I can't sleep, I hope I stay awake Cause I've been running, running, running all day Long nights, no peace, I feel like everybody's eyes on me
Когда взрыв, всполошивший весь Пилтовер, погасил хекс-врата, город затих практически на целые сутки. Технология, так быстро ставшая неотъемлемой частью общества, тесно переплеталась с сотнями жителей верхнего города и лишила их уверенности в завтрашнем дне на долгие часы. И если эту проблему совет уладил почти сразу, то недовольство других стран утихомиривалось посредством длительных дискуссий, переговоров и угроз. Медарда любила акцентировать внимание на этих фактах, стоило Кейсо вновь оплошать где-то. Многие страны продали бы душу за то, чтобы лично побеседовать с подрывником. Здание, телепортировавшее дирижабли, считалось прочным, оттого погасший свет хекс-врат действительно напугал многих. Девушка всегда молчала, стоило кому-то поинтересоваться, как именно она смогла провернуть такое за спинами у миротворцев. И хотя сказать ей было что и немало, она упорно держала язык за зубами. Светлячки потратили практически все запасы взрывчатого вещества, замораживающих кристаллов Экко и прочего барахла, которым они старались вдоволь наполнять свои небольшие склады. После ее ареста она даже не знала, добрались ли они до убежища, как продвигается их жизнь и что вообще происходит по ту сторону моста. Кейсо была ограждена от внешнего мира незримым барьером и больше всего на свете желала знать, все ли в порядке с ее семьей. Девушка отдала бы многое, чтобы вдоволь насладиться результатом своих трудов, но Медарду, похоже, все еще сильно злили потери в городском бюджете из-за временного обрыва торговых путей. Более того, прекращения договоров с определенными странами, которые не пожелали более подвергать опасности свой груз, провозя их через хекс-врата, были сильным ударом по кошельку Пилтовера. — Знаете, советница Медарда, — однажды не сдержалась Кейсо, когда женщина в очередной раз произнесла вслух словосочетание «невосполнимые потери» в контексте хекст-врат. — Если бы Вы сделали хоть что-то, хоть малейшее телодвижение в сторону нижнего города, может, Вас так сильно и не ненавидели бы? Не взрывали бы дирижабли с чертовым наркотиком? Девушка держала в зубах ремень, продевая его в небольшой кейс для хекстекового ядра, оттого речь звучала не особо разборчиво. Впрочем, она была уверена, что советница все равно слушала ее вполуха. — Я уже слышала эту историю от тебя, и ты прекрасно знаешь, что твои ложь и провокации на меня не работают. — Конечно, — раздраженно ответила та, резко дернув запускной механизм, и тот на секунду засветился ярким заревом, чтобы тут же забарахлить и выключиться. — Как просто говорить, что все проблемы выходцев из нижнего города — ложь, и закрывать на них глаза вместо того, чтобы делать хоть что-то. — Ты вечно разглагольствуешь, но не делаешь ничего, чтобы убедить нас в правдивости этого, — женщина откинулась на спинку дивана, напрягаясь от подобного разговора. — К чему твои громкие слова, если ты никогда не называешь конкретных фактов и доказательств? — Фактов?! — Кейсо отодвинула от себя механизм, гневно разворачиваясь на стуле в сторону советницы. — Значит, Вам нужны факты? Я знаю по именам всех химбаронов Зауна, знаю адреса каждого из них, где некоторые их склады, где они прячут свои богатства и даже имена шлюх, которых предпочитают! Вам по порядку перечислять? — Да, буду тебе преблагодарна, — казалось, Медарда забавлялась праведным гневом девушки. — Маркус, будь так добр, запиши эту важную информацию. Кейсо смела со стола инструменты, с силой впиваясь в столешницу. Многие здесь только и желали, чтобы она сорвалась и показала им то, какими бывают жители Зауна, дабы с преспокойной душой упечь ее за решетку. И хотя Медарда не входила в этот список, казалось, ей иногда доставляло удовольствие наглядно продемонстрировать разницу в их статусах. Но если бы Кейсо захотела сломать лебединую шейку советницы, она бы даже не успела до нее добежать. Девушка ощутила, как ее руки подрагивают, сжимая столешницу все сильнее, так, что шероховатая поверхность впивалась в кожу, вероятно, оставляя приличные отметины. Сцепленные зубы и небольшая боль в ладонях слегка отрезвляли, позволяли сконцентрироваться лишь на неприятных ощущениях и не думать о том, как сильно ее злит шутливый тон Медарды. Но оскорбление, что ей не верят, хотя каждое ее слово было чистейшей правдой, продолжало вспыхивать внутри горячими искрами, обжигало легкие и клокотало где-то в горле, и Кейсо ощутила, как оно все копится и копится внутри, намереваясь выплеснуться в любую секунду. Тихое прикосновение к плечу заставило ее полностью выдохнуть, а затем плюхнуться обратно на стул и обреченно уронить голову на руки. — Они того не стоят, — сказал Виктор, облокачиваясь на стол рядом с ней. — Кто не стоит? — раздраженно ответила Кейсо. — Люди, погибшие от рук Силко? — Силко — промышленник, с которым мы сотрудничаем, — снисходительно ответила советница. — Кажется, что-то в твоей истории дает проплешину, раз ты так оговариваешься. — Да, — хмыкнула Кейсо, кидая взгляд через плечо на советницу. — Конечно, намного вероятнее, что это моя история недостоверная, чем факт того, что ваша блядская система давно прогнила, — девушка грязно выругалась, тут же делая едва заметный поклон головой, ведь тот урок она усвоила надолго, и с ухмылкой добавила: — Не сочтите за грубость, советница. Виктор возле нее поперхнулся воздухом и слегка покраснел от подобного выражения, кидая на девушку взгляд, полный возмущения, а миротворец в углу дернулся к Кейсо, останавливаемый рукой Маркуса и легким качанием головы Медарды. — Кажется, наш достопочтенный