Осмотрев культи, Фламель недоумевал, почему маги Британии не исправили этого и не дали детям новые ноги, это же так просто? Возможно, дети-инвалиды были попросту никому не нужны. Возможно, по другой причине, которая ему неведома, но сейчас прошло уже слишком много времени.
— Будет больно, — сказал Николас. — Прошло слишком много времени, ваша магия свыклась с тем, что конечностей нет, поэтому может быть очень больно.
— Тогда, может быть, поэкспериментируем на мне? — спросил мальчик. — Я выдержу.
— Нет уж, смотреть, как ты мучаешься? — возмутилась девочка. — Вместе так вместе. Пусть больно, мы выдержим.
— Может быть очень больно, — произнес Фламель, глядя на детей, которые духом были сильнее многих взрослых. — Сделаем так, я вас погружу в сон на первый, самый болезненный этап, а потом вам надо будет потерпеть, пока ноги вырастут. На втором этапе боль будет умеренной и непостоянной, что позволит не сойти с ума.
— Мы выдержим, магистр, — сказали эти двое. — Ради ног мы выдержим все.
Погрузив детей в целительский сон, который больше напоминал кому, Николас Фламель закрепил на культях восстановительные артефакты, а потом, освободив тела от одежды, осторожно опустил каждое в регенерационный раствор, приготовленный на основе эликсира жизни. О том, что процесс начался, свидетельствовало красное свечение контуров артефактов восстановления. Теперь только ждать.
Прошло три дня, и на бывших культях сформировались коленные суставы. Ноги будут немного короче, чем могли бы быть, но это будут полноценные ноги, о чем свидетельствовали медленно растущие ступни, формирующиеся суставы и кости. Фламель проверял этих малышей ежечасно и с каждым днем убеждался в том, что все получится. Вопрос, почему маги в том же Мунго не сделали то же самое сразу после травмы, оставался открытым для алхимика. Представить, что детей в больницу просто не доставили, он не мог, несмотря на весь свой жизненный опыт.
На четвертый день дети очнулись. Первое, что почувствовала Гермиона — зудящую боль в области ног, которые очень хотелось почесать. Почти рефлекторно потянувшись, девочка обнаружила свою наготу и тихо взвизгнула, разбудив Гарри, который сразу же обнял ее, закрывая собой от всего мира. Мальчик, казалось, своей наготы совсем не стеснялся.
— Первый этап закончился хорошо, — сказал вошедший Фламель. — Теперь вам предстоит неделя восстановления — много кушать, делать массаж и не тревожить растущие ноги. Ваша одежда тут.
Быстро одевшись и одев свою Гермиону, Гарри принялся массировать ее ноги, как ему показывал Николас. Алхимику нравился мальчик, воспринимающий все вокруг, как факт, и заботившийся, казалось, только об одном — о комфорте и безопасности своей супруги. В детстве трудно встретить такую заботу детей друг о друге… Скорее, это прерогатива гораздо более зрелого возраста.
— Чтобы вы не пропускали школу, я могу вам рассказать об алхимии и зельеварении, — предложил детям Фламель и сразу увидел такой знакомый огонек жажды знаний в глазах детей.
Этот огонь он видел каждый день в зеркале, этот огонь заставлял его искать новое и постоянно развиваться, ведь путь познания бесконечен. Глядя юным Гриффиндорам в глаза, Николас понимал, что нашел родственные души, поэтому с удовольствием занимался с ними. И дети схватывали даже достаточно сложные преобразования буквально на лету. Возможно, именно это и заставило Фламеля предложить детям ученичество.
— Пока вы учитесь в Хогвартсе, мы будем встречаться на каникулах и общаться посредством пергамента, — сказал Николас. — А после пятого курса буду ждать вас здесь, вот тогда мы сможем многого достичь.
— Ура! — закричали дети, поразившие старого алхимика силой духа и своими умениями.
За свои шесть сотен лет жизни Николас Фламель видел многое, в том числе и очень сильных духом людей. Но вот дети его восторгали всегда. Стремящиеся жить любой ценой, не оставлявшие надежду, идущие к своей цели. Именно дети и сохраняли желание Николаса жить, исследовать и находить новое.
