Замыкая цепь

      Ночь, чернее самой чёрной Тьмы стелилась по столице твердыни лучших мастеров Средиземья Ост-ин-Эдиль.       Среди волн темноты в мастерской самой высокой башни гильдии Гвайт-и-Мирдайн горело пламя. Полночный путник, увидав эти потусторонние отблески из узких переплетов окон, тут же тревожно подумал бы: «О, святые валар! Это темные духи, порождения соития ночи и Моргота жгут свой огонь во мгле!», — и постарался скорее бы свернуть на другую сторону дороги.       Но на улице не было ни души. Даже серп молодой луны спрятался в тучи. И никто и ничто не могло помешать ночному работнику свершать свой таинственный труд.       Липкая и влажная мгла, как смола, по́том текла с налитых кровью мышц. Завораживающий стук молота, рукоятка которого была покрыта магическими знаками, говорил на собственном языке искр и металла, вбивал запретные слова в сам воздух тёмной чадной кузницы.       Жар свивался под ногами в невидимые воронки, перекатывался обжигающими бёдра и ноги упругими кольцами. Глаза кузнеца блистали потусторонним горячим пламенем, напряжённо вглядывались в почти готовое изделие.       — Проклятие! Каждая попытка идёт прахом! — эльф отбросил заготовку и молот и в раздражении облокотился на железный стол. Тяжёлое дыхание раздувало по лицу горячие струи. Мускулы напряглись, будто готовые лопнуть, зубы сжались в злобном оскале. — Проклятье! — повторил он и скинул со стола металлические заготовки.       Мастер Келебримбор чувствовал, что мир теперь совершенно не тот, каким был во времена его прославленного деда, короля Феанора. Государства эльдар уже не так величественны, начинает угасать и Эрегион.       «Мне не достичь его величия, потому что род эльдар вырождается, уступая место людскому роду».       Все знания, весь опыт и вся жизнь, которую он потратил на оттачивание своего мастерства! Всё это не стоит ничего! То, ради чего он веками не разгибал спины в кузнях и библиотеках, вплетая заклятия в золото, серебро и мифрил, не приближало его цель ни на шаг. Золото, серебро и мифрил оставались всего лишь бесполезным холодным металлом. Какого-то элемента недоставало. Какого же?       Обитель великого эльфийского мастера была не просто кузницей, но совмещала в себе и мастерскую, и кабинет. Большую часть пространства занимал тот самый широкий стальной стол, за который в отчаянии рухнул правитель Эрегиона и теперь там же мучался чёрными думами. На этом столе было множество странных предметов: пузатые и тонкие колбы, банки с трепещущими золотыми листьями меллорнов, реторты, циркули, стеклянные шары, человеческие и лошадиные черепа, листы пергамента, исписанные загадочными фигурами и знаками.       Келебримбор привстал со своего места, опираясь костяшками сжатых кулаков на столешницу. Он рассеяно посмотрел на очаг, на котором стояли в беспорядке всевозможные сосуды, глиняные пузырьки, стеклянные рожки, угольные колбы с длинными горлышками и стеклянная маска, для предохранения лица во время выработки какого-нибудь опасного вещества. Рядом лежали мехи́ с надписью из медных букв на верхней крышке: sule — estel.       «Нет! Сдаться — удел трусов и глупцов! Нужно во что бы то ни стало остановить угасание. Эрегион должен быть главным государством мира, последний потомок не имеет права посрамить род Феанора!»       Келебримбор встал из-за стола и сделал вокруг него несколько кругов, беседуя сам с собой:       — Всё есть подобие всего. Na ame sina ar unde. Взять, к примеру, горный helce. Известно, что пройдёт время, и он превратиться в imire. Так и canu требуется четыре периода в две тысячи лет, чтобы последовательно превратиться сначала в latucen, потом из него в telpe, и, наконец, в mistarille. Значит ли это, что canu — родоначальник всех металлов… нет! Всех, кроме malta! Оно не может называться металлом, это чистейший, свитый по определенному закону свет. Пропустим mistarille, у него совершенно другие свойства. Но положение telpe и malta в плане мироздания почти равнозначны. Значит всё-таки возможно превратить одно в другое?       Мастер карими глазами, по-орлиному смелыми и острыми, взглянул на стену — там было изображение круга, составленного из магических знаков, от центра расходились лучи, а вся картина целиком складывалась в символ солнца. Оно дрожало и мерцало белым светом и, казалось, озаряло все пространство полутемной мастерской. Страшно и прекрасно!       — Для того, чтобы превратить одно в другое, нужно извлечь fea rautan и воссоединить с новым eala. Добраться до самой сути, вынуть душу металла, так же, как пытают в тюрьмах разумных существ, и душа из их тел исходит в Мандос. Но пытки огнём и кислотой не приносят никакого результата. Есть что-то более тонкое, какая-то изящно простая формула очищения.       