Путешествие Иранон

— Как же быстро ты забыла своего Вильгельма. Бедный оборотень, он наверняка так скучает, ждет тебя как свою первую и единственную любовь. — Мундус, прекрати! Ничего я о нем не забыла! Бросив в призрак наглого бога очередную оставленную на спинке стула кофточку, я торопливо откопала в горе покупок теплый чулок в пару к тому, что уже надела. На встречу с Давидом я опоздала, но всё еще оставался шанс хотя бы привести себя в порядок к приходу южанина. Пропустив все мыслимые и немыслимые сроки, я спала как убитая после очередной долгой прогулки по Санктуму, но даже так ноги еще гудели, голова оставалась тяжелой, а волосы спутанными. Солнце ярко светило в окно, пылинки вились в воздухе, пахнущем сахаром и душистым мылом благодаря маленьким ярким коробочкам на обеденном столе. Пакеты не успевали разбираться, о работе и продаже снов не было и речи. Мундус становился невыносимее день ото дня. — Значит, сегодня ты скажешь Давиду, что собираешься разорвать ваше соглашение? Встав за моей спиной, Попутчик смотрел на меня в отражение зеркала, пока я, пыхтя как паровоз, пыталась собрать кудри в подобие прически. — Ну… ну… да, наверное, я посмотрю по ситуации. — Ты уже не первую неделю смотришь. — Это всё очень сложно… — По-моему нет. — Просто ты не понимаешь… — Что тебя купили, как милую статуэтку или очередную куклу? Как много он себе уже позволяет? — Ничего такого! Покачав головой, Мундус скорбно поджал губы. — Как жаль, что Вильгельм готов тебя ждать действительно долго, прежде чем поймет, что его сердце разбито. — Да чтоб тебя, ты просто невыносим! Прекрати сейчас же! — В ближайшую неделю тебя затащат в постель. — Я… — Помяни мое слово, купи хотя бы средство от нежелательных последствий. Это стало последней каплей. Громко топнув ногой, я повернулась к Мундусу, ощущая, что вот-вот взорвусь от переизбытка чувств. — Да дай ты мне пожить хоть чуть-чуть, сраный ты эгоист! У нас был такой тяжелый путь сюда, я имею право отдохнуть! Ты, именно ты поддержал идею ехать через эльфийский лес, из-за тебя я заболела, так что теперь я обязана получить хоть какое-то вознаграждение за все лишения, что перенесла! Лицо бога исказилось, на полупрозрачном лике мелькнули испуг и тень ужаса, но стоило ему вновь открыть рот, как я прервала возможную тираду. Злость бурлила во мне напополам со стыдом, и этого хватило, чтобы использовать любой шанс оправдаться. — Иранон… — Замолчи! Слушать ничего не желаю! Ты виноват, из-за тебя я чуть не погибла, поэтому сейчас я буду делать то, что посчитаю нужным, и получать от этого удовольствие! Натянув на рога шляпку, я быстро всунула ноги в обувь и, накинув сверху новенькое пальто, не оборачиваясь вышла из дома, громко хлопнув дверью. Выместив чувства и не взяв с собой сумки, я вышла с полузаброшенного участка, где сейчас стоял мой домик. Рынок к этому времени уже свернулся, кочевники уехали, но я упорно оставляла Мундуса в доме, навязывая ему обличие призрака. На встречи с Давидом его брать было невозможно, сидя у меня в голове, он бы еще больше раздражал непрошенными советами и заставил бы таки поговорить с южанином хотя бы для того, чтобы навязчивый бог отстал от меня. — Кудряшка, что-то случилось? Ты так хмуришься и раскраснелась, как помидорка. Остад нашелся у поворота к дому, поймав меня в свои объятья, как в плен. Вцепившись в его пальто цвета топленого молока, купленного словно в пару к моему, я уткнулась в теплое плечо, стараясь окончательно успокоиться. — Всё хорошо. — Ни в жизнь не поверю в это. Посмотри на меня, у тебя глаза на мокром месте. — Всё хорошо. Шмыгнув, я потянулась