Социопаты не выходят в ремиссию

Грэм перекинул своё тело через борт и вошёл по щиколодку в портовую грязь с мерзким хлюпающим звуком. Будто наступил на грудь несвежего утопленника. В этот раз он привёз улов одним из первых, что впрочем никак не спасало его от оживленности рыбного рынка. Скорее даже наоборот, людей было слишком мало, чтобы слиться с толпой, но слишком много, чтобы вытерпеть все их взгляды. Грэм повыше натянул ворот своей толстовки и запахнул дождевик. Жизнь у чёрта на куличиках сильно его изнежила по части толерантности к социуму. Около 500 метров туда и обратно. Ты сможешь сделать это. —Эй! Томас! Томас, обернись! Не успел он сделать и шага в сторону цели, как на его голову нашёлся непрошанный собеседник. Уилл, или же теперь Томас, глубоко выдохнул и обернулся. —Хороший улов сегодня, мужик? — неопрятный мужчина лет 35 уже бежал в его сторону, с завидной лёгкостью моневрируя по грязище. Его звали Йорн Бернотас, грузчик в порту, вырос в литовской многодетной семье, муж Натали Бернотас, местной торгашки. Есть сын Гюстас Бернотас, 7 лет. —Не жалуюсь. Полный трюм трески. Жирная тварюга, одну сеть порвала.— Грэм попытался быть дружелюбным. Пожалуй, он не имел поводов злиться на Йорна. Он был просто добродушным работягой с обостренным чувством справедливости. Таким каким мог бы стать Уилл. —О, похоже Юрате тебе благовалит.— задумчиво отметил Йор. Его мясистые руки в перчатках без пальцев сложились в замысловатый жест. —Надеюсь так будет и впредь.— нервно пробормотал Грэм. Он был посредственно знаком с мифологией стран прибалтики. Ни то что бы Ганнибал давал ему повод разобраться в этом. Казалось он и сам никогда подобным не интересовался. —Не против пройтись со мной до цеха? Конечно, если ты не занят.— спросил Уилл, потому что хотел в конце концов побыстрее вернуться домой. Или хотя бы на свою лодку. —Я весь твой, пока не начали выгрузку. — бодро ответил Йорн, разворачиваясь на каблуках. Он непривычно сцепил руки за спиной, явно усиллено борясь с желанием вторгаться в личное пространство Грэма. За что последний был премного благодарен. Он всё ещё тянулся к пистолету от каждого непрошенного прикосновения к себе. Что ж, возможно это тоже была заслуга Ганнибала. —Да-да, точно.— Грэм сделал непреднамеренную паузу — Ты не знаешь, где можно найти какую-нибудь нейтральную литературу на литовском? — спросил он, скорее чтобы продолжить разговор. Хотя это всё же было одним из банальных вариантов того, что можно было бы привезти доктору. —Это для твоего, хе-хе, странного друга? — Подмигнул Йорн. Уилл неуютно поёжился. Он едва ли знал как правильно отвечать на вопросы о их взаимоотношениях с Ганнибалом. Официальная версия всё же состояла в том что они друзья и коллеги по работе, сбежавшие от городской суеты. Однако всякие слухи тоже были выгодны. В конце концов лучше чтобы люди судачили об интимной жизни, чем о происхождении. В таких местах невозможно было избежать обсуждения за спиной, но было легко управлять сплетнями. Социальная инженерия в условиях захолустья, так сказать. —Да, мне кажется ему могло бы это понравиться. — ответил Грэм, едва ли уверенный в своих словах. Он не может сказать прилюдно что действительно любит доктор Лектер. —Хандрит по дому?— спросил Йорн, вероятно, больше проецируя свои чувства на эту ситуацию чем стоило бы. Может быть Уилл мало чего понимал в национальном самосознании, но оно явно влияло на поведение людей. Едва ли Йорн и Ганнибал обменялись и сотней слов, за время своего знакомства, они происходили из разных слоёв общества, имели разное образование, судьбу и интересы, единственной их связью было место рождения. Однако Бернотас испытывал некие теплые чувства по отношению ко всем литовским эмигрантам, включая Лектера. Вероятно на их родине это не работало бы. —Возможно. По нему бывает не понятно.— Уклончиво ответил Грэм. Он действительно не знал точно. Вероятно Ганнибал считал себя французом, итальянцем или американцем, либо не причислял себя ни к кому принципиально. —Боюсь здесь едва ли можно купить что-нибудь на литовском. На нем мало кто говорит. Но знаешь, ба привезла Гюсту сборники сказок, а этот паршивец их даже не открыл. Могу отдать, рас уж на то пошло —Это как-то не удобно. Не нужно. —Ой да не парься.— Йорн похлопал Уильяма по плечу своей перепачканной в масле ладонью. — Нужно помогать своим землякам. Даже самым странным из них. Мужчина оглянулся вокруг и не увидев того, что искал, нагнулся поближе к уху Уилла. —Ой, да ну серьезно, что ты нашёл в этом долговязом сам-себе-на-уме художнике? Хотя я не осуждаю, не подумай. Грэм опустил глаза на землю. У него не было ответов, даже если бы он смог бы рассказать всё на чистоту. Встретились два одиночества? Возможно. Хотя что-то вроде «Встретились два больных ублюдка» тоже было правдой. Уилл усмехнулся. —Тебе стоит меньше слушать сплетни в порту, Йорн, они на тебя плохо влияют. Неровен час начнёшь верить в инопланетян и ламантинов. — Инопланетяне существуют, чтоб ты знал. Все не верят пока однажды сами не увидят тарелку. В любом случае, я позвоню Нат, она может захватить с собой книгу. Всё равно сюда идёт. —Спасибо. Это очень мило с твоей стороны.— Уилл действительно не понимал почему Йорн так бескорыстно добр к нему. Разумеется, то что Грэм жил с ещё одним литовцем было полной фигнёй. Лишь формальным повод общаться. Он знал, что Натали тоже хорошо к нему относилась. Что ж, она считала его аутистом и была помешана на всякой благотворительности. Это хоть что-то объясняло и было даже неплохо. Остальные разделились на тех, кто считал что его контузило в Афганистане и тех, кто уверен что он слышит голоса. В прочем, такое тоже было не ново. Йорн отошёл на два шага и выудил из кармана телефон полу-разбитым экраном, что можно было трактовать как окончание разговора на данный момент. До цеха оставалось ещё метров 100, до возвращения в приятное одиночество его лодки — ещё больше. Грэм попытался спрятаться глубже в своей собственной голове. В некотором роде Уилл начал строить свой дворец, потому что он хотел понять. Но всё что у него получилось, это голая комната с пулевым отверстием на тусклых, вздувшихся от сырости, обоях, на каждого человека, чью жизнь он забрал. Потому что внутри него не было красоты, лишь скользкая жестокая реальность. Но ему стоило быть благодарным за то, что он был не пустым.