Белый шум

Сознание к Алексе возвращается рвано и вместе с пониманием, что она не может сделать ни вздоха. Резко открывая глаза, не понимая ничего, она начала дёргаться. В лёгкие хлынула вода, как только она попыталась сделать вздох. Холодно, темно, глаза режет водой. Неприятно так, будто она померла. Хотя, почему будто? Она ведь действительно имела все шансы скопытиться. С паникой Алекса начала дёргаться и стараться всплыть. Её кто-то утопил? Мало было им ножа под ребро, так ещё и в реку выбросили? Только в какую? Слишком чистая вода, с опозданием думает девушка и баламутит её, так как ноги коснулись дна. Она надеялась проснуться в больнице (или не проснуться вовсе, как шепчет что-то внутри, задолбавшееся от такой жизни), но похоже её скинули в какое-то безумно красивое и чистое озеро. Ну, таким оно было, во всяком случае. Рези в боку, что удивительно, она не ощущает, хотя и помнит "перо", что с мерзким чавкающим звуком вгрызлось в плоть, когда она отказалась принимать предложение остаться на ночь у знакомого, а потом начала дёргаться и чуть не раскричалась. С удивлением она осознаёт, что ей, почти трупу, зачем-то связали руки и ноги. Камень на шею не прицепили и на том спасибо, мутно плывёт в голове. В глазах тоже противно мутнеет. Больно, затылок пронзает эта назойливая боль, вгрызаясь в мозг, да так, что девушка чуть не теряет сознание, погружаясь чуть глубже, чем раньше. В голове возникает туманное видение, о том что её треснули по голове, когда Ал думает, что та жутко болит, но сразу же исчезает. Галлюцинация, думает она, так как сознание потеряла от боли и кровопотери - она точно это помнит. Не от удара по голове. Её вообще ничем тяжёлым не били - зачем, если нож куда как надёжнее. Или нет - в руках дилетанта. Она бы не ошиблась, она бы точно убила быстро и точно, думает девушка, вяло пытаясь сохранить последние крупицы связных мыслей. Её бы испугало это, будь она в нормальном состоянии, такая циничность, но усталость и практически потерянное сознание смыли беспокойство и вытеснили мысль из головы. Алекса отталкивается от дна водоёма и понимает, что не так глубоко здесь. Ленивые убийцы - радость следователя. Пара секунд уходит на осознание того, что руки тоже связаны за спиной. И крепко. Но Алексе ничего - она и русалочкой выплывет, лишь бы сознание не оставило. Только вот в лёгких воздуха не осталось, и в голове противно темнеет. Алекс везёт, она всегда везуча, успевает выглянуть над водой и сделать рваный вздох, прежде чем опять погрузиться под воду. Она всегда добивалась поставленной цели, упрямая до жути, так что борьба не прошла впустую, как уже было подумала девушка и ей повезло выбраться на травянистый бережок. Трава?.. Откуда в её городе вообще взялось такое чистое, по-Байкальски, озеро и такая приятная травка? Чушь жуткая, но она лежит и пытается отдышаться. Это все что она может. Задуматься о таких странностях ей было некогда, откашлявшись от ледяной воды, Алекс потеряла сознание, окончательно выбившись из сил. Мозги едва варят, но проснуться она надеется уже в большем адеквате. Очнулась девушка уже совершенно не понимая, что происходит. Мысли в голове путались и Мицунари... Кто это вообще? В голове происходит мини-взрыв, так ей кажется, когда она понимает, что Мицунари, это она и есть. Только он. Мысли непривычно путанные и осознание, что чего-то не хватает и что-то лишнее приходит не сразу. Она открывает глаза, понимая, что лицо облепили мокрые пряди слишком длинной чёлки, совсем другого цвета нежели привычный ярко-рыжий, тело продрогло насквозь, а руки и ноги всё так же связаны. Узлы поддаются с трудом, хорошо что вообще поддаются озябшим и будто деревянным пальцам, которыми непривычно и больно двигать. Запястья больно щиплет и даже не от верёвки. Алекса замечает боль только когда садится и смотрит на запястья, пропитавшиеся кровью. Порезы неправильно-ровные, прямые, тянущиеся вдоль предплечья. Алекса, по долгу работы, часто видела руки тех, кто