Артуриана

Глава 1. Броселианд Старшие сестры, Моргауза и Элейна, не любили короля Утера Пендрагона, младшего брата легендарного правителя бриттов Амвросия Аврелиана, потому что считали его виновным в смерти нашего отца — герцога Горлойса. Я же была слишком мала, чтобы помнить и чтобы что-то понимать. Поэтому я не любила Утера Пендрагона просто за то, что он не любил меня. Восьмилетняя Моргауза и пятилетняя Элейна были пухленькими, рыжеволосыми, светлоглазыми и напоминали лицом мать, а леди Игрейна, теперь уже — королева Игрейна, — чудо, как хороша! Ни один мужчина не мог пройти мимо, чтобы не обернуться вслед! Статная, с медными кольцами волос, обрамлявших прелестное лицо, на котором сразу же привлекали внимание голубые глаза и открытая улыбка, — а маленький, чуть вздернутый носик и родинка на щеке придавали очарования и женственности. Сестры их унаследовали. Мне же было три года: худенькая, смуглая, черноволосая, — я пошла лицом в лорда Горлойса и потому не нравилась Утеру. Ходили слухи, — разумеется, я опять-таки была слишком мала, чтобы понимать их, слышала, запоминала, но не понимала, — что, увидев леди Игрейну, в то время еще супругу герцога и мать троих его дочерей, Утер возжелал красавицу настолько сильно, что буквально не давал ей прохода, однако леди Игрейна была непреклонна. Тогда король призвал ко двору Мерлина, могущественного волшебника и друида, пообещав тому золотые горы, если поможет заручиться благосклонностью красавицы, и Мерлин дал согласие. Думаю, он уже тогда знал, что за этим последует, и потому научил Утера выманить Горлойса на битву, где тот пал, сраженный вражеским мечом. А после король пожаловал к вдове: Мерлин сделал его неотразимым, чары волшебника были велики! Вскорости понял Утер, что ему мало любви Игрейны, нет, он желал видеть ее рядом с собой на троне, хотел, чтобы корнуолльская красавица стала королевой и матерью его детей. И вот так она сделалась женой короля. Однако наследники никак не рождались, прошел слух, что Утер бесплоден — никто не слышал о законных его детях, да и о бастардах тоже. И снова был призван Мерлин ко двору. Он выслушал просьбу своего господина, покачал головой, усмехнулся в бороду. — Возможно ль то? — громовым голосом прервал Утер его размышления. — Возможно все, мой король, — откликнулся Мерлин. — Но жизнь за жизнь, иначе не бывает. Король, знавший лишь свои желания, беспечно пропустил слова волшебника мимо ушей, легко согласившись на сделку с колдуном. — Что хочешь ты в награду? — поинтересовался Утер. — Позволь, когда младенец родится, забрать его и воспитать как мага и друида, — почтительно склонив голову, попросил волшебник. Утер задумался, а после кивнул. В конце концов, король-друид, король-маг — это не так уж и плохо! Маги могущественнее простых людей, а Утер желал своему сыну великого могущества. Поздней ночью в глухом лесу Мерлин провел ритуал, расставив кристаллы вокруг древнего древа, того, которому поклонялись друиды. И вскоре леди Игрейна сообщила мужу, что ждет ребенка. Утер не помнил себя от счастья, а уж когда родился мальчик, крепкий здоровый малыш, лицом, как две капли воды, похожий на мать, радости короля не было предела! Но Игрейна умерла родами, ни придворные колдуны, ни лекари не могли спасти королеву, как ни старались. И понял тогда Утер, что значили слова волшебника — жизнь за жизнь. И гнев закипел в его сердце не против одного Мерлина, но против всего племени чародеев. Решил он, что ни за что не отдаст сына, столь дорого ему доставшегося, на воспитание друидам, ни за что не позволит сделать из мальчика мага. Новорожденный брат не вызывал у меня каких-либо чувств, он казался беспрестанно кричащим свертком, да еще Элейна шарахалась от младенца, повторяя, что он — убийца нашей матери. И лишь хитрая Моргауза нянчилась с малышом, приговаривая, что однажды тому быть королем, а значит, с ним следует дружить. Мы не отличались прозорливостью старшей сестры и дружить с новорожденным принцем не желали. Такова предыстория, а теперь подхожу к тому дню, когда все началось, — мне едва исполнилось четыре. Был темный сумрачный вечер, пришла гроза. Фиолетовые молнии зловеще озаряли и без того мрачные башни замка. Да, в те годы Камелот был еще угрюмой твердыней, не имеющей ничего общего с тем чудесным дворцом, каким стал он в годы правления Артура. Мы с сестрами смотрели в окно на капли дождя, молотившие по крышам и по брусчатке на площади, на черные тучи, мчавшиеся по небу, словно тени демонов Самайна. Послышался стук копыт, показался одинокий всадник, мы вытянули шеи — кто может ехать в такую погоду! Вскоре мы увидели его: длинный дорожный плащ с капюшоном, лица не видно. Но вся фигура проникнута каким-то странным величием, да и лишь воистину великий человек мог править таким конем — крупный черный жеребец, длинноногий, каждое копыто — с голову младенца. Я почему-то представила, что таким копытом он запросто мог проломить голову моему вечно кричащему братцу. То был Мерлин. Стража пустила его во дворец, и он остался ждать встречи с королем в приемной зале. Утер приветствовал волшебника холодно, но вежливо, поинтересовавшись целью его визита в Камелот. — Разве ты забыл наш уговор? — усмехнулся волшебник. — Мой король, я пришел за младенцем. Чтобы забрать дитя. Утер помолчал, глубокая складка пролегла меж его нахмуренных бровей. Король тяжело опустился на трон и поднял глаза на гостя. — Вот что, чародей, — произнес он, наконец, и тон короля не предвещал ничего хорошего. — Ты обманул меня, забрав жизнь любимой жены. Вы, маги, приносите людям лишь зло и страдания, пользуетесь силой себе во благо! И потому не желаю, чтобы мой единственный сын и наследник рос магом! Забудь об этом, Артура ты не получишь! А чтобы не говорили, что Утер Пендрагон нарушил слово, — можешь взять любую из дочерей Игрейны. Мы договаривались, что ты возьмешь ребенка моей жены, — так получай. Услышав эти речи, Мерлин покачал головой и затряс бородой: его не интересовали безродные девчонки, ему нужен наследный принц! Будущий легендарный король, предсказанный звездами! Но Утер уже приказал привести девочек. И тогда я впервые увидела Мерлина. Он был уже не молод, но и не стар, хотя, возможно, просто не имел возраста. Ходили слухи, что ему сотни лет, а выглядел он младше того же Утера, в чьей бороде уже достаточно седины. Борода Мерлина длинна, но не седая, глаза глубоко посаженные, колдовские, смотрели умно и проницательно. Волшебник был высоким, худым и жилистым, однако мускулы на обнаженных руках друида выдавали, что он весьма силен и недурно владеет мечом. Мы трое были одеты в праздничные белые платья, хорошо причесаны, наши волосы по такому случаю служанки заплели в косы. Смешливая Моргауза сама подошла к Мерлину, поклонилась и улыбнулась. Он, покоренный ее обаянием, опустился на колени, положил руки на плечи девочки и посмотрел ей в глаза. После поднялся и приблизился к Элейне. Та, еще совсем малышка, робко попятилась. Мерлин ласково взял ее за руку и всмотрелся в лицо. Потом снова покачал головой, поднялся и обратился к Утеру. — Эти девочки будут хорошими женами и матерями. Отдай их замуж за добрых королей. Мне они не нужны. — Посмотри чернявую, — предложил Утер, не сдаваясь, — У нее недобрые глаза, как есть ведьма! — Если каждую, у кого недобрый глаз, принимать за ведьму, — вздохнул Мерлин, однако все же неохотно приблизился и опустился на колени передо мной. Я смотрела мрачно, исподлобья, не улыбалась, чувствуя угрозу. Мерлин положил руки мне на плечи, вгляделся в самую глубину зрачков. А после на лице его отразилось изумление. Он снова приблизил лицо к моему, его глаза полыхнули вдруг фиолетовым огнем. И присутствовавшие в зале в тот день говорили, что мои полыхнули в ответ. Повисло долгое молчание, казалось, чародей потрясен и отказывается верить увиденному! — Ну, что там? — нетерпеливо заторопил Утер. — Что? Мерлин поднялся и повернулся к королю, его лицо светилось неожиданным торжеством. — Сила, — ответил он взволнованно, — Сила такая, какой не было раньше! Она превосходит наставницу Ниниану, досточтимую леди Озера! Она может превзойти и меня однажды… Эта девочка — негранёный алмаз! — Я ж говорю — ведьма, — довольно хмыкнул Утер. — Забираешь? По рукам? — По рукам, Ваше Величество, — радостно кивнул волшебник. — Отлично! Старшая пусть остается здесь, у нее хорошо получается приглядывать за Артуром. Чуть подрастет — найду ей мужа, девочка прехорошенькая, вся в мать. А Элейна пусть возвращается до поры в Корнуолл, как повзрослеет, сыщем жениха и ей. Я шмыгнула носом, даже будучи совсем крохой, поняла, что король задумал разлучить сестер. — Дитя, — Мерлин снова вернулся ко мне и опустился на пол, так чтобы его лицо оказалось на одном уровне с моим. — Ты поедешь со мной. Через моря, в волшебные земли, там, глубоко в лесах Броселианда скрыто от глаз место, где юные воспитанницы, подобные тебе, обучаются волшебству. Мы называем их феями. Скоро ты станешь одной из них, пока — самой младшей. Но однажды — самой могущественной, ибо силы, что скрыты в тебе — не знают равных! Я не поняла его слов, знала лишь, что мне предстоит покинуть Камелот. Что ж, мрачный замок никогда мне не нравился. Через некоторое время Элейна отправилась в родовой удел нашего отца, а меня посадил на своего вороного коня волшебник-Мерлин, укрыл теплым плащом, и мы оставили позади королевский дворец. Конь летел, будто по воздуху, дух захватывало от быстрой скачки! Но несмотря на это, путь до моря занял не один день. Море поразило меня — никогда не видела столько воды! Серое и холодное, изменчивое, вечно волнующееся — оно было прекрасно и тронуло мое сердце. Мы сели в лодку, пролив, отделявший нас от материка, был небольшим и уже совсем скоро оказались мы на берегу, откуда добрались до лесов Броселианда. Лес околдовывал: едва ступаешь под его сень — чувствуешь тайну, волшебство, словно завеса, отделяющая мир людей от колдовского, приподнимается и ты попадаешь в другую, неведомую прежде страну. Заметив, как я восторженно озираюсь по сторонам, Мерлин усмехнулся в бороду. — Не всем дано это познать. Обычные люди, оказавшись в Броселианде, чувствуют себя так, как если бы они просто попали в лес. Красивый, таинственный, загадочный лес. Но лишь мы, те, кому открыты магические силы, чувствуют то же, что ты сейчас. Потому что ты — волшебница, девочка, могущественная волшебница. Магия живет в тебе с рождения… И снова меня удивили его слова, никогда не думала, что я волшебница, никогда не замечала за собой способностей, которых не было у других людей. Каким-то образом, Мерлин снова прочитал мои мысли. — Ты еще слишком мала, дитя, — заметил он, — Магия проявляется лишь у взрослых. Сейчас тебе нужно будет лишь слушать, лишь впитывать эту атмосферу, запоминать наши слова, заучивать заклинания наизусть, не понимая слов, их смысла. Но однажды ты станешь великой колдуньей и имя твое люди запомнят на века. Мне понравились его слова, хотелось быть настоящей колдуньей, хотелось быть сильной и что-то значить! Я бы могла спасти маму, защитить отца от короля Утера! Много чего можно было бы сделать… Некоторое время спустя мы спешились, наконец, у небольшого озера, никогда еще не видела я столь чистой воды: словно зеркало, неподвижная, прозрачная — как кристалл. — Это — Зеркало фей, — пояснил Мерлин. — Озерцо маленькое, но здесь порхают малышки феи и ши, дриады, эльфы, — все приходят сюда. Здесь они купаются, расчесывают свои длинные волосы, у кого-то они золотистые, у кого-то серебряные, а у кого и зеленые, словно тина. — Как красиво! — воскликнула я. Это были первые слова, которые я произнесла с тех пор, как выехала из Камелота. Захотелось немедленно зачерпнуть и напиться этой прозрачной воды, но едва попыталась, как Мерлин, угадав столь явное намерение, тут же остановил меня. Его рука крепко сжала мое плечо. — Осторожнее, Моргана! — наставительно произнес он. — Нельзя пить из этого озера. Вода, что течет здесь, отнимает память. Раз испив ее, ты не вспомнишь уже ничего. Исчезнут твои воспоминания о матери, которых и так немного. Ты забудешь Камелот, забудешь, кто ты. Разве хочешь этого? Испуганная, я шарахнулась назад. Ни за что не хотела забыть мать! Королева Игрейна была единственным человеком, к которому я чувствовала нечто похожее на любовь, и я не знала, полюблю ли еще когда-либо впредь. — Моргана, Моргана, — услышала я вдруг тоненькие мелодичные голоса, казалось, они призывали меня! Но кто это говорил? Изумленная, я обернулась, но по-прежнему никого не увидела. Здесь были лишь я, да волшебник, что привел меня в колдовской лес. — Ты слышишь голоса тех существ, что порхают сейчас над озером. Они приветствуют и зовут тебя! — Но откуда они знают мое имя? — еще больше удивилась я. — Местные феи и эльфы обладают чудесной особенностью — неважно, где ты находишься, стоит тебе собраться в Броселианд, как они уже знают о визите, уже ждут и радуются твоему приходу. Ничего себе! Пораженная его словами, я снова обернулась к водной глади, как жаль, что не вижу их, не могу разглядеть чудесных существ, которые знают меня, в то время, как я не знаю их! Зачарованная красотой волшебного озера, я не заметила, как она подошла. Ее шаги были легкими и неслышными, она грациозно ступала по зеленой траве Броселианда. Длинные темные волосы распущены по плечам, а глаза — большие и настолько синие, что казалось, светятся изнутри. На ней длинное белое платье, свободное, широкое, не сковывающее движений. Она была прекрасна. — Госпожа, — Мерлин поклонился женщине, та поклонилась в ответ. — Ну, здравствуй, малышка, — женщина ласково улыбнулась мне, удостоив взгляда синих глаз, — Кого ты привел на этот раз, великий маг? — Новую ученицу тебе, — Мерлин тоже улыбнулся. Даже я, будучи совсем ребенком, не могла не заметить, с какой нежностью, с каким восторгом смотрел он на эту женщину. — Знакомься. Это — леди Моргана, дочь королевы Игрейны, падчерица короля Утера. — Королевская дочь? — женщина поморщилась. — Так-то Утер отплатил за помощь! Он же обещал наследного принца! Почему же ты привел эту девчонку? — Потому что она — редкое сокровище, — спокойно и терпеливо отвечал Мерлин. — Девочка полна колдовской силы, она струится в ее крови. Сила, превосходящая твою. Сила, превосходящая мою. Она станет великой колдуньей однажды, и нам нужно успеть воспитать ее, чтобы не пропустить восхождение. — Неужели? — женщина удивленно подняла брови, а потом опустилась на траву рядом со мной. — Моргана, познакомься, это — твоя наставница, — между тем невозмутимо продолжил Мерлин. — Ниниана, Владычица озера. Самая могущественная колдунья из ныне живущих. Она будет обучать тебя. Ниниана заглянула мне в глаза, а потом по ее телу пробежала дрожь, взволнованная, она вдруг отшатнулась и резко поднялась. — Да, девочку нужно обучать. Такую силу нельзя оставлять без контроля. Идем, дитя, — приказала она. — Идем со мной. И я безропотно последовала за ней, доверяя незнакомой женщине. Мы оставили Мерлина у колдовского озера, а сами пошли дальше, в лесной дом Нинианы, где она познакомила меня с феями — такими же малышками, как я, обучавшимися колдовству. Через некоторое время я узнала, что Мерлин и Ниниана искали детей, одаренных магическими способностями, искали, чтобы обучать, в надежде вырастить себе достойную смену. Большинство девочек, вырастая, оказывались неспособными к этому занятию, и лишь единицы становились ведьмами и колдуньями. Так началась моя удивительная жизнь в Броселианде, и скоро-скоро забыла я Камелот, короля Утера и сестер, малышки феи стали моими новыми сестрами, а Ниниана заменила мать. В то же время, несмотря на ее заботу и терпение, я не чувствовала, что Владычица озера любит меня. Она как будто опасалась, даже побаивалась, старалась не приближать к себе, и это отчуждение навеки осталось между нами, а когда я стала взрослой, лишь усилилось. С утра до вечера Ниниана и ее помощницы, старшие девочки, показывали нам травы, исцеляющие хвори, говорили, как определить судьбу при помощи звезд и луны, учили читать по линиям ладони, видеть будущее в кристаллах и, конечно же, рассказывали заклинания, которые мы записывали, для чего пришлось освоить грамоту, и заучивали наизусть, бесконечно повторяя про себя непонятные слова на незнакомом языке. В их чуждом звучании было что-то умиротворяющее, что-то дающее спокойствие и уверенность. Проходили дни. Обучение казалось полной бессмыслицей, мы приобретали навыки, которые не могли использовать, ведь магические способности ни у кого из нас так и не проявились. Часами глядя в кристалл, я не понимала, почему ничего не вижу на его блестящей поверхности. А потом, когда одна из девушек, Гвиннет, достигла четырнадцати — возраста проявления способностей к колдовству, — все вместе собрались мы в лесу вокруг костра на колдовской ритуал. Пожаловал и Мерлин, он нечасто посещал нас. Ниниана вышла в центр круга и прочла заклинание — костер вспыхнул ярче, фигуры людей, птиц, животных, сотканные из искр, закружились над ним в колдовском танце. Что за удивительное зрелище! Пораженная, я смотрела во все глаза. Тогда Ниниана сделала шаг назад и Гвиннет заняла ее место. Девушка повторила заклинание, и снова, и снова произносила она те же слова… однако ничего не происходило. Волшебство исчезло. Искры растаяли. Мы поняли, что это значит, даже я, будучи крохой, догадалась: у Гвиннет нет дара. Ей придется уйти, покинуть дом Нинианы. Ее обучение окончено. Ну а мне предстояли долгие-долгие годы под сенью Броселианда, прежде чем можно будет судить о моих способностях к волшебству. Прежде чем пророчество Мерлина о моем великом будущем сбудется. Или, чего я очень боялась, не сбудется. Глава 2. Артур и Ланселот Прошло еще семь лет, прекрасных семь лет моего обучения в Броселианде, прежде чем снова увидела я своего брата Артура. Оказавшись в то раннее весеннее