Feels like a masquerade Who's the man behind the mask? We're standing face to face With the hearts that turn to black You better watch your back
Едкий дым вновь застилает небо, окрашивая его в кровавый оттенок, но сидящая посреди моста девчонка лишь шарит пустым взглядом перед собой, не видя ничего, кроме кромешной темноты. Где-то там, позади, жители Зауна зализывают кровоточащие революционные раны вместе с самим городом; впереди — как всегда ликующий Пилтовер, вероятно, во всю разглагольствующий, что победа над очередными повстанцами, — их драгоценное достижение. В тот момент они даже не знали, что жертвы, которые оставили после себя миротворцы на мосту, станут толчком к следующему бунту, но столь тихому и незаметному, что верхний город даже ничего не заподозрит, лишь станет медленно разваливаться изнутри из-за контрабанды грязного наркотика и загибающихся жителей нижнего города. Девчонка сидела на середине моста, в межмирье, не понимая, есть ли впереди свет и где теперь ее дом. Покинутая всеми, более не принадлежащая никому, она спешно вытирала горько-соленые дорожки слез, блестящие в лучах мутного восходящего солнца, и думала о том, что Пилтовер — самый лживый город из всех, о которых она читала в заумных книжках, собранных родителями специально для незрячих. Лживый, потому что с утра до вечера он вещал: «Верь в чудо, и оно обязательно произойдет». И она верила. Упорно верила, срывала тихие мольбы на крик, но родители, бездыханно лежащие у нее на коленях, продолжали оледенять ее своей безмерной тяжестью не только на ногах, но и на душе. В тот день Кейсо поклялась себе, что спалит этот мост дотла и больше не позволит никому из близких погибнуть здесь. Смрад дымовых шашек так сильно отравлял легкие, царапал горло и кружил голову, что ее крики со временем сменились на тихий хрип, обдавая сухие губы колючим жаром. Ей хотелось закрыть глаза и проснуться в одном из тех чудесных дней, когда она снова и снова тянула родителей через этот мост в нижний город, умоляя познакомить ее с местными уголками и причудами. Она была лишена возможности лицезреть, как выглядят оба города, но Пилтовер отдавал отполированной серостью и потертым золотом, а Заун в ее представлении пестрил обилием красок, горящих неоновых вывесок и лиственными оттенками неба. Родители часто лишь смеялись с ее энтузиазма, хотя сами были из тех, кто искренне не понимал враждебности двух городов. И там и там жили одни и те же люди, просто иногда смотрели на мир немного по-разному. Семья Ред’орнов была частым гостем в лавке Бензо по торговым делам, но еще чаще они просто забегали на чашку терпкого чая. Тогда-то она впервые встретила Вандера. Он не сильно любил родителей Кейсо, часто смотря сверху вниз лишь по той причине, что они были гостями из верхнего города. В те времена в крови мужчины кипело лишь желание справедливости для Зауна, тогда он еще не знал, что революция, на которую он поведет людей, принесет нижнему городу лишь сотни жертв и потоки крови, которые будут топить его в ночных кошмарах и дневных миражах. Но ничего сильнее, чем истории о бравых противостояниях из его юности, девушка не любила. Но самым важным, что Кейсо обретала там, являлось нечто иное. В верхнем городе ее зачастую сторонились, как проказы, словно незрячесть была чем-то постыдным, даже несмотря на то, что Пилтовер мнил себя венцом цивилизации и аристократии. Чужие родители далеко не всегда подпускали к ней детей, взрослые лишь вздыхали, когда Кейсо в очередной раз падала на пол, споткнувшись о неизвестную преграду, а брать с собой трость она отказывалась категорически. Но стоило ей спуститься вниз, в Заун, как местные дети облепляли ее со всех сторон и просили рассказать о недуге побольше. Они придумывали особые ходы, чтобы Кейсо могла чаще спускаться в нижний город, мастерили какие-то бесполезные каталки, чтобы успеть довезти ее к другому краю Зауна, пока родители беспечно болтали с Бензо и просто позволяли ей забывать о том, кто она и откуда. Они не стеснялись ни ее, ни ее присутствия, они не выделяли ее среди остальных и не тыкали пальцем на ее глаза, поэтому улицы нижнего города, на которых Кейсо проводила детство с беспризорниками, запомнились ей местом, где каждый может не скрывать самого себя. Свободный народ нижнего города был ей по душе, и чем старше она становилась, тем больше пропадала на улочках Зауна, изучая его, прощупывая, становясь незримой частью его души. Пока не прогремел роковой революционный день. — Кейсо! Кейсо, это ты? — среди глухого шума и плотного дыма она расслышала голос, растекающийся внутри чем-то родным и теплым, привкусом медовых сладостей и травяного чая. Бензо долго стоял над ней, пытался оторвать ее судорожно сжатые руки от тел мертвых родителей, умолял объяснить, что случилось, но та лишь молчала, мотала головой и безутешно хрипела. Пилтовер стал ненавистным ей городом, потерявшим любой шанс на оправдание, предавшим ее веру и надежду даже несмотря на то, что и раньше он был несправедлив по отношению к ней. Место, которое ей казалось домом, — неуютным, жестоким, с вечными насмешками за спиной, но все же домом, — сейчас полыхало в ее сознании ярким пожарищем. Пилтовер был городом, предавшим ее, в то время как Заун распростер свои широкие и неловкие объятия, принимая ее с неидеальностями, обозленностью на весь белый свет и горечью внутри. Что ж, на то он и был Заун: покалеченный, обугленный, пропитанный чужой кровью — он понимал чужую боль, как никто другой. Ее нога не ставала на черту Пилтовера, даже на проклятый мост, еще многие годы, пока однажды в один из особо теплых дней ее туда не затащила та, кого сама Кейсо считала своим собственным светом на темных улицах Линий. Кейсо неуютно заворочалась во сне, что есть мочи пытаясь дотянуться до мельтешащих впереди жизнерадостного смеха и рыжей макушки. Она не знала, что значит «рыжий», но много раз слышала, что этот цвет такой же мягкий и теплый, как солнце, именно такой, какой и должен быть в волосах у человека, глядящего на мир столь доверчиво. Но девчонка все бежала и бежала вперед, выскальзывала из ее рук, мчалась на мост, соединяющий два города, и без конца брынчала на своей лютне, стащенной у кого-то в местном баре. Когда же водный бриз сменился металлическим запахом крови, а звонкий девичий смех перерос в выжженный на подкорке сознания девичий крик, Кейсо подхватилась на кровати, бездумно хватая ртом воздух в попытке хоть немного обеспечить легкие кислородом. — Эмис! — хрип, сорвавшийся с ее губ, заставил Кейсо вздрогнуть, не узнавая собственный голос, а затем согнуться пополам от накрывающей сознание горечи: ей приснилась еще одна светлая душа, которую Кейсо обещала защитить, да не смогла.***