вытереть рукавом набежавшие в уголки глаз слезы, но Давид перехватил мою руку и мягким платком убрал их сам. — Иранон, что случилось? — Я мороженое хочу и шоколад. Много шоколада. — Будет тебе шоколад, только не плачь, кудряшка. Мягко огладив меня большими ладонями по щекам, он невесомо коснулся губами виска, заставляя еще сильнее смутиться. Запах пряностей окутал меня в спасительный кокон, пьяня и захватывая словно в иной мир, где не было печалей, тревог и обид, вместо них рядом с южанином всегда царило веселье и легкость, как от изысканного игристого вина. Низкий, бархатный голос коснулся моего уха, став тише и будто интимнее. — И черный, и белый, и с орехами, и с молоком, с карамелью или изюмом, какой угодно десерт в любых количествах всего лишь за одну улыбку. Ты же улыбнешься мне, Иранон? Пожалуйста. Я попыталась отвернуться, но Давид ненавязчиво придержал моё лицо. Губы сами собой растянулись, не в силах бороться с очарованием этого бесстыдного мага. Тихо усмехнувшись, он позволил мне вновь уткнуться в его плечо, переживая приступ смущения, и аккуратно обнял, поддерживая и будто пряча за полами своего пальто. — Другое дело, теперь можно и погулять. — Угу. Мы постояли еще немного вместе, я забрала платок Давида, утерев нос, и позволила южанину отвести меня к машине. На этот раз она показалась мне еще богаче, чем прежде. Светлый с серебристыми украшениями экипаж казался поистине королевским. Молодой юноша в кремовом фраке с поблескивающей у горловины пиджака вышивкой услужливо кивнул и открыл нам дверь. Остад осторожно поддержал меня под локоть, помогая залезть внутрь. — Кудряшка, ты не против заехать в цветочный магазин перед тем, как мы посетим ресторан? Тебе, насколько я помню, нужны были удобрения? — Ой да, и семена. Если можно. — Можно. Фин, нам нужна лавка Кейна у квартала трущоб, только та, что с розами. Водитель вновь кивнул и, закрывая дверь, мельком встретился со мной взглядом, кончики его ушей моментально заалели, но он не подал вида, спокойно ответив. — Я вас понял. Парень быстро сел на свое место, включив двигатель, машина тронулась вперед, в сторону заброшенного порта. Давид, усадив меня рядом с собой, мягко обнял за плечи и взял мою ладонь в руку, его пальцы ловко переплелись с моими. — Ты подаришь мне сегодня сон? Недолгий, но я готов оплатить его вдвойне. Затылок водителя неуловимо дрогнул, я нутром почувствовала, что он слышит южанина и наверняка понял все превратно. Настала моя очередь краснеть. — Давид, я… ты… у нас был уговор, я конечно помогу… тебе… — Благодарю, моя милая Иранон, я так признателен, после стольких лет среди светлых ты появилась здесь как настоящая спасительница. — Не преувеличивай. — Ни капли, даже на расстоянии ты вдохновляла меня, но сейчас особенно. Его рука аккуратно соскользнула с плеча на талию, губы коснулись ушей, будто бы случайно прихватив мочку. В салоне стало невыносимо жарко, сердце в груди забилось чаще. Все прикосновения южанина казались слишком волнующими, мурашками пробегали по коже и странной дрожью откликались в солнечном сплетении. Так никогда не было с Вильгельмом, его внимание не казалось таким тревожащим и пронзительным, словно морская волна накрывает тебя с головой. — Давид, не стоит… — Тише, кудряшка, не нужно переживать. Стараясь увернуться от его губ, я встретилась с Давидом лицом к лицу и кажется забыла, как дышать. Разделив вдох на двоих, я чувствовала запах его терпких духов и тепло, будто пришедшее с ним из горящего города посреди жаркой степи. Серые глаза блестели в полумраке, словно звезды над пустыней. Мне хотелось отгородиться, не