солдат намеревается убедить тебя, что наша система вполне себе неплохая. — Кажется, его наградят медалью, если он избавится от очередного выходца из Зауна, так что неудивительно. Кейсо хмыкнула и вновь отвернулась к своим делам, ощущая, как Виктор неодобрительно качает головой. Сколько бы она ни твердила, сколько бы ни старалась указать на причастность половины миротворцев к контрабанде, совет лишь отмахивался. И истинную причину этого она не понимала. Либо же они все, как один, знали об этом и успешно пользовались приобретенными связями и возможностями, либо до чертиков боялись последствий, которые последовали бы за очередной войной с Зауном. В любом случае Кейсо была уверена: принеси она хоть самые очевидные доказательства причастности Силко или кого-либо из миротворцев прямиком из нижнего города, совет тут же отдал бы приказ сжечь их, лишая себя очередной головной боли. — Значит, ты хочешь сказать, что ты столь осведомлена об этих делах, а миротворцы и знать не знают, что Силко что-то замышляет за нашими спинами? — Незнание очень легко купить, советница Медарда, — невесело хмыкнула Кейсо, ощущая небольшое облегчение, что женщина идет на крохотные уступки. Иногда и с ней следовало проявлять уважение. — У всех? Может, ты хочешь сказать, что его можно купить даже у шерифа? Девушка на мгновение застыла, и ее руки замерли с гаечным ключом в паре сантиметров от механизма. Она чуть вытянулась в лице и так и осталась сидеть, сгорбившись над своей работой. Вопрос звучал столь абсурдно и очевидно, что ей на мгновение захотелось громко расхохотаться. Конечно, черт подери, шерифа можно было купить легче всего, и ей предоставлялся отличный шанс оповестить об этом всех, находящихся в комнате. Чего же ей тогда стоило произнести об этом вслух? Чего стоило рассказать, что Маркус покрывает не только перевозку наркотиков, но и многие преступления Джинкс в Зауне? Она бы покривила душой, если бы сказала, что не желает стереть этого ублюдка с лица земли, по которой ходит сама, но почему тогда заветные слова, крутящиеся на кончике языка, невыносимо обжигали его, словно не давая совершить какую-то глупую ошибку, о которой она впоследствии пожалеет. Видел бы ее сейчас Экко — наверняка был бы разочарован ее не вовремя вспыхнувшими мягкостью и жалостью к людям, но когда речь заходила о том, чтобы разрушить чью-то жизнь под корень — Кейсо стопорилась раз за разом. Даже кровь бездушных наемников отмыть от рук было куда проще, чем жить с осознанием, что по твоей вине кто-то лишился всего. Девушка помнила всех, к чьей смерти или аресту приложила руку, и даже если они безоговорочно заслуживали этого, то все равно не переставали мучить ее среди ночных кошмаров. Кейсо напряглась, когда спину покрыл рой неприятных мурашек. Она была уверена, что шериф стоит поодаль, ничем не выдавая свою нервозность, но его острый взгляд так сильно впился в нее, что дыхание на мгновение перехватило, и она шумно закашлялась, сжимая в руках инструмент. Возможно, дело было в том, что стоило Кейсо открыть правду Медарде, как ее безопасность в стенах центрального здания снизилась бы до нуля, и причиной тому стал бы сам Маркус со своими прихвостнями. По крайней мере, ей хотелось так думать, но на деле ее останавливала какая-то непонятная совестная дрожь. Маркус был прогнившим продажным миротворцем, который, она ранее была уверена, даже не знает о понятии человеческих эмоций. Но раньше она также и не знала, что такой человек, как он, вообще был способен завести семью. Голова на мгновение закружилась ни то от слишком настойчивого взгляда шерифа, ни то от презрения за собственную слабость к людям, и девушка встряхнула волосами. — Вероятно, шериф служит бравому делу, как ему и положено, — процедила она, услышав едва заметный удивленный выдох из уст Маркуса. Она несколько мгновений покрутила в руках ключ, затем откинула его на другой конец стола и встала со своего места. Лаборатория опустела достаточно давно, потому что рабочее время для большинства помощников было окончено пару часов назад. Кейсо наугад кивнула в сторону Виктора, который почти всегда уходил самым последним, и медленным шагом направилась к двери, зная, что на пути может встретиться множество преград, которые станут для нее очередной попыткой не потерять равновесие. — Если Вы позволите, я бы на сегодня закончила. Медарда удовлетворительно хмыкнула, кивая миротворцам, чтобы те сопроводили ее до покоев. Остановилась Кейсо лишь у самой двери, резко разворачиваясь и едва не сталкиваясь носом с шерифом. — Советница Медарда, если бы Вашим близким угрожал кто-то, ставя Вас перед выбором, каждая сторона которого принесет немыслимые потери, как для Вас, так и для окружающих, что бы Вы сделали, чтобы защитить близких? — Всё, — ни секунды не колеблясь, промолвила та, откидываясь назад с выражением заинтересованности на лице. Сирота из Зауна ее интриговала и заставляла опасаться одновременно, и чем дольше она находилась в Пилтовере, тем плотнее сплеталась с ним корнями. Урок, который ей пришлось преподнести гостье не так давно, сыграл свою важную роль в дальнейшем развитии событий. Сложно было сказать, насколько Кейсо раскаялась в произнесенных в сторону окружающих едких словах, более того, подобное хамство звучало и дальше, но намного реже и не столь озлоблено. Пока ее никто не трогал, пока никто не тыкал в нее пальцами и не сплетничал вполголоса, который девушка так или иначе слышала, она сидела на месте смирно, стараясь не давать миротворцам очередного повода напомнить ей ее место. Медарде сложно было понять, каких усилий и разрушенных внутренних убежищ стоили девушке извинения перед шерифом, определенно поставившие ее в еще более унизительное положение, и думать об этом она не хотела. Кейсо, хоть и не перестала огрызаться и язвить, но ей стоило отдать должное — она помалкивала намного чаще, усмиряя зауновское нутро, и подбирала выражения намного лаконичнее, чем раньше. По крайней мере, почти всегда. — Вот видите, господин шериф, — произнесла Кейсо вполголоса и ухмыльнулась, ощущая, как тот стоит подле нее, явно все еще не понимая, что могло её заставить промолчать о его связях. — Все вы такие же смертные и подвластные слабостям, как и мы. И единственное, что отличает жителей нижнего и верхнего города — сторона моста, которой заканчивается граница, и больше ничего.***