— Ты уверена, что это сработает? — Виктор недоверчиво покосился на девушку, чуть перепачканную грязью, но довольно посапывающую. — Да что с тобой? — Аллергия, — девушка скривилась, разделяя сочащийся лист чего-то, отдаленно напоминающего алоэ, на тонкие волокна, а затем все же отложила его в сторону, громко чихнув. — Черт бы ее побрал. Мужчина нервно постукивал ногой, склонившись над расчетами, запачканными землей и слизью от растения. Их общая идея, которую они вместе развивали последние две недели, постепенно сглаживалась, из нее выкидывались лишние переменные и добавлялись новые детали. Путем проб и ошибок — множества ошибок — они поняли, что спешить с симбиозом хекстека с чем-то еще явно не стоит. В первый же день, как теория была воздвигнута, они, не сдержав желания поскорее лицезреть результат трудов, едва не разгромили здание совета. Конечно же, никто, помимо Кейсо, не считал это приятным дополнением к экспериментам, и после сильного убеждения Хеймердингера и пары подзатыльников от него же им пришлось повременить с опытами. — Почему ты вообще… — мужчина запнулся, не понимая, как охарактеризовать хаос, которым девушка себя окружила. — Почему ты взяла этот цветок? Ты вообще в курсе, что ему больше сотни лет? Советник Хеймердингер просто обожает его. Виктор начал взбудоражено размахивать руками, пытаясь что-то доказать. Стоило Кейсо зайти в лабораторию едва ли не вприпрыжку, а затем озорно оскалиться в сторону шерифа, который усталым шагом заплелся вслед за ней, у Виктора нервно дернулся глаз: когда у девушки было приподнятое настроение настолько, что короткой дороги от покоев и до рабочего место ей хватало, чтобы утомить Маркуса, — это было не к добру. Но когда она, пытаясь убедить его, что нужно вводить в хекстек природные элементы, наткнулась на одно из комнатных растений и безапелляционно потащила его к сфере, Виктор понял, — сегодняшний день будет весьма и весьма тяжелым. Девушка отвлеклась лишь на мгновение, чтобы шутливо щелкнуть его по носу, оставляя там грязный отпечаток, и вернулась обратно к делу. — Советник Хеймердингер слишком сильно переживает, потому что у него есть на это время, — Кейсо лишь отмахнулась от него, — не у всех есть в запасе пара сотен лет, чтобы изучать и прощупывать неизвестную материю. — Если из-за твоей ошибки мой стол опять покроется слоем этой чертовой сажи… — Признайся, что тебе просто не хватает духу рискнуть, вот ты и злишься, — девушка расплылась в самодовольной ухмылке, кидая взгляд из-под опущенных ресниц. — Я не злюсь, — раздраженно ответил мужчина. — А вот и злишься. — А вот и нет, — он на мгновение замер, ощущая, как от сощуренного взгляда Кейсо внутри возникает жгучее желание что-то доказать ни то себе, ни то ей, но слишком поздно понял, что она его просто дразнит, и раздраженно выдохнул. — Я на твои провокации поддаваться не буду. — Ну и зануда, — Кейсо вновь отвернулась, разделяя лист неизвестного вида криво и слегка неуклюже. За время, проведенное ею здесь, мужчина успел заметить: даже несмотря на то, откуда она пришла, ее разум был построен иначе, больше схож с теми, кто жил в Пилтовере. Она была ребенком прогресса, часовых механизмов и разработок, но во всем, что было связано с биологией, — терялась мгновенно. Но что, если в природном дополнении, в природном происхождении магии и крылась вся суть? Что, если лишь с использованием химических связей, а не механизмов, они могли достигнуть нового этапа? — Как думаешь, у хекстека есть шанс, чтобы сделать человека идеальным? — внезапно подал он голос, и Кейсо нахмурилась, откладывая скальпель в сторону и разворачиваясь на стуле. — А разве человек, как существо, сам по себе не идеален? — задала она встречный вопрос, внимательно впиваясь взглядом перед собой. — Человек слаб и по большей мере беззащитен перед растущим прогрессом и природой. Он имеет множество недостатков и слишком хрупок, одна небольшая деталь делает нас другими, делает нас уродливыми. — Никто не вправе считать тебя не таким, пока ты сам не будешь этого позволять, Виктор, — внезапно серьезным голосом ответила Кейсо. — Никто не вправе считать твои детали недостатком, пока ты сам так не думаешь. — Это — не «мои детали»! — горячо воскликнул мужчина, вспыхивая от больной темы. — Это — недуг, то, что ставит меня на планку ниже по сравнению с остальными, потому что лишает меня ряда возможностей, доступных другим. — Это лишь у тебя в голове, — хмыкнула Кейсо, явно не намереваясь продолжать тему. — Человек — не механизм, он склонен ломаться, барахлить и выводиться из строя, и бывает так, что детали, не встроенные с самого рождения, заменить на новые и блестящие нельзя, — она мимолетно провела пальцами по векам, чуть прикрывая глаза. — Но что, если хекстек может это исправить, что, если он может дать нам эти самые недостающие детали?! — Тут нечего исправлять, неужели ты не понимаешь? — девушка покачала головой. — Это особенность, выделяющая тебя среди остальных, это то, что позволяет тебе ценить моменты в жизни и вещи, о которых другие даже не подозревают. Я — человек, и я хочу оставаться такой со своими выемками, неровностями и временами барахлящим организмом. Проблема в том, что когда механизм ломается, его заменяют на новый, а когда ломается человек, — он продолжает двигаться дальше, и это меня восхищает, а не отпугивает. Вот, что отличает нас от «идеальных» механизмов. — Но механизмы можно исправлять, и их будут ценить и такими, а людей с недостатками — нет. Мы с тобой оба поломанные. Испорченные эксперименты, неидеальные пробники кого-то свыше, кто сыграл над нами злую шутку. — Может, нужно просто найти человека, который будет принимать тебя со всеми неидеальностями, проблемами и тяжелым грузом на плечах? — девушка мимолетно коснулась его руки, тут же отстраняясь и разворачиваясь обратно. — А не пытаться быть тем, кем ты не являешься. — Я не понимаю, как тебе может не хотеться стать более нормальной, — казалось, Виктор тоже понял, что их небольшой спор зашел в тупик, и лишь раздосадованно выдохнул, а затем кивнул головой в сторону. — Более похожей на них. — Если ты вдруг решил мне показать на кого «них», то у меня для тебя плохие новости: моя неидеальность не дает мне увидеть твоих телодвижений, — Кейсо вновь вернула шутливый тон, вопросительно поднимая