Путешествие Иранон

Ощущая горячее тепло крохотного осколка солнца, я с нежностью перекладывала его из ладони в ладонь, стараясь не обжечься и не уронить. А лунный свет я также собрать могу? Можно сказать, да. Только он будет иной формы, жидкий и влажный, как море Скай, яркий, как ночное солнце, легкий и ласковый, как полотно тончайшего шелка. Потрясающе. Хочу взять себе немного. Зачем? Не знаю… А этот свет можно пить? Если ты соберешь его в полнолуние, то да, но я бы не советовал. Почему? Амброзия для людей слишком крепка, хоть и вкус у нее поистине удивительный. Ты пробовал? Конечно, моя серебряная сестра любила нас баловать этим нектаром. А сейчас? Я давно не спрашивал у нее про это, наверное, стоит напомнить, хотя пить в одиночестве то еще удовольствие. Неужели богиня тебе не составит компанию? Если будет не занята… Во всяком случае, оставь чудеса на своих местах, лучше придумай, как переплыть реку. Мои руки дрогнули, искра, пламенея, сорвалась с покрасневшей, нагретой кожи, с тихим шипением погаснув во влажной земле. В этот миг мне показалось, что Нокс, должно быть, так же небрежно иногда роняет свои звезды с темнеющего небосклона прямо на нас. Закрыв окно, я спрыгнула со стула и принялась обыскивать шкафы, проверяя запасы в бесчисленных деревянных шкатулках, стеклянных банках и металлических коробках. На столе быстро собралось несколько горок разномастных сухофруктов для каш, что я варила себе почти каждое утро. Яркая рыжая курага, белый и черный изюм, чернослив без косточек и несколько плодов инжира. Подумав немного, я взяла последний и, вновь накинув на себя свое старое пальто, вышла на улицу. — Деми, обратись псом, сядь на крыльцо, иначе я тебя тут забуду. Демон фыркнул, махнул хвостом и, выскользнув из поводий черной скользкой жижей, перетек в пса, забравшись по ступенькам к двери дома. Он смотрел на меня скептично, непонимающе, но я заметила в темных угольных глазах немалый интерес. Разломив инжир, я присела на краю берега, голыми руками раскопала ямку, поместив туда плод, и закопала всё обратно, хорошенько притоптав почву. Это что ты такое удумала? Мост. Вытянув ладони, я собрала еще немного солнечного света, кое-как вытерпев его жгучее тепло, и рассыпала искры над инжиром, наблюдая, как прогревается земля под ногами. В воздухе приятно запахло летом, тем самым, когда в жаркий день босиком приятно бежать по краю дороги, собирать первые, еще кислые, плоды с деревьев, а в полдень дремать под кроной какого-нибудь огромного дуба. Улыбнувшись, я стянула с пояса мешочек с песком и, развязав тесемки, не стесняясь, высыпала всё его содержимое на «грядку», укрыв ее ровным слоем золота. Иранон… Голос Мундуса звучал с заметным укором, будто я выбросила свежую еду или сломала нужную вещь. Смутившись на миг, я повела плечом, повесив мешок обратно на пояс. У меня его еще много. Но это не значит, что его нужно тратить так расточительно! Я хотела было возмутиться в ответ, защищая свое право использовать песок так, как пожелаю, но тут из-под земли проклюнулись первые светло-зеленые стволы, широко раскинув свои ветви, будто собирались объять весь мир. Поспешив к домику, я быстро вскочила на крыльцо, в последний момент покрепче ухватившись за поручень у дверей. Крона монструозного инжира подхватила нас легко, будто повозка была не тяжелее птичьего гнезда. Деми взвизгнул, явно не ожидав резкого, неровного подъема, и старался хотя бы зубами поймать подол пальто, чтобы не соскользнуть вниз, к спешно удаляющейся земле. Поймав его свободной рукой, я изо всех сил прижала пса к себе и, присев, зажмурилась, чтобы не пугаться лишний раз