Помни о смерти

      Услышанная новость заставляет Кэйю застыть. Доктор все еще внушает ужас; принц помнит хищный взор, безумный блеск глаз из-под маски. И если изначально Кэйа недооценил предвестника, решил, что может справиться с ним — главный зал Рассвета, Дайнслейф беседует с Доктором — то сейчас одно его имя заставляет поежиться. Второй Предвестник внушает жуткий страх — но не так, как Король. Потому что Дотторе все еще можно контролировать — Пьеро или Царица, не важно. Короля же… — Хорошо. Ладно. У тебя будут проблемы? Кэйа пытается выглядеть спокойным и непоколебимым. Благодаря годам тренировок у него, конечно же, получается. Голос звучит расслабленно, а руки мягко поглаживают предплечья друга. Чайлд по сути обманул Второго Предвестника, сделав из пленника желанного гостя. Это не понравится Дотторе. — Это у него будут проблемы, — хмыкает Чайлд, но тревожность не исчезает с его лица, — Я переживаю о другом. О твоей безопасности. Доктор скорее всего уже знает, что ты здесь. — Он хочет убить меня? — интересуется Кэйа. Чайлд снова тяжело вздыхает. — Если бы. У Дотторе припасено много вещей похуже хуже смерти. Мне нужно, чтобы ты был осторожен. Не выходи из комнаты без меня, не иди никуда, только если это не приказ Царицы. — Но… — Кэйа порывается было спросить про злополучный чудо-чай, в котором содержится антидот. Как ему быть уверенным, что принесенный в следующий раз напиток безопасен? — Пей и ешь только то, что принесу я, хорошо? Кэйа послушно кивает; лицо Чайлда наконец немного расслабляется, мелкие морщинки под глазами и на лбу исчезают. Теперь в нем снова можно признать мальчишку, не смотря на шелковые и более нарядные одежды.       Они выходят из библиотеки по отдельности; Кэйа послушно отправляется в комнату, ожидая очередной порции лекарства и самых разных воспоминаний. Чайлд спешит к Царице, надеясь, что та примет его. Еще утром он одним личным помощником отправил важное письмо, и теперь надеялся, что дойдет оно без приключений. Чайлд никогда не был силен в продумывании планов, всегда полагаясь на себя и оружие, но сейчас очень желал, чтобы задуманное осуществилось. День обещал быть тяжелым — предвестник любезно кивнул парочке аристократов, мелькнувшей мимо, отсалютовал нескольким знакомым слугам, а потом поднялся к Большому Тронному залу. Сегодня у Царицы не было намечено аудиенций, а Дотторе никогда не спешил сразу отчитываться о проделанной работе, поэтому у Чайлда был шанс. Легкий кивок охранникам, и предвестник прошествовал в зал из белого мрамора, веля закрыть за собой двери. Царица встретила его, как обычно, восседая на золотом троне. Во взоре ее сквозила откровенная скука, а Пьеро — привычный спутник за ее левым плечом — выглядел привычно равнодушно. Чайлд согнулся в привычном поклоне. — Ваше Величество! — Выпрямись, Чайлд, — мягко отозвалась Царица, переведя взгляд на панорамные окна, из которых виднелись городские улицы. Снег падал пушистыми хлопьями, а иней мерцал повсюду. Иногда Тарталья думал, что его правительница скучает по простым мирским радостям — вроде игры в снежки или катания на санках. Но вынуждена просиживать молодость в тронном зале, выслушивая прошения и руководя страной изо дня в день. Она — ответственный, но не счастливый правитель. — Уделите мне минутку? Царица изящно взмахнула тонкой ладонью, воздушные рукава наряда плавно закачались вслед. — Я, Одиннадцатый из Предвестников Фатуи, прошу Ее Величество уличить Дотторе, Второго из Предвестников Фатуи, в преступлениях против страны льдов. Скука моментально слетела с фарфорового лица, оставляя там искреннее недоумение. Пьеро за