Вопросы

Возможно, не стоило в этот раз помогать Хэнку. Дурное предчувствие появилось у Сэнфорда ещё с утра, когда он проснулся в их общей с Деймосом комнате совершенно один. В этом не было ничего необычного, они обговорили это ещё тогда, когда только въехали в их промозглое, но не самое худшее в Неваде пристанище: тот, кто просыпается первым, готовит завтрак для обоих. Естественно, все это было сугубо ради экономии времени, ведь в любой момент их могли вызвать зачистить ещё одну базу A.H.H.W. или в очередной раз послать доставать Хэнка с того света. И хотя, этого правила частенько придерживался только один из них - Деймос любил спать подольше, а если и просыпался раньше напарника, то притворялся, что спит — Сэнфорд никогда не жаловался. Во первых, потому что после угольков, что Деймос гордо называл "яичницей", большинство доставшихся потом и кровью (иногда - в прямом смысле) яиц, валялись всмятку на полу. Во вторых - Сэнфорду и самому нравилось готовить. Умиротворяющее шипение масла на сковороде отвлекало от тяжелых мыслей, а запах пекущихся блинов напоминал ему о том, что он всё ещё может обонять и не всё в этом мире пахнет гарью и порохом. — Утро доброе, — Деймос забавно щурит глаза, облокотившись о дверной косяк - значит, проснулся немногим раньше и первым делом пошёл отлить. Удивительно: они в напарниках полгода от силы, а Сэнфорд мог по одному только взгляду определить, курил сегодня Деймос или нет. Не курил - пальцы обхватили дверной косяк крепко, вероятно, чтобы скрыть подступающий тремор, — хватит так пристально меня разглядывать, не трогал я твои продукты! Сэнфорд издал полувздох-полусмешок, сделав вид, будто это он и ожидал услышать. Ничем необьяснимая тревога вязким комом застыла в горле, а перетянутое бумажным скотчем в окне красное небо, привыкнуть к которому за все время Сэнфорд так и не смог, только обостряло это омерзительное чувство. Плюхнувшись на диван, напарник достал из просаленных складок старую заначку и щелкнув пальцами, закурил. Деймос знал, как это не нравится Сэнфорду, но все равно не мог заставить себя выйти на улицу или хотя бы приоткрыть форточку. Хотя, едва ли за окном воздух был чище. Они привыкли так - безмолвно. Как будто им было о чем говорить, кроме как о битвах, от которых и так обоим было тошно. Гораздо больше значения имели действия: чтобы эффективней работать в команде, нужно хорошо знать слабости своего напарника. Не зря говорят, что опасность сближает как ничто другое - читать язык тела друг друга они научились еще в первые недели совместной работы. А потом не поскупились приобретенные навыки применять и в повсеместном обиходе. И так уж вышло - постепенно, - что Деймос его слабые места знал куда лучше, чем сам Сэнфорд. Как иначе обьяснишь то, как бесшумно он приходит на кухню по утрам, когда Сэнфорд полностью погружен в готовку, и обнимает сзади, носом уткнувшись в шею - знает ведь, гад, что это его чувствительное место. Как точно угадывает момент, когда злить Сэнфорда лучше не стоит, а когда тот может закрыть глаза на его мелкие проступки - как сейчас. Как с точностью предсказывает, какую газировку он хочет сегодня, и покупает - откуда только узнал? А в особенно темные ночи, когда напряжение в Неваде сгущается настолько, что его можно вдохнуть, пропустить через легкие, как сизый дым сигарет, когда молнии черными вспышками режут багровеющее небо, руки Деймоса начинают дрожать сильнее, чтобы Сэнфорд просто мог притвориться, что не заметил. Он никогда не спрашивает, почему тот не спит в такие ночи, крепко сжимая горящую зажигалку в руке, каждый раз вздрагивая, когда за окном слышится раскат грома. Сэнфорд тоже не спит: ждет момента, когда напарник перестанет справляться сам и примет наконец предлагаемую им помощь. Гордость Деймоса ломается медленно, а всплывающие в голове болезненные воспоминания делают этот процесс только мучительней. Он сам доводит себя до грани собственными нелепыми предрассудками, но и они в конечном итоге тоже ломаются, когда он забирается к Сэнфорду на кровать. Он никогда не спрашивает, почему тот каждый раз судорожно шепчет имя Аудитора - только обнимает крепче, гладит по содрогающейся спине, бормоча на ухо что-то до нелепости успокаивающее. Сэнфорд подозревает, что у всех агентов А.H.H.W. есть какие-то психологические травмы. Конечно, они никогда не обсуждали эти приступы, ни на следующее утро, ни когда либо ещё. Возможно, Деймос не хотел окончательно терять лицо перед сокомандником, предпочитая то, что происходило ночью - оставлять ночью. Гораздо проще для него было делать вид, что ничего не происходило и снова натягивать полную самодовольства ухмылку на лицо. Он выражал свою благодарность не в словах, и Сэнфорду этого было достаточно. Сэнфорду впринципе было все равно, главное, чтобы Деймос был рядом, живой и относительно здоровый. Между тем, сегодня все было по другому. Их первый выходной за долгое время Сэнфорд собирался провести не покидая породнившихся серых стен. Ожидание чего-то ужасного приковывало к кровати: странное ощущение, будто если он встанет, это ужасное непременно свершится. Деймос был безмятежен, пуская дым в потолок и равнодушно наблюдая, как он, поднимаясь, рассеивается. Его руки перестали дрожать, и это стало единственной хорошей новостью для Сэнфорда в то утро. Планшет на столе взвизгнул, оповещая о новом сообщении. Деймос вздохнул обреченно, лениво вставая с дивана, но взяв планшет в руки, тут же переменился в лице. Недокуренная сигарета выпала из рта и мужчина тихо выругался, поднимая её с пола. — Выходной отменяется, — щелчок, затяжка, усталый взгляд из под кепки, — У Хэнка проблемы. Почему-то Сэнфорд не был удивлен. Глупо было надеяться, что их оставят в покое хотя бы на один день. У Уимблтона была дурная привычка, которую Сэнфорд терпеть не мог больше, чем сигареты Деймоса - он всегда умирал в самый неподходящий момент. Времени на завтрак не оставалось, ехать нужно было прямо сейчас, иначе могло добавиться ещё больше непредвиденных последствий. Они вышли, оперативно собрав оружие и прочую деймовскую аппаратуру, и когда Сэнфорд сел в машину, на ходу заводя ворчливый двигатель, он мог видеть, как справа на пассажирском сидении его напарник делает последнюю в своей жизни затяжку. Потому что сегодня все его ночные кошмары станут явью.