Лёд

— Я была бы всем для тебя, — бросаешь ему на прощание, стоя у капота машины. Вы оба знали, что эта поездка станет последней в вашей истории. Ты делаешь пару шагов назад, всё ещё глядя ему в глаза. Он молчит, хочет отвернуться, возможно, даже заплакать. Но смотрит прямо тебе в душу. Так, как ты когда-то его просила. Тебе от этого ещё больнее, но спокойнее. Замираешь на долю секунды, а затем, выпустив из рук небольшой рюкзак, несёшься к нему, врезаясь в ключицы. Ты не плачешь, не спотыкаешься о ком в горле, всего-навсего пытаешься надышаться им на долгие годы вперёд. Ты держишься неплохо. Паша уже начинает надеяться, что твоя внезапная идея с временным переездом действительно может помочь. Ты и сама хочешь в это верить. Именно поэтому уже второй час перебираешь вещи, складывая их в коробку довольно небрежно. Ты не собираешься жить там на постоянной основе, поэтому необходимости в клонировании гардеробной комнаты нет. Упираешься ногой в коробку с более тёплыми вещами, толкая её ближе к шкафу. Отправляешь в неё пару старых вязаных свитеров, шарф, которому уже очень много лет, о чем свидетельствуют вытянутые по краям ниточки, на которые тебе почти плевать, и такие же по состоянию перчатки. Тут же наклоняешься, не веря своим глазам. Вместе с ними упала чёрная, довольно большая перчатка. Мужская. Когда ты подходишь к бортику арендованного для вас двоих катка, ноги начинают подкашиваться. — Ты не уточнил, что здесь будет настолько холодно, — подносишь к его лицу смартфон, на котором видны сообщения с просьбой одеться потеплее. Смотришь на то, как он умело стоит на коньках, ждёшь от него какого-нибудь акселя и совсем не хочешь выходить на лёд сама. Ты не помнишь, когда выходила на него в последний раз. А выходила ли? — Ты скоро примёрзнешь к этому месту, — резко тормозит, высвобождая из-под лезвия слой снега, который падает на лёд перед твоими глазами. — У меня руки мёрзнут, — выдаёшь первое, что приходит на ум. Смотришь на розовые шнурки, поднимаешь носочек конька и вновь опускаешь, хоть как-то отвлекая себя от его настойчивости. Дан машет перед тобой голой ладонью, пока вторая протягивает перчатки. Смотришь то на него, то на спасательный источник тепла, которого тебе, на самом деле, не хватает. Видишь, как поднимается его грудная клетка, постепенно приводя дыхание в норму, а затем и счастливую улыбку на лице. Ты хочешь так же. Выхватываешь одну перчатку, натягивая её на свои пальцы, а вторую надеваешь на его руку, которую тут же крепко сжимаешь. — А ещё я трусиха, — нервно высказываешься и пятишься к бортику. Он смеётся, подхватывает тебя за талию и тянет вслед за собой. — Держись, не бойся, — поворачивается спиной к тебе, располагая холодные пальцы на своей талии. Ты и без его помощи цепко хватаешься за толстый слой ткани. Чувствуешь, как он передвигает ногами, и следуешь его действиям. Он не торопится, ведёт тебя медленно. Ты настолько растворяешься в моменте, что не замечаешь, как кладёшь щёку на его спину и передвигаешься гораздо быстрее и увереннее. Обнимаешь его всё так же крепко, несмотря на то что одна твоя рука скоро покроется тонким слоем мурашек. Открываешь глаза, когда мужская фигура в твоих объятьях совсем прекращает катание. — Пойдем, тебе нужно хорошо завязать шнурки, — протягивает тебе руку. Ты садишься на скамейку, вытягивая ногу вперёд. Дан без особых усилий покачивает твой конёк, показывая, насколько «крепко» он прилегает к ноге. — Фигуристка ты моя, — смеётся, упираясь лбом в твою коленку. Возвращается к шнуровке, пока ты рассматриваешь его серьёзное лицо, вмиг растерявшее всю беззаботность. Ты невольно представила маленькую темноволосую девочку с чёлкой и не совсем тугим пучком на голове, которая летит в объятия к папе после очередного выигрыша, держа в руках розовые шнурки. Ты была рациональна в сборе вещей до этого момента. Мечешься, вспоминая, где может храниться его новогодний подарок. С трудом находишь коробку в шкафу для обуви. Снимаешь крышку и кончиками пальцев касаешься чехлов на лезвиях. Вспоминаешь, как он старательно протирал их после очередного вашего катания. Взгляд цепляется за розовые шнурки, которые так и остались неподвластны тебе. Улыбаешься, ощущая прилив теплой энергии.