пересекать последнюю черту, оставив всё на этой тонкой грани, но единственная свободная рука не слушалась, не могла подняться и отстранить от себя южанина. Само прикосновение к нему было равно приглашающему жесту. Сколь бы воинственно я ни пыталась показать, что Давид мне безразличен, его обаяние медленно, но верно подтачивало все мои баррикады и ограждения, мягко и настойчиво захватывая моё сознание. Он проложил путь ко мне через мимолетную ласку, короткие вежливые поцелуи и бескрайнюю заботу. Постыдно опустив глаза, я пыталась унять любопытство и предвкушение еще большего безумия, чем привязанность к едва знакомому оборотню. Но машина резко остановилась. — Приехали! Водитель чересчур бодро огласил это и тут же вышел на улицу, открыв с моей стороны дверь. В салон он не смотрел, тактично отвернувшись в сторону магазина. — П-приехали. Я аккуратно отодвинулась от мужчины, боясь взглянуть на вмиг нахмурившегося Давида, и, сбегая из экипажа, словно из ловушки, вылетела на улицу, не дожидаясь помощи мужчин. Сердце грохотало то ли в груди, то ли в горле набатом, опасность прошла совсем рядом, почти поймав меня в когтистые лапы влюбленности. Дура, совсем дура. Нет-нет-нет, нельзя поддаваться, я же так с ума сойду, уже сошла, он же только и ждет, чтобы я согласилась стать очередным увлечением. Нельзя пасть жертвой чужой сиюминутной хотелки. Бо-оги, дайте мне сил… Стараясь скрыть нервозность, я вежливо улыбнулась южанину, но он этот жест явно не оценил, хоть и попытался улыбнуться мне в ответ. Получилось ужасно фальшиво, я едва поверила в то, что это сделал Давид. Обычно даже самая оголтелая ложь звучала из его уст как непреложная истина. Кивнув водителю, он направился по ступенькам к магазину, выкрашенному в приятный зеленый цвет. На витрине сгрудились ряды комнатных цветов, оконное стекло обрамляли металлические кустистые розы. Двери тоже украшали бутоны, и даже ручка напоминала нераскрывшийся цветок. Внутри, за решетчатыми прозрачными вставками в виде листьев, мелькнула фигура девушки в рабочем фартуке. Остад будто бы торопился, но меня подгонять не стал, воспользовавшись моментом, я задержалась рядом с водителем. — Спасибо. — Берегите себя. — Я постараюсь. — Вам бы держаться от таких мужчин подальше. Передернув плечами, я опустила голову. Сложно было говорить о таком, когда вся одежда на мне, вплоть до нижнего белья, была куплена Давидом. Без него я до сих пор считала бы сухари. — Я знаю. Считая разговор законченным, я поспешила за южанином в магазин. Над дверью витиеватым почерком художника было выведено: «Цветочная лавка Кейна». Внутри, стоило только войти, меня окутал сильный запах роз и зелени, от него вполне могла закружиться голова, если бы не жуткий холод в помещении. Поежившись и запахнувшись в пальто сильнее, я повернулась к кассе. Цветочница в платье с пышной юбкой, словно кукла, застыла за прилавком, слушая Давида и сложив бледные руки на светлый передник с фирменной вышивкой. Она выглядела безмятежно, на фарфоровом лице, обрамленном угольными локонами, была едва заметна усмешка, в то время как южанин стал будто бы серьезнее рядом с ней. — На этом всё, надеюсь, ты сделаешь, как я просил, новый призыв делать опасно. — Он бы не понадобится, доверься ты мне хоть на йоту. Наш общий друг тебе об этом не раз говорил. — Я бы не позволил себе такую невероятную глупость. — Ах, ну да, столь хрупкое и огромное эго стоит беречь. — Азура, следи за языком. Цветочница наклонилась вперед, прожигая Давида взглядом темных, бездонных глаз. — А то, что? Натравишь на меня своих зверюшек? Сделаешь своей любовницей? О, это было