Прохлада, лившаяся со стороны открытых настежь дверей террасы, окутывала с головы до пят. Она приятно обволакивала тело, и кожа без конца покрывалась мурашками. Кейсо привыкла к этим ощущениям намного больше, чем к уютному теплу под пуховым одеялом, которое по ночам иногда казалось сплошным удушающим полотном. Девушка лежала, бездумно возведя глаза к потолку, и пыталась представить, чем сейчас занимаются светлячки. Экко, вероятнее всего, сидел сейчас где-нибудь в своей мастерской, перебирая новые идеи, а может, нервно мерил шагами свою комнату, переживая, что сейчас с Кейсо и что с ней стало. Девушка изводила себя ночами и днями, размышляя, как ей сообщить близким хотя бы о том, что она жива, пока однажды не наткнулась в лаборатории на кучу механических бабочек, удачно стащив оттуда одну. Механизм был простой, но тонкий, и ей пришлось долго повозиться, прежде чем суметь настроить его на нужный маршрут. Когда время пребывания Кейсо в Пилтовере перевалило за месяц, с ее балкона вылетел совершенно незаметный жучок, слишком напоминающий обычного поджигателя. Девушка лишь чиркнула на листе большую и размашистую зигзагообразную форму, тихо хмыкая под нос. Это все, что ей следовало обозначить, чтобы они поняли: Кейсо жива и в полном уме и здравии. Об остальном ни ей, ни светлячкам переживать не приходилось, лишь надеяться на Кейсо и на то, что дальше все сложится так, как им было нужно. Насколько это было нужно самой Кейсо, она предпочитала не думать лишь по той простой причине, что мысли об этом наводили тоску. В конце концов, жестокость Пилтовера стояла ей поперек горла, зато умело контрастировала с тем, сколько всего забавного и непривычного стало появляться в ее жизни. Теория хекстека, реализованная Талисом, была гениальна, как казалось самой девушке. Даже несмотря на то, что использовали они ее не совсем по назначению, а еще удачно тянули с обузданием энергии. Хеймердингер не уставал повторять, что прежде, чем выпускать все это в свет, магию следовало изучить подробно, но Кейсо была не согласна. Казалось, они оттягивали из-за страха, собственных слабости и неуверенности, что не смогут ее контролировать. Но им следовало пригласить сотню ученых из всех уголков мира, чтобы найти ответ, а не копаться во всем этом уже который год, никак не приходя к единому решению. Энергия, которая могла спасать человеческие жизни уже сейчас, отодвигалась все дальше от использования и доступа для обычных, подверженных страшным недугам людей, и это было тем, чего девушка категорически не понимала. Они просто-напросто боялись упасть в грязь лицом, если что-то пойдет не так, и готовы были взамен жертвовать людскими жизнями, лишь бы не случилось ничего неудачного. И все же, когда дни и вечера проходили в окружении кипы бумаг, поучительного тона Джейса и нервных высказываний Виктора, когда Кейсо восторженно прокручивала шестеренку очередного механизма, намереваясь сотворить из неустойчивого кристалла нечто более прочное, она замечала, что счет времени постепенно уходил на второй план. В моменты, когда все остальное переставало быть значимым, она погружалась в науку, буквально пьянея от окружавших ее возможностей, но не переставала корить себя за это по ночам. Что она могла сделать, если впервые со смерти Вандера ей не нужно было прятаться по углам, не нужно было иссушать себя до последней капли, вставая грудью между совсем еще юным Экко и враждебностью Зауна? Что она могла сделать, если впервые за последние годы Кейсо чувствовала себя выспавшейся и отдохнувшей, лишившись извечной настороженности и нервного тика от того, что очередная пешка Силко будет поджидать тебя за углом? Что она могла сделать, если чертовы шутки Талиса начали вызывать у нее вполне себе искреннюю улыбку, а очередное недовольное бурчание Виктора стало столь привычным слуху, что ей на короткие секунды хотелось раствориться в окружавшей ее жизни и забыть обо всем, что было за ее пределами. Девушка резко села на кровати, нервно запуская пальцы в волосы. Прошел всего один чертов месяц, а безмятежность Пилтовера, точнее, его легкомысленная сторона уже стала манить ее послаще крепкого медового пойла. Она с досадой выругалась на свою слабость и встала с кровати, начав мерить шагами комнату, а затем схватила первый попавшийся механизм и стала раскручивать его в руках. Жизнь в стенах Пилтовера была легкой и призрачно-нежной, она обрамлялась изысканной едой, мягкими кроватями и вычурными разговорами, за границами же верхнего города жизни не было — зачастую было лишь существование. И это пугало, отталкивало, но было тем, среди чего Кейсо росла, тем, ради чего она сражалась ранее и продолжала сражаться уже сейчас. Как бы там ни было, она знала, что бы с ней тут ни приключилось, что бы ни произошло, преданность светлячкам всегда была тем непоколебимым столбом равновесия, который поддерживал ее последние годы. Сладкая нега верхнего города даже близко не подбиралась к этому столбу. Скорее, была небольшим приятным дополнением к заключению в Пилтовере. Но даже