утро на поляне, где Ниниана обычно проводила занятия с феями, я увидела незнакомого мальчика, розовощекого, крепкого. Хотя он явно младше меня, ростом почти догнал: я была очень маленькой и худой. Его золотисто-русые волосы напоминали волосы матери. И вообще, если приглядеться, Артур унаследовал ее черты, в нем почти ничего от короля Утера! — Вот, Моргана, — улыбнулась мне Ниниана, подводя мальчугана ближе, — Знакомься, твой брат Артур, наследный принц Камелота. Не отличавшаяся приветливостью, я мрачно смотрела на мальчика, но тут он улыбнулся очень доброжелательно, взял за руку и вдруг сказал: — Пойдем играть! Мне хотелось вырвать руку, но еще больше хотелось играть, ведь я тоже пока была ребенком. И мы, весело смеясь, побежали по лесным тропинкам, я показала Артуру Зеркало фей и тайный мост через ручей, где частенько встречались Мерлин и Ниниана. По словам моих старших подруг, именно здесь, на этом мосту, они впервые признались друг другу в чувствах. Но правда это или выдумка — кто разберет! Позднее я узнала, что Утер все же согласился отдать Артура на воспитание Мерлину. В Камелоте становилось небезопасно, то тут, то там вспыхивали заговоры против короля, и Утер решил, что лучше, не дожидаясь беды, отдалить сына от двора, пока все не уляжется. Кроме того, никто не мог дать будущему королю больше знаний, чем друиды. Утер понимал это и потому, скрепя сердце, согласился, наконец, с доводами Мерлина. Сам Артур расценивал свою добровольную ссылку, как приключение, он был весел и любознателен, бегал по лесным полянам с моими подружками-феями, внимательно слушал наставления Мерлина. Незаметно пролетели еще три года, мне исполнилось четырнадцать, моему брату — десять. Он все еще был ребенком, мальчиком, в то время как я уже становилась девушкой, хотя в силу природной худобы, не обладала женственными округлостями, которые можно было наблюдать у других фей. Когда наступил день инициации, я волновалась: на меня надели длинное просторное платье, как те, что носила Владычица озера, распустили волосы, украсили голову венком из лесных цветов, и подруги, вместе с братом, проводили меня на поляну, где уже горел костер и ждали Ниниана и Мерлин. Наш путь лежал мимо Зеркала фей, и я давно уже могла различать светящиеся в темноте легкие силуэты, носившиеся над прозрачной поверхностью. Феи, эльфы и голубые огоньки-ши, — они были удивительны, а неподготовленный человек и вовсе решил бы, что в нашем мире такое невозможно! В волнении я подошла к костру. — Не бойся, ты справишься, — прошептал Артур мне вслед. По какой-то неведомой причине маленький брат испытывал ко мне симпатию, хотя я была к нему равнодушна, как прежде. Сейчас все мысли были лишь о колдовском экзамене, что мне предстоял. Ниниана снова прочла заклинание, колдовские фигуры замелькали над костром, родившись из его пламени, а потом я заняла ее место. С детства помнила слова Мерлина, что вырасту величайшей волшебницей, эта мысль плотно укоренилась в моей душе! И все-таки, я волновалась. Прочла побелевшими губами заклинание — ничего. Новые фигуры не возникли, те, что вызвала магия Нинианы, постепенно таяли, растворяясь в темноте ночи. Я снова прочла заклинание — и снова ничего. Растерянная, подняла глаза и встретилась взглядом с такими же растерянными Нинианой и Мерлином. Повисла тишина. Неужели, я не способна к колдовству? Неужели, наставники ошиблись? Неужели, мне придется уйти? Тишина воцарилась такая, что слышно было, как шелестят крылья фей над поверхностью Зеркала. — Это неправда! — крикнул маленький Артур, — Неправда! Она может колдовать… Мерлин взглянул на Ниниану. — Возможно, сегодня что-то пошло не так, нужно дать ей шанс, — неуверенно начал волшебник. — Здесь все равны, — твердо возразила Ниниана. Я решила не дожидаться, пока они окончат споры, выбирая мою судьбу. Решила уйти сама, прежде чем меня прогонят, повернулась и бегом бросилась прочь. Щеки мои полыхали от только что пережитого стыда. Не знаю, как долго бежала, но остановилась лишь, когда совсем выдохлась. Меня окружал темный, незнакомый лес. Но это был все тот же Броселианд, и я не боялась его. Присела в корнях большого дерева, стараясь отдышаться, и довольно скоро заснула. Проснулась с рассветом, попила воды из ручья, ею же умылась, пригладила волосы. Огляделась по сторонам: эта часть леса, мрачная, непроходимая, была мне совершенно незнакома, я понятия не имела, где оказалась. Выбора не было, поэтому просто побрела, куда глаза глядят. Шла я довольно долго и успела порядком устать, прежде чем лес расступился, и передо мной открылась гладь неизвестного озера. На его берегу возвышался красивый каменный дом, не замок, но почти дворец. Подумав, что возможно, богатые люди, живущие здесь, сжалятся над голодной скиталицей, — а проголодалась я изрядно, — и дадут краюху хлеба, приблизилась к дому, перелезла через невысокое каменное ограждение, окружавшее усадьбу, и оказалась вдруг в прекрасном саду. Пораженная невиданными цветами: яркими, крупными, поистине роскошными, — даже не представляла, что подобное великолепие бывает, — застыла, раскрыв рот от изумления, в миг забыв о голоде и усталости. Не знаю, как долго пребывала я в этом оцепенении. — Кто ты и что тебе тут нужно? — услышала я позади мужской голос и обернулась. Неподалеку стоял юноша, еще совсем молодой, не старше меня, почти подросток. Как выяснилось позже, мы и правда оказались ровесниками. У него были большие темные глаза, темные кудри и очень красивое, нежное лицо, немного женственное в силу возраста, мужественность еще не проступила на нем. Никогда не видела я столь красивого юноши, и вообще, из мужчин мне довелось видеть лишь Мерлина, малыша Артура, да крестьян, что иногда захаживали к Ниниане, просить об исцелении от недугов. Все они были грязными, в лохмотьях, нечесаными и часто нездоровыми, потому, в сравнении с ними, этот юноша показался мне чудесным видением. Надо заметить, однако, что и потом, много лет спустя, когда я стала женой и королевой, когда видела перед собой множество рыцарей, один другого лучше, никто так и не сумел затмить красоты этого удивительного лица, никто не сумел занять его места в моем сердце. Влюбленность впервые постучалась ко мне, и я стояла, не в силах вымолвить ни слова, как если бы проглотила язык. — Ты что, немая, девушка? — снова спросил он. Я помотала головой и продолжала смотреть на него во все глаза, не в силах отвести взгляда. Повисло молчание, он тоже с интересом рассматривал меня, хотя вряд ли я являла собой картину столь привлекательную — перепачканная после ночи в лесу, растрепанная, да и в общем нельзя сказать, чтобы я отличалась красотой: пока я была лишь гадким утенком, которому возможно предстояло стать лебедем однажды. — Ланселот! — раздался женский голос со стороны дома. — С кем ты там говоришь? — Здесь какая-то девушка, матушка, — откликнулся юноша, которого назвали Ланселотом. — Она все время молчит, может, не знает нашего языка… — Я знаю язык, — подала, наконец, я голос, сбросив оцепенение. — Мое имя — леди Моргана. Я — падчерица короля Утера Пендрагона. Каким-то шестым чувством поняла, что здесь будет уместнее сказать об Утере, чем о Мерлине и Ниниане. — О, какие знатные у нас гости, — воскликнула женщина, приблизившись. На вид ей было чуть за тридцать, но она была все еще хороша собой — белая кожа, темные глаза, светлые, почти белокурые волосы. — Леди Моргана, добро пожаловать в поместье Компер! Рада принять вас в моем скромном доме. — Леди Моргана, — Ланселот поклонился, — Позвольте представить вам мою матушку — леди Вивиану, хозяйку поместья Компер, дочь герцога Димоса и Владычицу озера! — Но… — возразила было я, — Владычица озера — Ниниана! — Возможно, у нас разные озера, — примирительно улыбнулась Вивиана. — Это озеро — мое. Ты уже познакомилась с моим приемным сыном, Ланселотом. Он снова кивнул, и я покраснела, что не укрылось от глаз заботливой матери. Леди Вивиана спрятала усмешку, потом вежливо предложила зайти в дом. Меня поразила роскошь внутреннего убранства Компера — долгие годы я не видела ничего, кроме убогой хижины Нинианы, а воспоминания о Камелоте почти стерлись. И однако, даже в замке Утера Пендрагона, не припомнила бы я такого богатства: столы и стулья с резными ножками, гобелены на стенах, дорогая посуда, — без сомнения Владычица озера была весьма знатной дамой! Мне предложили вкусный обед, но, к сожалению, я почти ничего не могла проглотить, настолько сильно взволновало меня присутствие Ланселота. Сердце билось все чаще и чаще, а через некоторое время я вдруг почувствовала странное покалывание в ладонях. Никогда прежде не испытывала ничего подобного. — Как получилось, что королевская падчерица оказалась в нашей глуши? — поинтересовалась Вивиана, подкладывая еще кусок сытного пирога, самого вкусного из тех, что доводилось мне пробовать. Ланселоту повезло с матерью! Да и вообще, повезло, что его мать жива, в то время как моя оставила этот мир. — Сейчас здесь проходит обучение его сын Артур, — пояснила я, — И меня взяли заодно. Мне не хотелось рассказывать о колдовстве, не хотелось, чтобы эта красивая знатная дама и ее чудесный сын считали меня ведьмой. Покалывание в ладонях между тем усиливалось. — Ланселот, покажи леди Моргане сад, — сказала Вивиана, после того, как обед завершился, и я почувствовала, что вот-вот задохнусь от радости. Ланселот охотно предложил мне руку и вывел в сад, он показывал ухоженные дорожки, красивые цветы, а заодно говорил о себе и своей жизни. Узнала я, что леди Вивиана не была ему родной матерью. Настоящих родителей убили в междоусобных распрях, а ей подбросили младенца, в то время, как путешествовала она в тех краях Аморики. Вивиане полюбился малыш, и, не имея детей собственных, она решила оставить младенца. Приемного сына звали Галахад, но она дала ему новое имя, более звучное, и нарекла Ланселотом. Я молча согласилась, что оно идет ему куда больше. — Я собираюсь в Камелот, — он остановился напротив и заглянул мне в глаза, отчего мое сердце сжалось, — Хочу стать рыцарем, уже сейчас много тренируюсь, учусь искусству боя, уверенно держу меч. — Тебе нужно будет сперва подрасти, — смущенно заметила я, — Вижу, что ты пока еще слишком юн. Для рыцаря. — Несомненно, прекрасная дама, — он серьезно кивнул, — Пройдет несколько лет, прежде чем я покину матушку. Однако хотел спросить тебя, каков король Утер на самом деле? Неужели, все что о нем говорят — правда? — А что о нем говорят? — Что он суров, коварен, опасен, что настоящий тиран. — Возможно так и есть, — я пожала плечами. — Меня отдалили от двора, когда я была совсем малышкой, я плохо помню своего отчима. Но матушка любила его, может, король Утер не так и плох. — А может, его сын будет лучше, — задумчиво заметил Ланселот. — Все может быть, — кивнула я. — Благодарю тебя, прекрасная дама, — он снова поклонился, а после прижал мою руку к губам. И тут я вдруг ощутила, что покалывание в ладонях стало нестерпимым, казалось, кровь кипела, нет, не кровь, а жидкий огонь бежал сейчас по моему телу, настойчиво требуя выхода! — Простите, мне нужно покинуть ваш дом, — резко бросила я. — Передайте мою благодарность леди Вивиане. С этими словами я рванулась прочь, одним махом перелетела через ограду и бегом помчалась назад к лесу. — Куда же ты, леди Моргана! — крикнул он мне вслед, кинувшись было за мной, но я даже не обернулась. Мчалась к лесу, будто потеряла рассудок, словно обезумевшее раненое животное. Чувствовала невыносимое жжение в голове, в глазах, в груди, во всем теле — не знала, что делать и как долго смогу с этим справляться. Не помню, как вышло, но я оказалась на главном тракте, что пересекал лес и помчалась со всех ног обратно, к дому Нинаны. Начались сумерки, когда я, задыхаясь, измученная невыносимым жжением, добежала до места, где в этот час всегда собирались для совершения вечерней молитвы феи и сама Ниниана. На поляне горел костер, вокруг него сидели наставница, учитель Мерлин и мои подруги. Я резко остановилась, они, услышав топот, обернулись и застыли, глядя на меня с изумлением: я являла собой весьма неприглядное зрелище — взлохмаченная, с лихорадочно горящими глазами и щеками, почти безумная, в перепачканном платье, которое теперь уже было не белым, а серым, пыльным и рваным по подолу. — Моргана! — Ниниана приподнялась. — Что с тобой? Где ты была? — Где ты была? — пискнул за ней Артур, и в его голосе послышались королевские нотки. Я хотела рассказать им о том, как пересекла лес, как попала в дом Владычицы озера, как познакомилась с Ланселотом. Ланселот… при мысли о нем сердце снова тревожно вздрогнуло, и тут я осознала, что не могу больше сдерживаться: не понимая, что делаю, вскинула руки — и ослепительное пламя вырвалось из моих ладоней. Подобно драконьему огню, оно сжигало все вокруг, феи испуганно бросились врассыпную, хорошо, мне удалось никого не задеть! Поток огня, казалось, был бесконечным, а когда, наконец, прекратился, я без сил упала на траву, с ужасом глядя на обожженные кисти рук. — И ты говоришь, у нее нет магии? — Мерлин неодобрительно взглянул на Ниниану и покачал головой. — Не знал, что ты владеешь огнем, девочка! Это не свойственно никому из нас, но лишь тем, кто повелевал землей прежде… Неясно, откуда этот дар перешел к тебе. Возможно, ты из их расы, одна из них. Небесный огонь… Надо же! Но не бойся, ты научишься его контролировать, а не научишься — сожжешь себе руки. Так что выбирай. Он опустился на траву рядом со мной и бережно осмотрел мои ладошки. — Кендра, — позвал он одну из моих подруг, — Принеси-ка мазь, ту, что от ожогов, сейчас мы быстро исцелим нашу Моргану. Кендра метнулась к дому, а я беззвучно плакала от боли и пережитого ужаса. Вечером, когда мы вернулись к хижине и всем уже было ясно, что я продолжу обучение, перед сном мы вдвоем с Артуром сидели на поляне. Пользуясь тем, что брат еще ребенок и вряд ли поймет многое из того, что я скажу, решила поведать ему историю о том, как побывала в доме леди Вивианы, как оказалась на берегу чудесного озера, какие видела цветы. И о том, как познакомилась с Ланселотом. Малыш слушал, раскрыв рот, так, будто я рассказывала занимательную волшебную сказку. Однако, когда дошло до описания чувств, охвативших меня при встрече с юношей, когда сказала, что это было в точности, как в легендах, где принцессы встречают своих верных рыцарей, Артур вдруг нахмурился, а потом решительно прервал меня. — Нет, — заявил он, неожиданно твердым для ребенка голосом. — Нет, так быть не может! — Почему? — удивилась я. — Потому что я — твой рыцарь. А ты — моя принцесса, — ответил Артур. — Когда вырасту, женюсь на тебе! Я от души рассмеялась и ласково обняла мальчика за плечи, но он обижено отстранился. — Почему смеешься? — Потому что ты не понимаешь, что говоришь. — Я все понимаю! Понимаю! И когда стану королем — обязательно женюсь на тебе! — Нет, не женишься, — я покачала головой. — Почему? — Во-первых, королю не так-то просто выбрать себе жену. Во-вторых, потому что я старше тебя, а вокруг будет полным-полно молодых красавиц. Ну и в-третьих, потому что я — твоя сестра. А на сестрах не женятся. — А я — женюсь! — возразил он. Решила не спорить, в конце концов, он был еще слишком мал и слишком упрям, чтобы подобные споры имели смысл. Но что-то подсказывало, наверное, это были зарождавшиеся магические силы, что любви моей к Ланселоту не суждено стать счастливой, но не знала тогда, как именно все случится. Время шло, Артур взрослел, меня удивляло, что когда ему исполнилось тринадцать, и он превратился в подростка, то и тогда не обращал внимание на моих более привлекательных подружек, белокурых, розовощеких, обладавших женственными формами. Он по-прежнему следовал за мной, будто прикованный невидимой цепью. И я все ждала, когда это пройдет, ждала, когда он превратится в юношу и забудет меня, но так и не дождалась: Мерлин отдал Артура в обучение старому сэру Эктору, добропорядочному рыцарю, который мог стать наилучшим наставником для принца. Артур уже знал, как быть друидом, теперь ему предстояло научиться, как быть королем. За эти годы лишь несколько раз видела я Ланселота, все больше случайно, но с Артуром молодому рыцарю так и не довелось столкнуться. Моя любовь не уходила, она разгоралась в сердце, иногда затмевая даже желание стать самой сильной колдуньей на свете. А потом Ланселот покинул наши края — он отправился добывать рыцарскую славу и искать себе место при дворе. Прошли годы, прежде чем нам довелось свидеться вновь. Глава 3. Меч в камне Так пролетело еще несколько лет, мне исполнилось девятнадцать. Обучение было окончено, и мне предстояло вернуться ко двору, чтобы король Утер определил мою дальнейшую судьбу. Однако, сложилось иначе. Я уже собрала нехитрые пожитки, простилась с наставницей и подругами, коих осталось совсем немного. На их место пришли новые маленькие феи, которые тоже покинут этот гостеприимный дом однажды. Ночью я проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо. Вокруг тьма — хоть глаз выколи! — Моргана! Моргана, проснись! — услышала я сквозь сон, открыла глаза, не понимая, что происходит, и с трудом разглядела в темноте лицо учителя Мерлина. — Что случилось? — откинув одеяло, я села на своей жесткой лежанке. — Вставай и собирайся, мы немедленно отправляемся в Камелот. — Что?! — вскричала я, — Но почему сейчас? Ведь ночь! И мы же собирались выезжать только через два дня! — Прилетел сокол. Мои люди при дворе сообщили, что король Утер скончался. — О боги, — воскликнула я. — Как это вышло? Он был убит? — Нет, полагаю, он умер своей смертью, его земной путь завершился, — на лице Мерлина отразилась печаль. Он был странно привязан к королю, несмотря ни на что, — По крайней мере, мне не говорили об ином. Но нужно торопиться. Лорды накинутся сейчас на Камелот, как собаки на мясо, нам нельзя этого допустить! Мы