***
— Па! Я дома! — Юта захлопнул за собой дверь и тут же заметил сердитый взгляд бабушки, сидевшей в кресле-качалке в соседней комнате. Он тут же исправился: — Тадайма. — Окаэринасай, — ответила ему бабушка. Юта услышал, как находящийся на кухне отец хихикнул. Он сбросил ботинки и пошел на звук моющейся посуды. — Ты только посмотри на себя, весь потный. Чем ты занимался, Юта? — Помогал чинить разрушенное святилище, — хмыкнул он, беря стакан с водой. Его отец со звоном поставил тарелку, которую вытирал, а сам Юта достал из морозилки пару кубиков льда, бросив их в свой стакан. После этого он повернулся и увидел, что отец смотрит на него. Он, конечно, не мог заглянуть за угол, но готов был поспорить, что его бабушка делает то же самое. — Что? — Прости, что говорю это, но на тебя это не похоже. Кто тебя подговорил? — Никто, — нахмурился Юта. — Пол решил это сделать и уговорил меня и ещё пару парней помочь. — это было не совсем правдой. Пол и двое других парней сказали, что это был приказ Они Ли. Кейп поручил им починить старую развалину, а всех, кого они возьмут в помощь, ждал эфемерный плюсик в досье при вербовке в АПП. Несколько часов труда за доброе слово от Они Ли? Оно того определённо стоило. — Что ж, молодец, Юта, — в кухню, опираясь на трость, вошла бабушка. Уголки её рта тронула улыбка. Юта уставился на незнакомое ему со стороны бабушки выражение лица. — Рада это слышать. Лучше бы ты занимался чем-нибудь подобным, чем хулиганил, — а, нет, хмурый взгляд на месте. Сегодня мир точно не рухнет. — Хонока-тян сказала мне, что храм стал выглядеть лучше… ты ведь оставил подношение, не так ли? — Я оставил груду опилок и несколько проклятий за то, что стукнул себя по большому пальцу, — лицо старухи тут же потемнело, как грозовая туча. — Хм! Что ж, раз уж ты так быстро дошёл до дома пешком, то можешь ещё раз сходить в храм и успеть вернуться к ужину, — бабушка протопала мимо отца Юты и начала рыться в шкафу. Достав рисовые лепёшки, завёрнутые в марлю, она подошла к Юте. — Возьми это и отнеси в святилище, как и следовало сделать изначально. И никаких возражений! Юта бросил умоляющий взгляд на отца, который просто поднял руки в знак капитуляции и отступил на шаг назад. — Прости, Юта. Ты же знаешь, что я буду сражаться за тебя во многих вещах, но когда дело доходит до Баа-чан, ты сам по себе. Юта вздохнул, взял рисовые лепёшки и пошёл в коридор, чтобы снова надеть обувь. К тому времени, когда он пришёл в храм, проходя через арку тории по мощённой камнем дорожке, уже наступил вечер. На пути ему встретилось несколько светлячков, чьи светящиеся тела освещали потрескавшиеся статуи у входа в храм. Это напомнило Юте о единственной действительно странной части дня. Конечно, решение АПП пойти восстанавливать какой-то там храм было немного необычным, но новичков всегда отправляли выполнять всевозможные мелкие поручения. И среди них, естественно, были и черновые работы, благодаря которым отфильтровывали тех, кто подавал надежды. Это было более-менее понятно, но вот недвусмысленный приказ не беспокоить белую девушку? Вот это было уже действительно странно. Хотя она выглядела как-то знакомо. И принесённый ей лимонад был неплохим… Юта добрался до задней части святилища, посчитал, что и так сойдёт и бросил лепёшки на деревянные доски. Он развернулся и пошёл на выход, почти добравшись до него, когда услышал в сумерках какой-то звук. Небольшой порыв ветра издал необычный шепчущий звук и, как будто кто-то рядом с ним резко втянул воздух. Рука Юты потянулась к ножу в заднем кармане. Ничто и никто не выскочил на него, но когда он развернулся к арке, то почувствовал, как внутри у него всё