришлось. И дело было не только в личном интересе и несдержанном энтузиазме, которые, впрочем, тоже отыгрывали немаловажную роль. В первую очередь, Кейсо не могла не признать, что в изучении первородной магии, скрещенной с наукой, можно было изъять свою большую выгоду. Конечно, она не верила словам Джейса о том, что вместе они смогут создать нечто, способное помочь не только людям Пилтовера, но и бродягам Зауна. Не потому, что он показался ей лжецом, а лишь по той простой причине, что Талис напоминал ей великовозрастного ребенка, который искренне верит в чудо, в упор не видя, что за глянцевой оберткой далеко не всегда будет скрываться ожидаемое. Если идея создания помощи Зауну его вдохновляет, что ж, пусть так и остается, разрушать его наивное мировоззрение было совершенно не в ее интересах. Все, что Кейсо было нужно — это изучить неизвестное устройство, излучающее невиданную мощь, понять принцип его работы и приблизиться к созданию того, что сможет помочь светлячкам настолько, насколько это будет возможно. А потом… Потом все будет зависеть от того, как лягут карты ее жизни. Горячие струи стекали по ее телу, очерчивали хрупкие плечи, проходились по лесенке ребер и исчезали в шумном потоке воды. Голова кружилась от пара и запаха явно дорогого шампуня, но выходить из душа категорически не хотелось. Кейсо попыталась запихнуть чувство стыда как можно глубже, ведь наслаждаться горячей водой долгие минуты у светлячков никогда не было возможности, но выходило скверно. Обида за то, что Пилтоверские жители воспринимают это, как что-то должное, пока некоторые и мечтать не могут даже о холодном душе, выгрызала в нутре длинный тоннель, скреблась на душе чертовыми кошками, но выходить из душа не хотелось даже под давлением тяжелых мыслей. К моменту, когда она все же заставила себя вылезти из ванной комнаты и натянуть на себя одну из оставленных шелковых ночнушек, больше похожих на откровенный наряд дам из борделя, время перевалило за полночь. Сон настиг быстро, даже быстрее, чем ее голова коснулась мягкой подушки. Изматывающий день, наполненный нервным ожиданием, кучей незнакомых людей и попытками отстоять свою жалкую жизнь, дал о себе знать мгновенно, погружая Кейсо в глубокий сон. Сновидения накрыли ее ближе к утру так внезапно, словно ей прилетел удар под дых, от которого хотелось сложиться в два раза, но тело, словно занемевшее, лишь безропотно лежало на месте, комкая простыню. Ночнушка, смоченная липким ночным потом, неприятно обволакивала тело, но когда сон полностью окружил ее мимолетными картинками из воспоминаний, Кейсо перестала замечать даже это. Ей снился чертов мост, соединяющий не просто два города, находящихся по разные стороны, а скорее, являющийся нитью для диаметрально противоположных миров — Зауна и Пилтовера. Мост, наполненный кровавым смогом, ядовитым газом и криками корчащихся в агонии людей. Там были все: гражданские, миротворцы, революционеры из Зауна, вот только тут, лежа каждый в своей луже крови, они уже ничем не отличались друг от друга. Кейсо беспомощно бродила среди мертвых тел, то и дело закрывая уши от шума стрельбы и предсмертных криков, натыкалась на чьи-то руки и ноги. Позади нее набатом звучал чей-то громкий и ровный голос. Голос, за которым хотелось следовать и к которому хотелось идти в поисках спасения. Вандер в тот день и вправду спас множество людских жизней, подставив свое широкое крыло всякому, кто в нем нуждался. Но в тот момент Кейсо брела в обратную сторону — туда, где был ее дом, родители и все, что она имела в жизни. Она без конца елозила пальцами по одежде и лицу, покрытых слоем копоти, но лишь сильнее размазывала сажу. Надрывный знакомый кашель впереди, на мгновение отдавшись облегчением в груди, стал последним светлым воспоминанием на последующие годы. Череда от выстрелов, принесшая мгновенную тишину на ближайшие несколько метров, заставила ноги подкоситься, а затем побежать вперед так быстро, насколько ей позволяло отсутствие зрения. Чужие