должны сделать так, чтобы на трон сел Артур. Законный наследник. Будущий великий король. — Почему ты считаешь, что он станет великим королем? — с искренним любопытством спросила я. — Не я считаю, но звезды, — ответил чародей. — Поднимайся. Мы выезжаем. Нельзя терять ни минуты. Судьба всего Альбиона в наших руках! Повинуясь его железной воле, я быстро оделась, заплела волосы, благо мои вещи уже были собраны, и мы пустились в путь, не останавливаясь нигде, стараясь поспеть в Камелот, как можно раньше. В душе моей, однако, наравне с волнением царило и ликование: мне не терпелось оказаться во дворце, где возможно я смогу вновь встретить дорогого моему сердцу Ланселота. Кроме того, хотелось помочь брату воцариться в королевстве, чтобы он мог стать лучшим из правителей, как и было предсказано. Меня радовало, что в отличие от Утера Пендрагона, не любившего младшую дочь жены, брат относился ко мне доброжелательно. Возможно, он уже успел забыть свою детскую влюбленность, но мог стать моим другом и верным союзником. Мы прибыли в Камелот, чтобы едва-едва успеть на погребальную церемонию короля, сразу после которой предприимчивые родичи уже назначили турнир, дабы определить нового правителя этих земель. Разумеется, они всячески гнали мысль о законном наследнике, сгинувшем неизвестно где. Никогда не забуду момент, когда начался турнир: столько славных рыцарей билось за право стать во главе королевства! Я стояла за забором и пыталась разглядеть хотя бы среди оруженосцев моего Ланселота, но так и не увидела. Заметила зато рослого стройного парня, светловолосого, очень крепкого. Он был в штанах, крашеной рубахе и простом плаще — так одевались оруженосцы достаточно знатных людей, и вскоре я поняла, почему он так одет: он был оруженосцем сэра Кая, славного рыцаря и одного из ближайших претендентов на престол, дальнего родича короля Утера. Парень обернулся, и я признала, что он очень хорош собой — большие ясные глаза, четко очерченные губы, на которых пробивался легкий пушок, борода у юноши еще не росла, чуть вздернутый нос. Неуловимо, черты лица его показались мне знакомыми, но я не успела понять, кого тот напоминал мне, потому что вдруг с громким криком: — Моргана! — он бросился ко мне, а через мгновение, перегнувшись через жерди изгороди, заключил в крепкие объятия. Только тут я поняла, что парень и был тем, ради кого мы оказались здесь. Артур, единственный законный король Камелота. — Здравствуй, брат, как ты вырос! — не смогла я сдержать изумленного восхищения. — А ты все так же красива, сестра, — ответил он, и я улыбнулась. Заключенная во мне долгие годы магия неуловимо уродовала мои черты, но едва она высвободилась, как я необычайно похорошела и теперь могла считаться вполне хорошенькой девушкой. — Вполне хорошенькой?! — воскликнул Артур, услышав мои слова, — Да ты можешь быть первой красавицей королевства! Погоди, дай мне только взойти на трон! — Почему же ты пока прислуживаешь какому-то рыцарю, почему не займешь свое место? — поинтересовалась я. — Потому что мой опекун, сэр Эктор, говорит, если сразу расскажу, кто я, это может быть опасным… Меня могут убить. — А мне думается, что сэр Эктор задумал посадить на это место своего сына. Вот только ничего у него не выйдет! Для этого Мерлин и прибыл сюда, чтобы защитить тебя! — Мерлин здесь, это он привез тебя? — и, получив утвердительный ответ, кивнул. — Хорошо. Ладно, я пойду, мне еще нужно почистить лошадей и оружие сэра Кая. Посмотрим пока, как будут сражаться рыцари. Посмотрим, кого смогу приблизить к себе после. С этими словами Артур пошел прочь. До сих пор я не знаю, насколько искренним был сэр Эктор в своих заботах о юном короле, но, так или иначе, его забота оказалась как нельзя более к месту, потому что, если бы Артур прямо сейчас заявил о своих правах, нашлись бы желающие подослать к юноше наемных убийц, это уж как пить дать. И потому мы с Мерлином старались держаться поближе и защищать его в меру данных нам сил. Турнир был в разгаре, и сэр Кай хорошо проявил себя, он выглядел сильным рыцарем и очень умелым. А я размечталась, как было бы чудесно, если бы мой Ланселот оказался рыцарем более искусным, превзошел всех остальных, а после — избрал меня королевой турнира и своей суженой. Погрузившись в сладкие мечты, я не заметила, как вспыхнули споры, которые, надо сказать, продолжались потом еще несколько дней — никто из знатных феодалов не соглашался с тем, что победитель турнира имеет право стать королем. И тогда вышел вперед Мерлин. Толпа вокруг площади, где шел турнир, собралась огромная, жители не только Камелота, но и окрестных земель были здесь, чтобы поглазеть, как новый правитель получит корону. Мерлин огляделся, а потом попросил слова. Все знали мудреца и волшебника, знали его близость к Утеру, а потому ни у кого не возникло желания противиться его воле, кроме того, Мерлин легко мог заставить непокорного замолчать при помощи колдовства. По приказу Мерлина слуги прикатили на площадь старую наковальню, в каменную плиту которой был воткнут меч. — Я обращаюсь к приближенным короля Утера, кто присутствует здесь, вы помните этот меч и этот камень! Много лет назад он был заколдован мною по приказу короля, с тем, чтобы лишь его законный сын мог извлечь меч из камня. Пусть же тот, кто хочет стать королем Камелота, докажет, что достоин им быть! И если его это меч — то его и трон! Толпа одобрительно загудела — люди любили подобные фокусы. И один за другим сильнейшие рыцари Камелота, мечтавшие занять престол, подходили и пытались, напрягая все силы, вытащить меч, — но клинок оставался недвижим. Как ни трудились они — ничего не выходило. Тогда решились попытать счастья и простые рыцари, а после и не рыцари вовсе — оруженосцы, крестьяне, горожане, уличные бойцы, все, кому не лень, подходили к наковальне, — но даже самые известные силачи ничего не могли поделать с заколдованным мечом, их усилия оказывались бесполезны, связанные могучими чарами великого волшебника. А Мерлин только усмехался в бороду и выжидал. Артура не было на площади: парень спокойно спал после праведных трудов на заднем дворе и даже не знал, что сейчас решается судьба его королевства. Наконец, вельможам надоела народная забава, и они распорядились продолжить прерванный турнир. — В конце концов, почтенному Мерлину уже добрая сотня лет, возможно, он выжил из ума, почему мы должны прислушиваться к нему! — воскликнул кто-то, и другие поддержали его слова. Я заволновалась, услышав подобные речи, но Мерлин приказал не беспокоиться, а я привыкла доверять учителю. Турнир меж тем разгорелся с новой силой, рыцари бились ни на жизнь, а на смерть, и многих, очень многих уносили с тяжелыми ранами, а некоторые даже перешли в тот день в мир иной. Сэр Кай, рыцарь, которому прислуживал Артур, выступал очень успешно, он благополучно избежал ранений, остался одним из двоих победителей и теперь, в случае поражения соперника, мог рассчитывать занять престол. Толпа поддерживала его криками: сэр Кай происходит из славного древнего рода, умен, силен и благороден, а потому уж точно будет лучшим королем, чем покойный тиран Утер! К последнему бою собралось столько зрителей, сколько Камелот никогда не видывал прежде, казалось, все поданные короля, даже крестьяне из дальних земель, прибыли в замок, чтобы увидеть заключительное сражение. Этот день и правда навеки запомнился, но вовсе не бой стал тем, что поразило людские сердца, а чудо, явленное пред всем народом. Первый поединок закончился вничью, а едва начался второй, противник пошел в атаку, удары, которыми он награждал несчастного сэра Кая были настолько сильны, что от одного из них клинок рыцаря вдруг разломился и разлетелся на куски, оставив своего хозяина беззащитным. Кай едва успел прикрыться щитом. Соперник его, однако, был истинным рыцарем. А потому остановился, и бой прервали, до тех пор пока Каю не принесут клинок, являющий собой достойную замену утраченному. Время шло, нетерпение толпы росло, всем было интересно, чем закончится поединок. А я так даже подпрыгивала на месте. — Да где же мой чертов оруженосец! — крикнул в сердцах сэр Кай, не выдержав напряжения, — Найдите его! Пусть принесет клинок! Артур же, отправившись бегом в шатер рыцаря, не нашел там мечей и, не понимая, куда они делись (а пропали они, разумеется, заботами Мерлина), бросился разыскивать меч, что мог бы стать заменой на турнире, но он плохо знал город, не понимал, к кому обратиться, кроме того, в конец растерялся: ведь он был еще слишком молод. Смущенный, юноша вбежал на площадь, где встретился с гневным взглядом своего господина и почувствовал, что краснеет от стыда. — Ты так и не принес меч? — в голосе сэра Кая послышался гнев. — Что, хочешь сорвать мне победу в турнире?! — Нет… — начал было Артур, но гневные крики толпы заглушили, кто-то швырнул в него яблоками и корками хлеба, юноша едва успел отвернуться. И в этот момент — о чудо, взгляд его упал на наковальню, из которой торчал отличный клинок, по весу и размеру вполне подходивший рыцарю, это Артур уже научился определять на глаз. — Да вот же! — радостно воскликнул он, — Я сейчас! И бросился к наковальне, схватился за рукоять. Кто-то в толпе расхохотался. И где же сэр Кай нашел такого болвана! Если станет королем, надо бы ему сразу сменить оруженосца! — Давай, малыш! — раздался чей-то голос, — Тут было немало желающих! Силачи не чета тебе! Недоумевая, Артур потянул меч на себя, оказалось, тот застрял крепче, чем казалось сначала. Теперь уже хохотала вся толпа. Рассердившись, Артур уперся, схватился обеими руками за рукоять и изо всех сил рванул клинок — а уже через мгновение поднял его над головой, собираясь отнести сэру Каю. Хохот стих, а после повисла такая тишина, что я слышала, как бьется мое сердце. Мне даже было неловко, ведь оно билось так громко. Все глаза обратились к юноше, державшему в руках меч. — Кто ты, добрый господин? Как твое имя? — крикнул с трибуны строгим тоном сэр Кинир, один из близких родичей королевы Игрейны. Артур повернулся и нашел глазами Мерлина, спрашивая его позволения. Тот еле заметно кивнул. — Мое имя — Артур Пендрагон, — громко ответил он вопрошавшему. — Я сын короля Утера и леди Игрейны из Корнуолла. Сэр Кай, только что пытавшийся занять трон Камелота, был первым, кто опустился на колени, приветствуя нового короля. За ним последовали остальные. И скоро вся площадь, включая меня и великого волшебника, склонилась перед тем, кто вошел в историю как «Король настоящего и грядущего». Если недруги и желали тайной гибели Артура, то теперь было слишком поздно: жители Камелота и окрестных деревень признали его законным правителем, представление, устроенное волшебником, было разыграно безупречно! Все куски мозаики сложились, как задумано. Так я стала сестрой короля. И первое время мы жили дружно, я пыталась помогать юному Артуру, чем могла, была ему опорой и поддержкой. Довольно скоро пожаловали ко двору и мои сестры. Моргауза уже была королевой, супругой короля Лота Оркнейского, чей двор славился пирами и попойками. Сестра пополнела, к тому времени она стала матерью двоих сыновей, чувствовала себя счастливой и почти всесильной. Жители северных островов боялись и уважали ее. Элейна же, напротив, оставалась тихой и кроткой, хотя и она изменилась с тех пор, как я видела ее в последний раз. Неудивительно, нас же разлучили детьми! Теперь она тоже была взрослой женщиной, правда все еще прелестной, сохранившей очарование юности. Ее муж, лорд Нантрес, стал недавно королем Горра, земли восточнее Логреса, детей в их браке пока не рождалось, но Элейна верила, что обязательно подарит мужу наследника. Нантрес был высоким, худым, темноволосым, с тонким ястребиным носом и глубоко посаженными глазами, меня сразу же поразила его безграничная преданность жене. Неудивительно, ведь Элейна выросла в красавицу, достойную своей матери! Ореол светло-рыжих волос окружал ее миловидное личико, а лучистые голубые глаза смотрели приветливо и спокойно. Чего не скажешь о Моргаузе, которая весьма подурнела с детских лет, возможно, сказалось рождение сыновей. Ходили слухи, что ее муж, король Лот, мужчина с колдовскими темно-зелеными глазами и красивым голосом, старается не пропускать ни одной юбки. Однажды он и меня попытался прижать в темном закоулке, но я очень вежливо объяснила ему, что лучше не поступать так с ведьмой. — Иначе, она может вас сжечь, Ваше Величество, ненамеренно, с испугу, — тихо сказала я — и была услышана. Больше король Лот ко мне не приближался. Сестры были изумлены моим чудесным перевоплощением и долго не могли поверить, что перед ними дурнушка-Моргана, считали самозванкой, но постепенно, рассказывая истории нашего детства, мне удалось убедить их, что я та, за кого себя выдаю. Вскоре состоялась коронация, после которой Артур был объявлен королем Логреса и всех близлежащих земель, правителем Камелота, защитником его народа, носителем власти и самодержцем. Хотя для меня он все еще оставался мальчиком, моим братом, и я никак не могла поверить, что однажды пророчество сбудется и он станет настоящим королем, не ведающим поражений. Время снова побежало вперед, Артур постепенно привыкал к новой роли, он менялся, вместе с ним преображался и Камелот. Я же заняла роль первой дамы при дворе: в виду отсутствия у короля, как законной супруги, так и матери, других претенденток на эту роль не было. Сестры мои сразу же после коронации вернулись в свои владения, заверив однако царственного брата в вечной любви и преданности. В том же клялись и их мужья, и если Нантресу, человеку нудному, но честному и благородному, я верила, то слова Лота вызывали сомнения: вряд ли он станет надежным союзником. Будущее показало, что я не ошиблась. Мерлин тоже оставался при дворе следующие несколько лет, покуда шло становление нового государя, и охранял своего подопечного от опасностей, грозившие юному и неопытному сердцу. Глава 4. Рыцари Круглого стола Не прошло и пары лет, и едва лишь Артур укрепился на престоле, как внес большие перемены в уклад королевства. В первую очередь преобразованиям подвергся Камелот. Артур сам участвовал в турнирах, нередко выходил победителем. Частенько он, переодевшись в крестьянское платье, вместе с парой верных друзей ездил по деревням, слушал, что говорили о нем в народе, а случалось, и помогал тем, кто попал в беду. В народе о нем говорили многое и разное. Ему приписывали небывалые деяния, в том числе сражения с крылатыми змеями и прочими чудовищами. Меня это забавляло, ведь всем чародеям известно, что драконов не осталось в живых, последний умер за сотни лет до нашего рождения. Но люди упорно придумывали Артуру новые и новые вымышленные подвиги, хотя, справедливости ради, замечу, что и реальных было достаточно, чтобы проникнуться к королю любовью и уважением. Кроме того, он успешно отразил несколько атак пиктов и германских племен, а также тех, кто пришел с севера. Но главным его достижением все же стал уклад, который заложил он в Камелоте, пытаясь сделать свой город столицей добра и справедливости. Он жил по тем законам, которым учили его мудрецы друиды, и поклонялся их религии, как и они, прислушивался к советам древа-оракула, раскидывал древние руны и почитал каменные дольмены. Артур приблизил к себе самых достойных, среди них были и знатные рыцари, и те, кто не мог похвастаться происхождением, зато обладал честью, отвагой и умел отлично сражаться. Многие победители турниров были посвящены им в рыцари и приближены ко двору. Во дворце же своем установил он огромный деревянный стол, из массива дубового, размещенный на каменном ложе. Этот стол был необычен своей формой — ибо был он совершенно круглым. Когда же спросили Артура, для чего поставил он в зале советов круглый стол, ответил Артур, что сидеть за ним надлежит его советникам, тем, кто поможет ему в управлении страной, — самым достойным из рыцарей. А круглую форму стол имеет, чтобы каждый сидящий за ним знал, что он — первый среди равных и равен самому королю. И посадил за этот стол Артур в том числе сэра Кая, ставшего его побратимом, а также сэра Персиваля и сэра Борса, достойнейших из достойных. Но много, очень много мест оставались пустыми, ожидая тех, кто займет их однажды. Предложил Артур место за столом и волшебнику Мерлину, но тот лишь покачал головой. — Увидев этот стол, догадавшись, что у тебя на уме, понял я, что не нужен здесь больше, — ответил волшебник в ответ на предложенную ему честь. — Я научил тебя всему, что знал. Теперь ты справишься сам. Позволь же мне вернуться в родные края, к возлюбленной даме моего сердца, которая ждет уже так долго. Если настанут трудные времена, пошли ко мне сокола или попроси леди Моргану связаться со мной при помощи кристалла, и я приду на помощь. Так, с позволения короля, Мерлин отбыл в родные земли, чтобы и дальше обучать искусству колдовства тех, кто был отмечен печатью мага. Меня опечалил отъезд учителя, как ранее опечалил и отъезд сестер, при дворе у меня не было друзей теперь, кроме брата. Поданные боялись меня и сторонились, шептались, что я ведьма, и были правы. Конечно, я не ощущала себя той могущественной колдуньей, которой Мерлин предсказал великое будущее, но каким-то чародейством владела. А потом все забылось — дни мои озарились радостным светом вновь вспыхнувшей любви, ибо ко двору явился Ланселот дю Лак, прозванный Озерным, сын леди Вивианы, явился, чтобы участвовать в турнире и просить позволения стать рыцарем, дабы служить своему королю. Едва я увидела его, как мое сердце забилось с новой силой, и я почувствовала знакомые токи огня, благо теперь умела контролировать бушующее пламя и не опасалась спалить весь город. Ланселоту едва исполнился двадцать один год, из мальчика он превратился в мужчину и стал еще прекраснее — ни разу не видела я человека, к которому бы так тянулись женские сердца, ни одну не