бы самым ужасным наказанием. — У меня нет настолько тяжелых девиаций, чтобы спать с чужим доппельгангером. — А со своим? Чувствуя, что разговор зашел не туда, я осторожно потянула южанина за рукав. — Я лучше подожду тебя в машине. — Нет-нет, я уже закончил, возьми семена со стенда, удобрения я сам отнесу. — Хорошо. Спасибо. Он перехватил мою ладонь и показательно коснулся губами кончиков пальцев. Азура посмотрела на меня со смесью интереса и сочувствия, будто я была чем-то неизлечимо больна, и где-то глубоко в душе я не могла с ней не согласиться. — И что ты в нем нашла? Седой, смазливый, ветреный южанин. Ни угольных волос, ни стального взгляда глаз, ни запаха заснеженного леса от кожи. И руки... ты не представляешь насколько сильными и бережными они могут быть у настоящего мужчины, а узнав, уже никогда не сможешь этого забыть. Сплошное разочарование. — Можешь не слушать эту одержимую, демонам редко достаются приятные качества. — Я это запомню, Давид. Собрав с полок несколько шероховатых конвертов с изображением овощей, я проследила, как Остад взял с витрины небольшой мешок фирменных удобрений. От ценника на пустующем месте зашевелились волосы на затылке. Я так точно никогда не расплачусь. — Иранон, ты идешь? — Да-да, конечно. Прижав семена к себе, я последний раз пересеклась взглядом с цветочницей, та улыбнулась почти доброжелательно. — Удачи, Иранон. — С-спасибо… — Бедная, несчастная душа. Давид свободной рукой приобнял меня за плечи и подтолкнул к выходу. Оказавшись на улице, я сделала глубокий вдох, внутренне собираясь с силами. — Давид, мне нужно поговорить с тобой. — Ты уже это делаешь, кудряшка, садись в машину. — Это важно. — Всё подождет до обеда, идем. Он посадил меня в салон под внимательным взглядом Фина, но не сел рядом, отложив покупки и сев передо мной. На мгновение я решила, что он все еще обижен, но, кажется, он просто задумался, засмотревшись в окно, загорелые пальцы барабанили по колену. — Будь осторожна на улице в ближайшее время. Если хочешь, можешь остановиться у меня, дом большой, и там всем найдется место, Алан будет рад. — Мне неловко… неудобно, не стоит… Прислонившись к стенке, я постаралась выдумать хотя бы одну весомую причину, но в голову ничего не шло. Остад кивнул словно нехотя, но не настаивал, молча погрузившись в свои мысли. Холод цветочной лавки остался позади, Давид учтиво купил мне очередной подарок и больше не распускал руки, но, кутаясь в пальто, я вдруг почувствовала себя жутко одиноко. Некстати вспомнился разговор с Мундусом. Боги, сколько всего я ему наговорила… Как теперь вернуться домой? Может, правда попроситься хотя бы на одну ночь к южанину, но обязательно взяв клятву, что он не станет приставать. Идея даже в смелой фантазии выглядела неосуществимой. Машина остановилась. За окном, словно чья-то ожившая мечта, показалась огромных размеров оранжерея, украшенная множеством маленьких теплых огней. — Что это? — Мой небольшой сюрприз. Хотел показать тебе это место уже давно и дать попробовать местные десерты. Фин открыл дверь с нашей стороны, Давид вышел первым и, легким движением подхватив меня под руку, увлек на улицу, где уже во всей красе я смогла разглядеть нечто. Это напоминало мне поистине великолепный, удивительный нераскрывшийся бутон водяной лилии с сомкнутыми у навершия купола лепестками. Прозрачные, но чуть белесые стеклянные полотна собирались в единую конструкцию с помощью колонн из белого мрамора и будто жилками пронизывали замерший посреди огромного парка цветок в два, а то и в три этажа. Внутри него, спрятавшись от наступившей осени, редкие цветы, деревья