пытается покончить с собой, у тех не такие прямые шрамы, не такие прямые порезы, только если кто не помогал с этим. Она тихо цыкает, понимая, что кто-то пытался её убить глупо обставляя самоубийство. Совсем глупо. Алекса, Мицунари, да, теперь это её имя... Морщится, рационально (или иррационально? Ей плевать, она не следователь, те подозрительность, как псы, чуют за мили, а она всего лишь гражданский офицер) подозревая всех. Что-то, что осталось от прежнего Мицунари кроме воспоминаний, протестующее пищит о том, что его товарищи, друзья, не могли. Алекса душит тихий писк, растирая дрожащие, озябшие и болящие руки. Сколько прошло времени она не знает, но понимает, что будь они не при чём, совсем-совсем, хоть кто-то да стал бы искать, зная, что Мицунари не может никуда уйти надолго, когда ему что-то поручили. Перед боем, со стратегией для которого он обычно сидит. Или не стали бы?.. Такого ещё не случалось, чтобы он отсутствовал, так что Алекс и не знает. Она проверит. Но доверять знакомым незнакомцам не станет ни за что. Дрожь, прошившая потерявшее много крови тело, подтверждает верные для неё выводы. Она боится. До жути. И этот страх поможет ей выжить в непрерывной обстановке. Если не добьет окончательно. Окончательно избавляясь от верёвок, Алекса-Мицунари пошатываясь встала и подошла к кромке леса. Сил не было, но упасть здесь, когда память тела услужливо подсказывала о направлении лагеря и наличии в этом мире якума, демонов, что вполне могли питаться человеческой плотью... Нельзя быть столь беспечной, нужно дойти... Она уговаривала себя, с трудом переставляя будто бы свинцовые ноги. Тело жутко вело, а накатывающая дрожь в ногах и боль не давали сосредоточиться. Стоило бы перевязать руки, запоздало мелькнула мысль в сознании, но остановится Алекса не могла, чувствовала, что упадёт тут же и сразу, стоит лишь на секунду остановится. Сцепив челюсть, она на чистом бараньем упрямстве пошла дальше. Упрямство у них с Исидой в крови, она дойдёт. Даже если свалится, то доползет. До людей, и плевать будут ли те опасны или нет. Лишь бы не в этом тёмном и пугающем лесу. В лагере её все игнорировали, не спрашивая, ни почему она, "он", услужливо напоминает память, опоздал на собрание, ни почему план не готов, ни почему в крови... Мицунари плюёт на подчинённых, которым плевать на него и идёт в шатёр, который подготовили для отдыха. Хоть что-то. Там он находит свои вещи и раздевается. Наконец-то мокрая одежда не доставляет дискомфорта (хотя отличие тела от знакомого раньше заставляет немного постоять над несостыковкой) и можно чуточку выдохнуть. Но дрожь не проходит. Ему, ей, без разницы, Алексе сейчас не к месту думать о том, что она перенеслась (переродилась?) в мужчину. Разобраться бы, кто сбросил её в воду, желая убить. И с запястьями, в которые могла набиться всякая зараза. Алекс больно до жути крутить пораненными руками, но она тщательно сдерживает ругательства, обрабатывая раны и наконец надевая верхнюю одежду. Та, полная всяких замочков, застёжек и лишних, по мнению девушки элементов, но радует хотя бы тем, что так становится лучше. Она чувствует эфемерную защищённость, облачаясь в многослойные одежды. Это больно, раны натирает бинтами и ткань плотная, но фантастически приятно. Садясь за стол и окуная кисть в чернила она, игнорируя боль, начинает выводить иероглифы. План формируется в считанные мгновения, но в памяти есть неприятные моменты, многие, не замечаемые (игнорируемые) Мицунари годами, но замеченные Алексой. Она не сильно трудится над составлением хотя бы более-менее внятной стратегии, знает, что её не одобрят. У Хидэёши, работодателя, господина этого тела, ей без разницы, хоть хозяина, ей лишь бы жить, всегда есть собственный план. Она не понимает, зачем спрашивать остальных об их мыслях, если в итоге Хидэёши сам предложит идею, которую воплощать Мицунари... Сердце неприятно кольнуло иррациональной обидой. Но ей-то что, это у Мицунари оказались нелады с