***
Странное задание. Очень странное, выбивает из колеи полностью и оставляет лишь шлейф растерянности за собой, потому что дальнейшие события отложились в памяти Сана лишь кусками кинематографической ленты, снятые будто бы в замедленной съёмке. Он помнит, как едва ли не упал с крыши, оступившись, и как Сонхва снова поднимал его, смотря порицательным взглядом. Помнит, как Пак попросил быть аккуратнее и отправил вниз по новой лестнице некогда жилой многоэтажки. Помнит свой первобытный страх, когда он остался один, без такого привычного, но мерзкого снайпера под боком в сумерках разгромленного Китая. Ещё помнит то, как воссоединился с Чонхо, а позже и с Минки, чье присутствие позволило ему выдохнуть и перестать бояться. Помнит напряжение лидера, когда рация слишком долго молчала на вопрос готовности для Юнхо – они тогда были у самого подножия чужого лагеря, каждая секунда была на счету. Ему запомнилась и минутная слабость в глазах Чонхо, благодаря резкой смене ролей из-за опоздания Чона. Однако он совершенно не помнит, как им удалось попасть внутрь эдакой базы противника. Не помнит, как они забрали важнейшие для понимания мотивов группировки документы. Не помнит, как вышли на прямую перестрелку с толпой народа. Не помнит оглушающие выстрелы винтовки Сонхва, из-за которых люди падали один за другим подобно оторванным от нитей кукловода куклам. И самым ярким событием за тот вечер остался крик Юнхо об агрессивном подавлении, вызванном потерей бойца. Сан видел кровь на теле Минки; он видел лидера лежащим на полу и едва дышащим. И безопасника рядом, который в агонии что-то говорил Сону, пытаясь остановить кровь. Он видел всё. И последние две ночи мучается кошмарами, основанными на произошедшем, потому что не знает в порядке ли Минки теперь. Да, они выполнили задание: полностью зачистили территорию, отбили точку назад и благополучно вернулись в Корею той же ночью – теперь всё должно быть хорошо. Но ценой чего? Кажется, кто-то из академических преподавателей когда-то говорил, мол, на войне всё равносильно. Только Чхве сильно сомневается в равносильности такого обмена. К тому же, офицеры, прибывшие их забирать, без разбирательств виноватым в подобной оплошности оставили Сонхва. Потому что он их прикрытие, их грёбанная тень, которая не смогла справиться с такой простой целью – прикрыть спину. Лояльное и даже тёплое отношение лидера к снайперу наверняка пошатнулось, с грохотом трескаясь на миллионы осколков, хотя по его измученному болью лицу сложно было считать хоть какую-то эмоцию. Специалист по безопасности лишь тяжело вздохнул, услышав оглашение виновности; сапёр же отчего-то отвёл взгляд, с особым интересом разглядывая истоптанную землю, пока троица новичков стоически выдерживала ту самую гробовую паузу с нечитаемым отрицанием в глазах. Только сам снайпер остался беспристрастным – кратко кивнул и безукоризненно взял вину на себя, считая это своим и только своим проступком. Сказал, что и впрямь действовал необдуманно, поймал боевой кураж и забылся, променяв свой долг на банальную жажду крови. И тем самым оставил всё начальство в немом шоке: он прославлен в узких кругах, как один из самых отменных бойцов. Что же могло пойти не так?***
Отряд Сон Минки полностью отстраняют от любых заданий на время реабилитации самого Минки. Буквально через несколько дней после эдакого «суда» всем участникам последней операции поступила информация, что с лидером всё в порядке, однако ему потребуется не менее месяца для полного выздоровления и возвращения к службе. Подразделение, тем временем, ввели в состояние пассивной боевой готовности и отдали приказ об усердных тренировках для повышения «квалификации». К слову, ни Хонджун, ни Сан не ожидали, что им вообще расскажут что-либо о таком положении дел и, уж тем более, прикажут что-то делать. И, к их ещё большему удивлению, Минхо напротив не сообщили ровным счётом ничего. Из всего трио только им двоим. Означает ли это, что оба официально зачислены в отряд Минки? Увы, об этом никто не обмолвился, заставляя их ублажать себя только слабыми надеждами. Впрочем, лишь Хонджун думает об этом. Мыслей Сана не покидает приговор Сонхва. И, конечно же, всеобщее неодобрительное отношение к нему из-за единственной оплошности, которая, насколько он помнит, оплошностью и не была вовсе. Как бы то ни было, ничем критичным для Пака это не закончилось – банальный выговор и приказ впредь быть более аккуратным. Ну, и в качестве наказания именно его назначили наставником для тренировок новых членов отряда. Первые дни таких тренировок не оставляли ни капли сил у парней. Они, обессиленные и едва дышащие, возвращались в общагу глубокой ночью и сразу же ложились спать, так опрометчиво пропуская необходимый для нормального функционирования организма ужин, отчего к концу первой же недели Сан и Хонджун заслужили поистине материнскую лекцию о вреде плохого питания, когда Сонхва совершенно случайно заметил трясущиеся руки обоих и мутный взгляд от чрезмерной усталости с самого начала тренировки. Юнхо и Чонхо появлялись на этих тренировках куда реже, чем младшие, объясняя это своей и без того отличной формой. Пак тогда только незаметно посмеялся, позже почти что по-дружески рассказав Хонджуну, что Юнхо ни на шаг не отходит от Минки, а Чонхо просто ленится, отдавая бесценное время физических упражнений компьютерным играм и