и растения скрывали сердцевину изумительного творения, интригующе и приветственно поблескивая в наступающих сумерках. Небольшие, разбросанные по этажам лампы оставляли подвижные тени на стенах, уютно мерцая в полутьме. Дав мне чуточку времени, Давид осторожно повел меня по тропинке из зеленого камня к площадке-листку этой волшебной кувшинки. Золоченые скульптуры разных размеров жаб блеснули в жухлой траве рядом. Крохотные фонари в металлических решетчатых коробах освещали путь, будто потерянные кем-то из предыдущих гостей. — Дави-ид. — Да? — Здесь так красиво. Не в силах отвести взгляд от окружающего меня волшебства, я ощутила, как ладонь южанина вновь скользнула мне на талию, но на этот раз он не попытался меня поцеловать, а лишь отвлек, обратив внимание на необъятный стеклянный свод. — Я надеялся привести тебя сюда ночью, чтобы, поднявшись под самую крышу, смотреть на звезды. — Ой… — Утром садовники поливают своих многочисленных питомцев, открывают часть окон и пускают сонные ранние туманы под купол. Днем, когда выходит солнце, оно ласкает каждый куст и каждый расцветший бутон, что жилами тянется к свету, сплетая искусный живой ковер. А по вечерам здесь ярко пахнут роза и жасмин, их ароматы, пьянящие и волнующие, словно молодое вино, помогают забыться, отвлечься от мира, погрузившись в грезы под многооким небосводом. — Разве так бывает? — Бывает, и, если ты не против, после ужина я задержался бы здесь, чтобы увидеть сон. Еле перебирая ногами, я растерянно посмотрела на довольное лицо Давида. Он знал, что у меня не было и шанса на отказ, я бы сама его сейчас умоляла о подобном. — Конечно. Мы прошли к небольшому проходу в зазоре двух огромных лепестков кувшинки и вошли внутрь этого безумного строения. Открывшийся мне обширный зал занимал почти весь первый этаж диковинного цветка. Кадки и многочисленные горшки в два ряда выстроились у стен и вокруг стоящей посередине общего пространства золоченой клетки для птиц. Очень просторной и высокой, образующей отдельную комнату на небольшом возвышении. В ней предупредительно был накрыт круглый укрытый белой скатертью стол. Взявшийся откуда ни возьмись официант забрал наши пальто и выслушал пожелания Давида, пока я, растерянно мотая головой, рассматривала длинную кованую лестницу к самому верху крыши. Кроме нас посетителей не было. Вся оранжерея была в нашем распоряжении. — Рассказать тебе еще про цветы, кудряшка? Здесь много редких, выведенных у эльфов и тут в Целестии. — Откуда ты знаешь? — Работа обязывает разбираться. Смотри. Взяв за руку, южанин увел меня вглубь внешнего коридора мимо арки, увитой странной лианой с восковыми цветами-гроздьями. Там, возле невзрачного зеленого ковра из простенькой травы с овальными листиками, Давид присел и показал на растения. — Дотронься. — Они не ядовитые? — Нет, но они живые, попробуй. Опасливо склонившись над клумбой, я с подозрением посмотрела на южанина, но, получив его ободряющую улыбку, всё же коснулась травинок. Ощутив прикосновение, стебли тут же сложили свои крохотные листья, будто пряча их от меня. Изумленно похлопав глазами, я повторила жест с тем же успехом: все соседние растения складывали листья, тревожно поджимая их. — Чудо какое. — Через минуту они снова расправятся. Я потянулась рукой, желая одним движением скрыть большую часть ковра, но официант отвлек нас. Пришлось вернуться к входу и оттуда, по специальному мостику через цветочную стену, перебраться в клеть. На столе, помимо легкого ужина, уже ожидали хрустальные вазочки с мороженым, щедро посыпанные шоколадной крошкой. Желудок заурчал, подгоняя меня и вгоняя