бровь. Слова Виктора задели внутри какие-то давно забытые гордость и желание доказать, что она не хуже остальных. Эта самая гордость часто толкала ее на поступки, приводящие к интересным идеям, разработкам и небольшим открытиям, но еще чаще — к проблемам. В Зауне ее недуг слился с повседневностью настолько, что она порой и вовсе забывала о нем, но Виктор, ворвавшийся в ее мысли со словами о нормальности, пошатнул старые уверенности и всколыхнул обиды. Он, как олицетворение Пилтовера, напомнил ей о прежних днях, проведенных здесь, а также о том, что ей необходимо стремиться к большему, быть такими же, как и они, — столь идеальными и непорочными. Эта же обида подстрекала ее доказать самой себе, что она может быть достойной этих людей, даже если данное желание было глупым, словно показателем ее глубокой злости на саму себя и Пилтовер за то, что она не родилась «нормальной». — Как Джейс, как советница Медарда, как, — он на мгновение замялся, и Кейсо перевела на него вопросительный взор, выныривая из своих мыслей, — как Скай. Лицо девушки вытянулось лишь на мгновение, но затем тут же приняло хищное выражение лица, так, словно мужчина только что выдал все военные тайны города. — Значит, Скай? — вполголоса проговорила она, довольно щурясь, когда мужчина, подавившись воздухом, возмущенно на нее шикнул. — Я лишь сказал… — Да-да, я поняла, — она хмыкнула в ответ, разворачиваясь к делам и всем видом показывая, что продолжать тему не намерена. В любое другое время она отшутилась бы, непременно бы вовлекла в разговор кого-то еще и забавлялась реакцией Виктора на ее издевки, но неприятное покалывание в груди отчего-то заставило нахмуриться. Желание Виктора быть лучше, чем он есть, отражало ее собственные неуверенности, зарытые глубоко внутри. И хотя Кейсо открыто высмеивала его рвение быть таким же, как и остальные, где-то в глубине души подобное желание не было ей чуждо. Она и вправду всегда была «не такой». Не такой для верхнего города, потому что ее недуг не вписывался в идеальную жизнь Пилтовера, не такой для Зауна, потому что присущая жалость к окружающим, даже к раненным миротворцам, нежелание участвовать в свершаемом насилии и длительная лояльность к Пилтоверу, несмотря на искреннюю ненависть, — все это делало ее белой вороной даже среди зауновцев. Желание перепрыгнуть через поставленную самой себе планку, казалось, давным-давно растворилось внутри, потому что собственные переживания становились ничем на фоне реальных проблем, сопровождавших изо дня в день, а также чужих жизней, которые девушка вознамерилась спасать. Были ли ее мотивы спровоцированы огромной зияющей внутри дырой, которую ничего заглушить не могло, — она не знала. Но с годами стало приходить все более четкое понимание: все, что она затеяла, — светлячки, попытки защитить хороших людей и сжечь к чертовой матери мерцание, — все это было вызвано в первую очередь не благородными мотивами честного рыцаря-святоши, а попыткой забыться от внутренних неудовлетворенных желаний, страхов и переживаний. Искупить те грехи, которые она еще даже не совершила, и что-то доказать самой себе, упрямо вздернув нос в сторону бунтарской жизни. Виктор, сам того не желая, вновь запустил в ней заржавевший механизм той самой бесконечной погони за несуществующим будущим, желания доказать всем вокруг, что она достойна того же, что и окружавшие ее аристократы. В груди вновь всполошилось слегка нелепое чувство обиды на мужчину: будь Кейсо хоть в сотню раз лучше, она никогда не сможет стать столь «нормальной» в глазах Виктора, как та же Скай. Не сказать, что это ее расстраивало, просто вызывало легкую досаду. — Дело было не в ком-то конкретном, а во всех подряд. Все, кто окружают нас и имеют влияние на нас и… — Что ты сказал? — вдруг замерла Кейсо, хватая за руку мужчину, который уже собрался уходить. — Что? — он мотнул головой, сбившись с толку от ее внезапной смены настроения. — Окружение имеет влияние… — Нет-нет, до этого. — Дело не в ком-то конкретном … — Дело в чем-то конкретном, — взгляд девушки дернулся, и она нахмурилась, нервно закусив губу. Виктор настороженно замер: она всегда так делала, когда глубоко задумывалась над чем-то, пропуская через свое сознание потоки мыслей, расчетов и попыток выстроить верную теорию. На мгновение ему до чертиков захотелось влезть к ней в голову и узнать, как же она размышляла, как был построен ход ее мыслей, — было ли это так же хаотично, как и процесс ее работы, или наоборот, в противовес к реальным действиям ее мысли выстраивались ровно по цепочке, складывая пазл за пазлом, уравнение за уравнением. — Дело в чем-то конкретном! — Я не, — замялся мужчина, ловя слегка обезумивший взгляд Кейсо. — Я не понимаю, о чем ты. И отпусти мою руку, ради всего святого, ты оставишь синяк. Но девушка его не слушала, она впилась пальцами еще сильнее, восторженно тормоша его, словно это могло натолкнуть Виктора на ход ее мыслей. — Мы думали, что дело может быть в том, что хекстек отвергает органику, но дело не во всей подряд органике, а в конкретной. Ядру хекстека огромное количество лет, а все, что мы в него пихали, по сравнению с ним слишком примитивные парубки. — Хочешь сказать, ему нужно развиваться, основываясь на чем-то более близком ему? — Мы экспериментировали с эволюционировавшими видами, а нужно начинать с самого начала, с зерна, молекулы… — Или просто чего-то, что было рождено не так недавно, как… — Как цветок советника! — девушка все продолжала восторженно трясти Виктора, как ребенок, только узнавший какую-то интересную тайну. — Нужно начинать с корней, — Виктор, заряжаясь неугасаемой энергией Кейсо, тоже вцепился в ее плечо, словно это помогло бы его мыслям крутиться в голове быстрее, но от переизбытка информации и предположений голова резко закружилась. — А затем уже добавлять лиственные части, и если все будет в порядке… — То цветочные луковицы! — казалось, мысль, которую Кейсо даже не успевала обдумать, уже встраивалась в голове у Виктора, и они, не сговариваясь, схватили выпотрошенный девушкой корень и рванули к хекстеку едва ли не наперегонки. Работники лаборатории в этот момент могли наблюдать весьма забавную картину, как Кейсо, впопыхах натыкаясь на все подряд, перепрыгивала через разбросанные пробирки и стулья, и позади, цепляясь за ее рукав, семенил Виктор, благополучно оставивший где-то свою трость. К моменту, когда они с самым что ни на есть заговорщицким видом нависли над сферой, настраивая ее на нужный лад, и Виктор занес нужный