оставлял он равнодушной, и едва только прибыл в Камелот, как все, от знатных девиц до престарелых служанок, шептались лишь о новом красавчике, что появился в городе. Он же был серьезен, не склонен к шалостям, отвечал на заигрывания девиц вежливо, но не позволял лишнего. Я увидела его прямо перед турниром, не могла оторвать от рыцаря глаз, а после, презрев все обычаи, решилась пойти и приветствовать его. Вытащила из волос белую ленту, что удерживала косы, и протянула Ланселоту, приблизившись. — Приветствую тебя, рыцарь, — улыбнулась я. — Вижу, ты хочешь участвовать в турнире? Не хочешь ли стать рыцарем белой ленты? На несколько мгновений он застыл, пораженный таким странным знаком внимания от знатной дамы, а мое происхождение выдавали богатое платье и плащ, украшенный коронами, — символами королевского дома. А потом ответная улыбка вспыхнула на его лице — он узнал меня. — Леди Моргана! — радостно воскликнул он, поклонившись. — Разумеется, почту за честь принять эту ленту и биться за победу, чтобы прославить ее владелицу. С этими словами он бережно взял кусок белого кружева и повязал на древко копья. — Рада тебе, Ланселот, рыцарь белой ленты, — мне казалось, в эту минуту тот мог видеть все тайные чувства на моем лице, и, наверное, так и было. Он вдруг смутился, кивнул и ответил, что тоже счастлив, сказал, что я стала еще прекраснее, и он рад, что я заняла место при дворе, достойное моего происхождения. — Да, теперь уже не похожа на девчонку в рваном белом платье, как тогда в Броселианде, — засмеялась я. — Что ж, удачи. Надеюсь, победа останется за тобой, а после — буду ждать тебя при дворе. За Круглым столом еще довольно пустых мест. Ланселот широко раскрыл глаза от изумления, он и не мечтал занять место за легендарным Круглым столом — и простого посвящения в рыцари для него было бы достаточно! Однако на турнире Ланселот Озерный бился так яростно, что быстро завоевал уважение всех зрителей-мужчин. Симпатии женщин он завоевал, едва лишь появившись на арене, — его красота и благородные манеры покоряли с первого взгляда. Я заняла место рядом с Артуром, для нас был установлен золоченый, покрытый алым бархатом трон, остальные сидели на простых скамьях. Заметив мое опоздание, Артур неодобрительно покачал головой. В этот раз он не собирался сражаться сам, а хотел посмотреть на доблестных рыцарей, нужных ему для защиты королевства. — Что с твоими волосами, — ласково поинтересовался король, заметив, что мои косы растрепались. — Где твои ленты? Я неопределенно пожала плечами, и он быстро переключился на турнир. Однако появился Ланселот, и сразу привлек к себе внимание короля: этот незнакомец сражался не так, как остальные, казалось, то был воин от бога, нет, сам бог войны, сошедший на землю, чтобы поразить противников! Клинок рыцаря мелькал, будто молния, не позволяя никому даже приблизиться. Артур подался вперед, удивленный мастерством незнакомого рыцаря, не укрылось от его внимания и то, какое впечатление производил этот воин на толпу, которая уже бесновалась и не сдерживала эмоций. Что ж, такие люди и нужны в Камелоте! Только настоящие смельчаки достойны занять место за Круглым столом! Не успели стихнуть крики и овации в честь победителя турнира, — Ланселот, едва остыв от схватки, еще продолжал кланяться публике, — как Артур поднялся на ноги. — Приветствую тебя, храбрец! — крикнул он. Ланселот приблизился и почтительно склонился перед королем. — Ты славно бился. Назови себя! — Мое имя — Ланселот Озерный, Ваше Величество, — ответил тот. — Я пришел, чтобы служить тебе верой и правдой и отдать за тебя жизнь, если потребуется! Услышав эти слова Артур нахмурился, заметил он и кружевную ленту на древке копья. Обернувшись, брат выразительно взглянул мне в глаза. — Это он? — спросил он тихо. — Твой таинственный возлюбленный из Броселианда? — Это он, мой король, — так же тихо откликнулась я, удивленная, что тот помнит. Ведь он был еще совсем ребенком тогда, прошло столько лет! — Что ж, — Артур кивнул, а потом отстегнул меч и направился к арене. Спустившись, он встал прямо напротив Ланселота. — Сразись и со мной, докажи, что достоин стать рыцарем Камелота. Докажи, что достоин занять место за Круглым столом. Бойца, равного тебе, прежде не встречал, но говорят, что и я сражаюсь недурно! — Если Вашему Величеству будет угодно, — Ланселот вежливо кивнул, а я подумала, что сражение не будет честным: Артур прекрасно владеет мечом, и он свеж и силен, а Ланселот уже измотан многочисленными битвами. Тем не менее, едва противники сошлись, стало понятно, что они равны, а мое сердце сжала тревога. Они сражались хоть и затупленными мечами, но могли навредить друг другу, а я не желала, чтобы с ними случилось дурное. Толпа тоже застыла, поединок между королем и сильнейшим рыцарем приковал всеобщее внимание. Такого они еще не видели! И люди смотрели во все глаза. Наконец, уверенным движением Ланселот выбил меч из рук Артура, а после приставил свой клинок к груди правителя. Артур поклонился победителю, признавая поражение, затем поднялся и протянул руку. — Твой меч, — приказал он. Ланселот протянул меч, жестом Артур приказал ему встать на колени. Преклонив колено перед королем, Ланселот опустил голову, и Артур поочередно коснулся каждого плеча клинком, а затем повелел встать. — Поднимись, сэр Ланселот, рыцарь Круглого стола, — произнес он, и толпа рукоплескала такому решению. Новый рыцарь быстро стал всеобщим любимцем. — А теперь иди, поклонись даме, что дала тебе эту ленту, — приказал Артур, после чего Ланселот приветствовал меня. Мое сердце разрывалось от счастья, я едва сдерживала готовые пробиться наружу потоки огня. Ланселота посвятили в рыцари. Он избрал меня своей дамой! Точнее, это я избрала его, ну так пусть, какая разница! К чести Артура надо сказать, что любой другой король на его месте постарался бы удалить Ланселота от двора, опасаясь соперника, превосходящего мастерством и красотой, пользующегося такой любовью народа. Того и гляди, за ним пойдет толпа, а значит, неизбежны восстания! Но Артур потому и был королем, не знавшим равных в истории, что в его сердце не было места для коварства или дурных умыслов, он был горяч, но честен, открыт и благороден. Ланселот в свою очередь тоже никогда бы не осмелился воспользоваться народной любовью против своего короля, никогда бы не стал оспаривать право на престол, но был всегда готов отдать жизнь за того, кому присягнул на верность, и таким остался до своего смертного часа, несмотря на все, что случилось позже. С этого дня Ланселот находился при дворе, получил новый меч и новый плащ, а также одну из спален в замке, в той его части, где жили рыцари, довольно далеко от покоев короля и еще дальше от башни, где располагались мои покои. Отныне я могла видеть своего рыцаря постоянно, однако, не могу сказать, что тот как-то показал мне свою благосклонность: нет, при встречах он оставался неизменно приветлив, почтителен, но не более. Я надеялась, что он просто не осмеливается приблизиться к сестре самого короля, но не зря умела видеть будущее — сердце подсказывало иное. Ланселот не разделял моих чувств, он берег свою любовь для кого-то другого, не для меня. Я грустила, но не впадала в отчаяние, ибо в душе уже зародилась мятежная мысль — я могу в любой момент подчинить его себе с помощью магии, могу сделать так, что он полюбит меня. Да, такая любовь не будет подлинной, но я постараюсь забыть об этом. Однако пока надеялась добиться внимания моего рыцаря иным способом, не прибегая к заклинаниям и ритуалам. День шел за днем, все они были похожи один на другой: я присутствовала на пирах и турнирах, остальное время проводила в своей комнате, упражняясь в волшебном искусстве, ощущала, как растет моя сила, но понимала, что она еще не достигла пика: я могу куда больше, нужно лишь ждать и учиться, учиться и ждать. Так прошло три года, и Артур превратился из юноши, начинающего правителя, во взрослого мужчину и короля, в котором уже можно было различить признаки грядущего величия, что предрекал ему некогда волшебник Мерлин. Сам чародей всего несколько раз посещал Камелот, проведать своего воспитанника, посмотреть, как идут дела в Логресе, и я неизменно была рада видеть учителя. Он передавал мне приветы от наставницы, травы и снадобья из леса, а я в ответ посылала Ниниане, Владычице озера, богатые дары и поклоны. — Ты становишься все сильнее, моя прекрасная воспитанница, — сказал мне Мерлин во время прошлого посещения, — Скоро не будет никого, кто сможет остановить тебя, если понадобится. Пока еще ты не можешь равняться со мной и Нинианой, но скоро, уже скоро, достигнешь силы… Мы стояли у окна моей горницы, глядя на равнины, что окружали замок. Я подняла на него заинтересованный взгляд. — Что нужно, чтобы ее достичь, учитель? — спросила я. — Лишь великие бедствия и страдания делают нас сильнее, позволяя идти вперед, — ответил Мерлин. — Но помни, великая сила — есть великая ответственность. Владеть ею страшно, огонь, что горит внутри, может однажды сжечь и тебя. И все же, у тебя доброе сердце, Моргана, верю, оно не даст тебе оступиться. — Спасибо, — я кивнула. Не знала, доброе ли у меня сердце на самом деле, ведь не было повода это проверить. Повинуясь внезапному чувству, рассказала человеку, заменившему мне отца — нельзя же назвать отцом лорда Горлойса, коего я не помнила, или короля Утера, которому не было до меня дела, — о своей любви к Ланселоту, к несчастью, безответной. Мерлин выслушал и нахмурился. — Бойся, дитя, — произнес он задумчиво, — Подобные чувства могут довести до погибели, знаю по себе. — Ты очень любишь ее? — улыбнулась я, — Ниниану? Мерлин кивнул. — Думаешь, старики, вроде меня, не способны на любовь? — А она тебя? Тоже любит? — Она молода и ветрена, но мы уже столько лет вместе. Мне хотелось бы верить, что она любит меня. Скажем так, половина ее сердца точно любит меня. А вот другая — не знаю. — А что же любит другая половина? — заинтересовалась я. — Власть. Она честолюбива и жаждет господства. — Над всем Броселиандом? — Нет, — Мерлин покачал головой, — Над всем миром земным. И над блаженным островом Авалон. И над всеми мирами, коих тысячи тысяч. — Ну, этого у нее не выйдет, — усмехнулась я. — Остановишь ее? — на его губах мелькнула улыбка. — Нет, конечно, нет, — я смутилась от его слов. — Просто никому это не удавалось раньше, не удастся и впредь. Мерлин кивнул. Слова учителя заставили задуматься, и я поняла, что к своему удивлению никогда не размышляла о том, честолюбива я или нет. Видимо, все ж нет. Это Моргауза стремилась к власти и богатству, заключала выгодные союзы и гордилась своей ролью Оркнейской королевы. А я бы могла довольствоваться любовью Ланселота, положением любимой сестры Артура и могуществом, которое давала мне магия. Как жаль, и столь малое, что просила я от судьбы, ускользнуло из моих рук. Глава 5. Дикая охота Подошла к концу осень, начались дни Самайна. В те времена Самайн был главным праздником: переход из мира земного в мир призрачный, прощание с мертвыми, поворот от лета к зиме — были на колесе Самайна, и в дни его все, от королей до бедняков, отдавали должное мрачному величию смерти. Теперь до весны природа и люди ждали возрождения, ждали, когда вновь засияет в небе солнечный диск. В ночь на Самайн, когда двери холмов распахнуты и тоненькие свирели фей и эльфийские лиры зовут заблудившихся путников в волшебные земли, лучше держаться подальше от темных лесов, болот и отдаленных пустошей, ведь именно там можно стать пленником зачарованного мира. Мне это не грозило, и я могла свободно гулять, где угодно, и однако же проводила дни в своей башне, погруженная в колдовские тайны, постепенно открывавшиеся мне. Но когда наступил праздник, толпы повалили из города, к опушкам леса, где загорелись костры, и люди, нацепив маски зверей и птиц, украсив головы оленьими рогами, набросив на плечи шкуры, устраивали вокруг костров ритуальные пляски, а смельчаки прыгали через огонь. Друиды раздавали беднякам щедрое угощение, разумеется, после ритуалов и молитв, провожающих солнце до весны. В эти дни его лучи покидали каменные кольца обелисков, чтобы вернуться уже ближе к Белтайну. На мне в тот день было длинное темно-зеленое платье, богато расшитое, на плечах — накидка из лисьего меха. Лицо закрывала маска, украшенная фазаньими перьями. Вместе с прочими танцевала я у костров, вместе с прочими внимала словами друидов и угощалась мясом, рыбой и фруктами. Потом какой-то незнакомый юноша подхватил меня под руку и повел к огненной стене, что обрамляла с двух сторон широкую тропу, — пройти по дороге огня в Самайн означало очиститься, избавиться от былых грехов. Мы вместе прошли по этой дороге, дыхание пламени обожгло нас. Я улыбнулась своему провожатому, оставила его и отправилась к костру, танцевать дальше. Глазами искала Ланселота, знала, что все рыцари здесь. В ночь Самайна, как и в ночь Белтайна, многие влюбленные признавались друг другу в сердечных секретах, и потому, где-то в глубине души, я надеялась, что и нас ждет подобное счастье. Наконец, наши глаза встретились. Он стоял у одного из костров и огоньки пламени отражались в его зрачках. Я подняла маску и улыбнулась. Ланселот улыбнулся в ответ и вежливо поклонился, а после отвел глаза, обратившись к кому-то из товарищей по оружию. Я снова опустила маску, окончательно понимая, что этот мужчина никогда не ответит на мою любовь. Темный огонь вспыхнул в сердце, я ощутила покалывание в руках. Что мне костры, пылающие в Самайн, я могу зажечь другие, те, что поднимутся до самых небес, могу испепелить эту поляну и весь этот лес, и Камелот, и весь Альбион! Мысль о чарах вновь возникла в моей голове. Ведь удалось же Мерлину сделать Утера неотразимым для Игрейны! Правда учитель говорил, что, когда чары рассеялись, мать сама, по желанию сердца, полюбила Утера Пендрагона, потому что никогда не любила герцога Горлойса, за которого ее отдали совсем юной девочкой, почти ребенком. Лорд Горлойс был намного старше, не отличался пригожестью лица и потому вряд ли мог рассчитывать на благосклонность своей юной жены. В то время как Утер, высокий, с могучей грудью, унаследовавший от отца, римского императора Константина, тонкие черты лица, высокие скулы, широко поставленные глаза, мог считаться весьма привлекательным мужчиной, к тому же он был королем и прославленным воителем. Но, однако, Игрейна, хоть и не любила лорда Горлойса, почитала, как мужа и господина, и искренне оплакивала его смерть. Кто бы что ни говорил плохого о моей матери — все это ложь. Именно от нее унаследовал Артур те благородные черты, которые вписали его имя в историю Альбиона и человечества. Хотя я знала и иные его свойства, обычно о них молчат легенды: но пока они не проявились и тихо дремали в сердце, пока это был просто благородный юноша, смелый, честный, восторженный, мечтавший о рае на земле. — Моргана, Моргана! — услышала над ухом, потом чья-то рука обняла меня за талию, я обернулась и увидела Артура. — Здравствуй, как ты узнал меня в маске? — Тебя я узнаю везде! — он улыбнулся в ответ. — Идем, пошли скорее! Он увлек меня к лесу, куда уходили многие, я засмеялась и пошла за ним. Мы побежали по тропинке, как в детстве, в Броселианде, а вскоре голоса других стихли, треск костров остался позади. Теперь на лесной поляне мы были вдвоем. Артур остановился, он стоял слишком близко, ближе, чем мне бы хотелось, и я осторожно сделала шаг назад. — Моргана, — он улыбнулся, — Сегодня Самайн. Сегодня открываются тайны, можно колдовать, можно загадывать желания — и они сбудутся. Я молча кивнула, поднимая маску. Да, сегодня волшебная ночь, каких мало в году. Сила желаний в этот день могла творить чудеса, даже для тех, кто не обладал волшебным даром. — Мы далеко в лесу, — он обернулся. — Как бы не похитили нас эльфы, как бы не заманили в свое царство! Иначе Камелот останется без правителя… — Не бойся, я смогу тебя защитить, — рассмеялась я. — Со мной ты в безопасности. — Не думаю, — вдруг тихо ответил он, глядя мне прямо в глаза. — Что ты хочешь сказать? — Ты помнишь, что я говорил тебе? Тогда, в Броселианде? Помнишь? — Ты много всего говорил… — Я сказал, что стану королем и возьму тебя в жены. Я стал королем. И я все еще хочу это сделать. — Но Артур… — Моргана, ты же колдунья! Видишь сердца людей! Ты знаешь, я все еще люблю тебя! Для тебя же это не тайна? Я покачала головой — он прав, для меня это давно не было тайной. Женщина всегда чувствует такое. — Ты приворожила меня? — Нет, — я покачала головой. — Никогда бы не сделала этого. — Знаю, — на его губах снова мелькнула улыбка, — Знаю, что это — настоящее. С самого детства, с тех пор, как мы встретились в доме Нинианы… И он крепко обнял меня, прижимая к себе, я почувствовала, как бьется его сердце, во всех его движениях было нечто лихорадочное, как если бы долго сдерживаемая страсть рвалась наружу. Изо всех сил я уперлась ему в грудь ладонями, стараясь оттолкнуть, хотя куда мне было тягаться со столь сильным воином. И однако — я не испытывала страха. Знала, что хоть и обладала слабыми руками и хрупким телосложением, могла победить целую армию — и тысячи армий, если понадобится. Я сумею себя защитить. Кроме того, знала я и Артура, — он никогда не причинит мне зла. Да и он настоящий рыцарь, ни с одной женщиной не поступит плохо, потому, понимая, что мне ничто не грозит, снова попыталась отстраниться. — Не нужно, хватит, — прошептала я, и он, едва успев коснуться губами моей щеки, разжал руки и отпустил меня. — Но почему? — глядя на меня с волнением и тоской спросил он, — Это из-за Ланселота? Но он не любит тебя. Я спрашивал — и он ответил, что ни одна женщина не владеет его сердцем, он хочет посвятить себя рыцарству и служению высшим идеалам. Служению Камелоту и мне. — Это не из-за Ланселота, — строго ответила я. — Артур, пойми, я не люблю