это, даже попытка дать себе расслабиться хоть ненадолго, факт того, что она умудрялась получать удовольствие, проводя время в прогнившем городе с такими же прогнившими людьми, — вызывал в ней стыд, презрение к самой себе и отвращение к собственной душе. Кейсо не имела права. Просто не имела права наслаждаться хотя бы мгновениями, проведенными здесь, когда люди там, внизу, страдали от голода, насилия и несправедливости. Искусственная сфера с миниатюрным строением космоса, которую Кейсо крутила в руках, предательски щелкнула и застыла, очевидно, сломавшись от слишком нервных движений девушки. Игрушка, больше похожая на детскую забаву, имитировала расположение планет и звездных карт и двигалась по кругу, подобно реальному движению. Девушка вздохнула, откидываясь обратно на подушки, и впилась руками в поверхность. Она аккуратно скользнула пальцами к центру механизма, ощупывая спирали, по которым тот двигался. Нагретая поверхность металла неприятно обжигала кожу, но Кейсо упорно прощупывала дальше, пока не наткнулась на переплетенную тонкую проволоку. Казалось, та просто-напросто запуталась от резких телодвижений девушки, и Кейсо аккуратно подцепила ее пальцами, прокрутив до нужного щелчка, и довольно хмыкнула, чувствуя, как механизм снова запускается. Она очертила руками детали, подразумевающие звезды, а затем ее пальцы мягко оттолкнулись от едва ощутимого барьера, созданного для того, чтобы наглядно продемонстрировать, как работает поле земли. Пара лишних магнитов — и ранее неосязаемое становится детской игрушкой. Сфера приятно грела руки и обволакивала невидимым глазу движением, и в момент, когда Кейсо уже решила погружаться в долгожданный сон и отложила механизм в сторону, новая задача в ее голове щелкнула, пробуждая в мгновение ока. Она села на кровати, спешно цепляясь за балдахин, и встряхнула головой, снова хватая игрушку в руки. До смешного простая, лежащая на поверхности мысль казалась слегка абсурдной, особенно по той причине, что пришла она ей посреди ночи, но Кейсо знала как никто другой, что самые простые идеи были наиболее практичными. Она вновь покрутила игрушку в руках, задумчиво хмурясь, а затем слетела с кровати, путаясь в простыне, ночной одежде и мягком ковре, распростертом по всему полу. Обследовав комнату множество раз, ей стало намного проще дышать, зная, что передвигаясь от кровати до стола, она не наткнется на внезапно возникнувший табурет. И все же несмотря на это, свободное передвижение все еще вызывало трудности. Стол, заваленный простыми и, конечно же, безопасными инструментами, ведь за этим сурово следили миротворцы, был покрыт слоем бумаг, среди которых она начала усиленно копаться. Ее самодельно спаянная версия механизма для удержания хекстека, разрабатывать которую ей неустанно помогал Талис, даже сквозь ее грубые просьбы отвалить, нашлась в самом углу. Ей нравился царящий в работе бардак, он всегда наталкивал на более свежие мысли и идеи. Всплывающие то тут, то там детали были подобно связанной цепочке, которая рано или поздно приводила к интересным комбинациям. Кейсо несколько раз встряхнула детскую игрушку, вновь попытавшись запечатлеть свои мысли в голове, и ошарашенно откинулась на спинку стула. Она могла бы назвать это предположение гениальным и ровно настолько же бредовым, но ее упорная вера, что магия никогда не будет поддаваться законам механики, возгорелась с новой силой. Слишком тонкая структура не поддавалась вмешательству, следовало лишь понять принцип ее импульсов, и все вышло бы ровно наоборот — она бы работала за тебя. Девушка вновь вскочила со стула, начав нервно мерить шагами комнату. Сердце отбивало бешеный ритм, потому что возможность того, что идея окажется верной, буквально затмевала рассудок и сводила с ума. Каждая минута, проведенная в переваривании мыслей, казалась дольше суток, и девушка изнеможденно уперлась руками в стол. Когда наручные часы отщелкали два часа ночи, Кейсо остановилась посреди комнаты, понимая, что если эти мысли продолжат донимать ее в одиночестве комнаты, то она и вправду лишится рассудка. Особого выхода у нее и не было: снаружи у дверей неустанно дежурили миротворцы, и попытаться высунуть нос из комнаты было бы безрезультатно и весьма глупо, но двери не были единственным выходом из ее покоев. Кейсо нервно передернула плечами, с опаской поворачиваясь в сторону открытого настежь балкона. Ее покои специально располагались в доступности от всего, что было необходимо в случае непредвиденной ситуации. Виктору и Джейсу, часто засиживавшимся за работой, также выделили временные комнаты в этом же крыле, чтобы в случае очередного позднего ухода им было необязательно шествовать через весь город. Девушка прикрыла глаза, мысленно пытаясь вспомнить расположение их комнат, и чертыхнулась: до покоев Талиса нужно было обогнуть минимум несколько углов, а вот до чертового Виктора было рукой подать. Шанс, что Джейс воспримет ее идею с большим энтузиазмом или хотя бы не пошлет ее к чертовой матери, был куда выше, чем с Виктором, да и лишний раз ловить вздохи надменного ученого, раздраженного ее недальновидностью, она желанием не пылала. Впрочем, спустя еще минут пятнадцать упорных размышлений и нервного рассекания комнаты шагами она раздосадованно вздохнула, сдаваясь. При условии, что идея окажется верной, она могла бы помочь светлячкам, но и эти мысли медленно растворялись на фоне будоражащего кровь осознания небольшого собственного открытия. И если поначалу Кейсо старалась сконцентрироваться на своих добрых помыслах, то когда ее нога ступила на балкон, они тут же сникли под присущим ей азартом. Да, девушка определенно не умела здраво размышлять, если речь шла не о