Рядом с тобою всегда

      Гермиона проснулась от необычного звука. Она открыла глаза и прислушалась, у девочки возникло ощущение, что рядом придушенно скулит щенок. Гермиона повернула голову и увидела Гарри. Этот звук издавал мальчик… Намертво зажав зубами уголок подушки и давя в себе звуки, крепко зажмурившись, мальчик тихо, но очень жалобно скулил, а по лицу его катились слезы. Девочка тихо всхлипнула и бросилась обнимать Гарри.       — Тише-тише, мой хороший, — шептала она. — Все будет хорошо, мы со всем справимся, я же люблю тебя. Нет! Не надо так успокаиваться, — продолжила Гермиона, чувствуя, как мальчик снова загоняет себя под контроль.       Для Гарри все произошедшее было фактом, с которым ничего не сделаешь, поэтому поначалу контролировать себя было просто, потом напряжение стало нагнетаться, постепенно, исподволь. И вот сегодня ночью он просто сорвался. Детское тело и детский еще мозг, несмотря на то, что сумел вобрать в себя весь аврорский опыт Гарри, выстраивая новые связи, развивая свою структуру, этот самый мозг тоже не выдержал такой нагрузки. Постепенно мальчик успокаивался, возвращая контроль и отпуская боль.       — Ну чего ты, — поцеловала его в щеку девочка. — Все же хорошо будет, ты сам сказал.       — Я не смог тебя защитить, — прошептал Гарри. — А теперь нам надо учиться жить… Такими.       — У меня есть ты, а у тебя есть я, — серьезно сказала Гермиона. — А еще у нас есть наши родители. Вместе мы справимся.       — Мы справимся, — эхом отозвался мальчик.       Думавшая, что Гарри железный, девочка вдруг увидела, что любимый тоже человек, которому нужна поддержка. Этот факт очень помог девочке осознать, что они вместе навсегда, что бы ни случилось. Поэтому она развернула мальчика к себе и заплакала, а Гарри сначала замер, а потом отпустил себя.       — Ну вот, наконец-то, — раздался голос мистера Грейнджер. — Я уж думал, не дождусь.       — Ты ждал, когда мы расплачемся? — удивилась быстро успокоившаяся Гермиона. — Почему?       — Потому что вы люди, дети, — объяснил папа. — Невозможно так себя постоянно контролировать, рано или поздно наступит срыв.       — Папа доктор, он знает, — улыбнулась девочка.       — Я уже все, — взял себя в руки Гарри. — Как-то все накатило… Хотя, знаешь, любимая, а ведь кресло нас защищает.       — Да? — расширила глаза Гермиона. — Это как?       — Для игр мы неинтересны, — сказал Гарри, выделив слово голосом. — Издеваться над нами — свои же не поймут, а брачные игры не интересны уже нам.       — Хм… А ты прав, — согласилась девочка. — Это же хорошо?       — Очень, — кивнул мальчик. — Шесть спокойных лет.       — Хм… А почему шесть? — спросил мистер Грейнджер.       — Мы расскажем, папа, — пообещала Гермиона. — Когда сможем.       — Что-то серьезное?       — Ты себе не представляешь… Хотя…. Гарри! — позвала девочка. — А что мешает рассказать сейчас?       — Ну, во-первых, не поверят, я в пятилетнем теле только Люмос и Темпус, наверное, смогу. А во-вторых, Дамблдо… О, я осел!       — Учитывая твои корни, то, скорее, олень, — улыбнулась Гермиона.       — Не-ет, оленем я был раньше, — хихикнул мальчик. — Дамблдор же махнул на нас, значит…       — Да, любимый, нас защищает кресло, и мы никому не интересны.       — А можно подробности? — поинтересовался мистер Грейнджер.       — Думаю, да, можно, — ответил мальчик. — Только Миону не бросайте, когда узнаете…       — Гарри, это наши мама и папа, они нас не бросят, — строго сказала Гермиона. — Даже когда узнают… Я… Я верю.       — Что бы ни было, вы были и останетесь нашими детьми, — мистер Грейнджер видел, как тяжело детям принять какое-то решение и как почти хоронит себя мальчик.       От того, что видел мистер Грейнджер, становилось физически больно. Дети подняли глаза, и на отца взглянули совсем не детские глаза. В глазах дочери, как и сына, была боль. Страшная, непредставимая боль. Боль, от которой рушатся стены и уходит земля из-под ног. А потом Гарри заговорил, рассказывая о двух детях. Мальчик рассказывал историю жизни. Свою и Гермионы. Уже на первых словах глаза Гермионы повлажнели, а когда Гарри дошел до начала событий, она уже горько плакала, вцепившись в обнимающего ее мальчика. Мистер Грейнджер слушал историю о магах и том, что мир магии — не волшебная сказка, он слушал о том, что сделали со своими детьми сами маги, что сделали с его детьми. Боль в глазах мальчика и горькие слезы девочки, которую мистер Грейнджер сейчас не мог называть малышкой, убеждали его в том, что все рассказанное правда. И вот, когда мальчик начал рассказ о своих детях… Гарри разревелся.       — Тише, любимый, тише, — обнимала его Гермиона. — Они заплатят, за все заплатят.