руки, схватившие её и не дававшие пройти вперед, сейчас казались ей острей клинков. Она кричала, долго и надрывно, пока не сорвала голос. Умоляла пропустить ее в Пилтовер, пыталась убедить солдат, что там ее дом, но механический голос из-за масок, до сих пор отдававший противным скрежетом в ее мыслях, посылал к черту почти после каждого ее слова. Кейсо снились чужие руки и кровавый мост. Она не знала, как выглядит кровь, но в ее мыслях это представлялось чем-то обжигающим, ярким, таким же, как и горящее пламя. Ей не с чем было сравнить цвет, поэтому все, что она могла делать — это лишь представлять, каким он может быть у себя в мыслях. Красный цвет был для нее цветом боли, потерь и жестокости. Красный — был цветом Пилтовера и миротворцев. Чужие руки хватали ее, не давали пройти туда, где сквозь сон мягко мерцал свет, они сжимали, противно скользили по ней, оставляли горящие следы, где ей бы не хотелось больше всего. А чужой голос все продолжал и продолжал звать ее, пока она, наконец, не распахнула глаза, ощущая, как сердце готово проломить грудную клетку в любую секунду. Ее и вправду кто-то звал и настойчиво тряс за плечо. Кейсо на мгновение застыла, пытаясь уловить ускользающее понимание того, где она находится, но неприятный гул в голове после тяжелого сна лишь усиливался, и страх, подбирающийся из глубин нутра, заполонял сознание. Кейсо резко дернулась, хорошенько припечатав коленом кого-то, крепко державшего ее за плечо, и шарахнулась в сторону. Послышались грязная матерная ругань и шипение, но Кейсо, казалось, не замечала даже этого. Она попыталась слезть с кровати, совершенно не понимая, как она могла уснуть на таких восхитительно мягких подушках и где она вообще находится, но запутавшись в одеяле, поскользнулась и скатилась кубарем на пол, через мгновение подскакивая на месте и впиваясь пустым взглядом в пространство перед собой. Кейсо не любила много вещей в своей жизни, и чувствовать себя полностью беззащитной едва ли не возглавляло этот список. Девушка ощущала, как ее руки мелко подрагивают, а лицо, вероятно, приняло откровенно жалкое выражение. Взять бы под руку хоть что-то для банальной самозащиты, да вот только что взять, если она даже не знала, где находится. Воспоминания и осознание окружения приходили постепенно: взрыв, Пилтовер, суд, новые покои, сотрудничество. Девушка нахмурилась, нервно одергивая ночнушку, и встряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Маркус, которому девушка так ловко зарядила между ног, забавно корчился на полу, благодаря всех богов за то, что отправился будить пленницу Пилтовера сам, а не в окружении пары дежурящих у ее комнаты миротворцев. Эта взбаламошенная девка принесла в его жизнь и так немало унижения, и еще одно он бы ей точно не простил, если бы не картина, открывшаяся перед ним. Увидев ее спящей, он даже не сразу признал в ней ту наглую бродяжку с извечно искривленным в ухмылке лицом. Разметавшиеся по подушке волосы, которые она, судя по едва закрученным кончикам, вымыла на ночь, судорожно сжатые в кулаки пальцы, словно она во сне отбивалась от целой армии, и тихий хриплый голос, взывающий в тихих мольбах о том, чтобы ее отпустили. Когда ему все же удалось ее разбудить и она вскочила с кровати, растерянно смотря по сторонам, у шерифа в груди промелькнуло совершенно не свойственное ему сожаление: она выглядела напугано. Настолько, что ему подумалось — подобные люди такими быть просто не умеют. Напуганным может быть ребенок из Пилтовера, напуганной может быть барышня из высоких кругов, но сирота из Зауна? Нет, такие люди не испытывают страх. И все же ее глаза, обрамленные дрожащими ресницами, метались по комнате, и он впервые за все время задумался о том, каково жить таким, как она: когда все, что наполняет твою жизнь — это бесконечная пустота и чужие голоса вокруг. Взгляд Маркуса неосознанно скользнул на ее тело, точнее, на те участки, что не были скрыты теплым пуховым одеялом, в которое она замоталась механическим движением. Он