в краску. Давид, покачав головой, подхватил салфетку. — Скажи, если нужна будет добавка. Нам принесут. — Я не такая обжора. — А зря, я бы заказал еще джем из розовых лепестков, их фирменный, но подается только к чаю. Удивленно подняв голову от тарелки с тонко нарезанными кружочками печеных овощей, я проследила за южанином, но он не показал и тени насмешки. Видимо, здешние садовники действительно придумали лакомство из роз. — В меня правда не влезет. — Тогда попробуем в следующий раз. Кивнув скорее для себя, чем для ответа, я принялась за ужин, уминая всё намного быстрее, чем следовало, но голод и изумительный вкус не давали и шанса посмаковать ужин. Лишь изредка я останавливалась и замирала, стараясь распробовать первый кусочек запеканки или десерта, чувствуя, как специи, соусы, мороженое или шоколад растекались во рту приятной симфонией идеально подобранных и приготовленных ингредиентов. — Мне кажется, нам пора немного отдохнуть. Давид отложил салфетку на стол и, откинувшись на спинку стула, многообещающе улыбнулся. Солнце за его спиной жадно скрыло среди деревьев сада свои последние лучи, оставив в качестве освещения первые звезды на противоположной стороне неба и вкрапления ламп среди множества цветастых листьев оранжереи. Официант почти бесшумно забрал остатки посуды со стола, и только его шаги исчезли в недрах зеленого коридора, стеклянная водяная лилия погрузилась в обволакивающую тишину. — Наверное. Я ответила шепотом, стараясь даже дышать беззвучно, ощущала себя маленьким мышонком, потерявшимся в чьем-то саду. Остад, в свою очередь, не испытывая ни капли смущения, он поднялся из-за стола и приглашающе протянул ладонь. Мне ничего не оставалось, как пошуметь в ответ стулом и вновь довериться этому странному южанину. Наши шаги на металлической лестнице разнеслись эхом по всему куполу. Золоченая клеть в центре зала сверху показалась будто игрушечной, а желтые светляки вокруг нее - отражением неба высоко над нами. На площадке под крышей, с самого дальнего края от главного входа, нас встретил подвесной мост, словно парящий в воздухе над деревьями внизу. На нем, явно не для гостей, а скорее для работников этого необычного места, был расстелен плотный ковер, стоял старый, но крайне мягкий диван из гобеленовой ткани, а рядом с ним - круглый кофейный стол, привезенный с юга, маленькая книжная полка, полная атласов растений, и множество незнакомых цветов в глиняных горшках. Давид утянул меня на сидение, усадив рядом с собой, теплые руки ловко выудили из кармана моего кардигана трубку. — Всё еще как новая. — Я стараюсь ее беречь. — У тебя отлично получается. Знал, что именно ты её сохранишь. У меня навряд ли бы это получилось. Смутившись, я опустила голову, стараясь скрыть покрасневшие щеки, и, забрав трубку, набила ее травами из полупустого мешочка, взятого с собой на всякий случай. Туда, стоило мне лишь отвернуться, чтобы зажечь сушеные листья, тут же опустилось несколько золотых монет. Южанин обнял меня со спины, его дыхание коснулось моей шеи, вызвав целую волну мурашек. — Позовешь для меня Марка? — Д-да, конечно. — Спасибо, ты не представляешь, насколько я тебе благодарен. Невесомое прикосновение губ заставило меня вздрогнуть, но Давид тут же отстранился, откидываясь на спинку дивана. Его глаза внимательно наблюдали за мной, уже заметно разморенные от сладкого дыма, ужина и полутьмы оранжереи. Воздух рядом с нами будто стал вязким, как кисель, заковывая нас леностью и взявшимся из ниоткуда сумасшедшим запахом жасмина. Из последних сил я вытащила второй мешок, Остад взял из него щепоть искристого, золотого