господином, ей до смешного плевать на знакомых этого тела. Ей плевать даже если она случайно понимает что-то не так из-за путанного сознания и не улёгшихся в мутной памяти воспоминаний. Алекса хочет просто жить и ей страшно, потому что она в отличии от предыдущего владельца тела боялась этого... господина. Она ни на каплю ему не верила. Не верила она и остальным в этом клане. "Страшные, пугающие, опасные", - так выла интуиция. Руки тряслись не то от холода, не то от страха и нервов. Мицунари чувствует, как под носом собирается кровь и вновь падает в краткий обморок. Когда приходит в себя, спустя недолгое время, понимает что мысли более-менее пришли в порядок. Но руки всё дрожат, по коже змеятся мурашки. Холодно или страх? Ал предпочтёт думать, что сегодня просто ветренно, в этой Шинге. Это не истерика подбирается, захватывая своими ледяными пальцами её сознание, просто... Просто погода. Ей ничуть не страшно умереть, очутиться в чужом теле, среди незнакомцев, с риском вновь окочуриться. Вовсе нет. Стирая следы крови, она слышит чужие шаги к себе благодаря улучшившемуся, вампирскому, слуху. Напряжённо замирает, в панике метаясь внутри себя. Если её вознамерились бы убить громко, то не стали бы выманивать к воде. Эта мысль отрезвляет и она тихо вздыхает, беря себя в трясущиеся руки. Хах. Тремор едва удаётся скрыть, вцепившись в стол, а потом и в ткань собственных одеяний. Выходя с бумагами и отстранённым, так подходящим этому телу, лицом, к посетителю, она видит служку и чуть расслабляется, всё ещё осматривая гостя острым взглядом. Тот напряжён, но не как человек готовый к убийству. Да и она готова, в случае чего дать отпор. Алекса понимает, что эти мысли, подозрения всея и всех на мысли о её скорейшем убийстве ненормальны, но иррациональный страх не отпускает. Её чуть дважды не убили... Отпуская слугу, передавшего ей послание о том, что её ждут остальные вампиры клана Тоётоми, Алекса-Мицунари чуть не оседает на траву, не падая позорно лишь из упрямства. Как же жутко трясутся и подкашиваются ноги... Мицунари идёт куда указали, страшась собственных товарищей куда больше армии Оды, с которой им предстоит сразиться в будущем сражении. Алекс опаздывает, склоняет голову, принося извинения за это. Ей ободряюще улыбается её будущий ночной кошмар. - Выглядишь бледно,- мягко упрекает Ханбей, когда Мицунари поджимает обескровленные губы в тонкую полоску. - Я в порядке,- спокойно, хотя в душе ни черта спокойного нет, отвечает парень. Внутренне он боязненно, с лёгким отвращением кривится, даже бумаги можно было не брать, они сразу же обговаривают план тут. Но Алекс молчит, разглядывая траву. Внутри всё поджимается, стоит лишь кому только взглянуть на неё и сразу по окончанию совета Исида позорно сбегает, чувствуя жжение в руках. Скоро начнётся битва, а его морозит лишь от присутствия знакомых вампиров. Алекс-Мицунари старается вести себя как раньше, лишь бы никто не заподозрил, что с ним что-то не то. Внутренне она беззвучно воет от страха за свою, новую, жизнь. Сердце невероятно быстро ухает о грудную клетку, грозя сломать нежные рёбра. Руки к началу битвы не перестают трястись, как бы парень не уговаривал себя успокоиться. Лишь опустевший главный лагерь, в котором он остался в одиночестве, не считать же стражников, молчаливых и не опасных для вампира, компанией, приносит успокоение. Лишь перенёсшаяся, неожиданно, кто бы подумал, сюда битва, нарушает спокойствие. Мицунари иронично улыбается, беззвучно шевеля губами и думая, что это очень грубо сработанная подстава. Он без малейших эмоций убивает вражеских солдат, а подмоги всё нет и нет. Вскинувшуюся подозрительность и паранойю Алексы это питает как костёр – дрова. Ей уже не так страшно, когда она считает, что точно знает, что доверять другим вампирам не стоит. А, это могли быть просто совпадения, но девушку это не успокаивает, она нашла себе объяснение, то, которое её полностью устраивает, всему произошедшему и оправдывать кого-либо, как