спиной правительницы никак не изменился в лице. — Что случилось, Чайлд? Она даже пренебрегла манерами, с интересом вглядываясь в бездну глаз мальчишки напротив. Тарталья знал, что, хоть Царица и раздала всем предвестникам высокие посты и чины, единственный, кто действительно мог повлиять на нее — это Пьеро. Но Чайлд чувствовал себя маленьким исключением — с того самого момента, как дал клятву верности правительнице льдов. А оттого и выбрал знакомую прямоту и честность — лучшее оружие против изворотливого и ядовитого языка Доктора. — Дотторе случился. Он в тайне работает с Орденом Бездны. И использует имя Ее Величества, чтобы захватить власть в Мондштадте и стране ветров. И это не далеко не все. — Это серьезное обвинение, Тарталья, — голос Пьеро привычно грубоват и полон необходимого официоза, — Которое отбрасывает тень и на меня, в том числе. У тебя должны быть доказательства для таких громких слов. Царица согласно кивает; однако в ее взгляде по прежнему плещется интерес. Тарталья не врал, когда говорил Кэйе, что Царица недолюбливает Дотторе. Она всегда относилась к нему хуже чем прохладно, однако открытого недовольства не позволяла. Все же, Пьеро поручился за бывшего ученого-доктора перед ней когда-то, а слова Пьеро имели неоспоримый вес для Царицы. И потому сейчас Чайлд уповает на разгоревшееся любопытство правительницы, на ее личное отношение к Дотторе, и на то, что собственные слова будут восприняты всерьез. — Мои обвинения не беспочвенны, Ваше Величество, будьте уверены, — говорит Чайлд, и собирается снова согнуться в поклоне, чтобы проявить максимальное уважение, но тонкая ладонь останавливает его. — Не стоит. Мы, — она поворачивается к Пьеро, — согласны рассмотреть обвинение. Пьеро опускает ладонь на верхушку трона, слегка опираясь на величественную конструкцию. — Ты желаешь устроить очную ставку, Тарталья? Чайлд довольно кивает несколько раз, и Царица великодушно отпускает его, обещая удовлетворить просьбу как можно скорее. Предвестник покидает тронный зал, стараясь не светиться от маленькой победы, но получается так себе. Встреченные слуги снова получают от него ворох улыбок, а ноги сами ведут в покои Кэйи. Тарталья замирает перед тем, как ворваться в них. Ему и хочется провести с Кэйей как можно больше времени, особенно сейчас, но он не может совсем уж пренебрегать собственными обязанностями. Пусть Царица и благоволит ему, не стоит понапрасну ее разочаровывать. Чайлд отправляется в правое крыло дворца, намереваясь разобраться с бумагами и обозначить график тренировки новобранцев. За нескончаемыми делами время стремительно движется к вечеру, и около шести его находит помощник, отправленный в город утром. Тот вежливо кланяется, а затем приглашает пройти к центральному входу, где его встречают знакомые кукольные черты лица. — Приятно снова видеть тебя, Арлекино. Девушка перед ним делает легкий реверанс — больше шутливо, чем ради соблюдения отточенных до идеала манер. Губы расплываются в легкой улыбке, несмотря на причину, по которой она прибыла сюда. — Когда ты не трогаешь моих людей, ты просто душка. Шутливый комплимент так просто слетает с ее уст, и Чайлд чувствует несвойственную неловкость от странной похвалы. Но решает оставить свои необъяснимые ощущения на потом, и приступить к делу. Он ловко подхватывает прибывшую под руку, велит разобраться с ее скромным багажом и верхними вещами слугам, а сам тянет предвестницу в место, где их разговор никого не потревожит. Арлекино ласково треплет его волосы, и выглядит так, будто скучала. И хоть с последней их встречи прошло ничтожно мало, Тарталья наверное… Тоже скучал.