высоты. Внутри дома что-то перевернулось, отчаянно загрохотал стол, съезжая по доскам к стене, стулья упали, пустые банки, оставленные от сухофруктов, разлетелись по полу, выдвижные полки и двери шкафов громко хлопали каждый раз, когда ветви наклоняли ношу то в одну, то в другую сторону. Где-то под ногами, среди шелеста распустившейся зелени и треска ветвей, промелькнул шум воды, ударив в нос запахом тины и почти перебив аромат весенней листвы. — Еще совсем немного! Деми заскулил, отбросив остатки гордости, я уткнулась в его теплую, густую шерсть, пережидая новую волну дрожи дома. По ощущениям мы вроде бы снижались, но открывать глаза и проверять это наверняка совершенно не хотелось. Сжавшись, я наоборот посильнее смежила веки, предчувствуя не самое приятное приземление. Ветви, перекинувшись через реку, словно из последних сил удерживали нас, постепенно клонясь к берегу. Это казалось ездой по ухабам под звук ломающихся сучьев, стучащих по стенам и окнам дома. Повозка опасно накренилась вперед, где-то внутри прокатились вещи, гулко стукнувшись о дверь и чуть не выбив ее ко мне. Я взмолилась о том, что стол не соберется повторить это путешествие, иначе замок просто не выдержит давления. Это была очень опрометчивая идея. Ой, помолчи! Передние колеса моего многострадального дома наконец-то уткнулись в землю, чавкнув влажной почвой и проехав еще немного вперед, подальше от воды. За ними последовала и оставшаяся часть, не слишком аккуратно съехав с ветвей, как с неровной горки. «Мост» зашелестел сильнее, словно прощаясь со мной, и только теперь я смогла открыть глаза, проводив взглядом удаляющуюся зеленую крону инжирных деревьев, накрепко сплетенных стволами на соседнем берегу реки. Их размер уменьшился, как только спало действие чар, но они всё равно выглядели безумно инородно, словно одинокий воин посреди холодной степи. — Ух ты. Я выпрямилась и отпустила поручень, все еще прижимая к себе демона, будто он был модной комнатной собачонкой. Осмелившись посмотреть на него, я с толикой стыда разглядела в выражении морды бескрайнее море осуждения и недовольства. — Можно ехать дальше? Деми спрыгнул на землю, потоптавшись и разок припав пузом к редким клочкам травы, нежась в грязи, будто на мягчайшей пуховой перине. Не желая его торопить, я занялась домом, несмело открыв входную дверь. За ней безобразной кучей оказалось свалено содержимое шкафов, словно я решила вдруг смешать все свои вещи во что-то единое. Кое-где лежали осколки стеклянных банок, одежда ровным слоем закрыла пол, расческа, столовые приборы, немногочисленные атласные ленты для волос, сухофрукты, обувь, подушка и даже чайник раскинулись у ног. Осторожно перешагнув сложившийся бардак по краю комнаты, я скинула пальто, на его подоле мелькнула дырка от зубов демона. Предстояла колоссальная уборка в доме, но меня это нисколько не расстроило, я покорно приняла новое развлечение на время пути к эльфийскому лесу и, не торопясь, начала разбор вещей. Надеюсь, следующую реку ты переплывешь на корабле или пароме. Тебе не понравилось? Это очень мягко говоря, Иранон! Ты чуть не убилась из-за своей глупости! Не бухти, я сделала всё, что могла, к тому же, это был мой первый серьезный опыт в магии. Я никогда не думала, что смогу сделать подобное, меня учили совершенно не этому. Мне говорили, что любое заклинание или энергия тратят внутренние силы, чтобы создать что-то новое или преобразоваться, допустим, в стрелу, а тут… Я помню свое ощущение во сне, и я стараюсь объяснить его для себя как можно понятнее и проще, чтобы использовать не задумываясь. Это как будто… не пытаться сотворить что-то, а