видел много насилия в своей жизни, но исполосованное чередой шрамов, увечий и следов от сигаретных бычков тело на мгновение выбило из легких весь воздух, на секунду возрождая где-то на задворках его испоганенной души чувство давно забытого презрения к себе. Особенное внимание не мог не привлечь рассекающий ключицы шрам, словно кто-то натянул там тонкую леску и ранил тело девушки раз за разом. Он бы так и стоял на коленях посреди комнаты, удивленно взирающий перед собой, если бы не очередная порция боли, прошедшая волной по телу. — Чертова бродяжка, если ты еще хоть раз ударишь меня… — прошипел он, пытаясь унять пульсирующую боль. — Какого черта Вы делали здесь?! Где же Ваши хваленые манеры?! — казалось, она, наконец, окончательно проснулась, и потерянный образ, сопровождавший ее всего мгновение назад, тут же сменился на привычный. Шериф скривился, ощущая острую неприязнь к девушке и всей идее с программой лояльности в целом, и поднялся на ноги, разворачиваясь в сторону двери, пока не услышал едва заметный голос позади: — Старый извращенец. — В следующий раз тебя будут будить мои миротворцы, в арсенале которых вещи погрубее, уж поверь мне, — шериф направился быстрым шагом к выходу из комнаты и остановился всего на секунду у двери. — Неблагодарные отбросы. Маркус со всей силы хлопнул дверью, раздраженно потирая шею. Силко, вызвавший его к себе вчера на ночь глядя, ясно дал понять, что какой-то неизвестной личности из Зауна, явно хорошо осведомленной о природе груза Силко и его месте в иерархии наркоторговли, не место в Пилтовере под носом у совета. И когда ее уберут — его руками или руками кого-то из продажных слуг Силко — оставалось лишь вопросом времени. Шерифу было наплевать, насколько болезненной смертью может подохнуть очередная бродяжка из Зауна, вот только то, что совет назначил его главным наблюдателем за этим цирком, совершенно не вписывалось в его планы. Маркус не любил, когда кто-то играл не по его правилам, и наличие девчонки под его присмотром выходило из-под контроля. Кейсо отбросила в сторону одеяло, едва сдерживая порыв уткнуться в него лицом и закричать, что есть мочи. Иногда дурные сны казались живее реальности, заполняя собой все пространство вокруг и становясь единственной настоящей реальностью, от которой сбежать было очень нелегко, а очнуться в мгновение ока и подавно. Злость на то, чем стала ее жизнь, на совет, шерифа и все вокруг, сосредоточилась в груди, чтобы через мгновение вспыхнуть покалывающими искрами и осесть где-то глубоко внутри очередным слоем нервов и неприятных эмоций. Она несколько раз повторила про себя, словно мантру, что лишь так можно будет помочь светлячкам, лишь так они смогут добиться цели, а ее желания и чувства… Что ж, это должно было стоять для нее на последнем месте. Это не тот путь, которого она хотела, но тот, который избрала сама. Никто ее не просил и не уговаривал, а тем более не принуждал. И винить кого-то кроме самой себя в больных спине и плечах от тяжелой ноши было несправедливо. Цветастая одежда, явно сковывающая движения при ходьбе, была задвинута в самый дальний угол. Им на замену пришли легкая льняная рубашка, которую Кейсо поспешила завязать потуже, да брюки, вероятнее всего, мужские, но это ее также заботило мало. Ткань приятно скользила по коже, не идя ни в какое сравнение с допотопной грубой одеждой, которую удавалось раздобыть или сшить в Зауне, и девушка позволила себе пару минут просто посидеть на кровати, наслаждаясь теми мелочами, которые ей подсунула жизнь. На выходе из комнаты ее уже ждали. Советник Хеймердингер передвигался короткими шажками, и Кейсо едва сдержала улыбку. Ей бы хотелось понаблюдать за этим, потому что топот небольших ножек нагонял на нее легкое веселье, а поучительный голос постепенно отводил неприятный сон на задний план. Советник рассказывал длинную и богатую на разные события историю Пилтовера, изредка прерываясь на короткие пояснения или вопросы, звучавшие от Джейса. Талис шествовал рядом