***

      — Давайте подытожим, — сказал мистер Грейнджер. — В первую очередь, вы остаетесь нашими детьми, несмотря ни на какие сказки. Надеюсь, это понятно? Далее, у нас есть время, и это время мы используем.       — Лет в девять-десять можно будет дойти до Крюкохвата, — заметил Гарри.       — И что нам это даст? Гоблины же не… — начала Гермиона.       — Для гоблинов дети священны, — ответил мальчик.       — А ты откуда такие подробности знаешь? — с подозрением спросила девочка и в притворном ужасе округлила глаза. — Неужели ты прочел целую книгу?       — Мио, ты посмотри на меня, где книги, а где аврорат? Пили мы тут с ним как-то по случаю…       На этой фразе мистер Грейнджер не выдержал и расхохотался. То, как Гарри это сказал, очень походило на то, как подобные вещи рассказывал сам Роберт. Просто абсолютно походило.       — Хорошо, значит, через четыре года пойдем к вашему гоблину, — успокоившись, сказал мистер Грейнджер.       — Он не мой! — притворно надула губы девочка. — Мой — это Гарри.       — И не мой, — сразу же открестился Гарри. — У меня ориентация другая.       Этот обмен фразами заставил мистера Грейнджера снова расхохотаться. Он почувствовал себя на минуту на дружеской посиделке бывших военных. По крайней мере за Гарри и Гермиону можно было быть спокойным. Дети понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Такого взаимопонимания с женой они еще не достигли, мистер Грейнджер это понимал очень хорошо.       — Тогда я предлагаю покушать, — сказал мистер Роберт, резко переводя тему. — А что касается защиты, посмотрим, что можно сделать.       — Папа, они мысли могут читать и внушать, — тихо сказала Гермиона. — А еще невидимыми для людей быть.       — А для камеры? — спросил мистер Грейнджер.       — А для камеры — точно нет, — ответил Гарри. — Помнишь, в начале нулевых скандал был?       — А… Точно! — вспомнила девочка. — Папа, камеры их все равно видят, и те, кто у камер, тоже.       — Вот и отлично, — оскалился военный медик. — Кушайте!       После еды, дождавшись миссис Грейнджер с работы, семья отправилась на военную базу. Мистеру Грейнджеру очень не понравилось отношение «волшебников» к таким, как он, да и таким, как его дети, тоже, поэтому военный врач готовился обеспечить сюрпризы для всех заинтересованных сторон, а Гарри прогонял настойчиво стоящий перед глазами образ спаренной огневой установки на базе инвалидного кресла.