ингредиент, в лабораторию влетел Джейс. — Какого… Эй, какого черта?! — он возмущенно шикнул на них, тут же вытягиваясь в лице от того, что Виктор с Кейсо синхронно повернули на него головы, словно их только что застали за чем-то не очень законным. Это выглядело весьма комично, и если бы не странность ситуации, Талис бы уже громко расхохотался. — Кейсо, ты опять за свое?! Мы же еще не провели никаких расчетов! Виктор нервно переглянулся с девушкой, а затем ощутил, как та активно пихает его в бок. — Можешь свалить все на меня. Ему, честно, захотелось возмутиться и громогласно согласиться с напарником, что шаг был слишком рискованным, но затем он взглянул на свою руку, занесенную над хекстеком, а затем на Кейсо, взирающую на него с излишне восторженным ожиданием, и его рука дрогнула сама собой. Спустя мгновение к хекстеку полетели корневые части растения, столь обожаемого йордлом. Свет, озаривший комнату, заставил Виктора напряженно зажмуриться, пока он не ощутил, как Кейсо требовательно задергала его за рукав. — Как это? — он приоткрыл один глаз и едва не рассмеялся: энергия, расходившаяся от хекстека, заставляла гравитацию действовать иначе, и волосы девушки растрепались вокруг ореолом, делая ее похожей на пушистый одуванчик. — Скажи мне, как это выглядит? Виктор застыл на месте, искренне желая ответить неугомонной девушке как можно скорее, но сил отвести от нее взгляда просто не нашел. Всю жизнь ему казалось, что ничего прекраснее механизмов просто не бывает, но светящиеся от искреннего восторга глаза девушки, казалось, стали медленно догонять их по планке. — Прекрасно, — это все, что он смог из себя выдавить, прежде чем заставил себя перевести взгляд. Из хекстека, оплетая стол тонкими корнями и ветками, стал прорастать дивный цветок, распускаясь с невиданной скоростью. Бутон плавно покачнулся, открывая лепестки, и Кейсо громко чихнула от яркого цветочного запаха. — Я знала, что в тебе есть скрытый дух авантюризма, — она хитро сощурилась и с силой пихнула того в бок, намереваясь сказать что-то еще, но тут их обоих схватил за шкирку Талис, слегка приподнимая от пола и встряхивая, как провинившихся детей. — Если бы что-то пошло не так, у нас были бы большие проблемы, — казалось, Джейс искренне пытался отыгрывать серьезного и законопослушного гражданина, но суровый тон никак не вязался с добродушным характером, а также тем, что в его голосе сквозило плохо прикрытое восхищение. Кейсо прыснула в кулак, но услышав, как Виктор тихо рассмеялся, не сдержалась и последовала его примеру. Тепло, распространившееся внутри, сначала мелькнуло тревожным огоньком, но затем все же заполонило тело приятной негой, — ей нравилось смеяться в компании Виктора и Джейса, отпуская тяжелые думы куда-то подальше. Нравилось, что мужчины, привыкшие действовать по строгим правилам совета, иногда срывались на небольшой риск, представляя ей свои по-детски азартные стороны. Она искренне не понимала, что заставляет людей скрываться за извечной личиной правильности и размеренности, когда внутри сидит нечто, желающее провернуть какую-нибудь рисковую авантюру. — Кажется, эра хекстека все продолжает и продолжает расширять свои границы, верно, напарник? — подал голос Виктор, когда Талис, смирившись со своим поражением, все же их отпустил. — Кристалл готов к тому, чтобы впитывать нужную ему энергию, и ты только посмотри: результат превосходит ожидания, это растение… Это ведь не то, что росло у нас. Он обрабатывает информацию, поступающую в него, анализирует и выдает совершенно иной результат! — Нет, — внезапно замотал головой Талис, ловя удивленный взор Виктора. — Время, когда мы были напарниками, развивая хекстек, постепенно уходит в прошлое, не находишь? Кажется, теперь мы не напарники, а команда. Кейсо, даже не успевшая понять, о чем тот толкует, внезапно ощутила прикосновение мужской ладони к своей. Талис крепко сжал ее руку, чтобы девушка, вскинув недоверчивый взгляд, не смогла вырвать ее в первое же мгновение. Джейс знал: она не любила излишние прикосновения, относилась насторожено даже к ним, но на мгновение обмякшая рука сбила его с толку. Когда же сверху легла ладонь Виктора, ненавязчиво обхватывая обе руки, уголок ее губ дрогнул в небольшой улыбке. — Да, команда. Рука Виктора была такой же, как и в ту ночь, когда она украла его прикосновение в чужой спальне: утонченной, прохладной, мягкой, а дыхание, долетевшее до нее запахом терпких чернил и сухого пергамента, на мгновение обожгло виски странным холодом. Все, что встречалось в жизни Кейсо, она воспринимала через призму сравнений. Все, что наполняло повседневность, имело свой неповторимый оттенок восприятия, запах и даже вкус, тонко отличавшийся один от другого. Даже люди, встречавшиеся в ее жизни, могли подходить под разные категории. И если Джейс представлялся в ее понимании эдаким теплым и добродушным здоровяком, напоминающим собаку, что радуется всему вокруг, то Виктор ассоциировался у нее с чем-то хрупким, холодным и еще невероятно сложным. Настолько сложным, что когда о нем заходили мысли, в груди появлялась неумолимая тяжесть. Для Кейсо, привыкшей к полной свободе и независимости, эта тяжесть была неприятной, даже слегка болезненной, но, словно не подчиняясь ее желаниям, продолжала отягощать камнем внутри. Его имя горчило на языке, как дорогое вино, которое все пьют, но никто не понимает его вкуса, а внутренний цвет ассоциировался с бархатными лепестками фиалки и, почему-то, с мерцанием. Виктор казался ей чем-то возвышенным и недостижимым, — тем, к чему хочется стремиться и чего хочется достичь ценой всего. Кейсо ощущала: по мере того, как они все чаще сталкиваются в лаборатории, ее посещало глупое желание стать частью интерьера и раствориться среди рабочих будней навсегда. Забыть о грязном прошлом и лишь продолжать восхищенно дискутировать с мужчинами. Эти мысли влекли так же сладко, как и отталкивали в диком страхе. Виктор со своими возвышенными стандартами впивался ей под кожу мертвой хваткой, разливался отравой по венам, от которой девушка начинала играть по чужим правилам, — по правилам чертового Пилтовера; рядом с ним хотелось быть лучше, быть «идеальным механизмом», заслуживающим внимания, но это совершенно ей не нравилось. Мягкий свет хекстека продолжал освещать комнату, когда часть рабочих уже закончили свой рабочий день, а четверо из них сидели прямо на полу, привалившись спиной к какому-то столу, и жевали домашний пирог. — Скай, честно сказать, я тебе завидую, — искренне