и, Кейсо была уверенна, знал историю верхнего города на зубок, но все равно продолжал восторженно восхищаться некоторыми ключевыми событиями. Кейсо понимала, что Джейс, вероятно, вознамерился всеми правдами и неправдами привить девушке любовь к верхнему городу, а если и не удастся, то хотя бы показать его величественную историю. Кейсо хмыкала каждый раз, когда тот восторженно объяснял что-то, углублялся в биографии создателей и ученых, сыгравших важную роль в создании города именно таким, каким он являлся сейчас. Это все было, безусловно, очень интересно, но пиршества и балы, а так же уютные эксперименты, финансируемые городом, просто утопали на фоне того, что происходило в Зауне. Никаких ярких обложек и приукрашенных деталей, никаких спасателей мира, только грязь и пот обычных работяг. Тем, кто живет в Пилтовере всю жизнь, не понять, почему такие красивые истории вызывают лишь горечь и злость. Талис все распинался и распинался о том, что в Пилтовере есть возможность всему, к чему у тебя лежит душа, даже не понимая, что такими словами он, наоборот, настраивает Кейсо против пуще прежнего. Девушка честно вытерпела минут десять его разглагольствований, не желая провоцировать конфликт с самого утра, но слепое восхищение возможностями и советом поставило точку на ее нервах. Она уже было развернулась к мужчине, желая схватить его за воротник, но голос извне заставил ее охладить пыл. — Джейс любит благодарить Пилтовер за возможность совершать наш эксперимент, иногда забывая, что этот же самый Пилтовер его чуть не погубил, — Кейсо ухмыльнулась надменно звучавшему голосу, но все же повернулась на его звук. Будь она проклята, но заносчивый ученый отчего-то вызывал у нее редкостное желание подшучивать над ним. — И что же это значит? — Верхний город тоже ошибается и ошибается безбожно. Он не столь идеален, каким его видит Джейс. — А ничего идеальным и не бывает, уж мы-то с тобой знаем. Любой человек или место будут иметь свои пороки. И это то, что будет отличать нас друг от друга и делать уникальными, верно, Виктор? Мужчина ничего не ответил, лишь присоединился к их небольшой экскурсии, и они продолжили свой путь. — Виктор прав, — неожиданно нарушил тишину Талис. — Меня не сразу приняли с моими идеями и разработками, даже Вы, господин советник, помнится, не верили мне. — Потому что не доверяли Вам? — подняла одну бровь Кейсо, которую заинтересовала подноготная всей истории с хекстеком. — Потому что не доверял магии, — ответил вместо него Хеймердингер, нахмурившись. — Мы не столь много сотрудничаем и общаемся с другими мирами, и понятие магии все еще остается нераскрытым вопросом. Кого-то оно манит своими таинственностью и обещанным могуществом, но в руках у неправильных людей она может стать оружием, которое превратит все, что мы создали, в пепел. Я боялся этого, не доверял, да что уж там, во мне все еще есть место сомнениям, но эти два юноши показали мне, что всегда есть иная сторона. Ведь если эта сила окажется в руках у нужных людей, то хекстек сможет изменить людские жизни, поможет спасать тех, кто нуждается в этом, и поставит нас на дорогу к идеальному миру. — Идеального мира не существует, — хмыкнула Кейсо. — Я тоже так думал, пока не увидел, на что способен хекстек. Точнее, не так. Я не увидел, я почувствовал. Эта энергия, эта сила проходится по тебе волной, забирается в душу и оставляет внутри приятный свет, которому хочется следовать. Взять хотя бы хекс-врата, это же… Это прорыв, та точка отсчета, которой не было несколько сотен лет, и все благодаря хекстеку. — А благодаря ей их только-только восстановили, — недовольно сощурился Виктор, вызывая у девушки смешок и театральный поклон. Казалось, что играть на публику было ее излюбленным занятием, но только это не было искусственным или вынужденным. Каждое ее движение, каждый дрогнувший уголок губ и тихий смех так идеально вписывались в окружающую картину, словно она и не играла вовсе, а просто… Просто была собой. Виктор неуютно передернул