сжалось. Одна из статуй комаину была другой. Пролетевший рядом светлячок осветил гладкий, безупречный камень, лишенный трещин, мха и недостающих кусков. Юта остановился, даже протянул руку и дотронулся до неё, просто чтобы проверить — настоящая ли она. Разинутая пасть и закатившиеся глаза комаину, казалось, смотрели на него сверху вниз. Юта почувствовал, как волосы на его руках и шее встали дыбом. И вновь короткий вихрь ветра пронесся мимо него, заставляя его воображение услышать голос, которого тут не должно быть. Юта с трудом сглотнул и обернулся. Второй комаину стоял на пьедестале с закрытым ртом и широко раскрытыми глазами, такими же совершенными, как и в тот день, когда он только был сделан. Юта невольно вспомнил девушку, что рисовала эти статуи, но не разрушенные, а целые, нетронутые и величественные. В глубине святилища послышался короткий шорох, похожий на быстрые шаги, и Юта резко обернулся на звук с ножом в руке. Сквозь сумерки можно было с трудом увидеть развёрнутую марлю, в которой уже не было принесённых им рисовых лепёшек. Ещё никогда прежде Юта не бежал настолько быстро.***
Ни одно мирное время не длится вечно. Однако, двери Уинслоу всё же открылись слишком рано, напоминая собой разинутую пасть зверя. Тейлор расчесала волосы, закинула рюкзак на плечо и сделала храброе лицо. Может быть, «они» оставят её в покое. Возможно, что «они» забыли о ней за это долгое сонное лето.***
К пятнице Тейлор почувствовала, что вот-вот взорвётся. Когда прозвенел последний звонок, она протолкалась сквозь толпу учеников к велосипедным стойкам и помчалась домой. В пустой дом. Она открыла окно в гостиной, затем поднялась наверх и сбросила свои измазанные клеем джинсы и исписанную маркером футболку, а после помчалась в душ. Горячая вода с мылом окончательно смыла её гнев. Когда она вытерлась и оделась, то обнаружила, что Солнышко влезла в окно и устроилась на диване, ожидая её. Тейлор села на диван, и Солнышко положила свою пушистую голову на её колени. — Ненавижу это. В ответ Солнышко издала скорбный звук. — Нет, я знаю, там… что мне вообще делать? Они не прекратили, и у меня нет причин думать, что они хоть когда-нибудь остановятся, — Тейлор вздохнула, одной рукой потрепала Солнышко за ушами, а другой потёрла свою переносицу. — По крайней мере, наступили выходные… Солнышко вдруг навострила уши и подняла голову. Волчица скатилась с дивана и быстро просеменила на кухню, а через некоторое время вернулась с чем-то в зубах. Тейлор взяла принесённую волчицей вещь, в замешательстве сдвинув брови. — Сегодняшняя реклама? Вуф! — О, распродажа красок… Извини, Солнышко, это краски для наружного применения. Например, для забора мистера и миссис Хенрик, — в ответ ей было более настойчивое «вуф!», заставившее Тейлор нахмуриться. — А этот купон действителен только до сегодняшнего дня. Нам придется идти прямо сейчас… Ты будешь пялиться на меня, пока я не встану, верно? Тейлор вздохнула и пошла искать свои туфли.***
Магазин товаров для дома был довольно далеко. Когда Тейлор закончила грузить на велосипед несколько банок краски, кисточки и другие принадлежности, уже заметно стемнело. — Знаешь, Солнышко, — проворчала Тейлор. — Иногда мне трудно поверить в то, что изначально я планировала потратить большую часть карманных денег на книги. И я не думаю, что папа позволит нам перекрасить дом, поэтому я не уверена, что ты хочешь… Это ты положила мой фартук в корзину? Вуф! — Солнышко, пожалуйста, я немного не в том настроении, чтобы сегодня чем-то заниматься. Волчица на это только ухмыльнулась, потрусив прочь. Пройдя некоторое расстояние, она оглянулась, чтобы убедиться, что Тейлор следует за ней. И так оно