песка и засыпал в глаза. Спустя мгновение его голова устало прислонилась к растительному узору гобеленовой ткани, а пальцы мягко сжали мою ладонь. Я встретила его на той стороне, немного удивленная тем, что магия сработала. Мундус мог и не помочь, отказаться вызвать чужой образ в своей памяти, но Марк оказался на месте. Он встретил Давида в собственной оранжерее с очередной картиной, где знакомый мне юноша еще с черными волосами высокомерно смотрел на зрителя, сидя на высоком табурете перед ним. Помня, чем могут заканчиваться такие встречи, я не стала задерживаться, лишь проводив южанина к бывшему хозяину, но часть их разговора всё же донеслась до меня. — Марк, ты не поверишь, но я встретил твое перерождение. Он тоже чертовски любит рисовать. — Мне уже стоит ревновать? Надеюсь, он не переплюнет мой талант. — Он только в начале пути, но я стараюсь направить его в верное русло. — Я бы посмотрел на это и на то, как он впервые изобразит тебя. Обернувшись на пороге сна о знойной летней террасе с небольшим мозаичным фонтаном в центре и множеством незаконченных холстов с одинаковым лицом на них, я проследила, как загорелый художник, покрытый витиеватым рисунком хны, с улыбкой обнял Давида. Тонкие косы скользнули по крепким плечам, запахло мятой, свободные яркие шаровары блестели на солнце дорогой вышивкой. Трубка закончилась неожиданно быстро. Положив отяжелевшую голову на грудь южанина, я ждала, пока он проснется, наблюдая, как остатки дыма исчезают в ночной прохладе. Вставать совершенно не хотелось, но внутренняя тревога становилась всё ясней. Мне нужно было возвращаться домой, а дома меня уже ждал Мундус и продолжение неприятного разговора с ним. Придется вновь оправдываться или всё же соврать, но едва ли я могла что-то утаить от бога. Уже так поздно. Так поздно. Может быть, он поймет меня? — Что ты возишься на мне, Иранон? О чем нервничаешь? Голос Давида был мягким, низким, с приятной хрипотцой после сна. Взгляд расслабленный и довольный пресёкся с моим, губы тронула улыбка, мягкие пальцы огладили щеку. — Ты выглядишь встревоженно. — Я хотела спросить, о важном. — Да-а, я помню. — Ты отпустишь меня? Разорвешь наш договор, если я попрошу? Мне это очень нужно. Приподнявшись, я неотрывно смотрела на южанина. Его лицо не дрогнуло, ни один мускул не выдал чувств, но грудь под моей ладонью словно окаменела от напряжения. — Кудряшка, ты и десяти лет за мной не присматривала. — Я знаю, но ты силен, и за то время, что длился наш договор, тебе ни разу не понадобилась помощь. — А как же нос? — Ты случайно пришел ко мне. — Да, и без тебя бы я не справился, это была неоценимая помощь. Прикусив губу, я сжалась, уткнувшись в его тонкую рубашку. Хрупкая надежда рассыпалась на моих глазах, словно песок. — Давид, мне очень нужна свобода. — Но я тебя и не держу. — Держишь! Я не могу поселиться там, где захочу. — А ты нашла свой родной дом? — Нет… — Тогда я не вижу проблемы. Руки стиснули ткань, первое темное пятнышко появилось на ней, стоило мне лишь немного прикрыть веки. — Ты не понимаешь. — Но я пытаюсь понять, расскажи, почему ты хочешь разорвать договор? — Не могу. — Это всё из-за кого-то? Горло перехватило спазмом, захотелось тут же откреститься от своих слов, попросить всё забыть и просто закончить этот день, сбежав домой. Зря я начала этот разговор. Очень зря. Нужно было промолчать, спросить потом когда-нибудь, когда буду уезжать или спасу хоть раз Давиду жизнь, чтобы он мне был обязан, но… когда это будет. Вильгельм и правда ждет, пока я здесь. — Милая моя Иранон, неужели кто-то обольстил тебя в пути? — Нет! — И ты так резво