плечами, отнимая свой взгляд от девушки. Нет, это было неправильно и неестественно. Обычный человек просто не мог столь беззаботно говорить об ущербе, нанесенном людям, и считать это своей личной гордостью. — Пожалуй, это можно приписать к самым значимым достижениям моей жизни. — Видимо, начало наших историй так или иначе будет начинаться со взрыва, — Джейс неловко рассмеялся, словно вспоминая что-то постыдное. — Если бы не определенное стечение обстоятельств, вызванное взрывом, вряд ли я бы добрался прямо до внимания самого совета. — У нас в Зауне говорят: «Пока ты не подорвал пару-тройку лабораторий, не смей называть себя изобретателем». — И сколько же всего ты подорвала за свою жизнь? — сощурил глаза Джейс, вызывая смешок у девушки. — Боюсь, Ваше хрупкое Пилтоверское сердце не вынесет этой информации. И что же такого могло произойти, что человека, которого знают все, когда-то ждало весьма невеселое будущее? — Кейсо развернулась и начала движение дальше по коридору спиной, делая шаг за шагом назад, словно пыталась более внимательно ухватить все, о чем они разговаривали. Она скрестила руки за спиной, нащелкивая какую-то незамысловатую мелодию, а на губах привычным жестом покоилась усмешка. — Какие-то бродяги, — он на мгновение запнулся, кидая вопросительный взгляд на девушку, которая на удивление невозмутимо его слушала, — я имел в виду, несколько детей из Зауна пробрались в мой дом. Я тогда жил недалеко от края Пилтовера, поэтому до моего жилища было не так-то и далеко добираться. Впрочем, как именно они нашли мой дом, я не знаю до сих пор. Было ли это чистой случайностью или же кто-то все это подстроил, мне остается лишь теряться в догадках. Я тогда изучал хекстек самостоятельно, используя кристаллы, которые достались мне от… В общем, от одного старого знакомого, однажды спасшего мне жизнь. Они обладали невероятной энергией, и я верил, что это однажды поможет человечеству, принеся в наш мир невероятные возможности. Это было делом моей жизни. Но те дети пробрались ко мне, перекопали помещение на предмет ценностей и выкрали несколько этих кристаллов. Эти глупцы понятия не имели, что это такое, и их неаккуратное обращение взорвало один из кристаллов! — казалось, тот день до сих пор виделся Талису не то в кошмарах, не то в неприятных снах, ведь с каждым словом тот разгорячался все сильнее, пока вдруг не сделал несколько глубоких вдохов, словно вспоминая, где находится, и слегка опустил голову. — Я был так расстроен, когда меня привели на суд и никто не хотел принимать меня, никто не хотел верить, что у меня все получится — получится скрестить науку и магию. Мне казалось, что я упускаю что-то очень важное. Кейсо слушала мужчину, слегка наклонив голову в сторону, но половину из эмоциональной речи просто не понимала. Тот часто перескакивал с одной темы на другую, путал детали и уходил настолько глубоко в воспоминания, что и вовсе не мог связно рассказывать. — Если упустить все эмоциональные детали, — добродушно пояснил Хеймер, заметив сконфуженность Кейсо. — Тот взрыв, который спровоцировали те дети, заставил нас обратить внимание на его труды. Сначала, конечно, никто не поверил в него. Никто, кроме Виктора, лишь он рассмотрел перспективу его творений и даже рискнул собственной шкурой, чтобы доказать это мне и остальным. — Надо же, какое рвение к науке, — Кейсо повернула голову в сторону Виктора, забавно приподнимая одну бровь, и тот нахмурился. — Я лишь сделал то, что должен был, как ученый. Теории Джейса были верны, и я верил в них, я не мог не помочь ему. — Так дело лишь в том, что ты хотел спасти чью-то жизнь, или тебя влекло то, что может дать хекстек? — Виктор на мгновение запнулся о свою трость, нервно одергивая галстук, и угрюмо развернулся в сторону. — Все мы иногда преследуем свои цели. — Надо же, а ты мне нравишься все больше, — она оскалилась, приближаясь к мужчине. — Не родом ли ты из нижнего города? В тебе говорит Зауновская корысть, великий учёный, — Виктор нахмурился еще