Дом из позолоченной ржавчины

Крик вырывается из-под кожи, плоть трескается, раскрывается, брызгает кровь и ихор, лицо расползается под пальцами, взрывается кожаными пузырями, бугрится воплями и страхами. По щекам расползаются и змеятся трещины, сквозь которые поблескивают оскаленные зубы и тянутся десятки, сотни гниющих рук, которые пытаются выбраться, вцепиться хоть куда-нибудь - в залитое кровью зеркало, помаргивающую лампочку, отваливающуюся со стен блевотно-зеленую плитку, рваный ворот старого свитера. Они кричат, они молят о мщении, они требуют вернуться туда, куда нет возврата - в прошлое, - и выполнить, выполнить, выполнить предсказанное. Рот раскрывается все шире и шире, готовый поглотить Вселенную и выблевать желчь, кровь, и черную, как битум, скорбь, залить ею все, что простирается вокруг, наполнить ею старую ветхую квартиру, выбить дверь и покатиться по Дому мощной волной. Крепкие жилистые руки, усеянные десятками шрамов воспоминаний, вцепились в расползающееся лицо, сжимая его, словно кожаный мешок. Вены на руках вздулись, словно две змеи, обожравшиеся мертвечины, и разваливающаяся на куски голова начала становиться на место. Из-под длинных пальцев на мир взглянули залитые зеленью глаза, наполненные десятками зрачков, двигающихся одновременно. Жилистые руки медленно опустились на грязную раковину, открывая длинное скуластое лицо, покрытое короткой неряшливой щетиной. Спутанные седые волосы, сильно заляпанные кровью, спадают жирными прядями до самого подбородка. Их посеченные кончики мелко дрожат и извиваются, напоминая рой запутавшихся червей. Немолодой мужчина взглянул на себя в зеркало и криво улыбнулся ртом, похожим на рваный шрам от зазубренного лезвия, тянущийся от уха до уха. Он резко скривился от острой головной боли, пробившей череп ржавой проволокой, потянувшей за собой истекающие кровью мышцы. Мужчина ударил лбом в холодное зеркало, раскрошив его иссеченной кожей, и глубоко вздохнул. Одной рукой он полез в карман, достал оттуда маленькие маникюрные ножницы. Быстро заклацал ими в воздухе, словно разрезая какие-то невидимые нити. Щелчки, резкие и быстрые, медленно отгоняли боль, заставляли его спрятаться во мраке сознания. Но она никогда не уходила, только скрывалась в глубине, и принималась грызть кости, терзать плоть и шептать, шептать, шептать, упрекать, призывать, унижать. Голоса, десятки, сотни, тысячи голосов сливались в сплошное страдание, бугрящееся под кожей. Экстракт унижения. Потому что так ненавидеть, до боли и скрежетания зубов, могут только родственники. Да, он их спас, но разве это что-то меняло? Он все равно их подвел и не выполнил предназначение. Он не выплеснул на мир волну Безумия, которая должна была стереть разум у каждого, кто может думать. Он не убил весь мир, хотя был для этого предназначен. Радзэ сунул ножницы в карман и шумно выдохнул. Ничего, это все ничего, его родственники имеют на это право: он должен был выполнить долг, возложенный на него, а не смог. Но Радзэ выполнит, обязательно выполнит! Узнает как. Даже находясь здесь, в Доме, в безжалостном бетонно-стальном механизме, где за ним наблюдают те, кого он должен был уничтожить. Радзэ пошатнулся и вцепился рукой в серую стену, покрытую дешевой зеленой плиткой. Но его было не обмануть - где-то там, глубоко внутри, под невзрачной коркой реальности, таились мили и мили ржавой колючей проволоки, покрывающей постоянно двигающиеся стальные кости Дома, взывающие об отмщении и освобождении. Радзэ медленно открыл глаза и наконец смог нормально вдохнуть, прогоняя головную боль и загоняя спрятанных родственников обратно, вглубь своего тела. Древний еще несколько раз щелкнул ножницами, успокаиваясь, и сунул их в карман. Он еще не закончил, а скоро будет обход - нужно спешить. Тонколицый вынырнул из облупленной старой ванной комнаты и остановился в длинном, очень узком коридоре, затянутом в пестрый, вытоптанный ковер от пола до потолка. У стен стояли вытянутые вверх трельяжи, облупившиеся и потрескавшиеся, вросшие в дом, словно старые деревья, гниющие и разрисованные местными хулиганами. Растрескавшийся лак укрывал мебель варикозным узором. А где-то там, в конце коридора, в дрожащем свете телевизора весь пол был залит пузырящейся кровью, которая напоминала латекс. Радзэ протиснулся сквозь узкий длинный коридор и прошлепал дешевыми кросовками по окровавленному полу. Он осмотрел узкую и длинную, как