тебя. То есть… конечно, люблю. Но как своего короля. И как своего брата. Я же твоя сестра, как можешь ты даже говорить о чем-то ином! — Все это глупости! — нетерпеливо прервал он. — Сколько королей брали в жены сестер! Кроме того, посмотри на себя — ты не похожа на мою мать. И ты волшебница, а в ее роду не было волшебников! Мы можем сказать, что ты приемная дочь. Что ты — дочь эльфийских королей! Можем просить Мерлина сделать так, чтобы люди поверили в это… — Неважно, что думают люди. Мы будем знать, что это не так! — возразила я. — Прошу тебя, не нужно больше говорить об этом. Забудь… — Никогда не забуду, — прошептал он. — И знай, Моргана, если ты отказываешься стать моей женой, мне придется найти тебе другого мужа. Ты покинешь Камелот. Потому что иначе я не смогу связать себя узами брака с другой женщиной. Для меня невыносимо быть рядом и знать, что ты недоступна. Тебе придется уехать. — Я готова уехать, если ты этого хочешь! Но зачем мне муж? — вскричала я изумленно, — Позволь мне вернуться в Броселианд, вновь быть с моими наставниками, обучать фей и совершенствовать свое мастерство! — Нет, — Артур покачал головой. — Женщине нужен муж. Тебе уже двадцать четыре, еще немного и никто не возьмет тебя в жены! — Ведьмы не имеют возраста. Мы остаемся вечно молодыми, — покачала я головой. — Это еще одна причина, по которой я так хочу тебя в жены, — он улыбнулся. — Я буду стареть, а ты будешь оставаться вечно молодой и прекрасной. Артур не знал, почему мы сохраняли молодость, и я не стала говорить ему, что все феи, ведьмы и сама Ниниана, окунались в момент инициации в один из источников Броселианда, названный Источником молодости. Он дарил вечную красоту и юность тем, кто хоть единожды искупался в его водах. Но тайна эта была доступна лишь избранным, и я не желала посвящать в нее обычного человека, даже если тот человек был великим королем и моим братом. Эта наша тайна, секрет колдуний Броселианда, и скрытым от людей пусть останется он навеки. — К тому же, у нас могут быть сильные наследники — если они унаследуют твой дар… — Нет, — я покачала головой. — Это невозможно. Ты мой брат, через это я не переступлю. — Моргана, прошу тебя, не будь такой упрямой, образумься! Ты станешь королевой Камелота, а однажды и всего Альбиона… — с этими словами он снова прижал меня к себе и попытался поцеловать. Без сомнения, ему бы удалось, я не успела отстраниться, но в это время случилось непредвиденное. Позади вдруг раздался трубный звук рога, послышался громкий лай собак и стук копыт. Артур изумленно обернулся. — Кто может охотиться в ночь Самайна? — спросил он с недоумением. — Я прикажу наказать их за беспорядки! Сегодня все должны отдыхать и веселиться! Или же… это идут враги? Нападение? Топот и лай приближались, скоро гул превратился в невыносимый вой. Никакие враги не способны произвести подобные звуки, даже целая армия, устремившаяся к Камелоту, не издала бы столь оглушительных криков. Повеяло холодом смерти, зловеще шумели вершины деревьев, налетевшие порывы ветра согнули лес почти до земли. — Король Самайна может охотиться в эту ночь, — прошептала я. — Король-олень, повелитель мертвецов… Это — Дикая охота, Артур, и она близко. Мы у нее на пути! И тревога, граничащая с ужасом, сжала наши сердца. В следующее мгновение ветви раздвинулись, и прямо из чащи выскочили черные гончие, огромные адские псы с горящими огненными глазами, искры вылетали из их раскрытых клыкастых пастей, они промчались мимо нас, застывших от ужаса, но то было лишь начало. А дальше мелькнули олени, они пронеслись и скрылись вдали, проскакали всадники-мертвецы, на конях скелетах они в бешенном галопе прошли совсем рядом, их пустые глазницы остановились на Артуре — и я быстро вышла вперед, закрывая брата собой. Подняла руки, готовая защищать, если понадобится. Фиолетовый огонь угрожающе полыхнул в моих глазах. Мертвецы исчезли, затем — новая свора гончих. И после появились высокие лошади на бесконечно длинных ногах, а последний вороной конь с оскаленной мордой, казалось, упирался головой в самое небо. На нем восседал человек, если можно его назвать этим именем, — высокий, увенчанный горящими оленьими рогами, колдовское пламя так и плясало на них, а его длинный черный плащ был усеян сияющими звездами. Рядом с ним, на высокой вороной же кобыле, ехала женщина, чье лицо было наполовину закрыто маской, а наполовину оказалось голым черепом с тускло мерцающими глазницами. Длинные волосы плащом окутывали фигуру, может, они были ее единственной одеждой, но судить об этом не представлялось возможным: волосы, струившиеся как водопад, полностью скрывали ее. То была Морриган, богиня смерти. Они остановились возле нас, король Самайна медленно повернул голову, его мрачные черные глаза, — в них, казалось, обитал мрак, — уставились сначала на меня, потом на Артура. — Артур Пендрагон, — произнес он шепотом, который однако громовыми раскатами оглушил нас, эхо тысячекратно повторило его. — Король настоящего и король грядущего… Предсказанный звездами. Мы слушали молча, не смея пошевелиться. Я знала, что мощь моя велика, но никогда не сравниться ей с могуществом древних богов, с теми, чья сила питала Землю. И если они захотят забрать Артура, сделать его частью королевской свиты, — ничего не смогу поделать, нет в мире никого, кто мог бы превозмочь их волю! — Пока ты еще молод, ты хочешь добра, — продолжил король Самайна, — Но нет такого добра, которое не шло бы об руку со злом… Ты станешь врагом нашего мира однажды и нашим врагом. Так написано тебе на роду, так говорят звезды на моем плаще, а они никогда не ошибаются. Но знай, Артур, страшных противников ты найдешь себе. Люди и боги будут против тебя. — И она! — добавила вдруг Морриган, вытянув длинный костлявый палец в мою сторону. — Она? — Артур обернулся ко мне. — Станет ли любовь к ней моей погибелью? — Любовь не может быть погибелью, но может толкнуть на ошибки. Роковые ошибки, — ответила Морриган. — А погибелью твоей станет сын. Потому поберегись рожать наследников, Артур. Лучше и не женись вовсе! Женитьба принесет тебе лишь горе. Сделав свое мрачное пророчество, богиня смерти отвернулась, тронула поводья — ее лошадь сорвалась с места и помчалась вскачь. С диким гиканьем король Самайна бросился за ней: и вот в мгновение ока они уже летели по небу мимо серебристого диска луны, мимо темных облаков, по дороге мертвых, далеко от мира людей. Черные гончие промелькнули, и их силуэты скрылись вдали. Как знать, успешной ли была жатва сегодня? Скольких отважных юношей и прекрасных девушек забрали они ночью в свою свиту? Но что-то подсказывало мне: в этот раз они пришли не ради жатвы. Они пришли сказать Артуру то, что сказали. То, что можно считать объявлением войны между ним и богами древности. У меня не укладывалось в голове, как может Артур бросить вызов богам, не совсем же он потеряет рассудок! Я обернулась к брату, его била дрожь. Это можно понять — даже храбрец не в состоянии вынести вида Дикой охоты. Я была колдуньей, ведьмам легче пережить встречу с потусторонним, но, признаюсь, и мне было не по себе от увиденного. Подойдя ближе, взяла его за руку. — Артур, нужно возвращаться. Возможно, нас уже ищут. Он покачал головой. — Никто нас не ищет. Сегодня ночь Самайна, пары, уходящие в лес, уходят до рассвета. — Но мы — не пара, — я улыбнулась. — Идем, нам нужно попасть домой. В молчании мы направились обратно, говорить не хотелось, и мы шли, погруженные в свои мысли. Вероятно, Артур тяжело бы переживал мой отказ стать его возлюбленной, на что он очень рассчитывал, но теперь ему было не до того — Дикая охота заставила забыть обо всем. Уже когда вдали показались башни Камелота, он вдруг остановился и посмотрел на меня. — Что они там говорили про сына, который убьет меня? Как такое возможно? — В мире возможно все, Артур, — я вздохнула. — К их словам следует прислушаться. Боги знают, что говорят. Может, и правда тебе лучше не брать жены совсем, а сделать, как Ланселот. Посвятить жизнь Камелоту и своему народу. — Но у короля должны быть наследники! — Не наследники. Преемники. Ты сможешь найти их, выбрав лучшего из лучших. Того, кто окажется достоин короны Логреса. Артур не ответил, задумавшись над моими словами. В молчании мы добрались до замка, где и простились. Каждый направился в свой покой. А после Артур призвал меня к себе и объявил королевскую волю — он уговорился о моем браке с королем Уриеном. Артур никогда не говорил этого прямо, но он хотел теперь как можно скорее удалить меня от двора, хотел, чтобы я покинула Камелот. Полагаю, в душе он все еще верил в возможность связи или даже брака между нами и, услышав мрачное предсказание Морриган, сопоставив, что она назвала меня врагом, а будущего сына — убийцей короля, решил избавиться от угрозы. Ах, если б было можно справиться с роком так просто! Нет, рок необорим и суров, и глас его — есть приговор. Глава 6. Свадебный пир Король Уриен не был уродлив, но и не казался красавцем — внешность его можно назвать обыкновенной, ничем не отличался он от сотен других мужчин, и, признаюсь, я была немного разочарована: хотелось верить, что мой муж будет особенным. Среднего роста, довольно крепок, темноволос, в его волосах и бороде еще не было седины, хотя на лбу уже отметились ранние морщины. Король Уриен женился в юности, но жена его отправилась в призрачные миры после затяжных болезней, вылечить ее лекари так и не сумели. И многочисленные дети его, которых ошибочно приписывают мне, не были моими. Они свалились, буквально, как снег на голову, и совершенно сбили с толку: я понятия не имела, что делать с ватагой неугомонных мальчишек. И главное, не имела ни малейшего желания воспитывать этих детей, как не было у меня и желания вступать в ненужный бессмысленный брак. Однако я подчинилась воле Артура, оставаться долее в Камелоте было для меня невозможно, я это понимала. И если уж выходить замуж, так за короля столь славной страны, какой был Регед в те годы, а уж никак не за бедного простолюдина, даже если того посвятили в рыцари благодаря широкой душе Артура, а таких было не счесть. Регед располагался к северу от Логреса и был частью Альбиона, необычайно живописной, но очень холодной, что не нравилось мне, привыкшей к мягкому климату Броселианда, где даже зимой редко выпадал снег. Однако же воля короля была законом, меня представили будущему супругу, он преподнес Артуру богатые дары, и довольно скоро друиды связали нас брачными клятвами, перемешав нашу кровь в золотой чаше, принесли необходимые жертвы, получили подтверждение от древа-оракула, что боги не возражают против союза, а после случился свадебный пир — таких роскошных застолий прежде не знали эти земли! В честь события пожаловали мои сестры с мужьями и детьми. Точнее, с детьми пожаловала Моргауза, Элейна оставалась бездетной и, когда мы оказались наедине в моих покоях, сестра спросила, не могу ли я с помощью чар помочь ей стать матерью. Я предложила снадобий, которые хороши для женского здоровья, научила, как делать отвары из целебных трав, рассказала, в какие дни их следует собирать, а в какие — пить настойки. — Что до чар — помнишь, что случилось с нашей бедной матерью, когда родился Артур. Хочешь, чтобы подобное произошло и с тобой? Элейна печально покачала головой. — Надеюсь, твои советы помогут. И надеюсь, ты будешь счастлива в браке, сестра. — Это вряд ли, — твердо ответила я. — Но, возможно, я буду счастлива после брака. Когда мы собрались на свадебный пир, на мне было чудесное красное платье, муж смотрел на меня благосклонно, я казалась ему красавицей, но надо заметить, король Уриен чрезвычайно любил женщин, поэтому ему показалась бы красавицей и старая гоблинша. Артур в золотом венце и плаще, украшенном коронами, сидел по правую руку от невесты, а Моргауза и Лот — по правую руку от жениха. Дальше располагались Элейна и Нантрес, а за ними все рыцари Круглого стола. Сэр Кай, сэр Персиваль, сэр Борс и сэр Дагонет, сэр Бомейн, сэр Бедивер и, конечно же, сэр Ланселот, который вежливо и сдержанно, но весьма искренне, поздравил меня с замужеством, а я так же вежливо и сдержанно поблагодарила. К моему изумлению Артур решил посвятить в рыцари старших сыновей Моргаузы — Гавейна и Гахериса, и вместе с ними — моего будущего супруга. То была неожиданная честь, какой прежде он не удостаивал мужей своих сестер, и я поняла, что причиной стало его особое отношение ко мне. На свадебном пиру король был мрачнее тучи, не слушал чудесную игру музыкантов и их песни, не участвовал в танцах и произносил речи в честь молодых с видом, который был бы куда уместнее на погребальном пиру. Зато чарку за чаркой выпивал молодое вино и мед, отчего быстро захмелел. Никогда не видела я брата таким, обычно он был умерен в еде и питье и не позволял себе подобного. — Громче, играйте громче! — кричал захмелевший Артур и без того надрывающимся музыкантам, уже измучившим арфы и свирели, гости поддерживали короля, хлопая в ладоши и топая ногами, они тоже вносили свой вклад в создание ритма, под который пустились в пляс те, кто не мог усидеть на месте. Мне же совершенно не хотелось танцевать, я смотрела в пространство, уставившись в одну точку, понимая, что моя жизнь уже не будет прежней. Замужество не радовало, но и не пугало, я предпочла смириться с неизбежным и принять, как принимают волю богов. Король Уриен поднялся. — Мне кажется, молодым пора оставить гостей. Не так ли, Ваше Величество? — он поклонился Артуру. Тот мрачно кивнул, не удостоив жениха даже взглядом. Уриен протянул мне руку, я встала, поклонилась королю и гостям, и вдвоем мы покинули свадебный пир. Я шла, опираясь о руку своего супруга к нашему спальному покою, раздумывала о том, что еще можно убежать, пока брак не вступил в законную силу. Учитель Мерлин мог оборачиваться волком и птицей, кустом или деревом, могла бы обернуться и я, стоит лишь попробовать и однажды — все выйдет, тогда — снова желанная свобода! Но что-то словно удерживало меня подле мужа, и я знала, что именно. Я думала о том, какая буря бушует сейчас в сердце Артура, ведь он добровольно отдал другому женщину, которую желал для себя, и сейчас был несчастен, как никогда прежде! Я на расстоянии ощущала мучительную боль, разрывающую сердце, которую он испытывал, но наравне с сочувствием в душе моей росла и крепла темная радость — мне было приятно, что кто-то страдает из-за меня теперь, страдает так же сильно, как я страдала когда-то из-за моей любви к Ланселоту. И потому желала я остаться с Уриеном, чтобы насладиться этой радостью подольше, пусть и понимала, что недобрые чувства владеют теперь моим существом. В первую ночь, проведенную с мужем, я не могла уснуть и наконец, увидев, как за окном забрезжил рассвет, решила все ж подняться, надела платье и набросила плащ. Мне хотелось выйти на воздух, хотелось уйти к родному лесу, побыть наедине с духами, услышать, как поют дорогие моему сердцу дриады. Чего мне не хотелось, так это слушать, как храпит Уриен, который, в отличие от меня, спал крепко. Чуть свет тихонько выскользнула за дверь, прошла по коридору и уже повернула было, к лестнице, как вдруг увидела, что дверь в королевский покой отворилась, и оттуда в одной льняной нижней рубашке появилась Моргауза. Королева Оркнейская воровато огляделась по сторонам, словно опасаясь быть увиденной, а, заметив меня, застыла, как вкопанная. На ее лице было столько растерянности и даже страха, что я, в другое время не подумавшая бы ничего дурного, сейчас же прониклась смутными подозрениями. Закрыв глаза, я напряглась, в следующий миг погрузилась в мысли сестры, что позволило мне без труда восстановить картину случившегося. И картина эта не понравилась мне чрезвычайно! — Ты что здесь делаешь? — сестра, наконец, опомнилась. — Ты почему не с мужем? — Могу те же вопросы задать тебе, — мрачно произнесла я, приблизившись. — Почему ты выходишь из королевских покоев в таком виде, сестра? Моргауза с досадой опустила глаза, а потом снова вскинула их на меня, и очередная ложь уже была готова сорваться с ее языка. — Не трудись, — прервала я. — Мысли твои мне известны. Как и все, что случилось здесь этой ночью. Но зачем?! Как ты могла! Моргауза, Артур наш брат! Зачем он тебе? Ведь ты же на каждом углу твердишь, что любишь своего мужа! — Так и есть, — она бесстыдно взглянула мне в глаза. — Мой муж тоже любит меня, а спроси, где он сейчас? Лот ведет весьма вольный образ жизни, моя дорогая. А что же делать мне? Артур молод и хорош собой. К тому же — он король. Милость короля нужна всем, тебе ли не знать? — Но ведь он наш брат… — Мало ли мы знаем братьев, что брали в жены сестер? — откликнулась Моргауза беспечно. — Но как он мог… — в конец растерялась я. — Ты никогда не нравилась ему… У тебя трое сыновей, ты чужая жена, ты его сестра… — Сдается мне, наш братец был слишком огорчен чьей-то свадьбой, вот и перебрал лишнего, — усмехнулась Моргауза. — Мог бы найти какую-то служанку! — возмутилась я, — А не королеву соседней земли, дочь той же матери! — Мне кажется, — на миг она стала серьезной, — Он сделал это нарочно. Вино лишь придало ему храбрости, но не определило намерений. Он любит тебя, Моргана, и хотел показать, что нет тех границ, которые ты придумала себе. Поэтому выбрал другую сестру, для того, чтобы уязвить тебя, и возможно, удержать. Чем ты его так приворожила? Не ответив на вопрос, я покачала головой. — А ты и рада воспользоваться! Как же можно было пойти на это… ведь лишь чудовище может родиться от такого союза! — Брось, — беспечно расхохоталась сестра. — Будет тебе. У Артура к его годам нет ни одного младенца, он так же бесплоден, как и его отец. Вряд ли без помощи Мерлина он сможет обзавестись наследником! Вот потому мне и нужно быть ближе. Тогда однажды один из моих сыновей наследует трон Камелота. Если не станет ему соперником твой сын, Моргана… Но не советую