менять то, что уже окружает меня. Вытянув из кучи летнее платье из тонкого голубоватого шифона, я с сожалением заметила на нем множество затяжек. В таком на прогулку уже не пойдешь и в Санктуме в жару не погуляешь. За стеной послышалась возня, и вскоре домик тронулся. Видимо, демон достаточно успокоился, чтобы продолжить путь. Даже для первого эксперимента с магией это было слишком рискованно. Ну и ладно, у меня же всё равно получилось. *** Я поднималась по лестнице старого, вымытого солеными ветрами храма Мундуса, удерживая в руках поднос с чужим ужином. Ступеньки под ногами мелькали высокие, крутые, тысячелетиями хоженые, гладкие и чуть протершиеся посередине. Темный с мшистыми жилками мрамор поблескивал в свете закатного солнца, испуская приятное летнее тепло, собравшееся за день. С первого этажа доносились переговоры и тихий, едва слышимый треск кристаллов, которыми были покрыты прихожане. Кто-то молил о забвении, о том, чтобы память о прошлых жизнях не возвращалась. В конце тяжелого подъема, на границе ступенек, прямо перед носом возникла древняя, обитая железом дверь, и, едва извернувшись, я с трудом отворила ее, заглянув внутрь. — А-а-а… Иранон… Скрипучий, как ржавые петли, сиплый, будто шелестящий песком на ветру, отвыкший от разговоров голос был мне незнаком. Я была в чужой спальне впервые и никогда еще не помогала донести этой отшельнице еду, но женщина, сидя в кресле у распахнутого настежь окна, не видя меня и не зная, отчего-то точно назвала имя. То самое, с которым я уже не первую жизнь прожила, сроднившись и отпечатав на собственной душе. — Я принесла вам поесть. Стараясь двигаться осторожно, я подтолкнула плечом неподатливую дверь, вызвав еще один противный скрежет, и прошла через всю комнату, остановившись у небольшого книжного стола из плетеной ивы. Бледные занавески взметнулись от холодного, неприветливого ветра. Красные, словно кровавые, лучи озарили комнату, выделив алым ореолом всё, что попало под них. Тени на миг сгустились, затанцевали в незнакомой мне спальне, проход, утонув во тьме, будто исчез, отрезав путь обратно в залы храма. Плетеное кресло-качалка шелохнулось, отгибаясь назад с шорохом сотни паучьих лап по земле. Расчерченное первыми морщинками худое лицо повернулось ко мне. — Где? Где твои рога, Иранон? Вздрогнув, я будто проглотила язык и не смогла даже вскрикнуть. Темнота сомкнулась вокруг единственного красного пятна, я остолбенела, пойманная в плен чужого пугающего взгляда мертвых, затянутых мелкими кристаллами глаз, что тонкой хрусткой коркой перекрыли все видимое глазное яблоко, не давая измученным, дрожащим векам вновь сомкнуться. — Где ты их потеряла? Срываясь на крик, я резко дернулась и слетела с кровати, больно стукнувшись коленом об пол. Противная судорога прошила всю ногу, словно удар молнии, окончательно выкинув меня из кошмара. Грудь и горло сжало будто в тисках. — Сон, сон, просто сон, какой же жуткий сон… Иранон? — Зачем ты мне такое показываешь? Ужас какой-то. Это было твое воспоминание, я тут не при чем. Опершись на постель, я поднялась, осоловело оглядывая домик. Спальня, моя, всё в порядке, всё в порядке. Только легкие горят, будто я полночи не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. — Фу-фу-фу, не может этого быть, она же про рога говорила, они тогда целые были. Да, видимо, эта женщина видела, что ты их потеряешь. Ты помнишь что-то еще о ней? — Не знаю и знать не хочу. Подхватив домашний халат, я посильнее запахнулась и прихрамывая направилась к плите. За окном промелькнули горы, далекое море и пустынная серая дорога без намека хотя бы на один единственный