произнесла Кейсо с набитым ртом, — как ты можешь готовить что-то настолько невероятное? — Я просто хотела вас угостить, — она нервно поправила очки, разглаживая несуществующие складки на халате. — Не хотелось праздновать, вот и решила приготовить что-то для друзей. Кейсо хмыкнула и покачала головой. «Друзей». Ей было интересно, — все в Пилтовере могут назвать тебя другом, стоит вам перекинуться парой занятных фраз, или же это была особенность неуверенной в себе лаборантки, по уши влюбленной в Виктора и дрожащей на каждом слове, стоило ему заговорить с ней? — Кажется, вы совершенно не умеете отмечать дни рождения. — И как же их отмечают в нижнем городе? — насмешливо приподнял бровь Джейс, протягивая ей еще один кусок пирога. Они сидели в ряд: Джейс, Кейсо, Виктор и Скай, — ждали, пока советник Хеймердингер освободится от своих дел и соизволит их навестить, оценивая масштабы ни то открытия, ни то «неконтролируемой катастрофы», и разговаривали о бессмысленных мелочах. Такие дни выдавались редко, и даже несмотря на внешнюю раздражительность от бездельничества, Талис заметил: Кейсо была не против насладиться долгожданной тишиной и спокойствием от беготни. — Мы разжигаем костры, — ответила она, чуть помедлив, и Виктор с интересом подметил, как ее взор впился в одну точку, словно мысли девушки уже улетели куда-то далеко. — Такие большие, что они могут достать до самого Пилтовера. Мы верим, что чем больше костер, тем больше в тебе будет гореть огонь жизни в следующем году. И танцуем до упаду, сутки напролет, пока голос не сорвется в хрип от шумных песен, а глаза не будут слипаться от усталости. У нас не принято дарить подарки, но есть поговорка: «Если ты отдашь человеку самое ценное в его день рождения, он отдаст душу тебе взамен». Это что-то вроде старой баллады, присказки, когда кто-то случайно что-то отдает, неосознанно, отдает самое ценное другому, то может в ответ претендовать на его душу. На самом деле это хорошо показывает людей. Мы все всегда глаголем, что в нашей жизни самое важное, — это духовные вещи, но когда доходит время до сути, всегда есть что-то важнее, — деньги, статус, привилегии. — И что самое дорогое тебе отдавали в твой день рождения? Кейсо нахмурилась, опуская взгляд, покрутила в руках какую-то шестеренку, а затем откинула ее в сторону с тяжелым вздохом. — Свою жизнь, — она невесело хмыкнула, и ее лицо, казалось, всего за мгновение превратилось из яркого в осунувшееся. — Это был последний подарок моих родителей. Тишина, плотно опустившаяся на лабораторию, была почти ощутимой и даже слегка удушающей. Все, кроме самой девушки, метались взглядом по комнате, не зная, куда себя деть. Она так просто об этом говорила, так не обязывающе, словно смерть была для нее чем-то обыденным, но стоило Виктору лишь словить себя за этой мыслью, как его пронзила неприятная догадка: вероятно, так и было. Но отыгрывало ли это в ее душе все еще хоть какую-то роль, или ее чувства и эмоции давным-давно окаменели, не в силах выдерживать подобное, — для него оставалось загадкой. — Господин Талис, — мужской голос нарушил тишину, и все облегченно выдохнули, мысленно благодаря так вовремя возникнувшего Маркуса, который избавил их от неловких попыток извиниться за то, за что извиняться было бы бессмысленно и глупо. — Мы все подготовили, как Вы и просили. — Отлично, шериф! — Джейс подскочил на месте, тут же подхватывая за руку ничего не подозревающую Кейсо, которая едва не подавилась пирогом от внезапности. Наспех сказав Виктору показать Хеймердингеру расчеты и наглядный пример, что их теория работает, он потащил девушку к выходу из лаборатории. Кейсо, совершенно не понимая, что происходит, не успела сказать и слова против, не то что попытаться воспротивиться прерыванию чудесной трапезы, сотворенной Скай. Они шли по коридором достаточно долго. Настолько, что даже Кейсо с ее привычкой запоминать каждый путь и уголок запуталась в лабиринтообразных путях и вздохнула: было ощущение, что ее специально водят кругами, намереваясь сбить с толку, но для чего, — оставалось для нее смутной загадкой. Талис вел ее мягко, но держать его под руку было в крайней степени неуютно, оттого она время от времени нервно передергивала плечами и дергалась, когда они сворачивали за очередной угол. Миротворцы, сопровождавшие их, угрюмо молчали, и с каждым шагом девушку начинали одолевать смутные сомнения на тему цели этой молчаливой прогулки. Может, они каким-то образом догадались о ее истинных целях нахождения здесь? Или, может, совету надоела зауновская зверушка, и они решили избавиться от нее по-тихому? Ее тело пробила неприятна дрожь, и Талис, словно заметив это, ободрительно похлопал по плечу. — Неужели я опять сказала что-то не то не тому человеку, и он заплатил Вам, чтобы моя голова красовалась на каком-нибудь заметном месте? — невесело хмыкнула девушка, и Джейс остановился, удивленно взирая на нее. — Что? — Вы битый час водите меня по коридорам туда-обратно, к чему все это? — прямо спросила Кейсо, не скрывая своей раздражительности. — О, не переживай, — добродушно рассмеялся Джейс. — Я лишь хотел тебе показать кое-что, мы уже пришли. Со стороны послышалась короткая возня, и в замке щелкнул ключ, а затем массивные, судя по скрипу, двери отворились, пропуская несколько человек внутрь. Спертый воздух на секунду обдал лицо холодом, покрывая кожу мурашками, а после Кейсо ощутила весьма знакомую энергию хекстекового ядра и чего-то еще. Запах, впивающийся под кожу и оставляющий там неприятные разводы, озарял сознание болезненными, яркими вспышками и распространялся болью по всему телу, а также горьким бессилием. Кейсо резко втянула носом воздух и отшатнулась, едва не падая в руки удивленного Талиса. — Что это? — прошипела она, и ее глаза заметались по помещению в поисках чего-то, известного лишь ей. — Зачем Вы привели меня к этой дряни? — О чем ты? — казалось, Талис был весьма озадачен таким настроением девушки. — Я узнаю вонь мерцания за пару сотен метров, потому что запахом этой дури пропиталась уже каждая чертова подворотня на Линиях! Джейс нахмурился, переглядываясь с шерифом, и мягко подтолкнул ее вперед. — До того, как ты нам подкинула идеи насчет природы хекстека и мы стали тратить все время на попытку синтезировать из него что-то, мы с Виктором занимались кое-чем иным, старались создать из хекстекового кристалла нечто более прочное и постоянное, маленький сгусток энергии, который будет стабилен и легко управляем. Это прототипы, но представь, что мы