Решение пойти не в бар, а в якобы до жути уютную кальянную было совершенно внеплановым и исходящим от Сонхва буквально за час до встречи. Просто он любит этот фальшивый дым, любит дурманящий никотин с привкусом какого-нибудь фруктового дерьма и приглушённую, чаще тихую атмосферу таких мест.
Первое, что подмечает Сан при встрече – Сонхва богоподобно красив в штатской одежде.
В тёмных рваных джинсах и белой футболке, поверх которой надета кожаная куртка; с этим кольцом на большом пальце правой руки и с толстым чокером на шее, что так контрастно выделяется на фоне вполне себе обычной, повседневной одежды. Кажется, Пак как минимум знает толк в стиле, а история с женой его главного подтверждается – Чхве тоже бы не устоял даже будучи окольцованным.
Они встретились сразу у назначенного места, отчего их скомканное приветствие прерывает подошедшая девушка с оповещением о свободном столе. Сонхва кратко кивает ей и зовёт Сана за собой. Видимо, далеко не впервые проводит время здесь.
Атмосфера и вправду великолепная. Всё помещение выполнено в тёмных тонах, вместо света лишь лучи приглушенных неоновых подсветок и гипнотизирующая, спокойная музыка с оттенком чего-то магического. Людей не так много, что позволяет в полной мере расслабиться и забыться с самого порога, а сам столик отделен от мира деревянными стенами с раздвижной дверью.
— Дуй туда и дай мне минуту, — Сонхва рукой указывает на предложенное девушкой место и отдаляется к барной стойке, дабы дать сотруднику несколько указаний, на которые он понимающе кивает и улыбается. Пак возвращается быстро, бережно подталкивая опешившего Сана за двери их ячейки.
Погодя минуту, им приносят бутылку, бокалы и нарезанный дольками лайм в сахаре. Чхве заостряет особое внимание на этикетке, пододвигая стекло ближе к себе и вчитываясь.
— Кашаса, — информирует Пак, — что-то вроде рома, только со сладковатым привкусом. Не так известен, разумеется, но от этого не менее прекрасен.
Сан мягко улыбается тому, что Сонхва так просто просвещает его, в этот раз не издеваясь над незнанием младшего, поэтому даёт себе волю получить чуть больше этой заботы:
— Его закусывают лаймом?
— Нет, — снайпер усмехается беззлобно и бросает по паре долек на дно стаканов, — обычно его мешают с лаймом или лимоном, добавляют сахара и дают минуту настояться. Получается кайпиринья, — и забирает бутылку из его рук, разливая каждому меньше половины. — Будь осторожнее, градус высокий.
И они пьют. Бессовестно много и молча. Потому что старший сам по себе довольно тихий, а Сан не знает с чего начать разговор, о чём вообще можно поговорить. Факт неразговорчивости Пака был понят ещё на первой тренировке, когда он молчаливо отсиживался, пока они с Хонджуном вели активные диалоги, иногда даже споры, и отвечал лишь на прямые вопросы лично ему. Да и напиток оказался действительно простым и вкусным, ничуть не терпким или химозным благодаря кислинке лайма.
— Я хотел спросить у тебя, — вдруг начинает Чхве, укладывая голову на руки, лежащие перед ним на столе. И смотрит так пристально, прищурившись, словно наевшийся сметаны кот. — Тебя совсем не заботит то, что именно тебя обвинили в ранении Минки?
— Нет, — слишком спокойно отвечает Сонхва. С третьим бокалом он расслабляется, вальяжно восседая на мягком диване и держа в руках трубу недавно доставленного кальяна. Прикладывает её к губам, затягивается и закидывает голову, мгновение спустя выпуская огромное облако густого пара, что буквально тает на глазах. А Сан засматривается на его шею, пробегается взглядом по красивому профилю снайпера – благо он решил сесть не напротив, а вместе с Сонхва, на одну сторону.
— Почему так? Я думал, тебя это хоть как-то парит, — в некотором астрале задает вопрос младший – сам не замечает как спрашивает это в попытке поддержать разговор и подольше послушать приятный низкий голос. Вообще речь Сонхва временами абсолютно завораживает, потому что тому, как хорошо она поставлена, определенно можно позавидовать. Он четко проговаривает каждое слово, не путается в буквах, проговаривает все паузы и звучит кристально чисто, не позволяя голосу дрожать ни при каких условиях, чем Сан, увы, похвастаться не может. У него даже нет той армейской громкости, что вырабатывается у каждого офицера после пары лет службы.
— Потому что мне всё равно, — кладёт трубку на место и тянется за своим бокалом, который опустошает в мгновение ока, — бывало и хуже.
— Ммм, — Чхве выпрямляется и тянется к бутылке, подливая и себе, и собеседнику.
