Хроники Орбиты и Космоса: Janteloven

      В тот день, когда мы были вместе в последний раз, он, видимо, подложил в мою сумочку подарок. В тёмно-фиолетовой коробочке я нашла его. По запаху было ясно, что оно от Тимофея. И, скорее всего, он его носил, вот только я не помнила этого. Я нашла колечко только спустя месяц, в Новый год я вошла с его подарком. С кольцом на чёртовом безымянном пальце. Он его заметил.       Мне страшно выходить из комнаты, потому что меня ждут любопытные глаза Златы и злостные глаза Ильи. И почему он так заводится из-за него? Тоже что ли попал под его обаяние? Ревнует Тиму ко мне?       Собираюсь с мыслями и выхожу. Сегодня был по-настоящему тяжёлый день. Просто ужасно сложный. Не хочу даже думать о том, что может произойти что-то ещё. Я выдохлась. Сил нет ни на что, но я должна рассказать им, что произошло. — Объяснишь? — Злата, когда злится, выглядит мило. Тот редкий человек, который мил во всём. Не хочу обманывать эти честные больше глазки. — Давайте заварим чай и поговорим, прошу. Мне хватило экзекуции со стороны Тимы.       Мне как-то странно, больно, но приятно произносить его имя. Я отвыкла от того, как складываются губы, когда я изрекаю его. Тимофей. Тимофей Коротков. Интересно, а как это так он быстро вернулся? Мы же и правда толком ничего не обсудили, а теперь снова вместе. Счётчик запущен с нуля.       Злата держит в руках кружку и смотрит на меня. Она сидит за столом напротив меня, а Илья с чашкой чая стоит в дверях. Они ждут от меня пояснений. — Не знаю, с чего начать. — Как вы познакомились? Как стали встречаться? Что произошло потом? — Злата решила мне помочь, да хранят её все божества мира. — В десятом классе я уехала на месяц в другую школу, там проходила курс подготовки к олимпиаде. Тимофей был президентом школы, ну, он начал ухаживать, если так можно сказать, я поддалась его чарам, мы стали встречаться. Потом всё пошло не по плану, ему пришлось уехать в Норвегию, мы расстались, я думала, на всю жизнь. Но он вернулся. Вот как-то так. — Про изнасилование рассказать не хочешь? — Илья мрачно смотрит на меня. Какой же он мудак. — Тимофей тебя изнасиловал? — что? Как Злата могла так подумать? — Нет, не он. И меня не изнасиловали, а лишь пытались. Был парень в этой школе, которому я тоже нравилась, но у него сдвиг крыши на полную катушку, так что он мне ничего не сделал. Да не так важно, что было. Факт в том, что у нас всё не так просто, как может показаться. Одна большая просьба, не лезьте. Оба. Мне хватает того давления, которое на меня оказывается Тимофеем, — и мной самой, но об этом лучше помалкивать. — Так вы вместе? Он твой парень? И, что куда важнее, вы с ним спите? И давно? — Он лишил меня девственности в шестнадцать, как и Илью лишила девственности Валерия… — я смотрю на товарища, переводя все стрелки на него, будто у меня у одной десятый класс был дурным. — Не ваше дело. — А моя половая жизнь — твоё дело? Ты чего так завелся из-за Короткова? — Ты из-за него пролежала с бронхитом, ты сама на себя похожа не была. Ты изменилась. Напомнить про Славу? Про других? Может, про твой День Рождения? — То, какой я была, не важно. И всё остальное — тоже. Он в этом не виноват, это ты в своём воображении превратил его в дьявола. Ты живешь в моей квартире. Я не донимаю тебя вопросами о твоём прошлом, так что отплати мне тем же.       Я раздражена. Ухожу с кухни в свою комнату. Слышу, что Злата и Илья о чём-то шепчутся. Плевать я хотела на то, что он ей расскажет. Злата меня осуждать не станет. Иду на балкон. Мне надо перевести дух. И не важно, что балкон в комнате этого мудацкого соседа. Ладно, признаюсь честно, он во многом прав, и это бесит. Мне звонит Тимофей. На сегодня его достаточно. Сбрасываю. — Очень некрасиво сбрасывать! — кричит кто-то снизу. Тимофей под моим окном. Ну, класс. Прицепился как банный лист.       Я не собираюсь разговаривать с ним на повышенных тонах с балкона, так что набираю его номер. Но он демонстративно сбрасывает. Ну, ещё бы. Как же у него резко поменялось настроение. Да, сейчас из нас двоих я наиболее нервная, но блин, мне простительно. А вот почему он сохраняет самообладание — хотя перед глазами сразу появляется Тимофей, рвущий на мне блузку — хорошо, не совсем сохраняющий самообладание. Но всё же, он должен себя вести эмоционально. — Что ж ты не уехал в отель? — А ты со мной не хочешь?       Хочу. Сейчас понимаю, что хочу. И очень. Я хочу уснуть в его объятиях. Но стоит ли так сразу кидаться в омут с головой?       Я так много пережила. Тима не знает про меня сейчас почти ничего. И рассказать ему — разбить сердце тысячу раз. Я сохранила любовь к нему. Но такая ли она, какая была в самом начале? — Нет. Посплю дома. Я устала, — и это правда. Но поможет ли мне сон? Слишком много вопросов. — Ладно. Спокойно ночи, крошка! — кричит он и уходит. Как же это странно. Будто он — деталь пазла, которая почему по форме подходит, но не вписывается в общую картину.       После почти получасового душа и таблетки успокоительного, я лежу в кровати. Сон? Не, не слышали. Как нередко бывает после трудных дней, ночи выдаются тусклыми и бессонными. Мысли жужжат на подкорке сознания, не давая сомкнуть глаз. Тимофей разворошил осиное гнездо, и эти чёртовы осы сейчас терроризируют мою память, вытаскивая наружу то, что пора бы забыть.       Я вспоминаю, как Тима бесцеремонно завалил меня на кровать в одном полотенце. Помню, как пришёл ко мне в спортивной одежде и потащил бегать. Помню, как мы танцевали на Хэллоуинском бале. И не только танцевали… а ещё помню, как мы с ним разговаривали у него в комнате, как Тима пытался сдерживаться, когда я была в коротком платье на вечеринке, как приносил стакан воды, пока меня выворачивало от выпитого алкоголя и наркотиков. Боже, что только не творилось со мной, а он был рядом.       Я помню и тот страх, который испытала, когда узнала, что Тима в больнице с огнестрелом, как сильно хотела его объятий, когда меня пытались изнасиловать. Помню истерику, которая накрыла меня после разговора с бывшей Тимофея. И помню, как уезжала, надеясь, что сбегу от всего.       И помню руки, которые меня душили. Хотя интересная вещь — человеческая память. Многие жертвы насилия, как показывают исследования, забывают детали. Я помню, что меня душили, но я даже не помню кто. Хотя точно знаю, что это был кто-то из «друзей» Тимофея.       Воспоминания яркие, я бы даже назвала их острыми, и не верится, что прошло больше двух лет.       Ближе к трём часам ночи меня, наконец, забирает темнота, и мой мозг прекращает мыслительную деятельность, действующую мне на нервы.