тебе вставать на пути у нас с Лотом! — Ты угрожаешь мне, сестра? — мои брови поползли вверх от изумления. — Неужели! Мне, жрице Морриган? Мне, могущественной колдунье? Ты смеешь угрожать Фее Моргане?! Я почувствовала, как гнев поднимается в сердце и снова ощутила покалывание в ладонях. И в этот раз решила не сдерживать силу — вытянула руку, полыхнуло пламя — и вспыхнули факелы по краям коридора. — Ты видела огонь, сестра? — мрачно спросила я. — Любой, кто посмеет угрожать мне, да обратится в пепел. А ты еще пожалеешь о том, что сделала, поверь! С этими словами я повернулась и пошла прочь, в висках бешено стучала кровь, я никак не могла поверить в случившееся. Как мог Артур сделать это! — Скоро я приму крещение! — крикнула мне вслед Моргауза. Застыв от изумления, я обернулась. — Это еще зачем? — Я приму крещение под именем Анны, — продолжила сестра. — Говорят, в этот миг прощаются былые прегрешения. Так что, даже если наш с Артуром сын родится, — он будет чист от греха и сможет занять Камелот, когда придет его время. — Ты произносишь ложь за ложью и сама в это веришь. Ничто не поможет тебе смыть грехи. Молись, чтобы чудовище не появилось на свет! И я оставила сестру наедине с ее мыслями, а сама направилась в сад. Теперь мне хотелось, как можно скорее, покинуть замок и уехать с мужем. Поступок Артура казался мне предательством и его любви ко мне, и памяти нашей матери, и древних законов предков. Очевидно, он и сам думал так же наутро, когда хмель оставил его и король осознал случившееся, он горько раскаивался в своем поступке, а при прощании со мной был сдержан, молчалив и старался не смотреть в глаза. И однако в выражении его лица, во всех жестах отчетливо сквозила досада — ему было стыдно, а еще жаль расставаться со мной, жаль, что я стала женой Уриена и совсем скоро отбуду в Регед. Надо заметить, что хотя я никогда не поощряла сердечную привязанность Артура, никогда не пыталась намеренно привлечь его внимания и уж тем более соблазнить короля, но едва замечала, что он чуть реже смотрит на меня, проводит со мной чуть меньше времени, начинала испытывать странное беспокойство, как если бы недоставало чего-то важного, необходимого для самого существования, и я тут же делала все, чтобы вновь вернуть расположение брата и привязать его к себе покрепче теми незримыми путами, которые дают одному человеку власть над сердцем другого. Зачем мне это нужно — не знала и сама, но стоило Артуру отдалиться — теряла покой и сон и жаждала скорее обрести потерянное поклонение, как можно было охарактеризовать его отношение ко мне. Оказавшись в Регеде, я была сперва смущена обстановкой дворца, которая показалась мне суровой и даже бедной, в сравнении с роскошью Камелота, но быстро привыкла, в конце концов, выросшая в хижине Нинианы, я приспособилась к простоте, лишь холод, бродивший в полутемных каменных залах и коридорах замка смущал меня. Или это был холод моего замерзающего сердца? Сейчас особенно отчетливо осознавала я свое одиночество. Родители оставили меня совсем крохой, отчим никогда не любил, как не любила и наставница Ниниана. Как и мужчина, которому подарила я свои чувства. Брат, клявшийся в вечной любви, предал, изменив с нашей же сестрой, да к тому же подарил меня очередному королю-союзнику, как если бы я была вещью, не имеющей своей воли. Что касается супруга: он был весьма внимателен, проявлял заботу и доброту, и однако довольно быстро осознала я, что различия между нами безбрежны, словно море. Уриен не интересовался магией и волшебством, не верил в них и отказывался обсуждать. Его подлинной страстью было градостроительство и укрепление границ, а потому основным смыслом его жизни стала борьба против племен англов и саксов, что шли к Альбиону с материка. Уриен говорил только об этом, о битвах против саксов, в которых Артур обязан к нему присоединиться, о величии бриттов, о красоте северных земель. Мой муж был истинным патриотом, воином и можно даже сказать, героем, ничуть не хуже Артура, и однако меня все это мало интересовало. Сначала, хотела сказать ему: если сюда сунутся саксы, я одна могу сжечь все их войско, — но потом вдруг почувствовала странную апатию. Не хотелось спорить, говорить, объяснять. Не ответив ни слова, я удалилась в свои покои, которые старалась не покидать без необходимости — потому что стоило их покинуть, как на меня толпой набрасывались мои новые дети — сыновья Уриена, и мне приходилось играть с ними, рассказывать сказки, следить, чтобы они были здоровы, а в играх не поубивали друг друга. Все это было крайне утомительно и совершенно бессмысленно. Прошло время, и я ощутила вдруг сильнейшее недомогание, как если бы всю силу забрали из меня и теперь невыносимо было даже подняться на ноги, едва я покидала ложе, как меня шатало, ноги не слушались, и я была вынуждена возвращаться в кровать. Первой мыслью было, что меня отравили многочисленные фаворитки Уриена, которых он забыл теперь, когда появилась законная супруга. Я пыталась принимать противоядия, но ничто не помогало — тело не умирало, но и не жило. И лишь много позже поняла, что такой сделало меня ожидание первенца, скоро мне предстояло подарить королю Уриену очередного наследника. И вот, по прошествии еще полугода, на свет появился наш первый и единственный сын — Ивейн, крепкий малыш, унаследовавший мои колдовские глаза и черные волосы, но не унаследовавший моего дара. Уриен был рад сыну, хотя и понимал, что его трон достанется старшим детям, Ивейну вряд ли предстоит рассчитывать на власть. — Напрасно, — заметила я, — Мальчик родился очень сильным, он станет великим воителем, он поможет в твоей борьбе против саксов. Помни, ты взял в жены ту, что может видеть будущее. Однако Уриен относился к моим видениям весьма скептически, и хотя сын нравился ему, провозгласил наследником старшего — Морвида. Но, забегая вперед, скажу, что жизнь расставила все по местам. Ивейн, и правда, вырос в сильного воина, завоевавшего славу во многих поединках и славных битвах, король Артур призвал его в Камелот, где сделал рыцарем Круглого стола и провозгласил наследником престола, если не будет у него своих сыновей. Услышав об этом, после смерти Морвида, павшего в бою, а также ухода в монастырь младшего — Каделла, и смерти еще одного сына — Рина, Уриен назвал своим наследником сэра Ивейна, к неудовольствию всех прочих детей. Пока же Ивейн рос послушным и здоровым малышом, при этом в отличие от остальных сыновей, не нуждался в материнской заботе: он никогда не ластился ко мне, наоборот, с ранних лет казался самостоятельным и даже строгим, и надо заметить, меня это устраивало. Я не ощущала в себе желания быть матерью, мне казалось, что моя жизнь в чем-то другом, наверное, потому что я так и не могла забыть слова учителя Мерлина, услышанные в детстве: мне суждено стать величайшей колдуньей и вписать свое имя в историю волшебства. Между тем, до меня дошли слухи из Камелота, что Артур, наконец, решил вступить в брачный союз. Шум Дикой охоты и мрачное предсказание Морриган унеслись в прошлое, став лишь вереницей бесплотных призраков, и король отчетливо понимал, что ему нужна жена и нужны наследники. Потому он принял решение взять в супруги ту, о чьей красоте слава гремела по всему Альбиону — леди Гвиневеру, или Гвенвифар, как правильно произносили ее имя на уэльский манер, дочь южного короля Леодегранса. Говорили, что девушка хороша собой настолько, что красоту ее невозможно передать словами, не меньше восторгались ее добротой и чистотой души. Что совсем уж необычно, Гвиневера и ее отец были христианами — поборниками новой религии, исповедовали ее истово и верили всем сердцем. Мне не понравилось, что Артур берет в жены девушку, верующую в Единого, в тот же миг вспомнились мне слова Морриган, которая говорила, что Артур бросит вызов старым богам, не об этом ли вызове шла речь? В своих песнях барды и сказители часто с восхищением воспевали золотые волосы Гвиневеры. Скажу, что это было ложью, — никаких золотых волос у нее не было и в помине, ее волосы были светлее моих, но напоминали скорее бронзу с небольшим золотистым отливом. А вот глаза, необычного, почти бирюзового цвета, приковывали всеобщее внимание и были очень красивы. Большие, чуть вытянутые к уголкам, казалось, они занимали половину прекрасного нежного личика, на котором, однако, осталось место и для изящного носика, и для губ, способных очаровать любого. Глава 7. Эскалибур Я не испытывала радости, узнав о браке Артура, не одобряла его выбор, помнила и о страшном предсказании, но не ощущала и ревности. И все же ревность тысячью ураганов ворвалась в мое сердце, едва лишь только дошли до меня слухи, что красота юной жены короля не оставила равнодушным никого, и особенно — сэра Ланселота, моего возлюбленного, о котором мечтала с самого детства, с той первой встречи в поместье Компер. Сначала слухи показались мне смешными, и я от души расхохоталась, узнав о подобных россказнях — как, быть того не может! Только не Ланселот! Ланселот предан королю! Кроме того, давно известно, что несмотря на необычайную любовь прекрасных дам, он остается равнодушен уже столько лет, и потому никак невозможно, чтобы он имел какие-то виды на свою королеву. Позже мне подумалось, что Ланселот избрал ее дамой сердца, ведь нужно биться на турнирах, так почему бы не во славу прекрасной правительницы! А народ как всегда подозревает дурное, что ж, это свойственно людям, они судят по себе. Где им, с их темными душами и мрачными страстями, понять возвышенные чувства рыцаря, столь одаренного всеми талантами, как сэр Ланселот Озерный! Однако слухи не прекращались, доходили до нашего двора чаще и чаще, и однажды я не выдержала. Оставшись ночью в своих покоях, попросила служанок удалиться и забрать маленького Ивейна, а сама распустила волосы и зажгла белые восковые свечи. Разместив между тремя свечами кристалл, я опустилась на колени и вглядывалась в его поверхность, пытаясь различить ответы на волновавшие меня вопросы. Вскоре увидела площадь Камелота, король и его юная супруга, которая, я вынуждена была признать, и правда, была хороша собой, стояли рука об руку на ступенях замка. Рыцари на площади седлали лошадей. Среди них я заметила и Ланселота. Он прижался к лошадиному боку и устремил взгляд на королеву. Мне хватило одного мгновения, чтобы узнать этот взгляд — именно о таком я мечтала, но ни разу он не подарил его мне. Сейчас он смотрел так на жену господина, и к своему ужасу я заметила, что Гвиневера отвечала таким же страстным взором. На миг мне стало жаль Артура — все женщины, желанные для него, по иронии злого рока выбирали иную любовь. Могло ли быть иначе, когда Ланселот рядом! Разве можно заметить кого-то еще, когда есть он! Я вздохнула, но вместе с грустью в моем сердце шевельнулась и злость, почувствовала ростки ненависти, которые в это самое мгновение пустили корни и начали свой неудержимый рост. Почему кому-то достается все, а кому-то ничего! Мало этой женщине, что она стала королевой величайшего из государств, получила достойнейшего из мужей, но нет! Она похитила сердце самого прекрасного мужчины на свете, того, кому столько лет принадлежало мое! Говорят, насильно мил не будешь. Что ж. Это мы еще посмотрим. Но чтобы достичь тех целей, что поставила я пред собой много лет назад, — нельзя сидеть в далеком северном замке, на краю земли! Нужно выбираться отсюда! Выбираться и отправляться в Броселианд, чтобы завершить свое превращение, чтобы стать самой могущественной колдуньей всех времен! А заодно и узнать у старика-Мерлина состав волшебного зелья, которое приготовил он в свое время для Утера Пендрагона! После — направиться в Камелот. Настала пора навести порядок в королевстве, довольно Артур распустил и свою жену, и своих рыцарей, отныне все будет иначе! Нужно лишь выбраться из опостылевшего Регеда! С этими тревожными мыслями я уснула. Наутро мятежные стремления показались безумными, и я попыталась жить так, как и жила все эти годы. Но время шло, и с каждым днем все сильнее мечтала я о свободе, стены дворца казались ненавистной темницей, которую я желала покинуть. Однако за столько лет бездействия магические силы мои ослабли, нельзя и думать о том, чтобы использовать их для побега. Кроме того, здесь были мой муж и мой сын. Правда обоим, как оказалось, я была не нужна. Король Уриен все чаще появлялся на людях со своей новой фавориткой — юной Арвен из знатного рода Карадогов, а однажды в порыве откровенности признался, что отчаянно желал бы развода, чтобы взять свою возлюбленную Арвен в законные жены и породниться с ее семьей. Его удерживает лишь скандал, который может разразиться: если Артур узнает, что его сестру оставили ради другой, разгневается! Кроме того, как же быть с Ивейном? — Ивейн и раньше не так уж нуждался в матери, — ответила я. — А теперь все время проводит со наставниками, которые обучают мальчика военным наукам. Мы никогда не были близки, мать не нужна ему. Да и тебе я обуза, муж мой. А потому — скажи Артуру, что я покинула твой дом сама, а удержать ты меня не мог, потому что никому не под силу удержать могущественную колдунью. Передай ему от моего имени, что ведьма не создана для брака, ведьма должна быть свободна, как ветер, и потому я ушла от супруга и вернулась домой, под сень Броселианда. А оказавшись в Камелоте, клянусь подтвердить, что каждое твое слово — правда. Ты же требуй, как брошенный муж, развода, никто не посмеет отказать, видя твое горе. Выдержи положенный срок, а после вступи в брак с новой супругой, и, надеюсь, он будет счастливее прежнего. Растроганный этими словами, король Уриен прижал мои руки к губам и покрыл их поцелуями. И в скором времени я собрала вещи, каковых по-прежнему было немного, платья да склянки с зельями, погрузила их в повозку, простилась с мужем, сыном и пасынками, ставшими к тому моменту уже взрослыми юношами и участвовавшими в турнирах и поединках, и отправилась туда, куда звало сердце — домой, в Броселианд. Я ехала и меня согревало сознание, что феи и дриады, глядящие в Зеркало, уже знают, что я направляюсь туда. Они ждут под сенью волшебного леса. Ждут с нетерпением и радостью. Однако прежде чем поведаю я о своем возвращении, следует упомянуть об одном событии чрезвычайной важности, которое случилось до того, как покинула я дворец короля Уриена: за несколько лет до того. Как-то ради забавы Артур вызвал на поединок одного из вернейших своих рыцарей — сэра Пелинора, бывшего в прошлом королем островных государств к югу от Альбиона, но признавшего Артура своим господином и занявшего место за Круглым столом. Сэр Пелинор благоразумно отклонил предложение короля, но разгоряченный молодой правитель, который, когда входил в раж, не знал удержу, настаивал снова и снова, и однажды сэр Пелинор дал согласие. Они вышли на поединок и сражались, говорят, это была славная битва, собравшая бесчисленное число зрителей. В пылу борьбы сэр Пелинор забыл, что бьет не врага, но своего короля, и дерутся они не ради победы, но забавы ради. И нанес он противнику удар невероятной силы. Но Артур отличался ловкостью и мастерством, и если бы другого такой удар сразил наповал, то король сумел отразить его и подставить меч. И однако клинок, тот самый меч-в-камне, что привел его однажды на трон, разломился и более был не пригоден к сражению. Артур опечалился настолько, что прервал битву. В поломке меча суеверный король увидел недобрый знак и попросил немедленно отправить сокола за Мерлином, хотел спросить совета у волшебника. Старый чародей явился ко двору, выслушал историю клинка, сообразив, что большое, слишком большое значение придал Артур этому событию и счел его знаком недобрым. Так же, как и я, Мерлин не одобрял невесту-христианку, а потому предупредил короля, что если тот отвернется от старых богов, то боги — отвернутся от него. Понимая, что душа короля разрывается меж двух огней: верностью религии своих предков и слезными мольбами юной жены, Мерлин решил, что старые трюки лучше новых. Теперь он знал, как укрепить веру короля в древние верования друидов. Он отвез Артура в Броселианд, на берег колдовского озера, и, изумленный, увидел король, едва подошел к воде, как прямо из глубины поднялась женская рука, сжимавшая в руках клинок, равного которому не видели ни сам Артур и никто прежде. Рука Владычицы озера отдала клинок королю. А после и сама прекрасная дева Ниниана вышла из подводного хрустального дворца, что создал для нее Мерлин при помощи магии. Ниниана поклонилась Артуру и пожелала долгого счастливого царствования. — Это Эскалибур, — произнес Мерлин, — волшебный клинок, которому в мире нет равных, ибо выкован он в Авалоне. Он разит врагов наповал, воин, что владеет им — непобедим. Но не только в этом его сила! Ножны, созданные для меча, защищают владельца надежнее, чем тысячи щитов. Пока они с тобой, ты не можешь быть ранен. Ты не можешь быть побежден. Растроганный, Артур крепко прижал к себе старого волшебника и поблагодарил прекрасную Ниниану за то, что сможет защитить Камелот, что останется неуязвим ни для кого, в том числе и для собственного сына, если однажды тот появится на свет. Артур вздохнул с облегчением: теперь он мог иметь наследника и приемника трона. Мерлин был прав, его хитроумная задумка сработала — Артур проникся уважением к таинствам старой религии, подарившей ему столь ценный дар, и отныне считал себя ее сыном и готов был отставать свои убеждения перед женой. Эскалибур вскоре пригодился королю: набеги саксов, как и неверных бриттов, на Логрес все учащались, и королю приходилось снова и снова брать в руки оружие, чтобы отстоять свободу королевства. Камелот, как и прежде, оставался царством справедливости, а народ с каждым годом любил Артура все сильнее, провозгласив величайшим и справедливейшим из королей, правивших во веки вечные. Таково важнейшее в истории Камелота и всей