коридор, комнату, забитую старой рассохшейся мебелью. Пространство раскинулось перед ним на добрый десяток метров вширь. Напротив входа у потрескивающего лампового телевизора лежала Видящая - невысокая старая женщина, завернутая в несколько пледов и разноцветных платков. Она подняла взгляд на Радзэ и сказала: -Все, Общежитие? Успокоился? - ее спокойный голос разнесся по комнате, отражаясь от стены и потолка. -Да, - проскрипел Радзэ и присел рядом с ней, шмякнувшись задницей в кровавую лужу. - Успокоился. -Тогда добей меня, пожалуйста, - нижняя половина тела Видящей была разодрана и разорвана до самых костей, внутренности лежали кучей, а из них выглядывала древняя бронзовая табличка, скрепленная с сердцем женщины серебряными цепочками. - И закончим уже с этим. -Мы не так договаривались, - Радзэ быстро достал ножницы из кармана и щелкнул ими несколько раз. - Сначала ты мне рассказываешь, как выполнить мое предназначение, а потом я избавляю тебя от мучений. -Ты и правда этого хочешь? Ты правда хочешь тащить груз мертвых родственников, чтобы он диктовал куда тебе идти? - Видящая потыкала пальцем одну из своих кишок и брезгливо дернула рукой. - Может, просто поможешь старой женщине покончить с бренным существованием и вернешься обратно, откуда пришел? -Мои родственники не мертвы! - Радзэ громко щелкнул ножницами. - Они здесь, со мной, под моей кожей. Навечно. -Может быть. Но если они живут только внутри тебя, то для всех окружающих они - все равно что мертвы, - Видящая еще раз взглянула на собеседника, попыталась поймать взгляд его глаз с десятком зрачков. - Ты уверен, что хочешь знать? Наше время закончилось, Предсказания случились и провалились, все до последнего. Что твое, что мое, что любого другого, кто сейчас сидит в Доме. Ты уверен? Радзэ молчал несколько секунд, бездумно щелкая ножницами и наблюдая, как кровь пропитывает его потрепанные джинсы. Действительно ли это то, что ему нужно? Внутри не было ничего, только пустота и щелканье ножниц. И разгорающийся с каждой секундой крик и вопли, боль впивающаяся ему в затылок - родственники почувствовали сомнения и напомнили Радзэ, чем он действительно должен заниматься прямо сейчас - не думать над тем, что ему нужно, а действовать! -Да, - мужчина несколько раз щелкнул ножницами, загоняя головную боль поглубже, и взглянул на Видящую. - Мне это нужно. -Хорошо. - Женщина закрыла глаза и расслабилась. Морщины разгладились, и ее лицо оплыло вниз, словно мешок, а под кожей зашевелились символы, собираясь вместе и разбегаясь в разные стороны. Веки Видящей задергались и задрожали, словно ноги трупа в припадке. Наконец она открыла глаза. - Когда тюрьма решит сопротивляться своим хозяевам, когда клетка из стали и боли провернется последний раз, когда каземат осознает свою божественность, тебе откроется печать. Женщина взглянула на Радзэ и, хмыкнув, сказала: - А когда откроется, ты что-нибудь придумаешь. Теперь убей меня, пожалуйста - я слишком долго этого ждала. Скоро начнется обход, и если тебя поймают, то мне придется ждать еще сотню лет, пока кто-нибудь найдет Тропы между Клеток и согласится оборвать мое существование. Радзэ только кивнул и одним легким движением оборвал цепочки, скрепляющие табличку и сердце. А Видящая опала на пол с легким вздохом облегчения на губах. Ее лицо обвисло и моментально посерело, словно тьма вокруг выпила весь цвет из кожи и глаз. Мужчина поднялся и сунул табличку в карман джинс. Скоро тюремщики придут и обнаружат труп - нужно находиться как можно дальше отсюда. А еще лучше - в собственной Клетке. Радзэ неспешно подошел к углу комнаты и в упор взглянул на угол с отваливающимися обоями, забросанный бытовым мусором. Его зрение сузилось, десятки зрачков его глаз устремились в одну точку, и в углу появился небольшой прокол - маленькая лазейка в броне Дома. Радзэ согнулся и прикоснулся к ней губами, слившись со стеной в страстном поцелуе, и начал потихоньку втягиваться в разлом. Из его сложившихся в поцелуй губ потянулись десятки, сотни маленьких рук - они вцепились в края расщелины и принялись тянуть, затягивать туда мужчину, выворачивая его наизнанку. Он просачивался внутрь стен Дома, мышца за мышцей, кишка за кишкой, проваливался все глубже и глубже за тонкую корку реальности, скрывающую то, чем был его каземат на самом деле. Сотни рук тащили Радзэ сквозь колючую проволоку, напоминающую жилы. Они появлялись из