***

             Большой Тронный Зал в свете дюжины люстр превратился в импровизированный зал суда. Без присяжных или свидетелей, разве что. Царица все так же восседала на золотом троне в центре, немного лениво рассматривая собравшихся. Но Чайлд знал — ей было действительно интересно. Он стоял рядом с Арлекино — их запястья почти соприкасались — и волнение все еще сквозило в нем. Не каждый день вываливаешь обвинения в измене на именитого предвестника. Арлекино — закрытые одежды, спокойный взор — порывалась было дотронуться до мальчишки, может, провести пальцами по шершавой коже, но не стала позволять себе такой вольности. Чайлд уже не был тем диким волчонком, попавшим под крыло Пульчинеллы — теперь он был полноправным Предвестником, с силой и возможностями. Это радовало девушку, но в этом было и что-то удручающее; этот мальчишка вырос так же быстро, как и многие ее воспитанники. Когда-нибудь и он покинет ее. Но размышлять дальше об этом Арлекино не пришлось — огромные двери распахнулись, и на пороге появился обвиняемый. — Вызывали, Ваше Величество? — безразлично бросил мужчина, облаченный в белое пальто и черную остроконечную маску, оглядывая гостей, расположившихся слева от трона. И если присутствие Чайлда едва ли его удивило, то приезд Арлекино, не покидающей обычно «Дом Очага», навевало определенные мысли. Которые, тот, разумеется, не собирался озвучивать. Дотторе не удосужился поклониться, лишь выжидающе уставился на правительницу. Почтенные гости, аристократы и пленники трепетали перед Царицей, в надежде схватить каждый ее взгляд и вздох. Предвестники в свою очередь выказывали уважение и покорность. Доктор же… — Поклонись, Дотторе, — тяжелые шаги Пьеро привлекли внимания каждого в зале. Привычная маска, волосы, отливающие сединой в свете ламп, равнодушие и сила в каждом движении. Невозможно было узнать, о чем думает Первый из Предвестников. Невозможно было предугадать, чью сторону в итоге выберет в этой словесной схватке, даже если тот выступает беспристрастным слушателем. Доктор, услышав приказ, нехотя наклонился вперед. Пьеро велел ему перебраться на сторону справа от трона, а сам остался посередине величественного зала. — Тарталья, — Пьеро приглашающим жестом указывает Чайлду на свое место, а затем встает чуть поодаль, словно палач, готовый отрубить голову за неуместное слово. Но Тарталья, вопреки всему, нисколько не боится сейчас Пьеро. Его преданность всецело принадлежит правительнице льда, его голос звонок и чист, а слова искренне и просты. Чайлд не вываливает обвинения скопом, нет. Сначала он задевает тему его самостоятельного времяпровождения в Сумеру, но, не останавливается на этом досконально. Затем рассказывает о своем путешествии в Мондштадт, и, разумеется, о внештатной встрече с Дотторе там. — С каких пор мне запрещены исследования? — тон Дотторе полон нарочитого замешательства, когда тот подает голос. И пусть Пьеро украдкой велит ему замолчать, Чайлд наоборот, цепляется за этот вопрос. — А с каких пор в исследования входят убийства старейшин страны ветров? Деланное равнодушие улетучивается с красивого лица Царицы. — Что? Пьеро не выглядит удивленно или испуганно, но даже по нему видно, что услышать такое заявление не входило в его планы. Кажется, это только прибавит кучу политических проблем. — Доказательства? — интересуется Пьеро, может быть, считая, что это прекрасный блеф. Но Чайлд не удерживается — плутовская улыбка сама собой расцветает на губах. — Ох, у меня есть свидетели. Много живых свидетелей. Это должно оказать должный эффект. Дотторе подбирается, складывает руки перед собой и, очевидно, задумывается уже над своей речью. — Но убийства — лишь пол беды. И затем Чайлд вываливает все, что ему известно об Ордене Бездны, экспериментах Дотторе и об их сотрудничестве. Все о плане по захвату власти в Мондштадте и организации там сети исследовательских баз, спонсируемых Орденом. Затем снова возвращается к экспериментам. Экспериментам над людьми. Чайлд говорит о пропаже детей, сотнями; о выходцах из Дома Очага, которые бесследно исчезают после самых простейших миссий, о простых гражданских, которым просто не повезло оказаться на пути у Доктора. О случае, произошедшем в его семье семь лет назад. О таинственной сыворотке и о базе Ордена в Снежной. Все, что Тарталья так тщательно собирал эти годы, было рассказано в этот вечер. Арлекино, внешне непоколебимая, но внутри безумно разбитая гибелью своих воспитанников, предоставила необходимые документы. Выписки, информацию о пропаже, отсутствие миссий и якобы случайные смерти многих выходцев из ее приюта. Дети, лишенные родительского тепла, и только нашедшие его в Доме Очага, были всего лишь игрушками в могущественных планах Предвестника. Когда Арлекино отходит от Царицы, она посылает ободряющий взгляд Чайлду. Он легко читает в нем собственные слова. — Я хочу, чтобы