можем сделать, если с помощью наших исследований из хрупкого кристалла сможет выйти крепкий камень, прочнее алмаза? Руки Кейсо наткнулись на поверхность стола, и она скользнула пальцами дальше, очерчивая папки листов, валяющиеся болты и шестеренки, а затем наткнулась на массивный механизм. Ей потребовалось немало времени, чтобы прощупать каждый его уголок, прежде чем выдохнуть и отступить назад. — Я знала человека, который носил подобные, — тихо проговорила она, любовно оглаживая механические перчатки, и Маркус позади нее внезапно закашлялся, ловя удивленные взгляды остальных. — Но эта идея — невероятна. Ее ведь можно использовать для горных работ или… Да черт знает еще для чего, но это то, что может упростить жизни обычных работяг! — Да, — облегченно выдохнул Джейс. — Это то, к чему мы стремились с Виктором. — Вы хотели… — она удивленно застыла. — Мы хотели помогать людям, которым это нужно. Хотели дарить нижнему городу то, что он не может себе позволить, но чем у нас есть возможность поделиться. Я хотел тебе показать, Кейсо, мы — не враги. Наш общий враг, с которым мы боремся, — природа. Смерти, болезни, врожденные недуги. Мы сможем спасать человеческие жизни, я верю, но для этого мы должны доверять друг другу, идти рука об руку. — Я рада, что ваши действия несут благие намерения, — невесело хмыкнула Кейсо, продолжая очерчивать последующие механизмы. — Но знаете, куда ими выстелена дорога? Я бы хотела, правда хотела позабыть о насущных проблемах и изучать глобальные масштабы человеческих болезней, вот только ваш враг — нечто духовное и нематериальное. А мой — создан из плоти и крови. Ваши идеи могут принести результат, а могут и не принести, потому что то, с чем вы боретесь, не любит человеческого вмешательства, на все смерти и недуги есть своя причина. А чтобы победить моего врага, мне нужно всего лишь отвесить пару пуль ему в лоб, и Зауну сразу станет легче дышать, но вы… Она хотела сказать что-то еще, но ее пальцы наткнулись на капсулы с мерцанием, такие, которые продают втридорога для быстродействующего эффекта. Очевидно, их использовал и Пилтовер для каких-то экспериментов. А затем руки столкнулись с чем-то до боли знакомым. Она замерла и, практически задержав дыхание, начала жадно скользить по грубому металлу, кривоватым сплавам и чуть заржавевшим шестеренкам. Когда же ее пальцы коснулись выемки, в которой крутился хекстековый кристалл, скрепленный парой магнитов, она резко обернулась, стараясь сдержать свой гнев и не выдать себя. Частички ее надежды и души, вложенные в этот механизм, сейчас были ударом ниже пояса от Пилтовера. — Это не похоже на Ваши разработки, — холодно отчеканила она, впиваясь требовательным взглядом перед собой. — Да, — Джейс замялся, неловко рыская взглядом по комнате. — Это из нижнего города, мы решили, что данное устройство может быть полезным, но не можем разобраться в том, для чего подобное создавалось, вот я и решил, что ты больше знаешь местных механиков и смогла бы нам помочь узнать, что это такое… — Вы украли это! — не сдержалась она, не в силах более молчать о несправедливости. — Эта разработка на основе хекстекового ядра, которое они украли у нас. И они рано или поздно создали бы из этого оружие против нас! Кто вообще знает, что это за вещица и сколько вреда она могла бы нам принести?! — Это не дает Вам повода врываться в город, который Вам не принадлежит, и забирать чужие вещи! Ваши продажные псы готовы завалиться в дом любого, обыскать его посреди ночи и забрать все, за счет чего человек выживал в том злачном месте! — О чем ты… — непонимающе мотнул головой Джейс. — О чем ты говоришь? Миротворцы не имеют дел с жителями нижнего города, пока те не нарушат закона. — Да? — Кейсо тихо рассмеялась, не понимая, как при всем уме Талиса тот мог быть столь наивным. — Господин шериф, может, просветите нашего дорого ученого, как там на самом деле происходят дела. — Твои манипуляции уже сидят у меня в горле, хватит выставлять честных солдат Пилтовера словно они бездушные животные, — казалось, шериф был раздражен не на шутку. Он искренне не понимал, как вообще Талису пришла идея показать девушке их секретные разработки, привести ее в место их хранения и попытаться донести, что они желают мира. Казалось, Джейс был единственным, кто желал мира с нижним городом, а его нелепый пацифизм постепенно начинал мешать совету, который также не прочь выудить свои плюсы из контрабандной торговли. Талис впустил Кейсо туда, куда пускать не имел права, и если бы не покровительство Медарды, то ему бы это так просто с рук не сошло, но Маркус все равно считал его глупцом, искренне верящим, что Кейсо может перенять сладкие мечты Джейса и стать на сторону Пилтовера. — Ты всегда пытаешься выставить народ нижнего города жертвами обстоятельств, вот только скажи: как много преступлений свершается внизу и сколько наверху? Сколько жертв разбоев в год там и сколько здесь? Я видел много таких, как ты, на улицах Зауна, тех, кто кричит направо и налево, что мерцание — зло, но стоит перед ними поманить заветным стеклышком, как они готовы свернуть шею даже собственной матери ради порции дури. Вы пытаетесь свалить все на то, что вам просто не повезло родиться внизу, но тебе даже дали шанс на то, чтобы стать частью Пилтовера, — и что, сильно помогло? Сильно ты изменилась после времени, проведенного здесь? Да ни черта не поменяется, стоит тебя отпустить, как ты вновь отправишься совершать преступления! Руки Кейсо неконтролируемо сжались вокруг столешницы, и она ощутила, как гнев медленно, но уверенно заполняет ее изнутри. Она подняла руку на инструмент, больше похожий на небольшую пушку, и горько усмехнулась. Они с Экко вложили всю душу и силы в то, чтобы создать нечто, помогающее людям от мерцания, а жители Пилтовера даже не знают, что отобрали у нижнего города надежды на спасение и нормальную жизнь. Напыщенные идиоты. Ее пальцы скользнули на склянку с мерцанием, стоявшую рядом, и она ощутила, что миротворцы позади напряглись, затем услышала мягкий аккуратный шаг, а после еще один, но когда в нос ударил привычно-терпкий запах табака, она криво ухмыльнулась. Миротворцы могли разглагольствовать сколько угодно, но каждый из них прекрасно знал опасность той дури. Стоит ей сейчас использовать мерцание на себе, и никто из этой комнаты живым уже не выберется. Тишина, опустившаяся на комнату, была почти ощутимой, и Кейсо лишь сильнее сжала склянку в руках. Пока этим идиотам наглядно не продемонстрировать их слабости и непростительные