— Кончай, — хмыкает Пак, — я не буду больше пить.
Противится, потому как завтра он совершенно точно будет умирать от адской головной боли и похмелья. По крайней мере, Сану кажется, что это так.
— Пей, я не хочу чувствовать себя одиноким алкоголиком, — младший подхватывает стакан Сонхва и машинально двигается ближе к нему, совсем вплотную. Подносит алкоголь к его лицу, глазами вынуждая выпить. Снайпер с секунду медлит, метнувшись взглядом от напитка до глаз Чхве, и бокал всё же забирает, чтобы тут же вновь опустошить. То же самое делает и Сан со своей порцией.
Разговор вновь угасает и не вяжется. Сану не по себе, а Сонхва просто продолжает самозабвенно курить. Младший от скуки рассматривает деревянный рельеф стен, скользит глазами по бархату противоположного дивана, а потом взглядом опадает на свою позу и на соединенное вместе с чужим колено – он и не помнит, как сел настолько близко, что их бёдра плотно соприкоснулись. Возможно, не заметь он этого маленького недоразумения, ничего бы и не случилось, однако теперь Сан, будучи уже явно не самым трезвым здесь, определённо точно решил дать свободу своему флирту, из-за чего наклонился непозволительно близко к Сонхва, вдыхая запах кальянного пара. Он сквозит лёгким цитрусовым шлейфом, и весь образ сегодняшнего снайпера, кажется, начинает ассоциироваться именно с цитрусами.
Что странно – Сонхва и не думает отодвигаться, только подозрительно косится на Сана, соприкасая трубку с пухлыми губами. Впрочем, взгляд смягчается почти сразу же, как только до его обоняния доходит вяжущий запах алкогольного опьянения.
Он закидывает руку на спинку дивана, тем самым будто бы приобнимая нарушителя своего комфорта, и отрывает кальян от губ, жестом предлагая Сану. Прямо так, не меняя мундштука. Тот вопросительно заглядывает в глаза старшего и, не трогая трубу руками, прислоняется к ней ртом, забивая нежным дымом лёгкие. Да, он угадал – это цитрус с нотками мяты.
Его выдержки хватает на пару секунд, после чего Чхве выдыхает облако едва ли не в лицо Сонхва, хотя тот толком и не реагирует.
— Ты вообще слышал о личном пространстве? — словно ради галочки спрашивает снайпер и забирает назад свой излюбленный источник никотина. Всё с тем же мундштуком, распаляя игривую натуру Сана этим косвенным поцелуем.
— Был бы против – отодвинулся бы, — младший фыркает и прикладывается головой к его предплечью, а рукой невесомо скользит по чужому бедру. — Ты ведь далеко не натурал, не так ли?
— Интересное наблюдение, — задумчиво произносит Пак, хладнокровно игнорируя любые поползновения. — И с чего же ты сделал такое умозаключение?
— Ну, ты не отталкиваешь меня даже сейчас, — и ладонь движется выше, — а ещё кольцо на твоей руке. Парни редко носят что-то подобное ради красоты.
— Двадцать первый век, толерантность в моде, — тихо и обворожительно смеясь, отвечает Сонхва. — Не отталкиваю? Может, просто не хочу обижать тебя и разносить твои и без того неумелые попытки флирта.
— Неумелые? — угрюмо переспрашивает Сан и хмурится. Пак не считает нужным отвечать на данный вопрос – отмалчивается, в качестве причины молчания вновь затягиваясь.
Сонхва видел Сана в различных ситуациях, и везде он был бойким, ярким, идущим напролом сквозь границу своих сил. Ему, как и Минки,
нравятся такие волевые личности. Только если Минки рассматривает его лишь в качестве собственного солдата, то Сонхва отчего-то становится интересно, как Чхве целуется с таким характером; как дышит, когда воздуха перестает хватать, насколько умело работает языком...
Разморенный алкоголем и усыпляющей обстановкой Чхве Сан сейчас кажется ему таким запретно-сладким. И Пак наклоняется, плеская ещё алкоголя в свой бокал, хотя сам же отрицал и отказывался от новой порции горячительного. Он делает глоток, но не глотает – вместо этого корпусом разворачивается к Сану, опасно сверкнув пьяными глазами.
Сонхва за шею притягивает к себе так резко, будто бы его жертва могла сбежать, и целует – обычный чмок, ничего страшного и из ряда вон выходящего. Однако в следующее же мгновение снайпер склоняет голову набок, дабы углубить поцелуй, и буквально заливает в приоткрывшийся рот Сана маленькую долю кашасы вместе с крошечным, почти что растаявшим, кубиком льда. Младший напрягается, чувствуя контраст температур на языке, но и отстраняться не планирует, потому что вспоминает слова о неумелых попытках флирта. Он хмурится и толкает Сонхва назад, дабы взобраться на его колени и, схватив того за щёки, продолжить целовать со всей своей возможной страстью, что копилась в нём ещё с момента того падения на лестничной площадке китайского торгового центра. Старший улыбается в поцелуе и без зазрения совести опускает руки на ягодицы Чхве, с радостью отвечая и вручая инициативу осмелевшему юноше. Ему льстит, что тот, кто боялся его как огня, так уверенно сейчас восседает на его коленях и пытается превзойти. Загнанный в клетку собственного страха зверёк.