действительно и было. Солнышко привела Тейлор в Доки. В постепенно наступающих сумерках, её яркий мех служил для Тейлор путеводным маяком, не давая ей потеряться. Волчица остановилась возле заброшенного склада и подождала, пока Тейлор подъедет и припаркует велосипед. Когда она это сделала, Солнышко завиляла хвостом, обнюхала нераспечатанные банки с краской, а затем подпрыгнула к кирпичной стене здания и встала на задние лапы, требовательно постучав передними по стене. Тейлор недоумённо почесала затылок. — Э-э-э… . Солнышко? Что ты хочешь? — волчица повторила свой путь от краски до стены. — Я уверена, что это будет актом вандализма Солнышко. Уи-и-и-и-и. Тейлор всплеснула руками, весь гнев и злость этого дня снова вспыхнули в ней, подкреплённые тратой денег. — Солнышко, нет, так нельзя. Я могу рисовать в альбоме, но это… Это противозаконно, у меня будут неприятности! Солнышко фыркнула и села. Её взгляд был терпеливым, но… Тейлор с шипением выдохнула сквозь зубы. Если волчица хотела, чтобы Тейлор порисовала, то им следовало просто остаться дома. Но нет, вместо этого они находятся тут, почти ночью, в одном из самых небезопасных районах города. Тут повсюду были метки банд и оскорбления на стенах, что, честно говоря, выглядело отвратительно. Тейлор посмотрела на Солнышко, потом на велосипед, груженный банками с краской и кисточками. А ведь она могла бы просто пойти домой — Тейлор сомневалась, что Солнышко осудит её за это. И да, рисование на стенах — это действительно вандализм. Хотя… Тейлор посмотрела на стену. Она и так была изрядно изуродована не одним вандалом. И… Тейлор стало резко жарко, когда она закончила свою мысль. Да, она могла попасть в неприятности, начав рисовать на стенах, но почему же тогда… почему для неё, для Тейлор, нормально попасть в неприятности за порчу имущества, а вот для «них» порча книг, вещей, домашнего задания — абсолютная норма, за которую не последует наказания? Это было несправедливо. Почему это нормально для банд и подростков-вандалов — выплескивать ненависть на стенах, а вот ей стыдиться этого? Тейлор завязала волосы в хвост и надела красный фартук, а Солнышко медленно и с надеждой завиляла хвостом. Тейлор начала вскрывать одну за другой банки с краской, бросая в каждую по кисточке. Она слегка поморщилась от запаха краски и порылась в своих покупках в поисках респиратора. Взяв первую кисточку с капавшей с неё красной краской, она повернулась к стене, широко взмахнув рукой. Кисточка оставила на стене яркое цветное пятно. Тейлор ощутила, как ей сразу же стало легче — все накопленные ей эмоции выплёскивались на стены вместе с краской. Снова взмахнув рукой, она взяла другую кисточку. Красный и жёлтый закружились в ярком вихре и вскоре к ним добавился и оранжевый цвет. Солнышко встала и звонко залаяла.***
Тейлор накинула велосипедный замок на руль, чтобы было удобнее тащить за собой её транспортное средство. Тейлор с волчицей двигались вверх и вниз по улицам, рисуя на складах и обычных домах — зелёные полосы были усеяны грубыми набросками жёлтых, красных и синих цветов. Широкие белые полосы превращались в облака, золотые завихрения в солнце, серо-голубые в горы, зелёные в деревья. Тейлор рисовала всё, что совсем не вязалось с трущобами Броктон-Бэй. Солнышко бежала рядом, попеременно помогая тащить велосипед и носясь взад-вперед перед полотном Тейлор, лая и прыгая вверх-вниз, как ребёнок. В соседних домах зажёгся свет. Когда на шум выглянули люди, Тейлор лишь рассмеялась, быстро нарисовав на кирпичной стене ещё одно дерево. -Эй! Блять! Какого хуя ты делаешь?! — Тейлор резко обернулась и обнаружила, что из дома, который она разрисовывала, вышел