сильнее, и Кейсо хмыкнула, тут же отвлекаясь на прежнюю тему. — И что же стало с теми украденными кристаллами? — Мы их так и не нашли. Хотя предполагаем, что они были уничтожены посредством тех же взрывов спустя какое-то время после прецедента. Девушка вновь развернулась спиной вперед, через секунду осененная догадкой. Могло ли быть такое, что кристаллы, припрятанные у Джинкс, были украдены еще в те далекие годы, когда Вандер был жив, а Силко не заполонил Заун своей дурью? Шестеренки внутри напряженно завертелись, пытаясь переосмыслить информацию. Кейсо помнила, как Вай со своей бандой детишек организовали вылазку, после которой все пришли знатно побитые, но неужели Джинкс хранила те кристаллы, которые светлячки в последствии использовали для своего инструмента против мерцания все эти годы? Кейсо нахмурилась, пытаясь понять мотивацию девчонки, но затем лишь протяжно вздохнула: пытаясь понять мысли и действия Джинкс, можно было сойти с ума и самому, а этого ей совершенно не хотелось. Воспоминания все же всколыхнули внутри неприятное месиво, безвозвратно теряя приобретенный неплохой настрой, и девушка побрела дальше, вполуха слушая дальнейшую историю. — Я что-то не так сказал? — рассеянно поинтересовался Талис, останавливаясь на очередном повороте, когда заметил, как лицо девушку осунулось. Он быстрым движением скользнул по опущенным ресницам, нехарактерным для ее возраста морщинам и нервно подергивающимся губам, словно она проговаривала про себя что-то, известное лишь ей. Лишь когда мужчина аккуратно тронул ее за плечо, она остановилась и, чуть поколебавшись, все же ответила. — Я знала тех, кто похозяйничал у Вас дома в тот день, мистер Талис. — Что ж, — улыбнулся Джейс, удивленный забавному совпадению. — Когда-нибудь обязательно познакомь меня с этими ребятами, ведь я обязан той череде событий всем, что имею сейчас. Тихий смех Талиса наполнил пустующий коридор, отдаваясь звонким эхом от стен. И Кейсо на мгновение почудилось, что каждый звук был подобен чужому голосу, взывающему к ней извне. Вот она стоит посреди Пилтоверской башни, одетая в мягкую одежду, и разговаривает о тех, о ком обещала себе даже не вспоминать. Виктор неодобрительно нахмурился, а Хеймердингер пихнул Джейса в ногу, пытаясь привести в чувства. Кейсо стояла чуть поодаль ото всех, впереди, взирая ровно перед собой и пытаясь убедиться, есть ли силы у ее внутреннего света продержаться так дальше. Весь этот народец: Талис, Хеймердингер, Виктор — не были плохими по определению, они просто по глупому незнанию задевали то, что Кейсо давно похоронила в себе и вспоминать совершенно не хотела. Осознание собственной беспомощности, ощущение, когда ты стоишь посреди руин, слышишь крики детей, взрывы, но ничего не можешь с этим поделать, потому что тебе просто не хватает сил, времени и возможностей. Как бы она ни старалась, сколько бы ни кромсала свою душу на части — всех спасти ей не удавалось никогда, и это лежало тяжелым клеймом на ее нутре, никогда не давая вдохнуть полной грудью. — Не выйдет, мистер Талис, — наконец, холодным тоном произнесла она. — Потому что никого из них уже нет в живых. Кейсо внезапно пришло четкое понимание: она выместит всю злость на продажных миротворцах, заставит отплатить собственной кровью каждого, кто причастен к бедам Зауна, и собственноручно вырежет душу из их поганых тел, но позже, когда придет время. «Неблагодарные отбросы», — пронеслось у нее в голове неприятным голосом шерифа, и Кейсо неуютно схватилась за грудь, ощущая, как та вспыхнула болезненным огнем. Она была мягкой слишком долго, слишком долго позволяла светлячкам страдать, потому что ее лояльность к Пилтоверу все еще тлела слабыми надеждой и верой в жителей верхнего города. Но прибытие сюда переломило в ней что-то прежнее, переворачивая внутренние песочные часы. И кто знает, сколько времени уготовила судьба тем, кто заковал ее в мнимые цепи, прежде чем эти часы опустеют, выставляя наружу обратную сторону Зауна: дикую, жестокую и кровавую.