темноты и исчезали в ней же, плотным слоем затягивая все вокруг. Только Радзэ смог найти маленькую щелочку сквозь этот колюче-ржавый лес и изредка путешествовать по нему, когда Дом слабел и начинал вздрагивать, словно от боли. И пролезая тут, сквозь бесконечный ковер колючей проволоки, мужчина слышал, как откуда-то из глубины доносятся щелкающие, стонущие звуки, от которых содрогалось все здание - словно изгибались и лопались стальные балки. Несмотря на то, что внешне сейчас он больше напоминал кучу у магазина мясника, Радзэ продолжал видеть. Он разглядывал тянущиеся во все стороны слои колючей проволоки и изредка появляющиеся щелки, откуда можно было заглянуть в другие Клетки. Этим он и занимался. В одной виднелась квадратная комната, заполненная ногтями почти до потолка. Только один угол не утопал в белесо-желтых кучах - там стояла широкая кровать, украшенная тяжелой резьбой и рабочий стол, заваленный записками. На его иссушенной поверхности виднелись два деревянных постамента. На одном - маникюрные ножницы, переточенные бесчисленные десятки раз и больше напоминающие две тонкие полосочки металла с позолоченными ушками. А на втором высился огромный корабль, размером с детскую кроватку. Он был сделан из искусно сплетенных и связанных обрезанных ногтей. Радзэ не сразу заметил обитателя клетки - невысокую женщину, левитирующую над кроватью. Вся правая сторона ее тела была ободрана до мяса и слегка блестела в свете свисающей с потолка лампочки. Она поднесла к лицу руки, и Радзэ не смог рассмотреть, как она выглядит. Единственное, что он услышал в полной тишине - похрустывание и громкий плевок, когда узница харкнула в кучу еще один отгрызенный, окровавленный ноготь. Радзэ оторвался от разлома и двинулся дальше. Следующая прореха попалась ему уже рядом с собственной Клеткой, и мужчина, не в силах удержаться, заглянул туда. Там в свете горящего у самого потолка золотого овала сидел немолодой пленник, одетый в старую потертую робу, пропитанную кровью от многочисленных ран. Он спокойно читал открытый на коленях фолиант, неторопливо листал тяжелый страницы. О бетонный пол тихонько звякали снятые печати, свисающие с кожаной обложки, украшенной бронзовыми вкладками. Глаза пленника были черными, как два смоляных болота, таящих у самого дна целые горы костей незадачливых путников. Тьма стекала по аскетичным впалым щекам и капала на страницы. Последний остаток пути Радзэ прошмыгнул так быстро как мог, и незаметно просочился в уже закрывающуюся щелку. Он вывернулся обратно в собственное тело и обессиленно сел на обветшалую кровать. Стена за ней была увешана множеством ножниц - там были и маленькие, и большие, и дешевые пластиковые, и тяжелые, старинные, украшенные травлением и позолотой. Радзэ достал из кармана те, что были с ним у Видящей, и повесил их на пустующую место. И как только часть его коллекции вернулась на место, а мужчина торопливо вытер вспотевшее лицо, в дверь постучались. Тяжелые стальные створки разъехались в стороны с ворчливым скрежетом, и в Клетку вошел невысокий мужчина, сложенный как дубовая бочка - невысокий, крепко сколоченный и набитый мясом. За его спиной спокойно держались два сотрудника, сжимающих в руках тяжелые посохи из позеленевшей бронзы. -А, Крюков, - Радзэ слабо улыбнулся и уставился на мужчину десятком зрачков. - Давно вас не было, я уже начал потихоньку забывать о вашем существовании. -Значит, у тебя было прекрасные несколько дней, Радзэ! Может, даже начал чувствовать себя здесь как Дома, м? - Ученый ласково улыбнулся, посмотрев на пленника, скорчившегося на кровати. - А мы вот про тебя не забыли и никогда не забудем. Ты нам очень дорог и люб, и мы продолжим с тебя навещать, пусть и не регулярно. -Пока наконец не получите от меня всё, что нужно? -Ну, это бы предполагало, что когда-нибудь мы оставим тебя в покое. На это лучше всего не надеяться, честно говоря. - Крюков улыбнулся, подтянул к себе одиноко стоящий стул и уселся на него. - Но мы точно будем заходить намного реже, как только поймем, кто вы такие и зачем вам устраивать Апокалипсис. Радзэ скривился, как от нового приступа головной боли, и потянулся к ножницам, но остановил себя. Он разлепил ссохшиеся губы и хрипло каркнул: -Мы просто обычные Боги. -Жаль, что мы в вас не верим, - Крюков достал пачку сигарет и быстро закурил. - Точнее, не верим в то, что вы нам рассказываете. И мы хотим узнать правду.