Легенды о тиграх

— Ацуши! Ты ничего не забыл? Дазай смотрел озорно, разлегшись на расстеленном футоне, и с выставленным напоказ нетерпением чего-то ожидал. Ацуши на секунду растерялся, но очень быстро вспомнил, чего хотел Дазай, вздохнул и не смог сдержать теплую улыбку. — Да, конечно. Извини. С этими словами он приблизился и поцеловал Дазая в лоб, ненадолго задержавшись губами. Осаму благодарно прижался к нему в ответ. Ацуши не помнил, в какой именно момент поцелуй на ночь вошел у Дазая в привычку. Этот поцелуй тихо и неуловимо стал неотъемлемой частью их совместной жизни, и было в нем что-то сокровенное, уютное и очень родное. Поначалу Накаджима смущался — только маленькие дети так отчаянно просят нежности, как просил ее Осаму, — но очень скоро и так же незаметно умиротворенная, совершенно взрослая улыбка на любимом лице поборола все его предрассудки. Если хоть крупица целебного земного счастья содержалась в этих детских, простых и наивных поцелуях, Ацуши готов был дарить их каждый день, каждую секунду. — Я выключаю свет, — предупредил он, укладываясь рядом. Дазай нетерпеливо заерзал — весь его возбужденный вид говорил о том, что ему очень хочется поскорее прижать к себе Ацуши. Когда желаемое оказалось в его руках, он угомонился и затих, забравшись под одеяло почти с головой. Накаджима усмехнулся. Человек, который вел себя как маленький непоседливый ребенок, был далеко не ребенком. Ацуши знал как никто другой: за порывами игривости Дазай прятал настоящие чувства, позволяя Ацуши знать о них, но ловко уворачиваясь каждый раз, когда ласковая рука пыталась их коснуться и понять. Чувствуя вину, Дазай прижимался как можно ближе и беззвучными просьбами умолял о нежности — тайном, сокровенном, запретном и непонятном для необъятной и сухой, как пустыня, души сокровище. «Иногда ты бываешь поразительно недогадливым, — думал Ацуши, читая в поведении Дазая начертанные им неслышимые монологи о чувствах. — Тебе не за что чувствовать вину. Я не хочу лезть в твою душу и тревожить то, о чем ты не хочешь мне говорить». Словно бы угадывая его мысли через сердцебиение, Дазай незаметно улыбался. Каждую ночь на его лбу теплел невидимый след от поцелуя, и каждый из них он ревностно хранил в своей душе.