чьей-то безопасности, а о собственных помыслах и желаниях. Голова начала кружиться, стоило Кейсо аккуратно перелезть через забор и встать на выступающий декоративной окантовкой бортик, к слову, оказавшийся весьма широким. Она в страхе вцепилась в выступы на стене, мысленно проклиная себя за свою несдержанность и рискованность, и выругалась сквозь зубы на совет, миротворцев и даже на Виктора. Так, на всякий случай. Путь, который обычный человек проделал бы за несколько минут, дался Кейсо с трудом, трясущимися руками и мыслями, что ее любопытство до добра никогда не доводило. Впрочем, чем ближе она подбиралась к нужным покоям, тем сильнее сознание подгоняло ее. На какую-то долю секунды она даже словила себя на мысли, что ей, в общем-то, все равно, где она находится, куда идет и кому намеревается вывалить поток сознания, лишь бы поскорее обсудить разъедающую мысли идею. Когда Кейсо все же спрыгнула на нужную террасу, устало приваливаясь спиной к стене, ее руки болели от непривычной физической нагрузки, а дыхание было сбито к черту. Она промокнула рубашкой выступивший пот и втянула носом воздух, удовлетворенно выдыхая. Казалось, запахи сухой бумаги, чернил и металла въелись Виктору под кожу, сопровождая его не только в лаборатории, но и в собственных покоях, отчего девушка едва слышно хмыкнула и зашла в комнату мягкими, медленными шагами. Едва заметный потрескивающий звук со стороны приятно удивил девушку, и уголки ее губ дрогнули в насмешливой улыбке: несмотря на острое желание мужчины к совершенству и новшествам, он все же отдавал предпочтение старым лампам, создававшим приятный уют в комнате. Кейсо вдруг захотелось остаться здесь, застыть во времени и побродить по чужой комнате столько, сколько вздумается, изучить ту сторону человека, которую тот тщательно скрывает. Девушка не видела людей насквозь, в общем-то, даже само выражение звучало смешным применительно к ней, но она отчего-то была уверена, что Виктор, которого она знала, — наполнен чем-то иным, не таким холодным, не таким циничным и не таким собственнически-капризным по отношению к хекстеку. Шорох листов, вероятно, со стихами Виктора или очередными расчетами, запах горящей лампы и мерное дыхание спящего мужчины погружали комнату в какую-то особую, обволакивающую атмосферу, заставляя Кейсо ощущать неприсущую ей нервозность, словно она пробралась на ту территорию, на которую ей категорически было нельзя. Что если за каждым словом, надменно брошенным в ее адрес, скрывалось что-то давно кровоточащее внутри, чего не могли разглядеть ни она, ни даже сам Виктор? Девушке внезапно захотелось добраться до самой сердцевины и узнать, была ли она права насчет него или это только ее собственные догадки и видения, навеянные теплым вечером, чужим присутствием и приятным запахом, который неустанно преследовал мужчину даже во сне. Она аккуратно склонилась над кроватью, внезапно понимая, что сбивчивый порыв донести свою идею ускользает от нее, заменяясь каким-то глупым желанием пробыть в странной, таинственной тишине еще немного. Она не сдержала мимолетный порыв и мягко коснулась его руки, вновь поражаясь бархатности чужой кожи, а затем скользнула к его плечу, мягко тормоша. Виктор что-то устало промямлил во сне, затем мягко потянулся, и спустя мгновение Кейсо начала ощущать, как мышцы под ее пальцами постепенно напрягаются. Резкое движение, едва не сбросившее ее с кровати, заставило ее тихо расхохотаться в кулак. На нее накатило внезапное веселье: забавно, что сейчас было в голове у Виктора, которого пробудила посреди ночи пленница из Зауна, нависая над ним с задорной улыбкой на губах. — Какого… Какого черта? — прошипел мужчина, судорожно натягивая на себя одеяло и тем самым заставляя девушку все же слезть с его кровати. — Можешь не утруждать себя, я все равно ничего не вижу, — хмыкнула Кейсо, указывая на глаза, и снова тихо рассмеялась от ситуации. — Зачем у твоей комнаты охрана, если ты все равно можешь сбежать в любой момент? — возмущенно проговорил Виктор, проводя рукой по лицу в попытке сбросить остатки сна, а затем застыл, нервно хмурясь. Она ведь и вправду могла сбежать от этих бестолковых идиотов, но все еще ошивалась здесь, словно ее внешнее недовольство было лишь маленькой игрой. Но затем мужчина лишь встряхнул головой: эта идея была глупой, учитывая ее не самые теплые отношения с миротворцами, не упускающими шанса поддеть ее каждый раз и пригрозить расправой. — Будь так добр, скажи мне: я сошла с ума, или идея того, что хекстек — умнее нас всех вместе взятых, звучит, словно я открыла новую звезду? Виктор нахмурился, не понимая, о чем она говорит, и Кейсо дернула его руку, прикладывая к небольшой сфере. Откуда та ее взяла и почему он не видел ее раньше, мужчина и вовсе думать не успевал. Сонные мысли никак не хотели соединяться воедино, и он вопросительно хмыкнул, но Кейсо молчала, продолжая водить подушечками его пальцев по поверхности и огибать магнитное поле, настойчиво сжимая его руку. — Хекстек — не новшество для этого мира, он не взялся из ниоткуда и имеет свою собственную природу. Но точно также как нельзя выдумать новый элемент на ровном месте, так и вообразить себе что-то совершенно уникальное — тоже. Хекстек лишь копирует то, с чем он соприкасается, то, откуда он берет энергию. Он впитывает в себя окружающий мир и повторяет его так, как умеет. Поэтому в нем так тяжело было это проследить: материя еще слишком тонкая, неаккуратная, но разве это не похоже… Разве это не похоже на небольшую звезду? Строение, волокна, свет, переливающаяся энергия. Просто прочувствуй это. Но прочувствовать у Виктора не выходило. Горячие ладони, которые он привык видеть в основном за грубой