Его хватает только на пару минут, после чего он отстраняется, предчувствуя собственное возбуждение. Ожидания оправданы: Сан в действительности целуется также горячо, как и горяч его нрав.
— Уверен в своих действиях? — горячий шёпот проходится по влажным губам Сана, из-за чего он прикусывает нижнюю.
— Что не так? — чуть хрипло отвечает младший, одной рукой сжимая спинку дивана и нависая над Паком.
— Трахну и брошу, — облизывается, смотря с азартом в чужие глаза, — потому что я хороший.
— А вдруг захочешь ещё?
— Думаешь, ты достоин большего? — издевательски усмехается, сжав ягодицу.
Вот только Сану не до шуток. Он привык, что за ним бегают, а не он за кем-то, и подобные слова задевают его самолюбие больнее пуль.
— Не хмурься, — Сонхва снова льнёт к поцелую, а Чхве не позволяет – отклоняется назад и выпрямляется. — Брось, ты же уже в моих руках.
Младший не выдерживает наглости, что так сильно цепляет его самооценку – даёт звонкую пощечину снайперу, вынуждая его отвернуться в сторону, и слетает с колен. Он молча забирает свою куртку и выходит за дверь, покидая помещение с явным раздражением, отчего шаг свой чеканит быстрым и капельку нервным.
Сан вообще к сигаретам прибегает крайне редко: либо когда решает ужраться вдребезги, либо когда слишком сильно психует. Сейчас скорее второе, чем первое, поэтому он сразу же заходит в продуктовый гипермаркет неподалеку и наспех берёт пачку любимых сигарет, грубо фыркнув продавщице, что запросила паспорт. Далеко от магазина не отходит и прикуривает, глубоко затянувшись; блаженно прикрывает глаза и делает так несколько шагов, прежде чем вернуть ясность зрению и выдохнуть тусклый дым вперемешку с отступающей злостью.
Ему хочется Сонхва – он и отрицать этого не смеет. И, судя по всему, Сонхва тоже хочет его. Однако Сан слишком горд, чтобы так просто стелиться под эту самоуверенность даже для одного рандомного перепиха. Хуже всего осознавать то, что после таких низких слов и действий симпатия к Паку совершенно не уменьшилась. В силу работы забыть не получится, в силу случившейся близости захочется повторить, в силу самоуважения хочется разбиться в крошку от иррациональности собственных желаний – некая гнетущая безвыходность.
***
Сонхва уж точно не спешит покидать кальянную. Ему смешно от реакции Сана, поэтому он молча провожает его взглядом и вновь затягивается, когда юноша полностью покидает задымлённую ячейку, а далее и всё место в целом. Только щёку неприятно саднит, потому что удар у Чхве явно хорошо поставлен.
Как бы то ни было, воспоминания о пощёчине десятиминутной давности отнюдь не ласково бьют по его самолюбию, вынуждая хмуриться и задумываться над произошедшим. Пака никто никогда так не бил. Что бы он не вытворял, что бы не говорил – ни одна его пассия не позволяла себе подобных вольностей. А Сан позволил, будучи даже не его парой или любовником. Заинтересованность в нём определённо находит трещину в обледенелой проруби, хотя Сонхва чувствует себя... униженным? Так, будто он наступил на мину и теперь собирает по равнодушному миру осколки самого себя. Хотя, быть может, алкоголь внутри него преувеличивает масштабы трагедии.
— «Так мерзко я чувствую себя впервые», — всплывает в его разуме очередная мысль, когда холодные подушечки пальцев касаются разгоряченной щеки. И на периферии сознания радостно пляшет мнение о том, что Сан круто целуется – это можно понять по возбуждению снайпера, которое совершенно не заставило себя ждать, хотя обычно Пак куда более сдержан в этом плане и слабо, но всё же контролирует своё тело.
Только после этой пощёчины слабый интерес Сонхва к Сану, кажется, появился на свет, заставляя Пака на повторе прокручивать их поцелуй из раза в раз. То ли атмосфера заведения сделала своё дело, то ли алкоголь обострил восприятие – понимания нет, однако даже перед сном, лёжа в кровати и вглядываясь в темноту своей комнаты, он думает о его губах со сладостью кашасы.