ошибки, они никогда не поймут, с чем именно имеют дело. Когда Маркус приблизился к ней почти вплотную, она резко выдохнула, прикрывая глаза, а затем развернулась, на ходу снимая крышку с капсулы и всадила иглу прямо в Маркуса, который уже протягивал к ней руку, намереваясь аккуратно выхватить мерцание. Да, она многое отдала бы, чтобы увидеть выражение растерянности и страха на его лице. И пусть ее после этого могут упечь за решетку, и весь план покатится к чертям, но этот урок станет им поперек горла костью и запомнится надолго, — горечь от реалий затмевала любые другие мысли. Его дыхание сменилось практически мгновенно, а вот на колени мужчина рухнул лишь спустя несколько секунд, сгибаясь пополам от тяжелых хрипов. Если бы Кейсо могла видеть, то наверняка бы застыла от страха, как и остальные в дверях комнаты. Глаза шерифа расширились от ужаса, а сам он с силой впился пальцами в пол, пытаясь сопротивляться яду, растекающемуся по венам. — Неприятно, господин шериф, да? — холодно проговорила Кейсо, облокачиваясь на стол, и ленивым движениям взяла в руки свое же изобретение. Сквозь пелену мутного шума до Маркуса донесся голос Джейса, который что-то настойчиво вопил миротворцам, порываясь пробраться к шерифу. Но те, схватив его за руки, застыли на месте, как вкопанные: знали не понаслышке, что за тварь пробуждается внутри, когда мерцающая дрянь растекается по венам. Знали, оттого дрожали и немели, не в силах ни помочь шерифу, ни даже сбежать из-за страха. — Неприятно, когда внутри сидит нечто, что Вы не можете контролировать, что срывает внутри все рычаги, и тонкая полоса здравого смысла лишь мерцает на горизонте, а Вы все тянетесь и тянетесь к ней, не в силах достигнуть. Каково теперь Вам? — Кейсо, прекрати! — она услышала отчаянный голос Джейса. — Ты же… Это же не ты! Ей бы хотелось ответить ему что-то едкое, что он наивный глупец, который считает, что может знать, «какая она» на самом деле, но Маркус рыкнул и схватил ее за горло, впиваясь в нее горящими алыми глазами с бушующей там ненавистью ко всему живому. Но Кейсо, казалось, и вовсе было все равно, и это злило его еще сильнее, что даже тогда, когда его рука сдавливала ее шею, с ее лица невозможно было искоренить эту злую усмешку. Среди вырывающегося наружу рева, среди дичайше обжигающего желания чужой крови и необузданных животных инстинктов мужчине почудилось, что он затерялся среди той самой тонкой полосы здравого смысла, о которой говорила девушка. Все, что он ощущал, — как его пальцы медленно, один за одним, сдавливают чужое горло, и ему чудилось, что это срывает крышу намного сильнее, чем сам наркотик; злость постепенно смешивалась с неосознанным желанием, и внутренние порывы, так хорошо скрываемые им от самого же себя, стали просачиваться наружу и, кажется, даже кричали его устами так, что ему захотелось закрыть уши, лишь бы не слышать своих собственных мыслей. Маркус был уверен, что еще одно движение, еще один тихий хрип, и он сожмет ее шею до конечного хруста, и тогда-то по телу разольется долгожданное облегчение, но среди бурлящего в крови наркотика нашлось место здравым мыслям и трезвому взгляду, когда в ее глазах помимо презрения и злости он увидел нечто другое. Ему казалось, что мерцание обостряет все его рецепторы и даже дальше, — позволяет видеть и чувствовать чужие мысли. Пока его тело разрывалось между наслаждением чужой болью и жаждой безвольно трепыхающегося в его руках женского тела, разум видел лишь одно. То, что она знает, что играет с огнем, но устоять почему-то не может. То ли здесь имеет место быть ее врожденному азарту, то ли тому, что она привыкла жить, ходя над краем пропасти, и очередной угол, в который она сама себя зачем-то загнала, не был для нее неожиданностью. Мерцание разрывало легкие, выворачивало органы наизнанку и замыкало сознание внутри тела, которое двигалось теперь лишь исходя из инстинктов какого-то хищного животного. В ее глазах, пустых и в то же время наполненных до краев печалью, несоизмеримой с извечной ухмылкой, всего на мгновение пропали ненависть к нему и презрение. А, может, и не пропали, но ушли куда-то на задний план, обнажая боль, страх и обречение. — Каково тебе, Маркус, — ее голос опустился до едва слышного шепота, и даже несмотря на блестящие в полутьме глаза, он видел, сколь бесстрашно они подняты. — Каково тебе быть на месте тех, кого твой хозяин вырывал с улиц их родного города, поднимал с кроватей дома, сажая на место очередного подопытного кролика? Несдержанные демоны, бурлящие внутри, вырываются на свободу, и ты можешь лишь наблюдать за тем, как от твоих рук умирают те, кого ты обещал защищать, слышать их крики, звуки ломающихся костей и рвущейся плоти. А сам ты безвольно сидишь внутри, желаешь, чтобы этот кошмар поскорее закончился, но ничего не выходит, — Маркусу показалось, что время вокруг застыло, даже зверь внутри лишь недовольно рычал, но не шевелился, потому что нутро выворачивалось наизнанку от того, что он видел в глазах девушки. Боль от немыслимых потерь, известных лишь ей. Она затапливала не только ее саму, но и каким-то образом перетекала на него, пронизывала тело до костей, вызывая невыносимую судорогу. Маркус пропустил несколько ударов сердца, — может ли человек вообще существовать со всей той горечью, которая исходила сейчас от девушки? Мужчина был почти что уверен, что ему почудилось, но губа Кейсо дрогнула от злости, смешанной с проступившей на глазах влагой, которая готова была вот-вот выплеснуться из-за особо тяжелых воспоминаний. — Как твой поганый рот вообще смеет говорить то, что говоришь ты? А я ведь когда-то думала, что новый шериф Пилтовера поможет нам выбраться из того пекла, в которое нас загнал Силко. Как жаль, что ты выбрал другую сторону. Кейсо чуть помедлила, ощущая, как мимолетное желание просто расслабиться в хватке и пустить все на самотек набирает обороты. Временами на нее накатывала смертельная усталость: от жизни, которую вела, от острого лезвия, по которому ежедневно ходила, а также от того, что ей приходится быть тем самым звеном, находящимся «между», отправляющим себя на минное поле, как пушечное мясо, просто потому, что она по-другому не умела. Позволь она сейчас слетевшему с катушек Маркусу довести свое дело до конца, и в Зауне ее запомнят, как героя, может, местные барды даже воспоют ее отвагу и силу воли, вот только живой она была куда нужнее своим светлячкам, а ее мнения никто не спрашивал. Кейсо дернулась в хватке и, зажав нужную комбинацию на