клочок травы. По моим расчетам, мы как раз должны были пересекать границы земель, кое-как миновав Хедебю, впереди должен был простираться лес эльфов, но пока он был лишь тенью на горизонте. Она могла сказать что-то еще важное. — Она напугала меня до икоты. Наполнив чайник водой, я поставила его на плиту и легонько коснулась руны на конфорке. Живот голодно заурчал, все мои мысли тот час свелись к еде. Ни один кошмар не мог отбить у меня аппетит, особенно, когда и так нечем себя баловать. Порыскав по ящикам, я подготовила маленькую кастрюльку, высыпав в нее остатки крупы для каши. Молока на полках давно не водилось, мяса тем более, а с сегодняшнего утра на обед останется только рыба, выловленная пару дней назад в море. Припрятанный в мешочке изюм я не учитывала в припасах, оставив на случай, если в ближайшем городе нельзя будет купить еду. Вырастив из косточек пару-тройку лоз, я могла продержаться еще немного на винограде. Посмотри, далеко ли Эста. — Сначала завтрак. Вдруг ты совсем скоро можешь поесть у эльфов? Зачем себя мучать пустой кашей? — Даже если они недалеко, я сначала доем кашу, она уже вариться. Помешав ложкой свое варево, я подхватила с книжной полки дневник и села у окна, достав карандаш. Как бы не был неприятен сон, стоило его записать на всякий случай. В голове тут же вспыхнули другие люди из храма, потерянные, уставшие, изуродованные магией. За множество жизней человек мог накопить немало обид и проблем, вылезающих в самых жутких и причудливых местах, но та женщина явно не была одной из них, и, кажется, она даже видела что-то своими страшными глазами. Видимо, именно поэтому о ней заботились жрецы, поручив мне отнести еду незнакомке. По спине пробежали мурашки, я передернула плечами и, искусав кончик карандаша, всё же решилась зарисовать то, что видела. — Орай любил грызть всё подряд, и магия, скопившаяся там, где была нужна, подарила ему острые крепкие зубы. Иера любила плавать, за это кристаллы расцветили ее мелкой чешуей. Что же тогда случилось с глазами? Может, она родилось слепой? Или заболела после? А мои рога и когти? Мне нужно было защищаться? От кого или от чего? Бред какой-то. Припомнив, какой я видела себя во снах, я посмотрела на руки. Пальцы у меня были совершенно обычные, розоватые, в веснушках, но когда мне нужно было отколоть часть кристаллов, они сами покрывались коркой при прикосновении к рогам. Это было совсем не больно и почти не чувствовалось. Может, ее глазам тоже не было больно? Каша на плите закипела, тихо забурлив. Отложив карандаш, я поднялась на ноги и вновь помешала ее, тронув свободной рукой вторую руну на конфорке. Жар постепенно спадал, ещё чуть-чуть, и можно было кушать, кажется, в шкафах даже оставался сахар. Хотелось бы добавить и сливочного масла, но оно кончилось чуть ли не в первую очередь. В очередной раз я задумалась, стоило ли обходить приграничные города. Может, таких как Сверр там больше нет? Может, Вилл преувеличивал? Наверняка там не все такие чудовища, как он. Я могла бы не задерживаться надолго, только пополнить запасы и всё, неужели меня бы попытались убить за десяток яиц или пару буханок хлеба? Ломоть сыра… баночку варенья… Живот вновь заурчал. Я поскребла стенки кастрюли выкладывая завтрак на тарелку. В нее и в чашку засыпала побольше сахара, в качестве чая использовала сбор из цветков липы и ромашки, уж чего-чего, а трав у меня было еще немало, их можно было хранить хоть весь год напролет, да и болела я не так уж часто. Последний раз вообще лечилась лекарствами оборотней. Вернувшись за стол, я отодвинула дневник, чтобы не запачкать его, и отпила из чашки сладковатый