работой, сейчас искусно управляли его рукой, словно Кейсо была выдающимся дирижером. Его руки, ноги и весь остальной организм, казалось, стали постепенно неметь оттого, что его тело отвыкло от чужих прикосновений, оттого, что девушка вновь забралась с ногами в его кровать, а еще оттого, что она абсолютно ничего не видела, но ее глаза столь восторженно горели, словно она видела намного больше, чем остальные. Горели так, как не горит даже чертов хекстек. Виктор резко выдохнул, до одури сжимая второй рукой простыню и не в силах прийти в себя от опаляющего щеки дыхания, когда Кейсо вновь начала что-то воодушевленно ему шептать. Но по мере того, как ее речь становилась все более четкой, а смысл слов все же стал медленно просачиваться сквозь непонятную вязкую пелену, шестеренки в его голове начали свое движение. Он подскочил на месте, практически на ходу натягивая штаны и благодаря небеса, что девушка слепа, и, схватив трость, быстро направился к рабочему столу, выхватив детскую игрушку из рук Кейсо. Он включил настольную лампу, добавляя себе больше света, и несколько мгновений упорно взирал на механизм, а затем вполголоса воскликнул подошедшей к нему девушке. — Это просто гениально! Нужно что-то дать ему взамен, что-то более конкретное, чтобы проверить ту теорию. Но я думаю, что хекстек стал впитывать в себя окружающий мир еще тогда, когда тот маг перенес Джейса в безопасное место, телепортировавшись через миры. Наверное, такое путешествие дало толчок, и кристалл начал изучать и прощупывать мир, в котором находится. Это бы объяснило то, что его реакция на многие действия не подчиняется мелким законам, а работает так, словно его энергия в разы превышает окружающий мир — ему просто не хватает той мощи, которую мы используем. Механизмы и попытки овладеть им с помощью науки просто ничто по сравнению с ним, и поэтому мы так медленно продвигаемся, — казалось, мужчина и вовсе говорил на одном дыхании, поэтому тут же шумно втянул носом воздух и тяжело задышал, словно не в силах поверить в то, что сказал и сам. Кейсо облегченно выдохнула, прикрывая глаза. — Хорошо, что я не сошла с ума, иначе в этой комнате стало бы на одного безумца больше, — хитро заметила девушка, и ее привлекло щелканье наручных часов, оповещая о четырех утра и заставляя неуютно поморщиться. — Прости за ночное вторжение, боялась, что к утру могу просто забыть это. Кейсо уже было развернулась, предчувствуя еще один неприятный поход по неустойчивому бортику на черт даже знает какой высоте, как мужчина с силой вцепился в ее руку, заставляя девушку удивленно обернуться. — Но мы должны попробовать это сейчас! — Кейсо непонимающе моргнула глазами, вопросительно поднимая бровь. — Ты рехнулся? У меня под дверью стоит охрана, меня могут отправить за решетку только за то, что я покинула комнату ночью без разрешения, если кто-то снаружи меня видел. А если они с утра обнаружат, что меня нет в покоях, то мне не сносить головы, — она на мгновение ухмыльнулась. — Или это твой коварный план, чтобы избавиться от меня? — Разве ты не хочешь проверить свою догадку? — Конечно, хочу, что за вопросы, но… — Если желаешь изменить мир, не нужно спрашивать разрешения, — хмыкнул мужчина, совершенно забывая о том, что еще несколько минут назад желал вновь отправиться в постель и уснуть крепким сном, но мгновенно загоревшиеся от его слов глаза Кейсо, а так же ее задорное кивание головой почему-то вызвали у него еще большее желание наведаться в лабораторию прямо сейчас, возвращая давно забытый энтузиазм, как тогда, когда они среди ночи создавали с Джейсом то, на что сейчас уповает весь Пилтовер. — Надо же, я и не думала, что мы найдем с тобой общий язык, — хитро сощурилась та и, схватив сферу, натолкнувшую ее на нечто новое, медленно последовала за Виктором, натыкаясь на мебель в его комнате.***
Маркус стоял у стены покоев гостьи, нахмуренно рассматривая свой шерифский значок. Силко требовал отчета о ее личности, а мужчина был совершенно растерян: все, что касалось девушки, казалось одной сплошной загадкой. Люди, попадавшие в напряженные и пугающие ситуации, всегда сдавали позиции, а насильное заточение в Пилтовере, безусловно, входило в список таких ситуаций. Но жители нижнего города раз за разом ставили мужчину в тупик, ведь их мотивацию и причинно-следственные связи просчитать было слишком сложно. Раньше, когда его нутро еще горело диким желанием выслужиться перед советом, вершить справедливое правосудие и истребить всю зауновскую нечисть, он искренне считал, что жители нижнего города — напыщенные глупцы, которые считают себя принципиальными и важными личностями. Но со временем пришло горькое осознание, что глупец он сам. В тот день, когда Маркус пришел к Вандеру в поисках сирот, подорвавших дом Талиса, он видел лишь преступников, наполняющих ту проклятую таверну, но чем чаще он бывал по другую сторону моста, тем больше осознавал — жители нижнего города и вправду готовы были погибнуть за свою идею, чем прогнуться под кем-то. И как бы он ни презирал их, эта особенность, присущая зауновцам, не вызывала ничего, кроме искреннего восхищения — он сам-то давно погряз в бесконечном замкнутом круге грязных денег, чужой крови и контрабанды, выхода из которого просто не было. По крайней мере, не тогда, когда его дома ждала маленькая дочь, не обязанная расплачиваться за грехи отца. О том, что Маркус сам стал тем, кого раньше считал поганым отребьем, он старался лишний раз не напоминать себе, но в этом ему безустанно помогала Кейсо. И все же что-то в его голове удивленно щелкнуло, никак не желая замыкать финальный пазл — почему она, множество раз отшучиваясь на тему его истинного положения в нижнем городе, не