фастфуду. В воскресенье вечером Хонджун ушёл раньше Сана, всецело сбросив его в руки беспощадного Сонхва. Беговая дорожка, силовые упражнения, полоса препятствий... Чхве уже блевать охота от однотипности будней. — Хён, — тянет он, спрыгивая со шведской стенки, на которой минутой раннее качал пресс, — может, отдохнём? — Сто пятьдесят отжиманий, и я подумаю над этим, — монотонно отвечает Пак и подхватывает с подоконника пол-литровую бутылку с водой. — А сам-то сможешь? — Сан фырчит и скрещивает чуть подрагивающие от напряжения руки на груди. — Сомневаешься? — и выгибает бровь, пронзительно глядя в чужие глаза с пару секунд. Сан жмет плечами и вслух не отвечает, пока Сонхва открывает бутылку и опрокидывает в себя несколько больших глотков живительной жидкости, вынуждая младшего засмотреться на слегка вспотевшего и на мгновение прикрывшего глаза снайпера. — Да, сомневаюсь, — Чхве берёт себя в руки, сглатывая сгусток слюны, и с вызовом бросает ему. — Сделай это, давай же. Сонхва слишком буднично ведёт плечом и не противится вызову. Он, мельком облизнувшись, бросает уже закрытую бутылку на маты, чтобы после плавно опуститься в позу. Мышцы перекатываются под футболкой, влажные волосы спадают на его лоб и полностью закрывают Паку обзор, Сану же разрешая так откровенно пялиться на спортивное, подкаченное и выразительное тело, хоть и сокрытое одеждой. — Засекай восемь минут, — усмехается снайпер и делает первое отжимание. Затем ещё, ещё и ещё. Настолько быстро, что Сан на втором же десятке сбивается со счёту. Хотя, быть может, сбился он не из-за скорости старшего, а из-за витания в облаках. Впрочем, всё равно. Суть в том, что Сонхва действительно уложился в свои восемь минут и выпрямился как ни в чём не бывало, будто бы и не устал вовсе. — Начинаю восхищаться, — отчего-то шепчет Чхве, отключая секундомер. — Странно, что только начинаешь, — так самоуверенно и самодовольно, что Сану на долю секунды становится мерзко – он недолюбливает таких людей в целом. — Тебе же двадцать шесть, верно? Кто тебя так плодотворно обучал? Не сам по себе же ты весь такой идеальный, — с нескрываемым интересом спрашивает младший, наблюдая за севшим на скамейку снайпером, что вновь потянулся к воде. Всё же устал. — Ну, я далеко не идеальный, как ты мог уже заметить, — несколько печальная усмешка скользит по его губам, — да и вообще раньше я много ошибался: под пули подставлялся, оступался и тупил, хоть и спасал себя сам. — Почему сам? — Характер скверный, в твои годы от меня хотели лишь избавиться, — Сонхва делает пару глотков, а потом подхватывает полотенце, лениво протирая пот со лба. — ...в каком плане избавиться? — Сан с опаской задаёт этот вопрос, потому что натянутая интонация Пака ему совсем уж не понравилась, да и собственные предположения добавили хмурости. — Да, Сан, меня мой главный считал мусором и не единожды отсылал туда, где шансы выжить были практически нулевыми, — младшему странно то, что старший говорит об этом с такой... легкостью? Будто бы это что-то повседневное, совсем мелкое и с каждым повторяется изо дня в день. — А что такого ты сделал, что он тебя так возненавидел? — Переспал с его женой, — смеётся, отбрасывая полотенце. И, несмотря на его задор, Чхве понимает, что Сонхва и не думал шутить. — Уф, — единственное, на что способен сейчас Сан. — Угу, — ровно выдыхает, — в итоге я остался без должного обучения, занимался самоанализом, самодисциплиной, самообразованием и так далее по списку – примерно поэтому у меня немного иные принципы, методы и тактики, которые в своё время заметили сверху, а потом и Минки. — Нихуёвое начало службы, — Сан жмёт плечами и затыкается на пару секунд, чтобы в следующее же мгновение вспыхнуть новым вопросом. — Кстати, а сколько ты всего служишь? — Лет шесть, может чуть меньше, — слегка задумчиво отвечает снайпер. — Круто. Чхве интересно, однако он больше не суёт нос в прошлое Сонхва – считает это как минимум не своим делом. Без разницы, что сам Сонхва отвечает без колебаний, совсем ничего не скрывая и, кажется, даже вполне предрасположен сейчас к подобного рода разговорам. Жаль только, что с этим знанием к Сану снова вернулось предчувствие опасности. Будто бы весь Сонхва пропитан ею; будто бы Сонхва не союзник и наставник, а первый и единственно верный враг; будто бы Сан маленький ребёнок, для которого и детские игрушки представляют опасность. Долбанная аура подавления, от которой до сих пор мурашки по телу бегут. И отчего-то всё нутро Сана льнёт к этой ауре, желая быть подавленным, желая подчиниться этому ледяному принцу. Не сказать, что Чхве не нравится это ощущение – наоборот, очень даже нравится. Правда нравилось бы ещё больше, будь они в ином статусе и месте – в силу ориентации его всегда учили, что армия не место для флирта и его последствий. — Кстати, может сходим в бар на днях? Расслабиться хочется, — неожиданно даже для самого себя, ни капли не обдуманно предлагает младший, когда они оба уже стоят в раздевалке и планируют разойтись по домам. — Ты шутишь? — Сонхва разворачивается и издевательски выгибает бровь, оставляя футболку болтаться на руках. — Думаешь, я не вижу, как сильно ты боишься меня? — Чтобы преодолеть страх, выпей с этим страхом и подружись, — не теряется Чхве и выдаёт свои слова с широкой, несколько победной улыбкой. Сонхва как-то странно усмехается и опускает голову: — Сходим.