напиток, ощущая, как приятное тепло разливается внутри, а утро становится в разы добрее. Именно тогда, будто нарочно, домик подскочил на кочке, заставив меня подавиться завтраком. Отчаянно закашлявшись, я постаралась избавиться от противного жжения в горле, только теперь ощутив в груди какую-то странную тяжесть, словно воздух стал необыкновенно вязким, с трудом проникая в легкие. Сглазила? Всё же успела простыть? Кое-как восстановив дыхание, выпрямившись и расправив плечи, я глубоко вздохнула, почувствовав, что в целом проблема терпима. Несмотря на неудобство, я не задыхалась по-настоящему, правда, двигаться совершенно расхотелось. Покосившись на завтрак, я пожалела, что у меня не осталось чего-то для крепкого и легкого сна, так можно было бы скоротать время и заставить себя еще немного отдохнуть. Мой нелюбимый корень валерианы сейчас отлично вписался бы в чай, как и мёд, закончившийся еще недели три назад, если не больше. Возможно, стоило к нынешнему сбору добавить ещё что-то от кашля, кору ивы, дуба или цветки бузины. Пол вновь взбрыкнул. Посуда жалобно звякнула, а ухабистая дорога будто специально пыталась причинить как можно больше неудобств, не ограничиваясь только парой ям. Уцепившись за узкий подоконник, я привстала, стараясь разглядеть, далеко ли еще ехать в таких условиях, рассчитывая, что ближе к эльфийскому городу всё равно станет лучше, но мир, простиравшийся за стеклом, оказался иным, нежели я рассчитывала. Затянутое серыми тучами небо будто специально спрятало солнце, не оставляя ни одного упоминания о нем. Будь мы в Кадате или где-либо еще, я сказала бы, что сейчас начнется дождь, но тут я бы в жизни не поверила, что за последнюю сотню лет хоть раз влажные капли касались безжизненной почвы. Темные сухие кусты и деревья, скрючившись в муке, клонились вниз, будто в отчаянной попытке сбежать или спрятаться. Земля неестественного цвета была словно засыпана чем-то или опалена до мертвенно-пепельного оттенка, и можно было бы решить, что тут недавно был пожар, но все встретившиеся дома стояли целыми и без следов копоти. Злополучная дорога неровной полосой виляла там, где раньше были маленькие цветастые дворики, украшенные вазонами и клумбами. Сейчас от них осталось лишь едва различимое напоминание. Вскочив на ноги, я завернулась в плед и открыла двери дома, чтобы осмотреться получше, но стоило мне сделать всего один вдох, как грудь обожгло болью. Съежившись в приступе кашля, я отшатнулась, пережидая черные мушки перед глазами и почти на ощупь вернувшись на стул. На губах всего за мгновение осело что-то горькое, неприятное, словно я глотнула не воздуха, а едкого порошка. За окном же мелькали пустые инородные пейзажи, укрытые серой пылью, без единой травинки. Их не тревожили бури, здесь не было ветра, остатки некогда живых деревьев редкими вкраплениями догнивали по краю города. На узких улочках виднелись аккуратные изящные домики с мутными окнами, над черными провалами колодцев стояло легкое марево, по-видимому от застоявшихся паров, и ни единой души здесь не было ни видно, ни слышно. Птицы, грызуны, насекомые и сами эльфы будто разом ушли отсюда, оставив поселение чему-то неведомому, занявшему место жителей и выгнавшему отсюда само упоминание жизни. Подспудно ощущая внимание к себе, я захотела спрятаться, сжаться, убежать от опасности. Взгляд цеплялся за покосившиеся остовы заборчиков, за тени в дверных проемах, за старые фонари у дороги, но нечто всегда оставалось словно на границе зрения, где безмолвно наблюдало за мной, неотрывно, даже сквозь стены крошечного дома. Так меня встретил первый эльфийский город Эста.