Он вдруг резко метнулся обратно к столу, вывалил из окованного ящика старые потрёпанные тетради в жёстких кожаных обложках и навалил их одна на другую раскрытыми страницами, невзирая на ломкость пергамента в сгибах. Эльда распахнул самую первую тетрадь на произвольной странице, склонился так низко, что шёлк волос с вплетёнными тонкими цепочками струйками разлился по столу, как будто особая близость к рукописи могла бы поспособствовать пониманию древнего путанного текста. Эльф принялся бегло читать записи. То была обширная рукопись, украшенная странными рисунками, древний трактат о превращениях металлов и минералов.       История, которую читал эльф, была необыкновенно удивительной. Некий эльфийский Король по имени Хроар отправил единственного сына на небеса с духом-провожатым. Принц долго путешествовал по надлунному поднебесью. Наконец он увидел лучезарный трон предвечного Эру. Принц был чист и душой, и телом. Творец снизошёл до разговора с ним и даже разрешил остаться в Чертогах Безвременья. Но юноша отказался, желая вернуться к возлюбленному родителю. Он и дух спустились с небес. Дальше началась полная несуразица: «О Сын мой, я был мёртв без Тебя, И жизнь моя была в опасности. Я возрождаюсь, когда Ты возвращаешься Домой, грудь наполняя радостью. Лишь только Сын вступает в дом Отца, Тот прижимает Его к сердцу рьяно, И от чрезмерной радости Его глотает, Рот раскрывая необычно широко, Потея от усилия такого…»       Далее, по сюжету старинного стихотворения, написанного размашистым почерком Феанора, безутешный король лежит в болезни и молит Эру вернуть ему любимого сына. Славен Творец мироздания! Моления услышаны: король беременеет и рожает своего сына, их больше не касается ни смерть, ни увядание, и они вместе с принцем и загадочным проводником вечно правят королевством.       Келебримбор, едва дочитав последние строки, обхватил пылающую голову руками, возвёл очи к потолку.       — Ma han alasailess?! Чушь! Дед был блаженен или находился в безумии, когда сочинял это?! — свирепо прорычал он.       Келебримбор в сердцах захлопнул манускрипт, провёл рукой по лбу. И тут разум его ухватил тонкую призрачную ниточку разгадки. Он потёр виски, сложил руки в замок и, положив на них подбородок, раздумывал вслух:       — Но что если, это всё — сложная аллегория? Смесь металлов в колбе выделяет испарения и «сын» восходит на гору. Но ведь эту операцию нужно повторить не один раз… Затем образуемый дистиллят опускается вниз, а «сын» возвращается домой, где поглощается смесью… «Король» поедает сына! Происходит следующий этап возгон­ки — «король потеет», значит субстанция в колбе вновь выделяет пар, а из него образуется новый дистиллят, что дарует миру нетленность. Но что это за вещества! И при чём здесь этот загадочный дух! О, бродить в бреднях почтенного Феанора хуже, чем в дремучем лесу! Сплошная демагогия и несостыковки!       Со злостью и отчаянием нолдо схватил большой острый циркуль со стола и подошёл к дальней стене. Там красовались всяческие умные изречения, написанные чернилами или металлическими инструментами, на квенья, синдарине и гномьем языке. Свежие слова загораживали собой старые. Надписи переплетались друг с другом, как ветви дерев или как воины на поле битвы, вступая в противоборство за выгоднейшее место для демонстрации своей сути. Иногда среди этого леса мыслей, мечтаний и философии одно слово показывалось особо ярко и остро, словно красное знамя среди чёрных пик.       Еaren la atsa carpo,       BELAERN a'leaiil,       Мallen enedh.       gur sennui ram       mallen enedh       Иногда попадались фразы, лишённые видимого смысла: FLAMGRA DRO. Поверх всего были разбросаны звёзды, фигуры невиданных существ и пересекающиеся треугольники.       Рукою Келебримбора зубец циркуля вонзился в каменную кладку мастерской, рваные линии сложились в руны тенгвара. На стене вырубленной раной проявилось новое слово на квенья:       AMBAR       Келебримбор не в силах больше находиться в каменных стенах, давивших его беспокойный и быстрый пламенный дух, даже не схватив плаща, стремглав спустился по винтовой лестнице и вылетел на улицу. Прохлада и мгла несколько отрезвили его голову.       Ост-ин-Эдиль мирно спал, укрытый одеялом из облаков, не пропускающих ни одного лунного лучика. Свет падал и разливался жёлтыми пятнами только от фонариков, развешанных гирляндами над парадными дверями некоторых домов. Эти капли тонули в мягком, словно соболиный мех, сумраке. Нолдо задумчиво брёл по городу, опустив голову, разглядывая поблескивающие камни мостовой.       «Феанаро полагал, что проще действовать на металлы посредством земного огня… Феанаро! Какое имя, как бы предопределенное самой судьбой: Fea nare!.. Да, огонь. Вот все… Мire mi yula, malta mi nare… Но как его извлечь оттуда?..»       