Полная луна укажет мне след

Настя где-то читала, что когда оказываешься в кошмаре, в какой-то момент можешь перестать воспринимать всё происходящее как угрозу. Мозг адаптируется и ищет любые способы защититься. Иначе не выжить. Вера, видимо, Стокгольмский синдром и словила, но сама Настя пока барахтается в океане какого-то первобытного ужаса и не знает, что хуже — привыкнуть или нет. Не верится, что она только вчера приехала на этот край света с издевательским названием Улётово. Провинция же должна быть сонной и медленной, так она думала. Скучным и тихим местом, где ничего не происходит, а главное событие недели — поход на рынок в воскресенье и сплетни с соседями — такими же скучными и тихими. Либо она ошибалась в принципе, либо конкретно с этой провинцией что-то не так. Насте хочется остановиться и закричать на весь этот восставший из мёртвых городок, похожий на смесь цирка уродов и дурдом. Закричать так, чтобы обманчиво-мирная тишина раскололась на части и забрала себе хотя бы часть того урагана, что разрушал сейчас её внутренности. Она ходила этими дорогами сегодня утром, когда искала Веру. В ореоле безжалостного дневного света всё выглядело до крайности унылым и безрадостным. Сейчас же темнота милосердно скрывает суть, оставляя лишь очертания, но легче не становится. Страшно уходить далеко и наткнуться на кого-нибудь, к Лене идти не хочется, но выбора у неё нет. Оттягивая неизбежное, Настя садится на холодные ступеньки, достаёт из кармана сигареты и зажигалку, но руки так трясутся, что подкурить не удаётся. Психанув, она бросает пачку на землю и начинает плакать, хотя обещала себе держаться. Очередной несбывшийся план. — Насть? Она чувствует, что кто-то тянет её наверх, заставляя подняться. Это сложно — тело, застывшее надолго в одной позе на холоде, не подчиняется. Сколько она так сидела? Пытается оттолкнуть чужие руки, но поворачивает голову и узнаёт Мишу. Кажется, он что-то спрашивает, потому что его губы шевелятся, пока глаза осматривают её сверху-вниз. Она слышит его голос, но не понимает ни слова. Наверняка он спрашивает что-то вроде: «Что случилось?», а на подробный рассказ с самого начала у неё всё равно не хватит сил. В голове крутятся обрывки других его фраз, и Настя зацикливается на них, пытаясь удержаться в реальности. «Мне пофигу, кто ты». Она не чувствует от него угрозы. Почему? Чем он отличается от остальных? Она знает его всего один день, за который они и не разговаривали толком. Вчера она на него накричала и ударила, а он вместо того, чтобы дать сдачи, обнял и утешил. Сегодня он предложил жить вместе и много улыбался. У него красивая улыбка, но она не отменяет простого факта: они не знают друг друга. Посторонние люди, оказавшиеся в одном месте. И, тем не менее, она его не боится. Едва ли не единственного в этом городке. «Просто понравилась». Ей говорили такое не раз. В этом нет ничего особенного, но почему-то ощущается иначе. Может, здесь воздух отравлен безумием? Она уже заразилась и на полпути к диагнозу. Без Миши она окончательно потеряется. Лишится рассудка. Или гордости. Или жизни — теперь это даже не кажется преувеличением. Настя не уверена, вырывается из неё истерический смех или всё это лишь ей кажется. «Давай жить вместе». Они знакомы чуть больше суток, но по ощущениям как будто прошли годы. Она не понимает, почему. Не верит в судьбу или предопределённость. У неё всегда были планы и мечты, к которым она стремилась, но всё это как будто было из прошлой жизни. Или принадлежало другой Насте. Может, поэтому ничего и не получалось? Из-за расписанных долгосрочных планов? Может, нужно просто жить? «Жизнь — штука короткая: раз — и нету». Раз — и нету. Той жизни, той Насти. Но, может, найдётся новая? Миша давно перестал говорить и молча смотрит на неё, продолжая держать за плечи. Потом поднимает одну руку и касается её лица, вытирая слёзы. Такое удивительно человеческое касание в череде тычков и унижения. Такое настоящее и нужное, что Настя поддаётся порыву и целует его в губы. Миша тут же прижимает её к себе, жадно отвечая на поцелуй. Его рука скользит на её затылок, путается в волосах и сжимается, рождая в Насте чёткое понимание: ему нравятся её волосы. Она цепляется за него, боясь отпустить и остаться в