Артурианы событие, о котором я должна упомянуть. Тем временем, оказавшись снова Броселианде, я не могла нарадоваться на свою вновь обретенную свободу и чувствовала себя самой счастливой на всей земле! Я словно оживала, глядя на волшебную гладь Зеркала фей, на порхающих у поверхности воды дриад и эльфов, на замшелые деревья с гигантскими корнями, на чудесные источники, из которых била целебная вода, способная справиться со многими болезнями, и конечно, на Источник молодости. Радовалась и хижине Нинианы, в которой провела долгие годы, и встрече с наставниками моего детства. Я ехала на молоденьком серебристом жеребце, которого столь любезно выделил мне супруг, лошадь ступала медленно, и я могла любоваться зелеными арками деревьев, сбегающими по замшелым камням потоками прозрачной воды, слушать чудесные трели птиц и чувствовать восторг, от того, что я снова дома. Мерлин и Ниниана тепло приветствовали меня. Наставница была молода, как прежде, хотя, время пощадило и меня, моя красота не исчезла, таков был дар, что давала волшебницам сила Источника молодости. Мы снова зажили прежней жизнью, я, как могла, обучала юных воспитанниц, но среди них не видела ни одаренных девушек, ни тех, кто мечтал бы посвятить жизнь искусству волшебства, все они были какими-то безжизненными и обычными. И потому решила сосредоточиться на своем искусстве, мне хотелось разбудить ту невиданную мощь, которую некогда прочил мне Мерлин. Тем более, сейчас он с каждым днем становился все мрачнее и говорил, что грядут трудные времена для Альбиона, а значит, сила моя могла пригодиться. Целыми днями бродила я в колдовском лесу, слушая себя, пытаясь распознать голоса, что звучали в моем сердце. Между делом как-то за вечерней трапезой узнала я у Мерлина рецепт волшебного зелья, что дал он королю Утеру. К счастью, мне удалось приготовить чудесный напиток и усилить его — теперь он обладал возможностью не только сделать меня неотразимой, но и полностью изменить внешность так, как было угодно, создать любую иллюзию. Он мог бы помочь несчастным влюбленным, если бы у меня было такое желание. Но моему зелью была уготована иная судьба. Я боролась с искушением, старалась не думать о том, что происходит при дворе короля Артура, но, нет-нет, да и заглядывала в кристалл и видела все тоже: Гвиневера страдала неимоверно, мучимая раскаянием, как добрая христианка даже чувства свои к другому мужчине, не к мужу, считала грехом и свято верила, что бог наказывает ее и не посылает детей именно потому, что она так грешна. Ланселот страдал не меньше, чем его дама: преданный королю и не имеющий возможности связать судьбу с той единственной, кого избрал навеки, он мучился, считал себя предателем, пытался изгнать образ королевы из сердца, но ничего не выходило. Рыцарь стремился покидать Камелот как можно чаще, принимал самые сложные поручения и отправлялся в дальние земли, чтобы разлука загасила пламя любви, но стоило ему оказаться в замке и увидеть Гвиневеру — все начиналось сызнова. Зная, что Ланселот часто оставляет Камелот, я догадывалась, что однажды он обязательно приедет навестить матушку, и тогда дорога обязательно приведет его ко мне. И готовилась к этой встрече. Так и произошло однажды. Как и феи, порхающие над Зеркалом, почувствовала его приближение и была готова. В тот день в длинном бледно-голубом платье, с распущенными по плечам волосами я стояла на широком тракте, идущим через весь Броселианд, когда вдалеке показался всадник. Он ехал медленно, держа поводья одной рукой и слегка покачиваясь в такт движениям лошади. Когда он приблизился, на его лице можно было различить выражение глубокой задумчивости, казалось, он погружен в созерцание родных мест и рад оказаться снова в лесу своего детства, но в то же время в нем чувствовалась неизбывная печаль, и я знала ее причину. Ланселот корил себя, что так и не смог стать совершенным рыцарем и в то же время тяжело переживал разлуку с дамой сердца. Он не сразу заметил меня, остановился и соскочил с лошади, лишь когда я буквально преградила ему путь. За эти годы мой возлюбленный изменился, время не обходило его стороной, и, тем не менее, он оставался хорош, а может, стал еще лучше, чем прежде. Я едва справилась с волнением, но смогла улыбнуться гостю, а рыцарь радостно улыбнулся в ответ. — Леди Моргана! — вскричал он изумленно, — Какими судьбами! — Броселианд наш дом, мой и твой, — отвечала я с улыбкой. — Где же еще мне быть! — До меня доходили слухи, что ты сбежала от супруга, так неужели они правдивы? — Как видишь, — улыбнулась я. — Как дела в Камелоте? Как мой брат? — Все хорошо. Камелот процветает, город сильно изменился. Тебе бы надо увидеть замок! Каким он стал теперь! Просто загляденье! Король Артур часто вспоминает тебя, хоть он и занят государственными делами, да и набеги враги совершают все чаще. — Сюда долетают слухи о набегах, — кивнула я. — Что ж, изменился не только Камелот, но и Броселианд. — Неужто? — усмехнулся он, — А мне кажется, лес столетия назад стоял таким же, как сейчас! Здесь не чувствуется время… — И все-таки, он изменился. И я докажу тебе это, — лукаво улыбнулась я. — Поезжай же скорее в поместье Компер, навестить матушку, сэр Ланселот, передай мой поклон леди Вивиане. А после возвращайся сюда, и я покажу тебе, как изменился лес, клянусь, ты не будешь разочарован! — Почту за честь, прекрасная дама, — он вскочил в седло, — Лес изменился, мир изменился, но ничуть не изменилась твоя красота, неподвластная времени! Кивком и улыбкой поблагодарила я его за эти слова, а потом еще долго смотрела вслед удаляющемуся всаднику. Нет, он не прав! Пусть юность и красота все еще при мне, но я очень изменилась, я совсем другая теперь. Помнится, некогда учитель говорил, что у меня доброе сердце и в нем нет места коварству. Скоро, очень скоро предстоит Ланселоту узнать, насколько доброе у меня сердце теперь! Глава 8. Долина без возврата И я приготовилась ждать. Время шло, Ланселот по-прежнему гостил у матушки, но я знала: однажды ему наскучит дом Компер, что на озере. Разве усидит рыцарь в четырех стенах! Все ж примет мое предложение, вернется сюда, чтобы увидеть-таки, как изменился Броселианд. И не ошиблась. Настал день, которого ждала я столько долгих лет. Волнение захлестывало меня, случайно, не сдержав небесное пламя — свой внутренний огонь, я спалила два дерева, когда творила заклинание, которое должно было создать величайшую иллюзию из всех являвшихся миру. Ланселот прибыл ранним утром, солнце едва позолотило зеленые макушки деревьев на дубовой аллее. Я ждала его у поворота на тракте. Он спешился, вежливо поклонился и поднес мою руку к губам. Я расспросила о здоровье леди Вивианы, к счастью оно было в полном порядке. Рыцарь собирался в скором времени держать обратный путь в Камелот, но перед этим не мог не посмотреть, что же за необычайные чудеса готовил ему Броселианд. — Идем за мной, клянусь, ты будешь удивлен, — сказала я с легкой улыбкой, и он последовал, куда я указывала. Мы шли по зеленым дубравам, тропинка уходила все выше, к холмам, дальше и дальше от дорог, что пересекали лес, удалялись и от Зеркала фей, и от большого озера, и от хижины Нинианы, и от пещеры, в которой много лет жил волшебник Мерлин. — Как мы далеко забрались, — улыбнулся Ланселот. — Никогда не бывал здесь прежде, хотя думал, что знаю каждую тропку! И все же — это такой же лес. — Терпение, мой рыцарь, — рассмеялась я. — Осталось совсем недолго, мы почти пришли. Всего лишь подняться на ту гряду и спуститься в долину — там тебя ждет сюрприз! И мы поднялись на вершину, откуда Броселианд казался безбрежным морем деревьев, а после спустились в небольшую долину у подножья гор и здесь остановились. — Смотри же, рыцарь, видел ли ты раньше подобное чудо! — с этими словами я сделала вид, что раздвигаю ветви деревьев, но на самом деле, сняла невидимую завесу, отделявшую реальность от иллюзии, — и Ланселот увидел то, что должен был увидеть: роскошный, утопающий в садах и фонтанах дворец, от красоты которого захватывало дух. На самом деле, никакого дворца не было, перед ним лежала зеленая равнина, покрытая кустарниками, цветами и травой, обрамленная с двух сторон высокими дубами, и однако магия моя была столь сильна, что рыцарь видел настоящий дворец. — О светлые боги! — воскликнул в восхищении Ланселот, не веря своим глазам, он обернулся ко мне, — Чей же это дом? Кто мог построить такое великолепие посреди глухого леса? — Это мой дом, — улыбнулась я. — Сэр Ланселот, будешь ли ты моим гостем здесь? — Почту за честь! Леди Моргана, такого дома нет и у самого короля Артура! — воскликнул он. — Идем же, мне не терпится увидеть его! С улыбкой я провела своего рыцаря через сады, показала ему пруды и фонтаны, а потом мы поднялись по серебряной лестнице в сам дворец, прошли по его огромным, украшенным великолепной мозаикой и гобеленами залам, послушали чудесные звуки арфы, доносившиеся неизвестно откуда, постояли у пруда, в котором плескались золотые рыбки, и Ланселот никак не мог прийти в себя, потрясенный увиденным. А я забавлялась, глядя на него, но в то же время радовалась, что наконец-то мой бесценный возлюбленный рядом и уже никогда не покинет меня. — Дворец красив, — произнесла я, наконец, — Но пойдем, разве ты не голоден с дороги? Нас ждет чудесная трапеза. Идем в залу, где уже накрыты столы. Он удивленно пожал плечами, снова улыбнулся и пошел за мной в залу, где и правда уже горели свечи, и были накрыты столы: на украшенных золотым шитьем скатертях стояли изысканные блюда и кувшины с вином, в которых, надо заметить, было вовсе не вино. В них плескался все тот же чудесный колдовской напиток, который некогда Мерлин дал королю Утеру, усиленный моей магией. Я налила его в кубок рыцаря, потом в свой кубок, мы осушили чаши, после приступили к трапезе, и я все продолжала наполнять кубки. Рыцарь весело смеялся над историями, которые я рассказывала, повествуя о сыновьях короля Уриена, и сам рассказывал забавные случаи, что происходили иногда за Круглым столом. Неизменно их героем был король Пелинор, которому до сих пор не могли простить поломку меча-в-камне. Было весело и мне хотелось, чтобы наша трапеза никогда не подошла к концу. Но и знала, что скоро подействует зелье, — иллюзия усиливалась, в воздухе разлился чудесный аромат, он успокаивал и навевал сон, а потом само пространство вдруг засияло, заискрилось, скоро свет стал непереносимым, и Ланселот удивленно произнес: — Что происходит, прекрасная дама, где ты? Я больше не вижу твоего лица… — Я здесь, рядом с тобой, — ответила я, и он вздрогнул, услышав мой голос. Потому что, то был голос его возлюбленной — королевы Гвиневеры. И когда слепящий свет померк, она предстала перед ним во всем совершенстве свой красоты и обольстительности своей юности, и Ланселот вскочил на ноги, не в силах прийти в себя от изумления. — Моя королева! — вскричал он, — Как ты здесь оказалась? — Я пришла к тебе, ради тебя, — ответила я и подошла ближе. — Рад ли ты мне? — А где же наш король и твой муж? — опешил рыцарь. — Артур остался в Камелоте, здесь только я, — с этими словами я положила руки ему на грудь и прижалась крепче, — Обними меня! Разве не об этом мечтал ты так долго? — Но… как же можно, — прошептал он, — Мы не должны… Но и я слишком долго мечтала об этом мгновении, и пусть его сердце принадлежит не мне, отныне — он только мой, желает он того или нет. И потому я крепче прижалась к нему, а после сама подарила своему рыцарю поцелуй, на который он с жаром ответил. Ланселот и сам был под действием волшебного напитка, сознание его не было ясным, все случалось будто во сне, и потому легко уверился он, что его возлюбленная оставила короля и каким-то чудесным образом оказалась во дворце Броселианда. Этот день и эту ночь мы провели вместе, и я чувствовала себя самой счастливой, от того, что сбылась моя мечта, и тот, кого желала я столь долго, наконец смотрел на меня глазами полными любви, наконец стремился ко мне так же страстно, как и я стремилась к нему. И едва мы проснулись, как снова принесла я кувшин с волшебным напитком, опасаясь, что чары могут развеяться. Однако, ничто не длится вечно, и эти сказочные дни нашей любви, когда я услышала множество чудесных признаний и клятвы вечной верности, подошли к концу. Мне захотелось, чтобы мой возлюбленный знал о том, что все это время он был со мной, а вовсе не со своей королевой, хотелось, чтобы в сердце его нашлось место и для меня. У меня были чары, чтобы привлечь его, и я знала, что ни один человек не сможет противиться им. Едва проснувшись поутру и увидев рядом со мной меня вместо своей возлюбленной, Ланселот сначала не на шутку испугался. — Миледи! — вскричал он, — Королева Моргана! Что вы здесь делаете? Он отстранился и озирался по сторонам, пытаясь найти свою возлюбленную, в то время как я поднялась на ложе и улыбнулась. — Кого ты ищешь, сэр Ланселот? — рассмеялась я. — Уж не королеву ли Гвиневеру? — Где она?! — воскликнул он. — Она перед тобой, — ответила я. — Это я была с тобой эти дни и ночи, это меня ты принял за свою королеву, потому что выпил слишком много вина, мой рыцарь. Знал ли ты, что вино в Броселианде особенное, что оно затмевает разум и застилает глаза? Едва Ланселот осознал, что случилось, как впал он в отчаяние, равного которому мне не доводилось видеть. Он сожалел о случившемся, и моя любовь не радовала его. — Почему ты грустишь? — спросила я, чувствуя раздражение и величайшую досаду, — Разве не должен ты радоваться? Ты провел чудесные дни со своей возлюбленной, но не изменил при этом королю и не нарушил клятвы. Разве не об этом ты мечтал столь долгие годы? Но рыцарь был безутешен, его воздушные замки рухнули, он не хотел поверить, что все это было лишь колдовством, лишь иллюзией, к тому же, с ужасом понимал, что сам того не желая провел несколько ночей с сестрой самого короля, с той, кого, как он знал, король любил больше всех людей на земле. — Хватит, — примирительно улыбнулась я. — Ты же знал о моих чувствах, не так ли? Ты не мог не догадаться! Я полюбила тебя в первый же миг, как увидела, тогда, в саду твоей матушки. Помнишь тот день? Ни один другой мужчина в целом мире не сравнится с тобой, ничто не затмит красоты твоего лица, и никто не займет твое место в моем сердце. Там есть место лишь для тебя, Ланселот, только для тебя! Умоляю, услышь мои слова! Посмотри на меня! Он слабо кивнул и закрыл лицо руками. — Ну не будь так безутешен! Не ты первый стал жертвой сильного колдовства, — с этими словами я взяла кубок и выпила зелье. — Взгляни же на меня! Разве ты хочешь оставить женщину, которая так любит тебя? Разве не пожелаешь остаться здесь со мной навсегда? Зачем тебе жить мыслями о королеве, которая никогда не станет твоей? Но он безутешно покачал головой, он оттолкнул мою любовь. И тогда я протянула руки, отняла ладони от его лица и коснулась губами его губ — то был отравленный поцелуй, колдовской поцелуй, лишающий жертву ее воли. Отныне, очарованный, он видел перед собой только меня, и покуда будет действовать зелье, не вспомнит он ни Камелот, ни свой долг рыцаря, ни свою даму сердца, отныне его душа безраздельно принадлежит мне, лишь я была теперь полновластной хозяйкой его дум и стремлений. Так сэр Ланселот остался со мной, а я получила, наконец, ту любовь, о которой мечтала. Теперь он был весел и счастлив, он улыбался мне, беспрестанно заключал меня в объятия, каждый миг обращал ко мне восхищенные взоры, но время шло, и чем счастливее и веселее становился мой любимый, тем сильнее печалилась я, и тем мрачнее было у меня на душе. Великий учитель Мерлин прав, я так и не смогла забыть, что эта любовь — лишь иллюзия, и она создается бокалом зелья, которое я выпивала каждое утро. Едва его действие закончится, как исчезнут и чувства рыцаря ко мне. И я сердилась на своего возлюбленного, с каждым днем все сильнее хотелось мне, чтобы полюбил он меня саму, такой, какая я есть, чтобы желал остаться здесь, в Броселианде, по доброй воле. Долго не могла я решиться и все же однажды поняла: время пришло. Иллюзии прекрасны, но настоящая жизнь обходит эту долину стороной, а потому нам нужно возвращаться. И в то утро я не выпила чудесное зелье и предстала пред Ланселотом такой, какой была на самом деле, его разум и его воля вернулись, и в тот же миг увидела я, как погасла в глазах рыцаря любовь, и на ее месте возникла тревога. — Прошу тебя, госпожа, — сказал он, наконец, в его голосе звучала мольба, — Отпусти меня! Знаю, что был я под действием твоих чар, а сейчас разум вернулся ко мне. Если ты снова нашлешь на меня чары, я останусь твоим пленником навеки и буду жить в прекрасной мечте, но это будет не моя жизнь. Позволь же мне остаться собой! — Именно этого я и хочу, — ласково улыбнулась я и взяла его за руки. — Хочу, чтобы ты был собой. Чтобы остался со мной по доброй воле. Чтобы любил меня по-настоящему, а не из-за чар, владеющих тобой. Скажи, что так и будет, что мы будем счастливы, ведь я люблю тебя так сильно, как только может любить женщина! Рыцарь надолго задумался над услышанным, а потом крепко прижал мои руки к груди и посмотрел в глаза. — Моя прекрасная госпожа, — произнес он, — Твоя красота не знает равных, как и другие твои достоинства. Но не могу я изменить той, кому навеки отдал свое сердце, не могу заставить его любить по моему приказу, ведь голос любви неподвластен нашей воле. Жить здесь и обманывать тебя не могу тоже. Так позволь мне уйти и сохранить глубокую привязанность к тебе в моей душе и глубокую благодарность! Это был Ланселот, он не мог ответить иначе, душа рыцаря была верной и, раз избрав объект любви, он бы уже не отступился. Я знала, конечно, знала, что именно так он и ответит, и все равно, его ответ погрузил меня в бездну отчаяния. Разве я не достойна любви? Чем хуже я других женщин, чем хуже той же леди Гвиневеры? Гнев заполнил