***

*** Переезд отнимает у тебя слишком много сил. Ставишь чайник на плиту и возвращаешься в спальню, продолжая расставлять книги на полку. Ты редко читаешь, но ощущение пустоты в жилом помещении не приемлешь. Обращаешь внимание на названия книг на корешке, даже не стараясь вспомнить, о чём они. В твоих руках маленькая книжечка, от которой пахнет не старостью или бумагой, а терпким кофе. Глаза расширяются, когда на знакомо-незнакомом языке тебе удаётся прочесть фамилию его любимого румынского поэта. — Давай лучше сказки, — пытаешься уговорить его не усложнять уровень, но все попытки остаются тщетны. Усаживаешься поудобнее на его коленях, кладя щёку на мужское плечо. — Это какое-то издевательство! Ну как я пойму стихи твоего Михая Эминеску? — Ворчунья, — дёргает тебя за талию, пресекая излишние попытки принять удобное положение и отсрочить неминуемое. — Они о любви, а для понимания этого румынский не нужен. Читаешь старательно каждое слово, пытаешься провести аналогию со словами из других языков, которые хотя бы издалека кажутся тебе похожими. Дан смеётся, вызывая в тебе волны неконтролируемой злости. Ему хочется, чтобы ты хотя бы попыталась понять его язык. Он не просит такого же уровня освоения, какого достиг он с твоим языком. Ему нравится, когда ты хмуришься, усердно повторяешь по несколько раз слова для лучшего запоминания, громко ругаешься и грозишься больше никогда не притронуться к литературе. Для тебя было важно понять не только новый язык в твоей жизни, но и его самого. Вся его душа была на ладони, когда ты читала стихи на его наречии. Листаешь страницы книги, пока чай медленно остывает на столе. Забываешь о нём, когда строчки приковывают твоё внимание к ним. Читаешь вновь и вновь, воскрешая в голове перевод, сказанный твоим личным переводчиком. Ты словно научилась видеть его глазами, слышать его ушами, чувствовать его сердцем. Внутри взрываются галактики, что-то мечется, будто маленький, загнанный в угол, зверёк. — Если однажды кто-то из нас захочет всё вернуть, мы дадим знак, понятный только нам, — гладит тебя по волосам, боясь заглядывать в глаза. — Обещай мне. — Дан, а если?.. — проговариваешь еле слышно. Ты не знаешь, что вас ждёт. Боишься, что в будущем не будет вас. — Не запрещай мне любить тебя, — целует в лоб, — и себе позволь. На расстоянии, наверное, тебе будет гораздо проще. — Я люблю тебя каждым осколочком своего сердца, — признаёшься в этом себе, не ему. Он знает всё без лишних слов. — Разреши себе быть любимой. Разреши себе быть, — безостановочно шепчет простые истины, которые ты отказываешься принимать. Тебе нужно научиться быть в любви. Но ты боишься, что её будет слишком много для твоего сердца, вернее, для того, что от него осталось. Боишься, что оно разорвется, рассыплется… Быть для него не страшно. Быть для него проще. Себе ты важна не в такой степени. — Я была бы всем для тебя. Зачем тебе всё это в одиночестве? Быть любимой возможно только рядом с ним, ловя смешинки в его невозможной темноте глаз, которая уже давно перестала пугать. Тебе тяжело. Ты признаёшь это. Без него твоя жизнь похожа на существование.