ты была на моей стороне. Арлекино не обманула его. И пока Царица перелистывает один лист за другим, ее маска равнодушия медленно трескается. Его правительница всегда питала нежность к детям. Чайлд знал, на что давить. Когда речь Тартальи была закончена, а Царица наконец ознакомилась со всеми бумагами, Пьеро, невозмутимый, как и всегда, велел Дотторе выйти в центр зала. В тронном зале ждали оправданий, может, ответных обвинений, но Доктор лишь пожал плечами. — Предположения — не то, из-за чего мне стоит волноваться. У тебя нет настоящих доказательств, Тарталья. Арлекино неверяще смотрит на предвестника: — Да как ты смеешь! Ты даже не отрицаешь! Дотторе хмыкает: — Если Тарталья так хотел поиграть в обвинителя, а все вы, — взгляд на присутствующих, — в суд, то должны знать. Я невиновен, пока не доказано обратное. Это называется презумпцией. — Прекрати! — Арлекино почти взрывается, и Тарталья отчетливо читает в ней желание отвесить Дотторе звонкую пощечину, — Ты убил столько невинных детей и имеешь совесть говорить такое! Царица останавливает девушку предупреждающим жестом руки. — Оставь это, милая, — спокойно заключает она, откладывая бумаги в сторону, — У него нет совести. Взоры присутствующих обращаются к правительнице. — Дотторе прав, если мы собрались поиграть в суд, то должны учитывать и презумпцию невиновности. Но я здесь не для того, чтобы играть, — в голосе Царицы, привычно нежном, прорезается настоящий лед. Она элегантным движением поправляет воздушное платье, приподнимается со своего трона. Золото отблескивает в бликах свечей. Царица, не торопясь, приближается к стоящему перед ней предвестнику. Кажется, даже метель за окном замолкает в эти мгновения. — Вы не смеете этого сделать, — голос Дотторе все еще до удивительного спокоен, даже когда кара в лице правительницы льдов приближается к нему. Царица кивает Пьеро, и не проходит и секунды, как тот одним рывком опускает предвестника на колени. Полы белого одеяния мнутся и пачкаются, а остроконечная маска не позволяет увидеть выражение лица Доктора. Арлекино хватается за запястье Тартальи, наблюдая за происходящим зрелищем. Чайлд же не чувствует ни желанного удовлетворения, ни долгожданного воздаяния. Он просто смотрит, как тонкая фигура Царицы достигает предвестника, стоящего перед ней на коленях. Смотрит, как одним резким движением Царица срывает маску. Смотрит, как за ней оказывается совсем обычное — ничем не изуродованное и не примечательное лицо. — Отправь его в темницы, Пьеро. И Первый Предвестник, схватив Дотторе, будто пушинку, удаляется из зала. Импровизированный суд окончен, карты разыграны, и весьма успешно, вот только это не приносит Чайлду облегчения. Ее Величество кажется уставшей и искренне расстроенной — не изменой предвестника, но множеством невинных смертей. — Мне жаль, — говорит Царица в пустоту, голос — горный хрусталь и печаль тысячи родниковых слез. Величие трона отбрасывает тень на ее тонкий силуэт. Она обращает взор к окну, туда, где на небе уже восходят первые звезды. Люди совсем не меняются, думает Царица. Тарталья и Арлекино, не решившись ей мешать, выскальзывают из тронного зала. Миновав охрану и несколько пролетов, девушка все-таки не выдерживает и со всей силы стискивает друга в объятьях. Этому мальцу действительно удалось уличить предвестника во всех грехах, вот только… — Ты не рад? Тарталья прячет взгляд. — Да, но… Это не вернет их. Не вернет ее. — О, Чайлд. Арлекино мягко ерошит его волосы, а затем снова обнимает предвестника. Это объятие похоже на утешение, и на дом, и на что-то неуловимо волшебное. И Чайлд чувствует себя лучше.

***

             Темницы пахнут затхлостью и кишат крысами. Пьеро не любит находиться здесь. — Навевает воспоминания? — хмыкает Дотторе, усаживаясь на солому, щедро насыпанную на каменный пол. Первый Предвестник не спешит отвечать. — Я подвел твое доверие? — Дотторе нарывается, нарочно, скорее всего. Но Пьеро не тот, кого можно легко вывести из себя. Взгляд на камеру — пустота четырех темно-серых стен, маленькое круглое окошко и виднеющиеся звезды за ним, да разбросанная солома. Любому придется здесь не сладко, особенно в одиночестве. — Подвел? Скажи же! Пьеро позволяет себе усмехнуться; Дотторе, признанный им и непризнанный всем миром гений, конечно же, попадает в точку. — Да, ты подвел меня, — признает Пьеро, — Я увидел в тебе потенциал. Ты мог пустить все эти знания на пользу стране и обществу, но ты… — Сделал что-то на пользу для себя? — …Начал сотрудничество с Бездной. Пьеро не хочет продолжать этот разговор, поэтому просто закрывает железную дверь на засов. Ему слышится змеиный шепот вслед, и мерещатся другие коридоры. Пьеро не желает вспоминать место, сводящее всех с ума. Однако, каждый раз встречаясь с безжизненными глазами голубого цвета, воспоминания находят его сами. Однажды Бездна будет уничтожена.