— Я заставлю его подойти ко мне и лечь в мою кровать, — шёпотом заключает он, хмыкая и скидывая свой сомнительный интерес на банальное желание переспать с этим строптивым ребёнком. Принципа ради.
***
Сан считает, что Сонхва ещё более мерзкий, чем казался ему до того вечера. Зазнавшийся ублюдок, считающий себя центром земли, и ничего более. Новая шаблонная пустышка в его жизни, красивая внешность которой так приглянулась ему.
Впрочем, если уж Сонхва не ценит его в военном деле, не ценит и как человека, которому он действительно мог понравиться, то пусть катится к чертям собачьим – Сан не будет бегать за ним, не станет что-то доказывать, а уж тем более не позволит ему зазнаться ещё больше, показывая свою скудную обиду. Именно поэтому на следующих тренировках он ведёт себя как ни в чём не бывало: всё также улыбается ему, перекидывается фразами и занимается в привычном ритме, не позволяя посторонним увидеть его внутреннее напряжение. Сонхва же, видя совершенно спокойного Чхве, лишь окидывает того изучающим взглядом, абсолютно не понимая его. Он умеет видеть между строк, обладает достаточными знаниями и социальным опытом, чтобы прочитать любого обычного человека, но на этом субъекте его полномочия заканчиваются. Не получается. Сан не делает то, что должен делать; Сан не обижается, что было бы логичным; Сан даже не злится.
Чхве Сан непредсказуем для Сонхва. И, блять, Сонхва это очень нравится.
Однако спустя пару дней младший всё-таки раскрывает сам себя одной маленькой, почти незаметной деталью – все его слова звучат излишне холодно, отчуждённо, что вынуждает Пака думать о наигранности его поведения. В целом, Сонхва практически готов поиграть по его правилам – может быть, это поможет ему хотя бы научиться понимать эту малолетку.
— Ким, вали на турник лапы качать, а то, боюсь, автомат не удержишь, — насмехается снайпер, разглядывая валяющихся на полу новичков – у них совсем не осталось сил после нескольких часов изнурительных занятий.
— Да блять, — измученно стонет Хонджун, однако повинуется словам наставника и, лениво поднявшись с холодной поверхности, ретируется к другой стороне зала, где находятся нужные ему тренажеры.
Стоит Хону зайти за спину Сонхва, как он задумывается над заданием для Сана, устремляя расфокусированный взгляд в район чужой груди, а Чхве уже усмехается и ехидно замечает:
— Ты пялишься.
Пак подбирается, выравнивает взор и выгибает бровь, анализируя сказанные ему слова. Решает, что Сан не достоин оправдания и реальной причины такого взгляда.
— Ну да. И? — бросает с вызовом в глазах и скрещёнными на груди руках. Младший опешил на секунду, не ожидая такой резкой прямолинейности.
— Распластался тут по полу
передо мной, — Сонхва садится на корточки перед ним, специально акцентируя на том, перед кем именно так открыто валяется Сан. — Лежишь весь такой мокрый и горячий. Почему бы и не попялиться?
Пак смотрит в его омуты с танцующими в своих глазах чертями: выжидающе и с полной готовностью ответить новой колкостью, возможно даже смутить ею.
— Окей, разрешаю, — выдыхает Чхве и показательно отворачивается. Снайпер молчит с пару секунд, легко закусывая губу, а потом снижает свой голос до чарующего баса и наклоняется ещё ниже, дабы прошептать:
— Я бы взял тебя силой, но это не красиво.
Сан готов на месте подпрыгнуть от неожиданности таких слов. Далеко не от смущения или стеснения, а потому что этот блядский шёпот расходится едва различимыми волнами возбуждения по его телу и отзывается мурашками по спине.
— Я скорее перегрызу тебе глотку, чем позволю взять меня, — практически плюётся он, попутно принимая сидячее положение.
— Воу, какие амбиции, — Сонхва смешно от такого Сана. Однако смех этот пронизан сомнениями в шуточности сказанного.
Чхве не отвечает в этот раз. Полностью поднимается и, несмотря на запреты покидать зал раньше положенного времени, уходит прочь, горделиво не желая более видеть эту самовлюбленную льдышку. Младший выглядит непоколебимым и держится стойко, хотя мысленно просит богов, чтобы Сонхва задержался, и он спокойно принял душ в своём одиночестве. Игры Пака набирают обороты и теряют рамки дозволенного. Это злит. Тем, что Сан впервые боится проигрыша, хотя понимает, что в происходящем лишь его вина – снайпер не стал бы лезть, не приблизься к нему Сан в тот вечер.
И умиротворение Чхве в принятии душа спасает Хонджун, успевший закончить своё упражнение и вернувшийся к Сонхва, дабы потребовать помощи в растяжке забитых и ноющих от постоянного напряжения мышц.