Тут Келебримбор поднял взгляд. Впереди светилось невысокое здание, там, как и в мастерской нолдо, этой ночью тоже горел огонь. Сама судьба привела эльфа к храму валар. Он вошёл в высокие резные двери и сразу попал в особый волшебный мир, наполненный могущественной силой. В воздухе различался лёгкий шлейф ароматических масел, которыми служительницы наполняли стеклянные светильники с фитилями. В длинной галерее стояли статуи четырнадцати истинных воплощений стихий. Лики их полнились торжественной радостью и были овеяны особым светом бессмертных земель. Возле каждой статуи стояли негасимые светильники, их мягкий свет возвращал душе покой и благодать.       Властитель Эрегиона хоть и не отказывался столь радикально от главной религии Средиземья, как его родичи, но и частым посетителем мест поклонения и чествования великих духов его не назовёшь. Келебримбор, как и вся его ближайшая родня, считал, что айнур закончили свои труды в Арде на моменте её строительства и теперь им нет никакого дела до жизни эрухини. И всё же, очутившись в храме стихий, он вдруг почувствовал атмосферу свершающегося прямо здесь и сейчас чуда, всеми струнами души ощутил к нему причастность.       «Великие валар! Уста ваши всегда чисты. Это проточная вода, это солнечный луч… откройте же мне тайну! Научите, как остановить мгновение, как обратить время вспять в точку истинного вдохновения и творчества, когда мир был юн, а благородные помыслы эрухини не угасали под гнётом войн, распрей и горестей!»       Келебримбор прошёл всё пространство. На самой дальней стене до самого высокого потолка, затерянного в сводах, были росписи. На главной фреске храма страны мастеров был изображён сверкающий прекрасный дух, вала-кузнец Аулэ. Он стоял пред наковальней, волосы его цвета пламени взметнулись вверх, подхваченные горячим ветром, одежды его сливались с вихрями огней, а венец был сотворён из чистейшего аманского золота и редких алых алмазов. Великий мастер взирал вверх на могучий молот, горящий рунами валарина в его руках. Из глаз его вырывалось ярое пламя.       Вокруг валы были младшие, но не менее прекрасные духи, его подмастерья майар, в кузнечных фартуках и бархатных карих мантиях. Некоторые из них били молотами, и искры рассыпались вокруг, другие доставали из горнов золотые чаши с драгоценными металлами, ладони третьих были полны богатствами: алмазами, хризолитами, сапфирами, янтарями, рубинами, мифрильными и золотыми самородками, которые они щедрым жестом сыпали к ногам народа нолдор.       Келебримбор внезапно так впечатлился фреской, которую видел не раз, что не мог отвести от неё взгляд, и с течением времени ему казалось, что фигуры айнур на самом деле ожили, что молоты стучат по наковальням, высекая искры, шипит вода, доносятся смутные голоса. Уверовав в игры собственного воображения — а быть может его в тот момент действительно коснулась истина! — нолдо припал на одно колено и трепеща произнес:       — Владыка Аулэ! Покровитель ремесленников и всего моего народа! Имя твоё всегда на устах моих. Не оставь меня! Даруй милость свою!..       И тут словно волею судьбы в окно заглянул серебристый месяц. Бледные и холодные лучи осветили одну картину. Среди всех многочисленных фресок и пестрых гобеленов взгляд Келебримбора остановился на маленьком сюжете чуть ниже главной композиции с валинорскими кузнецами.       На росписи эльф увидел похожее на эрухини создание, чёрное, как топь, и страшное. Оно печально брело через трясину, прячась в нечистотах, было все с ног до головы измазанное болотной смрадной жижей. На берегу болота стоял прекрасный дух в разноцветных одеждах с золотыми волосами, украшенными весенними цветами, а за спиной его были большие воздушные крылья. Небесное создание протягивало к болотному существу длани, желая помочь несчастному. В руках у светлого духа были пурпурные богатые одежды. Неизвестный айну сообщал болотнику свою высшую степень чистоты, чтобы вести его за собой на небо.       Нолдо залюбовался на восхитительного элементаля. И одновременно почувствовал себя низменным и грязным, как болотное существо.       «В поверьях мастеров есть убеждение, что имена айнур имеют такую обаятельную и таинственную силу, что достаточно произносить их во время добывания!..»       И именно в эту секунду мысль-озарение пробила молнией все его сознание.       — Мне не достаёт только одного компонента… Для создания его нужна сила и знания, которой обладают только айнур! И только одно существо в мире способно помочь мне. Говорят, что на юго-востоке есть зачарованная страна и правит там майа валы-кузнеца. О, Владыка! Мастер мастеров! Благодарю! Я отправляюсь в Мордор.