***

*** «Не в силах перестать любить» — пишешь светло-голубым, едва заметным на фоне льда, и выкладываешь в историю Инстаграма. Не привыкла делиться тем, что тебя окружает, со всеми. Но это лишь для него. Наблюдаешь за тем, как наклоняются голые ветви деревьев, хочешь упасть на лёд и лежать совершенно неподвижно. Легко отталкиваешься, подставляя лицо новому потоку свежего морозного ветра. Ты одета тепло: рассчитывать на то, что тебя кто-то или что-то согреет, ты уже не можешь. Белые пейзажи перед тобой радуют глаз и являются единственной радостью за последнее время. Позволяешь себе дышать полной грудью, не жалуясь на спазмы в грудной клетке и ноющую боль в области сердца. Там, где он оставил узелки на ленточке твоей души. Постарался завязать их крепко. Намертво. Отсутствие каких-либо тренировок сказываются на твоём катании, но ты стараешься не обращать внимание на технику. Тебе важно ощущение, которое появляется только в момент скольжения лезвия по льду. Дан когда-то взял с тебя обещание, что ты не забросишь новое хобби, несмотря ни на что. Знаешь наверняка, что катаешься здесь по большей части не из-за желания оттачивать мастерство, а потому, что это одно из немногих занятий, которые позволяют тебе почувствовать его рядом. В отношениях с ним ты отвыкла быть полностью самостоятельной. Тебе нравилось быть его поддержкой, опорой, вторым дыханием. Ты вся соткана из вещей, имеющие притяжательное местоимение 'его'. Ты вся, от макушки до кончика вздрагивающих на ветру ресниц, — его. В лёгких становится тяжело, и ты приспускаешь шарф, закрывая на короткое время глаза. Дышишь часто, вбирая в себя кислород небольшими порциями. Голова кружится, рисуя перед глазами расплывчатые волны, искажающие прекрасный пейзаж вокруг тебя. Замёрзший водоём теряет границы, ноги тяжелеют, не давая возможности передвигать ими. — Поймал, — несмотря на опору сзади, начинаешь терять равновесие, заваливаясь набок. Крепкие мужские руки обвивают твою талию, не давая упасть. Опускается вместе с тобой на лёд, прижимая максимально близко к себе. На твои щёки попадает горячий воздух из его приоткрытых губ. Рассматриваешь Дана с нескрываемым удовольствием. Ты ждала его всё это время. — Напугала ты меня, фигуристка. Стягивает одной рукой шапку со своей головы и отбрасывает куда-то в сторону. Твой взгляд всё ещё не имеет чёткости, но каждую из черт его лица ты знаешь наизусть. Помнишь в мельчайших подробностях. Улыбаешься ему, разворачиваясь в руках так, чтобы спрятать лицо в тёмной куртке. — Я обещала тебе дать знак, — проговариваешь рвано, все ещё пытаясь восстановить сбившееся дыхание. — А я обещал прийти, — чувствуешь, как его тело расслабляется, а руки прижимают сильнее. — Ты мне такого не обещал. — Себе, — поворачиваешь голову, и твоя шапка сползает. Снова улыбаешься, когда ладонь направляется к твоей голове и поправляет головной убор. — Я обещал это себе. Дан проходит по всему твоему телу оценивающим взглядом, и, когда останавливается на коньках, ты шевелишь ногами, демонстрируя любимые шнурки. — Розовые, — проговариваешь с гордостью и неким волнением. Он эхом повторяет цвет вслед за тобой и опускается губами на лоб, запечатлевая там нечто особенное для него. И, возможно, для тебя. — Как ты нашел меня? — Думаешь, я не вспомню место, где мы проводили с тобой самые лучшие зимние каникулы в моей жизни? — смеётся, глядя на тебя, и вновь целует, на этот раз в уголок губ. — Какая же ты дурочка, Тина. Ты вспоминаешь, как он привёз тебя сюда впервые. Это было прошлой зимой, когда природа решила подарить вам сильные морозы и много снега. Дан укутывал тебя в шарф, заставлял носить самый тёплый, но колючий свитер, бросался снежками и научил неплохо кататься на коньках. Первое время ты просто катилась за его спиной, как на катке, держась за руку и изредка отталкиваясь. Освоить новый навык получилось быстро, но тебе так нравилось, как он нежно держал твою ладошку в своей руке, что решила притворяться до последнего. — Без тебя очень одиноко, — признаёшься в очередной раз и ему, и себе. — Кажется, я живу только рядом с тобой. — Вся моя жизнь — это ты, малыш. Смотришь на него долго, улыбаешься. Вокруг тебя все покрыто льдами, а людям рядом становится холодно. Но ты укутаешь его в самые тёплые вещи, лишь бы уберечь от морозов твоего вечно замерзающего сердца. Рано или поздно Дану удастся его растопить. И ты в этом не сомневаешься.