очень сердитый подросток… а также то, что они с Солнышком всё-таки забрели в принадлежащий бандам район. Света уличного фонаря было достаточно, чтобы понять, что вышедший парень был азиатом, но не настолько, чтобы разглядеть его внешность. — Сука, это мой дом! Тебе очень повезет, если к утру у тебя останутся целые зубы… — Тейлор поморщилась под своей импровизированной маской в крапинку. В парне она узнала недавнего юношу, который занимался ремонтом храма. И, следуя логике, можно было предположить, что он член АПП. Тейлор приготовилась к неминуемой смерти. — Мне очень жаль! Прости, я не знала… я слегка заплутала и… и я не должна была ничего тут менять и… Мне так жаль! Парень выглядел рассеянным. Она видела, как он перешел от хмурого взгляда на неё к разглядыванию рисунков, что она нанесла на его дом. Он моргнул, на секунду открыв рот. Тейлор так крепко сжала кисть, что ей стало интересно, что сломается первым: кисть или её пальцы? Парень вновь посмотрел на неё, а потом снова на совершённое ей преступление. — Эй, это… Знаешь что, неважно. Это круто. Ты… делай что хочешь, — Тейлор уставилась на него. Парень неловко помахал ей рукой и направился обратно внутрь, захлопнув дверь с громким щелчком. Тейлор ждала возмездия, но его не последовало. Она повернулась к Солнышко, сидевшей у велосипеда. — Так, больше мы так никогда не сделаем. Солнышко на это только улыбнулась.***
Байк Оружейника издал низкий рокот, провозя своего ездока через Доки. Байк был способен к практически бесшумной работе, Оружейник лично в этом не раз удостоверился, но тишина плохо влияла на его имидж героя Протектората, находящегося в патруле. Технарь слегка стиснул зубы и подавил желание прибавить скорости. Как бы ни было бесполезно патрулировать здесь, между трущобами Доков и чуть более представительными кварталами, граничащими с ними, где мало кто из свидетелей преступления сообщил бы об этом — это всё равно требовалось сделать. Лучше просто потерпеть, ведь когда он с этим закончит, то сможет вернуться в свою мастерскую. Оружейник завернул за угол, направившись к фонарному столбу, который обозначал конец его маршрута в этом районе, но короткий проблеск яркого цвета заставил его замедлить ход, а затем и вовсе остановить байк. Оружейник вгляделся в ряд домов напротив, а через мгновение слез с байка и подошёл поближе. Третий дом с торца был украшен завитушками и пятнами краски, образующими грубые рисунки природных объектов и растений. Для этого использовалась настоящая краска, а не та, что находится в аэрозольных баллончиках. Технарь немного отошёл, оглядев улицу. Справа от него — ничего необычного. Слева от него — непрерывный шлейф разноцветного вандализма частной собственности. Он нахмурился и несколькими точными движениями глаз и век вывел на экран своего HUD бланк отчёта о преступлениях. Оружейник был уже на полпути к своему байку и на полпути к заполнению бланка для полицейского департамента, как вдруг остановился, поняв, что что-то не даёт ему покоя. Ещё раз обернувшись, Оружейник вновь окинул улицу взглядом, запоминая подробности преступления. Примерно через минуту его глаза расширились — полицейский отчёт был тут же убран с визора. Справа — ничего необычного для плохого района Броктон-Бей. Бандитские метки находились на домах и других постройках, разбитые окна были закрыты пластиком или дешёвым плинтусом. А вот слева… непрерывная цепочка бытовой краски, нанесённой слоями на чистые кирпичи и сайдинг. Ни аэрозольной краски, ни разбитых окон, ни провисших крыш. Вандализм прекратился после третьего дома с конца, последнего дома, покрытого рисунками. Оружейник активировал рацию, связываясь с Протекторатом.