его защищаешь, откуда столько доверия? — Он хороший и… — Ах, он хороший… — Давид! — Боги, моя маленькая Иранон готова предать меня из-за первого встречного. Всхлип вырвался непроизвольно. Стыдно, словно я пыталась разжалобить мужчину своими слезами и плачем. В последней попытке оправдаться я привела свой последний аргумент. — Он спас меня. — И я, как ты помнишь, тоже. Хотя погоди, может, он силой заставил, подчинил себе… — Нет! Замолчи! Ты ужасен! Он бы никогда так не поступил! — Я беспокоюсь за тебя и искренне опасаюсь того, что ты попала в беду. — Мне просто нужно разорвать наш контракт! Только так я стану счастливой! — Ах вот как. Зажав ладонью свой рот, я покраснела еще больше. Боги, что за глупость я сказала, я совсем не так представляла это и совсем не то имела в виду. Просто не понимаю, как объяснить, как доказать, что мне это нужно, что это действительно серьезно. — Прости… — Боюсь, я не могу этого допустить, пока сам не увижу, кому достанется моя глупышка Иранон и кто успел ее за такой короткий срок так очаровать, что она готова бросить своего единственного защитника. Его руки коснулись плеч в попытке обнять и успокоить, но для меня это стало последней каплей. Подхватив трубку, я вскочила с дивана и не оборачиваясь, бросилась к лестнице, почти бегом спускаясь по ступенькам. Слезы застилали глаза, под куполом разнесся голос Давида, но я зажала уши, чтобы не слышать его. Ноги сами несли меня на улицу, забрать пальто не было никакой возможности, и, едва решив идти домой в том виде, в каком есть, я наткнулась на кого-то в темноте подъездной дорожки. Передо мной оказалось лицо Фина. — Иранон, что-то случилось? — Отвезите меня домой, пожалуйста. Опасливо оглянувшись на оранжерею, водитель молча подтолкнул меня к двери машины. Забравшись внутрь, я едва успела сесть. Не включая фонарей, экипаж почти беззвучно тронулся в темноте, увозя меня от одного из лучших вечеров в моей жизни. — Вам нужна еще какая-то помощь? Я могу подсказать безопасное место или отвезти вас к врачу. — Нет, спасибо, не нужно. Сбросив туфли, я обняла колени, пытаясь хоть немного успокоиться, но слёзы без конца лились по горящим щекам. Трубка, зажатая в ладони, будто жгла кожу. Резная, с длинным тонким мундштуком и аккуратным орнаментом, она казалась мне всегда такой важной и дорогой, но сейчас, словно камень на шее, тянула все дальше в омут к этому жестокому магу. «Это будет подтверждением нашего договора.» Мне не хватало духу избавиться от нее или сломать, не после того, как я столько раз видела настоящего владельца. Пальцы беспомощно скользили по рисунку. Может, спрятать ее? Хотя бы от себя? Может, тогда со временем я смогла бы уничтожить эту маленькую связь. Давид точно не простит мне такого, никогда простит. — Приехали, мисс, прошу вас, будьте осторожны. — Да, спасибо. С трудом надев обувь, я вымученно улыбнулась Фину и вышла на улицу. В моем маленьком доме горел свет, специально оставленный фонарь над дверью подсказывал, что меня ждали даже после такой безобразной сцены. К горлу подкатил отвратительный ком. Кое-как пробравшись по тропинке вглубь участка, я на миг выкинула все мысли из головы, лишь бы открыть входную дверь. Не оробеть, не испугаться, а принять всё то, что я наделала. Металлическая ручка обожгла холодом, резкий рывок и шаг вперед. Меня ослепил свет в комнате, сжав челюсть, я ждала насмешек или упрека, но Мундус призраком замер передо мной с лицом обеспокоенным и растерянным, без капли гнева. — Прости меня, Иранон, я, кажется, слишком давил… на тебя. Неприлично громко всхлипнув, я, не сдержавшись, завыла во весь голос.