произнесла этого вслух, когда был шанс? Отчего человек, ненавидящий его всеми фибрами души, внезапно упустил свой шанс на то, чтобы свершить свою личную месть? Маркус встречался с ней множество раз за последние пару лет на улицах нижнего города. Она и еще несколько похожих бродяг часто наводили местные беспорядки на особо злачных переулках Зауна. Маркус недолюбливал их, но какая-то давно забытая светлая сторона души все же была им благодарна: помимо беспочвенных разбоев и проказ над патрулирующими миротворцами они отыгрывали роль неких местных хранителей спокойствия. Насколько это вообще было возможно с приходом Силко к неофициальной власти. В руки миротворцам на удивление часто попадали виновники нападений и краж, ушлые продавцы и даже головорезы. Иногда это казалось счастливым совпадением или стечением обстоятельств, но время от времени он слышал безбашенный хохот зауновских бродяг, сигающих по крышам нижнего города, а временами ему чудилось, что из темноты соседних переулков за ним неустанно наблюдает пара блестящих глаз. Хотя сейчас слово «наблюдает» казалось абсурдным. Он не знал, ему даже в голову не приходило, что местная разбойница нижнего города могла быть слепой, хотя мог бы догадаться, учитывая, сколько раз видел ее, разъезжающей на спине очередного сокомандника. Особенно, когда они пытались скрываться от миротворцев, убегая по незнакомым проулкам или наблюдая за тем, как ее глаза вечно рыскали в поисках чего-то, но словно не найдя, обреченно прикрывались. Деталей ее личности было и так слишком мало, но даже их Маркусу отчего-то не хотелось открывать Силко. Поэтому с каждой встречи он уходил еще больше нахмурившимся от недовольства наркобарона. Маркус и сам был не против выкинуть девушку из Пилтовера, но от мыслей, что с ней может сделать Силко, к горлу подступала тошнота. Шерифу хотелось понять мотив взрыва, устроенного ею на дирижабле, и ему казалось, что ответ был где-то на поверхности, но неустанно ускользал от понимания. Все было бы проще, если бы при ней была маска, чертов летающий скейт или хоть какая-то деталь, подразумевающая ее принадлежность к светлячкам. Но ничего на это не указывало, и Маркус с досадой понял, что подобная теория и вправду была самым легким вариантом, но не являлась правдой. Светлячки в его понимании были жестокими и беспринципными разбойниками, готовыми пойти абсолютно на все ради достижения своих целей. Кейсо же казалась ему темной лошадкой, чей пустой взор пробирал до костей, будь он неладен, ведь как у незрячих мог быть такой взгляд — он искренне не понимал. Маркус в очередной раз протер свой шерифский значок, сдерживая желание отдать его первому встречному миротворцу, схватить дочь под бок и сбежать из этого чертового города куда-нибудь подальше, и вновь нацепил его на грудь. Блестящая поверхность глубоко ненавистного им знака отразилась сетью солнечных зайчиков на стенах, словно подчеркивая важность собственного статуса, и Маркус несдержанно скривился. Мужчине казалось, что Кейсо своим присутствием в Пилтовере, хотела она того или нет, но напоминала ему, кем он стал, сотрудничая с Силко. Пусть бы она закрывалась в своих покоях и рыдала, выставляя себя слабой девчонкой перед остальными, пусть бы жалела себя и свою жизнь, давя на всеобщую жалость, но только не скалилась на всех подряд и рычала. Даже тогда, когда советница Медарда решила преподать ей тот урок, который Маркус, в общем-то, и оценил, как жест доброй воли, но послевкусие от вида окровавленных губ девушки осталось весьма скверным. Если бы она хоть раз показала им свою слабость — Маркусу было бы проще жить, зная, что все рано или поздно прогибаются под давлением обстоятельств. Но до глупого упрямая непоколебимость девушки и какая-то излишняя заносчивость неустанно напоминали ему, что он безвольный слабак, не устоявший перед обещанными Силко золотыми жилами и почетным званием шерифа, которые сможет обеспечить участие в контрабанде мерцания. Присутствие Кейсо обнажало его истинные стороны и задвинутую в дальний угол честь, и ему это совершенно не нравилось. Шериф взглянул на часы, нервно постукивая ногой, и покосился на двух миротворцев, хищно оглядывающих двери покоев. Он мог поклясться, что они думали сейчас только о том, что если она не выйдет через две минуты к назначенному времени, то у них будет отличный повод заглянуть в ее покои и либо отпустить пару грязных шуток в ее сторону, либо припугнуть излюбленными дубинками, дабы ускорить процесс ее сборов. Но она не вышла ни через две минуты, ни через пять, ни даже через десять. Маркус несколько раз громко постучал в дверь, мысленно проклиная совет с их чертовой идеей поставить его главным надзирателем Кейсо, и прокричал о том, что если она не выйдет из комнаты, то за ней, как он и обещал, зайдут миротворцы. Но отсутствие хоть какой-то реакции напрягало, и мужчина, недовольно шипя себе под нос, вставил ключ в замочную скважину и дернул дверь, заходя в комнату. По мере того, как его взор огибал пустую комнату и развевающиеся шторы, мужчина вытягивался в лице, а его мысли сменялись слишком быстро, чтобы он мог остановиться хотя бы на одной. Начиная от надежды, что Кейсо все же сбежала, лишив его головной боли, заканчивая нервным переживанием, что если это все же так, то у Маркуса определенно назревали проблемы. Он постоял несколько секунд в тишине, пытаясь собраться с мыслями, а затем выскочил из комнаты, отдавая распоряжение дежурящим миротворцам, чтобы те оповестили советника Хеймердингера, а сам направился к покоям Талиса. Джейс лишь удивленно поднимал брови, выслушивая многочисленные ругательства шерифа и удивляясь тому, как у того не иссякает запас грязной ругани, когда