говорит ей прежняя мягкость по отношению к сокомандникам, доставшаяся от Мицунари, она не станет. О причинах чужих поступков она не раздумывает, как и не думает о том, что им незачем убивать Мицунари. Алекс плевать, ей страшно, просто иррационально страшно, умирать два раза подряд, поэтому она выбирает недоверие к окружающим как щит. Выставляет на поверхность эти эмоции, лелея калеченные чувства, которым больно от предательства, ничем не подтверждённого. Лучше бояться чего-то, или кого-то, чем паниковать. Стягивая перчатки, что все в крови, она чувствует, как со спины к ней приближается один из «охранников», приставленных к главному лагерю. Тот заносит свой клинок, но вампир реагирует шустрее, оборачиваясь, проскальзывая под замеченным клинком, ломая тому руку на рефлексах, почти отрывая её в захвате. Сильнее, быстрее и лучше людей, напоминает себе Мицунари о вампирском теле и тихо рычит, задавая вопросы о том, кто его подослал. И кустов выскакивает Тошиэ и солдат пытается вырваться из хватки Мицунари, зовя другого вампира на помощь. Маэда приближается с лёгкой неохотой, а Алекса боится, что обвинят её и ждёт от Тошиэ действий со страхом, похороненным в глубине уставших глаз. Тот не подводит, обвиняя Мицунари в чём-то. Логично сформулирует обвинение за него кто-либо другой, да хоть сама жертва, когда ответит, он лишь обвиняет. Мицунари вздрагивает, выпуская из рук «пленника» и отходит назад, со страхом понимая, что Тошиэ следует а ним шаг в шаг. Мицунари шаг назад, Тошиэ вперёд. Исида вздрагивает сильнее, не скрывая уже испуганного взгляда и Тошиэ останавливается, понимая, что переборщил и испугал хрупкого друга. Взгляд Алексы покрывается тонкой корочкой изо льда. Её подозрения всё крепнут. Тошиэ виновато чешет затылок, рассеянно извиняясь и виновато улыбаясь. - Ты просто так грозно с тем человеком обошёлся... Никогда тебя таким не видел. Наверное, у тебя была причина так поступить.- произносит он, а у Алексы под рёбрами расползается холодок. Говорит так, будто она убила того солдата просто так. А она ведь, она защищалась! Она лишь чуть-чуть ему повредила! Она не... Она убийца, услужливо напоминает меч в крови и тело сковывает очередная непроизвольная дрожь. Она хочет обнять себя руками за плечи, но терпит и лишь переступает с ноги на ногу, чуть испуганно мнясь перед "товарищем". - Он пытался меня убить, я хотел его допросить,- лопочет Мицунари, пряча хрупкие пальцы за спиной и обхватывая себя за запястья, неловким жестом задевая раны и принося себе боль. Это отрезвляет, это позволяет не так дрожать, это приносит облегчение. - Ох, тогда ещё раз прости!- восклицает Тошиэ (Мицунари тошно от извинений).- Мы, конечно же, должны его допросить! Уведите,- кидает он двум другим солдатам, связавшим несостоявшегося убийцу. Мицунари подозрительно щурится, размышляя с какой вероятностью весь лагерь может кишеть предателями. А ещё думает, что если его подослали сами "друзья"... Мицунари встряхивает головой, привязанности прежнего владельца тела вопят о том, как болезненны эти подозрения. Она безжалостно обрывает внутренние возмущения. Страх сильнее чем привязанность. Возвращение в замок Алекса принимает со смиренной горечью на языке. Горло вяжет страхом, но парень старается не подавать виду, а на все вопросы о состоянии отвечает лишь вымученной улыбкой. Только в комнате вампира, пережив совещание об итогах битвы, перед зеркалом Алексу, Мицунари, отпускает. Она не орёт в истерике, даже не плачет, просто тело сковывает противной холодной дрожью. Смотря на своё, но чужое лицо, очерчивая его черты пальцами, чтобы убедится в правдивости видения, Алекса с горечью признаёт. Переродилась. На свою голову. Ещё немного отпускает, но дрожь только усиливается и Алекс сжимается в клубок на футоне в холодной комнате, воя сквозь зубы в одежду, так, чтобы никто не услышал. Хотелось умереть. В третий раз. А ещё, до жути хотелось жить. Мицунари почти безумно рассмеялся, не зная, что делать.