одиночестве. Его руки дарят тепло, но ещё важнее то, что они дают уверенность. Здесь и сейчас она нужна. И он нужен ей. Непонятный парень с пронзительными глазами, принявший её, кажется, с первого взгляда. С ней такого никогда не случалось. Даже если ему нужно лишь её тело, это всё равно будет в сотни раз честнее, чем все те случаи, когда люди видели в ней дочь генерала или известную актрису и прикидывали, какую именно выгоду можно получить. Или когда чуяли в ней жертву и нападали исподтишка. Они целуются по пути в его комнату, врезаясь в углы и вытирая стены. Как будто оба боятся не успеть. Пока он раздевает её — неожиданно бережно, словно опасается спугнуть или причинить боль, она думает, что если утром он скажет ей, что предложение жить вместе отменяется, она всё равно будет благодарна. За искренний интерес, за правду, за заботу, с которой до этого она была так плохо знакома. Миша укладывает её, полностью обнажённую, на свою узкую кровать, и… накрывает одеялом. — Миш, ты что? Он улыбается и убирает прядь волос с её лица. — Тебе нужно поспать. — Что? Нет! В его лице читается явное сомнение, но в глазах, освещаемых тусклым светом лампы, она видит желание — такое откровенное и неприкрытое, что, кажется, у неё щёки краснеют от одного лишь взгляда. Он хочет её. И, несмотря на это, даёт ей выбор, потому что нашёл её, плачущую и потерянную, на улице посреди ночи. Наверное, он слишком хорош как для неё, так и для этого места. Настя привстаёт, откидывая одеяло, обнимает Мишу за плечи и тянет на себя. Целует снова — увереннее, глубже, стремясь показать, что всё взаимно. Она дрожит не от холода, хотя из старого окна ощутимо тянет. Внезапный страх оказаться отвергнутой возникает из ниоткуда, но Миша, кажется, понимает её лучше неё самой. Он обхватывает её лицо ладонями, внимательно смотрит в глаза и, поверив, сминает её губы в жёстком поцелуе, от которого внизу живота вспыхивает тепло. Пальцы спускаются ниже, гладят шею, ключицы и останавливаются на груди. Ласкают нежную кожу, голодно сжимают и обводят по кругу соски. Настя забирается под его футболку, касается живота. Миша вздрагивает — кажется, она чувствует шрамы под кончиками пальцев, поэтому поспешно убирает руки, вместо этого задирая его майку вверх. Миша снимает ненужную сейчас вещь, следом избавляется от джинсов и носков. Ловит взгляд откинувшейся на подушку Насти и стягивает бельё. Голый, наклоняется над письменным столом, шарит рукой на полке и, найдя квадратик фольги, бросает его на кровать. Следом забирается сам, нависает над Настей, удерживая вес тела на руках. Рассматривает с выражением неподдельного восхищения, а после прижимается к ней — горячий, твёрдый, целует так, что голова кружится. Настя выгибается навстречу, стремясь почувствовать его ближе, разводит ноги. Жар щекочет нервные окончания, пока Миша шелестит фольгой и устраивается удобнее. Она расслабляется, обнимает его за плечи и выдыхает, когда он подаётся вперёд. Замирает в ней, успокаивающе вылизывает рот и, наконец, начинает двигаться. Настя ловит ритм и разрывает поцелуй, прогибаясь в пояснице и обнажая шею, потому что ощущений слишком много, а мыслей, наоборот, нет никаких. Одновременно хочется и застыть в этом состоянии, и добраться до финала. Миша не отводит от неё горящего взгляда ни на секунду. Настя смотрит ему в глаза и понимает, что уже близко. Она кусает губы, сдерживая стоны, пока он толкается всё быстрее и приятнее, хрипло шепчет что-то — и её голос прорезается. Она громко вскрикивает, но Миша проглатывает этот звук, впиваясь в её рот. Кажется, она парит в невесомости, пока Миша догоняет собственное удовольствие. Задрожав, он падает сверху и шумно дышит в шею, гоняя остаточных мурашек по её коже. Ей хорошо. Она чувствует себя любимой и в безопасности, поэтому не сразу осознаёт, почему поднявший голову Миша хмурит брови и начинает целовать её щёки. Потом он вновь касается её рта, и по соли на его губах она понимает, что снова плакала. Однако перед Мишей ей не стыдно — и это уже прогресс. Он тянет её набок, вытаскивает одеяло, накрывая их обоих, и обнимает её со спины. Настя уверена, что долго не сможет уснуть, но через пару минут уже засыпает. Последняя связная мысль в голове — может, завтра всё станет лучше.