речь заходила о Кейсо, а вот Хеймердингер недовольно хмурился. Виктора в покоях так же не оказалось, и в голове крутилась лишь одна здравая мысль: девушка сбежала, возможно, прихватив с собой что-то из лаборатории. — Я же Вас предупреждал! — сорвался на крик шериф на подходе в лабораторию. — Я же говорил, черт возьми, что этим все и закончится, а Вы мне не верили. Выходцам из нижнего города доверять нельзя! Грохот открываемых дверей заставил Виктора вздрогнуть и недовольно поморщиться на посторонний шум, не отрываясь от работы. Он размашисто писал ту часть расчетов, которую им с Кейсо удалось проверить за ночь, и хотя все они не давали точного результата, но это было хорошей почвой для дальнейшего развития. То, что выдавал хекстек, — было новым этапом в дальнейшем его изучении, Виктор был уверен. Хеймердингер, Талис, а так же шериф и полдюжины миротворцев застыли в дверях, не в силах сделать и шагу дальше. Виктор сидел около хекстека и, ссутулившись, что-то усердно строчил на листке бумаги, не забывая время от времени улыбаться от каких-то комментариев Кейсо. Сама же девушка буквально лежала на его столе, сонно развалившись на документах и подперев голову руками, и что-то упорно ему надиктовывала. — Мать честная, — прошептал Хеймердингер, будучи уверенным, что происходящее перед ним всего лишь недалекая иллюзия. — Ты когда-нибудь видел, чтобы они работали вместе? Талис сделал несколько неуверенных шагов вперед, пропуская вопрос йордла мимо ушей, а затем медленно направился к ним, приближаясь почти вплотную, но те, казалось, и вовсе его не замечали, лишь продолжали усердно спорить на какую-то тему под протяжное зевание девушки. Пазл того, что вообще происходило, складываться не хотел, и единственный здравый вопрос, который Джейс смог сформулировать, сорвался с его губ: — Вы вообще спали сегодня? — в замешательстве подал голос Талис, и Виктор с девушкой синхронно повернулись на него. — Это была чудесная ночь! — воодушевленно воскликнул Виктор и тут же недовольно покосился на девушку, которая прыснула с его слов. — Кейсо пришла ко мне и… — Ты уверен, что мне стоит знать подробности? — приподнял бровь Джейс, все еще ни черта не понимая, но комичность ситуации заражала и его, и по мере того, как лицо Виктора сменялось с возмущенного на краснеющее до самых кончиков ушей, он распалялся все больше. Но затем, словно вспомнив, где находится, нахмурился. — И что, к черту, значит «пришла»? — Если Вы, господин Талис, все еще не заметили, то дверь — не единственный выход из моих покоев, — пока мужчина пытался понять смысл ее слов, она уже нащупала тонкую стопку листов, на которых писал Виктор, и выдернула их прямо у него из-под пера, протягивая Талису, и тот принялся их просматривать. Прошло несколько минут, во время которых Хеймердингер несколько раз любопытно заглянул под локоть Джейсу, желая узнать, что вообще происходит, но затем Талис медленно опустил листы, смотря пустым взором перед собой, чтобы через мгновение перевести его на Виктора, с силой хлопая его по плечу так, что тот подавился воздухом. — Как вы к этому пришли?! — он громко воскликнул, начиная трясти Виктора за хрупкие плечи, не в силах сдержать любопытства. — Это же может сработать! — Некоторые решения недостаточно увидеть, — помолчал несколько мгновений Виктор, кидая быстрый взгляд на Кейсо, уже практически дремавшую на столе, покрытым скомканными бумагами — неудачными расчетами после бессонной ночи. — Иногда их можно лишь прочувствовать. Кейсо была странной. Виктор привык, что все в мире, даже людей, можно было просчитать заранее, как предсказуемый механизм, но некоторые решения девушки вводили его в такой тупик, что он временами сомневался в том, кем она является на самом деле. Ни ее мотивы, ни желания, ни даже настоящие эмоции, казалось, не знал никто, кроме нее самой. Наверное, это было естественно, учитывая, в какой ситуации она оказалась, и ее прямолинейность поначалу сбивала с толку, но затем стала даже импонировать ему. И все же это не отменяло единственного факта — она была здесь чужой. Виктор и сам был родом из нижнего города, но бесконечно пытался сбежать от своего прошлого, намереваясь стать тем, кем являлся сейчас. А Кейсо, в отличие от него, и вовсе гордилась тем, откуда она. Даже будучи абсолютной белой вороной среди людей верхнего города, она до последнего отвоевывала город, ставший ей родным домом. Виктор родился внизу, но всегда стремился к светлым шпилям академии Пилтовера. А Кейсо была полной противоположностью — она родилась среди светлых и чистых домов верхнего города, с младенчества имея шанс вести свою жизнь, как ей было угодно, но вместо этого она сбежала в Заун в поисках чего-то, совершенно недоступного и непонятного для Виктора. Что она там искала и нашла ли — оставалось для него главным вопросом. Стала ли она той, кем хотела быть, смогла ли отыскать себя — интересовало его не меньше. Иногда Виктору казалось, что Кейсо само олицетворение Зауна, его совесть и душа, и последнее, что она смогла бы сделать — предать его. И именно потому, что Виктор и сам был родом с тех трущоб, которые приходились ему домом, он знал, что люди из нижнего города, желающие остаться там, более того, гордящиеся этим — хитры и опасны. И хотя Кейсо казалась ему совершенно иной, в одном он был уверен наверняка: настоящее нутро Зауна вплетается плотно, рассеиваясь под кожей, оно оплетает корнями сердце и становится одним целым с тобой, если ты добровольно не бежишь от него, как и поступил Виктор. Кейсо же не бежала. И в этом была загвоздка, ведь Виктор знал: в конечном счете все, кто прожили в Зауне столько лет, как она — становились монстрами окончательно и бесповоротно.