своем устройстве, направила его в грудь Маркуса, который с остекленевшими глазами смотрел перед собой, ведя внутри борьбу с тем, что пробуждало в человеческом теле мерцание. Послышался щелчок, а затем комнату озарила неяркая вспышка. Она пронзила тело шерифа, подобно разряду, прошлась волной легкого покалывания от макушки и до кончиков пальцев. А затем мужчина ощутил, как в легкие начинает литься спасительная струя воздуха. Он отступил назад, делая несколько несмелых шагов и едва ли не падая в руки подбежавшим миротворцам, и распахнул глаза. Желание схватиться за голову, чтобы вырвать оттуда все воспоминания, как тело двигается без твоей воли, а сам ты сидишь, словно в клетке, — взрастало с геометрической прогрессией. Он несколько долгих мгновений боролся с подступающей к горлу тошнотой, но затем все же согнулся пополам, опустошая содержимое желудка. Судороги, сковывающие тело, были едва ли не единственным, что удерживало его сознание на поверхности. Перед его глазами расплывалось ухмыляющееся лицо Кейсо, без единого следа того, что он видел на нем всего несколько секунд назад. Он почти поверил, что ему почудилась вся та горечь, сочившаяся из глаз, но предательски блеснувшая в уголке глаз капля мгновенно привела его в чувства, и он, откинув от себя руки солдат, резко поднялся на ноги. — Ты едва не убила меня! — Когда же вы уже поймете, — она бросила инструмент обратно на стол, отталкиваясь от него и медленным шагом направляясь к миротворцам. Сбежать бы у нее все равно не вышло, так что облегчить им задачу было самым очевидным вариантом. — Если бы я хотела вас убить, я бы уже давным-давно это сделала. — Откуда ты узнала, как работает эта машина? — первый вопрос, сформировавшийся в голове у Джейса после сотни о том, как много на самом деле таит в себе девушка. — Откуда ты знала, что… — Что люди Зауна на самом деле хотят себя защитить?! — гневно выкрикнула она Джейсу. — Оттуда, что я живу там и знаю своих людей! Им и даром не сдалось делать оружие против Пилтовера. Да пусть вы все хоть сгорите заживо, они и ухом не поведут! Хватит быть такими эгоцентричными и считать, что вокруг Пилтовера крутится весь мир! Мы просто хотим выжить, и это все, что нам нужно! Говорите, кто-то украл у Вас хекстековый кристалл? Может, теперь Вам станет ясно, что люди идут на вынужденные меры, готовы жертвовать своими жизнями, лишь бы спастись хоть как-то! Джейс неверяще отступил, отрицательно мотая головой. Ее слова били слишком сильно и жестко, а рискованные действия подставляли под угрозу многие жизни. Но на мгновении ему почудилось, что иначе до него бы и не дошло, иначе он бы и не понял, что хочет сказать ему Кейсо. Казалось, весь выстроенный ранее мир дал трещину, начиная откалываться кусочек за кусочком. Не было никакого идеального мира. Не было светозарного Пилтовера и гниющего Зауна. Были лишь люди, которым повезло чуть больше и чуть меньше. Миротворцы облепили шерифа со всех сторон, словно не зная, как могут ему помочь, и с опаской взирая на мужчину. Им не приходилось видеть чего-то, что было бы способно вернуть человеку здравый рассудок после нижнегородской дури. Маркус лишь рыкнул на них, не желая принимать ничью помощь, и застыл, глядя на свою ладонь. Он был в двух шагах от того, чтобы сломать шею девчонки, и от этого осознания где-то на подкорке мыслей пробуждался дикий страх. А еще пробуждались воспоминания, которых быть, как ему казалось, уже просто не должно. Молящий взгляд слепой девочки, над которым хочется насмехаться, кровавый мост и множество жертв. Ее совсем еще юный голос, срывающийся на крик, и вновь лишь пустой взгляд. Мертвые тела. Горы мертвых тел, и еще один душераздирающий крик из густой предрассветной дымки, снившейся ему по ночам. Проклятая революция и не менее проклятый мост. «А я ведь когда-то верила в тебя», — Кейсо этого не сказала, но смысл слов, скользнувший между строк, врезался внутри едким дымом, таким же, как и на том чертовом кровавом мосту. Маркус опустил голову, скрывая ее в ладонях. В кого же он превратился? Когда желания верно служить народу и защищать людей исказились до такой степени, что за его душой было жертв в разы больше, чем за душами тех, против кого он желал сражаться? — Вот так и мы живем изо дня в день, — непривычно глухо прозвучал голос Кейсо. — У нас нет времени нацепить намордники, как у миротворцев, чтобы не дышать поганой дрянью, у нас нет времени и сил отбиваться, потому что против нас всегда будет стоять кто-то сильнее. Говорите, господин шериф, что даже если нам дать шанс оказаться сверху, мы не изменимся? А что, если Вас запихнуть на Линии и посмотреть, что с Вами станет в незнакомом месте? Посмотреть, каково Вам будет играть по чужим правилам, а самим лишь наслаждаться да делать ставки. Сожрет ли Вас Заун мгновенно или сначала решит немного позабавиться? Вы не были в шкуре никого из нас, и я Вам дала лишь каплю, мизерное количество того, через что приходится проходить отбросам нижнего города. Не нравится? Мне тоже, но это все затеяла не я, так что в следующий раз обернитесь, когда почувствуете чужое присутствие, потому что на этом игровом поле слишком много тех, кто будет поджидать Вас за спиной. — Сэр, мне оповестить совет? Куда ее вести? — нервно подал голос солдат, удерживающий руки Кейсо за спиной. За угрозу миротворцам ей грозила непрезентабельная камера Тихого Омута. За нападение на шерифа — плаха. Маркус несколько мгновений поколебался, ощущая неприятный привкус собственной неуверенности на кончике языка, затем мазнул взглядом по девушке, которая выглядела так, что засади он ей пулю в лоб прямо сейчас, — она и не удивилась бы, и вздохнул. — Не стоит беспокоить совет по мелочам, отведите ее в покои, — миротворцы удивленно переглянулись, и Маркус заметил проскочившее на лице у Кейсо замешательство, прежде чем солдаты грубо толкнули ее в спину, уводя из помещения. — Почему? — поинтересовался Талис, когда они с Маркусом навели порядок в комнате и тот закрыл ее на ключ, убирая его глубоко в карманы. Им хватило всего пары коротких взглядов, чтобы понять: ничего из произошедшего не должно было выйти за пределы этой комнаты. У каждого были свои на то мотивы, и несмотря на то что руководствовались они совершенно разным, но негласно решили делать вид, словно ничего и не произошло. — Почему что? — Кажется, она доставляет тебе слишком много хлопот, почему ты просто не избавился от нее, пользуясь очевидной ситуацией? — Потому что она не сделала ничего, чего бы я не заслужил.