Прошла неделя, и ноги выросли. Они были нетренированными, Гарри и Гермиона еще не умели с ними обращаться, но теперь они могли сами, с помощью тренировок, массажа, достаточно непростой гимнастики, но сами. По расчетам Фламеля, за полгода дети вполне могли научиться ходить, если бы приложили усилия, а в то, что эти двое приложат все возможные усилия, Фламель верил.
***
Плачущий Невилл подошел к мадам Спраут, протягивая ей листок пергамента официального вида.
— Что случилось, малыш? — забеспокоилась женщина, принимая пергамент.
— Они… Он… Они… — Мальчик ничего не мог сказать, и тогда Помона обняла его и вчиталась в то, что было написано в пергаменте.
Мунго извещал, что в связи с остановкой платежей вынужден прекратить поддерживать жизнь в родителях Невилла и приглашает их сына попрощаться. Помона отправила Патронуса к Поппи. В ней теплилась надежда на то, что мадам Помфри сможет поддержать жизнь в двух дорогих сердцу ее воспитанника людях. Поппи согласилась сопровождать их в Мунго, чтобы оценить такую возможность.
Скорбный целитель Даррен, который столько лет пытался вылечить чету Лонгботтом, встретил их у палаты, дарившей надежду единственному сыну безнадежных пациентов. Внезапно в палату вошел Гиппократ Сметвик, и в глазах целителя Даррена на мгновение мелькнул страх, который заметил только Гиппократ, сразу же напрягшись. Ничего не говоря, он наложил большой диагностический круг заклинаний на пациентов, после чего медленно повернулся к целителю Даррену.
— Что это значит? — с угрозой в голосе спросил Главный Целитель, выдернутый с рабочего места медиведьмой Хогвартса, его старинной подругой.
— Что-то случилось? — поинтересовалась мадам Спраут, смотря на то, как целитель Сметвик наступает на съежившегося мистера Даррена.
— Случилось… Уведите ребенка, — приказал Гиппократ. — Поппи, вызывай аврорат. Инкарцеро.
— Что случилось, Гиппи? — спросила взволнованная мадам Помфри, когда рыдающего Невилла увели.
— Продиагностируй, — посоветовал целитель Сметвик, с ненавистью глядя на коллегу-целителя. — Ты, отрыжка выльхи, где настоящие пациенты?
— Погоди, — прошептала Поппи, накладывая диагностику. — Как так?
— Вот и меня интересует, как этот в’грыдбук лечил иллюзии, — выругавшись на тролльем наречии, высказался Главный Целитель.
В глубоком подземелье замка Хогвартс проснулись двое. Они лежали и смотрели друг на друга, вспоминая. Память просыпалась неохотно, будто была заблокирована, но со временем заклинание ослабло. Мужчина смотрел на женщину, медленно узнавая ее, она же узнала мужа сразу.
— Фрэнк? Что мы здесь делаем и где наша одежда?
— Надеюсь, это не ролевые игры, — пробормотал мужчина, выбираясь из каменного саркофага и помогая выбраться жене. — Что последнее ты помнишь?
— Дамблдор наставил на меня палочку… Подожди! Невилл! Что он сделал с сыном? — забеспокоилась женщина.
— Канди! — позвал мужчина, и перед ними возник очень старый домовой эльф, который с плачем принялся обнимать ноги потерянных хозяев. — Принеси нам одежду и палочки. Где мы находимся?
— Вы в Хогвартсе, хозяин, — пролепетал эльф, доставляя указанное.
— Где наш сын? Где мама и кто сейчас в поместье?
— Ваш сын плачет в гостиной своего факультета. Леди Августа погибла, а в поместье предатель крови Элджерон, который думает, что является главой рода.
***
Гарри и Гермиона, разорвав связи директора с замком, не особенно поинтересовались, что это были за связи. Хогвартс питал достаточное количество артефактов как в замке, так и вне его, через связь с директором. Погасли артефакты подчинения, иллюзорные, даже саркофаги, предназначенные для сохранения жизни безнадежно больных, пока готовится лекарство или ритуал. Альбус Дамблдор обнаружил многие разработки Основателей и приспособил их для каких-то своих непонятных целей.
Но отменив подпитку от замка, дети вынудили артефакты тянуть силы из самого Дамблдора. Он был, конечно, сильным магом, поэтому артефакты проработали почти целую неделю, прежде чем схлопнуться, вытянув последнюю каплю магии из ставшего сквибом самонадеянного мага.