мое сердце, и я с досадой вырвала руки и отошла к окну. Долго-долго стояла, а потом с горящими глазами обернулась к Ланселоту. — Что ж, да будет так! — воскликнула я. — Ты хочешь, чтобы сохранила я тебе твою волю и твой разум? Я дарила тебе свою любовь, но ты отверг меня, ты предпочел другую, которая и знать тебя не хочет! Чужую жену, жену твоего господина! Разве таким должен быть благородный рыцарь? Ты знаешь, что нет. И потому свое наказание ты заслужил! Я не стану накладывать на тебя чары, но и свободы ты не получишь. И в Камелот не вернешься! Знаешь ли, где ты находишься, сэр Ланселот? Думаешь, ты в чудесном дворце, посреди Броселианда? Так знай, что в Броселианде нет дворцов! Эту долину создала я. И назвала ее «Долина без возврата», ибо нет отсюда обратной дороги! Каждый выход заколдован, никогда тебе ее не покинуть. И любой рыцарь или просто мужчина, чья нога ступит сюда, не сможет найти выход и останется здесь навеки, а попытавшись выйти, обратиться в камень и будет стоять недвижимо, как те скалы, что окружают долину. И здесь вы будете жить в иллюзии до тех пор, пока это угодно мне. Я все сказала, да будет так! Я взмахнула руками и вспыхнул воздух, создав магическую стену, отгородившую отныне Долину без возврата от всего мира. И я покинула дворец и ушла, оставив Ланселота одного. Вернулась обратно, в хижину Нинианы, к своим юным воспитанницам. И каждый раз, когда шел через Долину без возврата мужчина, он оставался там, и напрасно искали его родные и близкие, напрасно думали, что эльфы или разбойники похитили его. Он становился навеки моим пленником, вместе с прекрасным рыцарем, по которому так тосковал весь Камелот. Сама я иногда наведывалась в долину, очаровывала красивых рыцарей, что попадались в мои сети, но больше скучала и приходила все реже. Ланселот избегал меня, я видела, что он походил на тень, становясь печальнее и бледнее день ото дня. Жизнь постепенно покидала его, а некогда могучие силы лучшего рыцаря Камелота подходили к концу. Так бы и остались Ланселот и другие рыцари пленниками Долины без возврата на веки вечные, потому что сердце мое отныне не знало жалости, если бы не Мерлин и Ниниана. До Мерлина дошли слухи, что Ланселот так и не возвратился к королю Артуру, ничего не знал о нем и матушка. Вспомнил тогда старый волшебник, как настойчиво спрашивала я рецепт зелья и быстро догадался, что к чему. Заметил он также, что я стала надолго отлучаться и пропадать, иногда меня не было от луны до луны. Мерлин решил проследить за мной и нашел путь в Долину без возврата и увидел призрачный дворец, в котором томились мои пленники. Но так как он не был молодым мужчиной, да к тому же был волшебником, ему удалось преодолеть притяжение долины, а в его сердце возникла жалость к узникам, что томились там. Мудрый друид понимал, что бесполезно говорить со мной и просить меня выпустить пленников. Потому попытался снять чары с помощью своего колдовства и впервые узнал, что отныне мои силы превосходят его могущество. Снова и снова пытался волшебник разрушить чары — и лишь только устал понапрасну, ничего не вышло. Тогда призвал он на помощь Владычицу озера, Ниниану, некогда самую могущественную волшебницу в мире, хозяйку лесов Броселианда, и попыталась Ниниана разрушить магическую стену, но, как и старый чародей, потерпела поражение. Ничего не оставалось им, кроме как объединить усилия, что они и сделали, в сердцах их теплилась надежда, что, хотя бы вдвоем, они превосходят меня, — так и вышло. Рухнула магическая стена, рыцари были освобождены и, радостные, вернулись в родные дома. А сэр Ланселот быстрее вихря помчался туда, куда стремилось его сердце, — в Логрес, ко двору короля Артура. Мерлин и Ниниана побранили меня за содеянное, я же чувствовала досаду: моя чудесная долина разрушена, ее не восстановить, чертовы колдуны поставили заклятья на каждом шагу! Пленники разбежались, и Ланселот ускользнул от меня! Но еще сильнее, чем потеря возлюбленного, беспокоило меня, что другие, пусть и объединившись, все же смогли превзойти мою магию. Мне же нужна была великая сила, большая, чем была у меня теперь, и чтобы получить ее, я готовилась пойти на многое. Я хотела стать самой сильной волшебницей в мире. И со временем случай помог мне добиться желаемого. Глава 9. Ведьмина лестница Я не сдалась, и когда моя «Долина без возврата» была разрушена объединившимися против меня чародеями, удалилась в чащу, забралась на пригорок и села вязать ведьмину лестницу. Вязала ее из темных ниток, заливая воском черных свечей. Вплетала птичьи перья, нанизывала каменные бусины и золотые монеты. Вязала узлы крепко-крепко, и все спорилось в моих руках, работа шла хорошо. Закрывая глаза, представляла то, что желала получить, наговаривала на каждый узел заклинание, и не добрыми были те слова, — желала себе могущества, власти абсолютной над сердцами людей. Хотела быть королевой сердец, как Гвиневера, но не знала тогда, что иначе сбываются наши слова. Боги слышат, но пройдя через сумеречное зеркало, наша просьба уже не та, что послали мы, ответ же их и вовсе может вернуться измененным до неузнаваемости. Это люди хитры и коварны, боги же прямолинейны и чисты, и потому, случается, воспринимают просьбы слишком буквально. Вот и мою просьбу о власти над сердцами людей, восприняли они иначе, чем виделось мне. Много дней и ночей, не прерываясь даже на сон, находясь в колдовском экстазе, плела я свою лестницу и успокоилась, лишь когда она была готова, а последний узел завязан. Тогда встала я, спустилась с пригорка, потирая затекшие руки, разминая ноги, что почти не слушались меня. Но сумела дойти до главного тракта Броселианда, потому что сегодня было полнолуние, потому что сегодня на перекрестке мне нужно закопать то, что я сплела. Мрачным получилось мое заклятие, пугающе выглядела и лестница. Никогда, думаю, ни одна ведьма до меня не создавала ничего, что обладало бы такой могучей темной силой. Стоя на перекрестке, вытащила из складок платья серебряный нож, провела острым лезвием по ладони, и вытекли капли крови ведьмы, чтобы завершить ритуал и усилить магический амулет. После закопала лестницу на перекрестке и, не оборачиваясь, пошла прочь. Самым сложным было ни разу не обернуться, чтобы не видеть того или тех, кто пришел, почуяв мой призыв. Спустя время ощутила, что началось действие темной магии, Мерлин и Ниниана не знали, что не отступилась я от своей мести — пусть не было больше моей иллюзорной долины, но теперь перекресток стал новой ловушкой для неверных мужчин, которых могу обратить в каменный обелиск, если будет на то моя воля. И в дни, когда было мне угодно, просиживала я допоздна на перекрестке, надеясь, что приведет сюда тропа случайного путника. Но чаще всего уходила ни с чем. Иногда правда, шли крестьяне, но до того старые и уродливые, что не хотелось им мстить — им уже отомстила жизнь. И отпускала я их подобру-поздорову. Как-то раз мимо проходили и крестьянские женщины, на них магия не действовала. Несколько раз в мои сети угождали молодые охотники, но они были скучны, а обращенные в камень становились еще скучнее, и потому тоже были отпущены на свободу. Я пригорюнилась, чувствуя, что могучая магия, созданная колдовским ритуалом, пропадает понапрасну, сила моя жила в амулете, но не было никого, к кому можно было ее применить. Напрасно ждала я возвращения сэра Ланселота, в глубине души отлично понимала, что после всего случившегося, не вернется он больше в эти края, возможно когда-нибудь, но не теперь. Пока слишком сильны в его душе воспоминания о заточении в моем дворце, о той власти, что была у меня над ним. А равного ему не встретить никогда! Иногда вспоминала я о моем брате Артуре, думала о его бескорыстной любви и не понимала, как подобное возможно. Артур никогда не хотел мне отомстить, никогда не пытался удержать силой. Не просил Мерлина подмешать в мое вино любовный напиток. Нет, он был благороден, верен и всегда приходил на помощь, если я в нем нуждалась, не требуя ничего взамен. Наверное, я не умела любить так, как он. А возможно, мой младший брат попросту глуп. Но все же день настал. Точнее, настала ночь очередного полнолуния: луна в небе напоминала огромный бледно-желтый диск, она казалась такой большой и светила столь ярко, что на лесной поляне было светло, как днем. В задумчивости сидела я у перекрестка, когда вдалеке послышался стук копыт. Я настороженно прислушалась: кто это едет через лес? Не иначе, разбойник, добрые люди не хотят в такое время! А может, это учитель Мерлин собрался куда-то на ночь глядя? Я вглядывалась в темноту и наконец различила силуэт мужчины, который слегка покачивался в седле в такт шагу своего коня, очевидно, всадник никуда не спешил. Когда он приблизился, я закрыла глаза, напряглась, крепко сжала ладони: мгновенная пульсация, всплеск энергии, фиолетовая вспышка… И ловушка сработала! Остановившись, всадник вдруг спешился, взял коня под уздцы и принялся напряженно оглядываться по сторонам. Не знаю, что он ожидал увидеть, однако обрадовался, когда я вышла ему навстречу. — Приветствую тебя, славный рыцарь, — ласково произнесла я, с интересом всматриваясь в его лицо. Что ж! Незнакомец оказался очень хорош собой, конечно, уступал моему возлюбленному Ланселоту, но вполне мог бы считаться славным рыцарем. У него были светлые волосы, но темные глаза, прямой нос и приятная улыбка. Это я заметила, когда он приветствовал меня. — Ты заблудился? — снова спросила я тем же ласковым тоном. — Ступай, я покажу дорогу! Без малейших колебаний он пошел за мной, и мы шли, пока не оказались у просторной пещеры, приходилось довольствоваться таким жилищем, раз уж мой волшебный дворец был разрушен! Пещера, однако была весьма вместительной: несколько подземных комнат, соединенных между собой длинными коридорами. В одном из ее залов располагалась даже небольшая купальня с чистой проточной водой. Я отвела рыцаря в комнату, где жарко горел камин, в котором пылал колдовской огонь, здесь было тепло и уютно. Он опустился на расстеленную на полу волчью шкуру, поблагодарил меня за гостеприимство, съел предложенную пищу, запив ее водой из того же ручья, а потом крепко уснул, ведь было поздно, а рыцарь проделал длинный путь. Я оставила его и ушла в свой покой, также располагавшийся в теле скалы. Проснувшись наутро и позавтракав, незнакомец снова поблагодарил меня за теплый прием, потом поднялся, простился и направился к выходу. — Мне нужно продолжить путь, прекрасная дама, но благодарю тебя за пищу и кров. Если будет нужна моя помощь, лишь прикажи — я приду и спасу тебя! — горячо пообещал он. Я коварно улыбнулась и кивнула, провожая его любопытным взглядом. Рыцарь еще не знал, что не может покинуть пещеру, и мне было интересно, как быстро он догадается. Долго-долго плутал он, вновь и вновь ходил по кругу, оказывался в тех же самых комнатах, пока, обессиленный, не вернулся в главную залу. Он снова опустился на шкуру у камина, посмотрел на огонь, а потом повернулся ко мне. — Здесь творится какое-то колдовство! — сообщил он таинственным шепотом. — Неужели? — усмехнулась я. Несколько мгновений мы смотрели в глаза друг другу, и наконец, он все понял. — Ты колдунья! — изумленно вскричал он, указывая на меня пальцем, — И ты пленила меня! — Так и есть. — Но зачем? Что тебе от меня нужно? — Мне нужен ты, сэр рыцарь, — откликнулась я безмятежно. — Я одинока, мне невесело в этом лесу одной. Ты же — прекрасный незнакомец, которого избрала я в свои спутники. Готов ли ты остаться со мной и разделить мою жизнь и мою любовь? Рыцарь ответил мне удивленным взглядом. — Твою любовь? Но опомнись, прекрасная дама, ты же впервые видишь меня! Ты даже имени моего не знаешь! Как и я твоего! — Меня зовут Фея Моргана. Как твое имя, рыцарь? — Джирент. — Что ж, сэр Джирент, теперь мы знакомы, — я ласково улыбнулась ему. — Готов ли ты остаться со мной теперь? Долгое время он молчал, не зная, как ответить, а потом нерешительно произнес: — Боги свидетели, ты прекрасна. И я был бы счастлив остаться с тобой даже в этой мрачной пещере. Но год назад взял я в жены свою любимую, а потому должен отныне хранить ей верность. Прошу тебя, отпусти меня домой! Услышав его слова, я вскипела от ярости: неужели, и этот рыцарь любит другую и просит меня отпустить его к ней! Доколе же будет продолжаться подобное! — Домой ты не пойдешь! — крикнула я, поднимаясь, мои глаза метали молнии. — Останешься со мной в пещере, по доброй или же по моей воле! Выбирай. — По своей воле не могу остаться, — Джирент развел руками, опечаленный, что разозлил меня. — Так знай же, рыцарь, что у меня есть власть над сердцами людей! — воскликнула я. — И твое сердце отныне будет принадлежать мне! С этими словами вытянула я руку, вспомнила заклинания, что вплетала в ведьмину лестницу, произнесла колдовские слова, но никак не ожидала того, что случилось после! Думала я, что сердце его подчинится моей воле, что вспыхнет в нем любовь ко мне. Но вместо этого сердце Джирента вдруг выскочило груди и лежало, билось теперь на моей ладони. В ужасе мы оба смотрели на произошедшее, а потом рыцарь вскрикнул, не сдержав своих чувств. — Будешь жить теперь без сердца, — мрачно заметила я. — Конечно, замышляла я иное, когда желала быть королевой сердец… Но лучше так, чем никак. С затаенным злорадством сжала сердце в ладони, и несчастный рыцарь упал на колени, задыхаясь, мучимый невыносимой болью. Я разжала руку и боль ушла. — Ты останешься со мной? — повторила я. — Зачем ты нужен своей жене теперь, когда у тебя нет даже сердца! Упрямец покачал головой, и, разозлившись, я снова сжала ладонь. Рыцарь закричал от боли, но сильнее, чем боль был страх, ведь если сердце перестает биться, человек умирает. Рыцарь, судорожно глотая воздух, наконец, склонил голову, признавая свое поражение. Я разжала руку, и страдалец вздохнул спокойно. — Вот и славно, — откликнулась я. — Клянусь, ты не пожалеешь, что остался здесь. Правда сердце тебе не отдам, сохраню для себя. Рыцарь кивнул, ему уже было все равно. Надо заметить, что жили мы с Джирентом весьма неплохо, рыцарь смирился со своей участью и оказался весьма покладистым спутником, а возможно просто боялся прогневать меня и снова испытать пережитые мучения. Изо всех сил стремился он угождать, ловил каждое мое слово, а в его взгляде, устремленном на меня, читалась такая преданность, которой позавидовали бы и собаки. Так или иначе, я была довольна своим пленником, и наша совместная жизнь начала налаживаться. Однако недолгим было мое счастье, пусть и полученное столь высокой ценой темного колдовства. Как-то раз учитель Мерлин встретил в лесу меня и Джирента, мы прогуливались под сенью деревьев, наслаждаясь теплым летним днем. Учитель вежливо приветствовал нас, я представила ему своего спутника, умолчав, однако об отношениях, что нас связывали. Мерлин кивнул сэру Джиренту, перекинулся с рыцарем парой фраз, внимательно разглядывал его, а потом повернулся ко мне. — С ним что-то странное, Моргана, — с недоумением произнес волшебник. — Ты не замечаешь? У него странные безжизненные глаза… — Нет, — с невинным видом откликнулась я, — Ничего не замечаю! — Удивительно, — пробормотал чародей, а после простился с нами и отправился по своим делам. Но Мерлин ничего не забыл! Долгие дни и ночи вспоминал он облик сэра Джирента. И наконец, понял, в чем дело. На рассвете пришел старый волшебник на заветный перекресток, помедлил, а потом взмахнул посохом, направив его в землю. Колдовское пламя вырвалось из него — и в миг обратило в пепел ведьмину лестницу, мое совершенное творение, порождение тьмы. Думал колдун, что освободит тем самым пленного рыцаря от власти, что имела я над его несчастным сердцем. Мерлин был прав лишь отчасти. Да, колдовские чары рассеялись, исчезла моя власть, рухнули те невидимые засовы, что не позволяли пленнику выйти из пещеры. Но в то мгновение, когда сгорела ведьмина лестница, обратилось в прах и сердце несчастного рыцаря, и его жизнь оборвалась. Слишком крепкими нитями были они связаны, и нельзя было, уничтожив одно, не уничтожить другое. — Как же ты мог! — крикнула я, когда в слезах прибежала к Мерлину, — Ты снова разрушил мою жизнь! И убил этого бедолагу! Ни в чем неповинного человека! Человека, к которому я привязалась… — Прости, моя девочка, прости, Моргана, — Мерлин развел руками, — Я ошибся. И великие колдуны могут ошибаться. Всегда помни об этом. И много, много лет прошло, прежде чем поняла я, что не только Мерлин ошибся в тот раз. И лишь тогда догадалась, что имел в виду старый чародей. Моя ошибка привела к смерти несчастного рыцаря. Не должна была я плести ведьмину лестницу, обагряя ее узлы своей кровью. Не должна лишать рыцаря свободы, красть его сердце, а вместе с ним — его жизнь. Надеялась таким способом стать, наконец, королевой сердец и обрести любовь, но не вышло. Мои мечты разбились вдребезги, от них не осталось даже осколков. *** Моя беда была в том, что я родилась сильнейшей волшебницей, а мечтала быть королевой сердец. Я была правительницей Регеда, но желала трон Логреса и всего Альбиона. Меня любил Артур, а мое сердце жаждало любви Ланселота. Не умея довольствоваться тем, что судьба даровала мне, я неудержимо стремилась завладеть тем, что уготовано другим. И магия позволяла получить желаемое, однако цена, которую платили за это жертвы моего колдовства порой оказывалась слишком высока. Но выше была цена, которую в итоге заплатила я. Глава 10. Пещера кристаллов Встретив меня после освобождения пленников, Мерлин печально покачал головой. — Эх, Моргана, Моргана, — произнес он, приблизившись, — Говорил же тебе, не следует прибегать к такому средству! К добру не приведет! — А что было мне делать, учитель, если человек, которого столько лет люблю всей душой, меня не любит, — в моем голосе послышалось негодование. — Не обманывай себя, Моргана. Ланселот не любит тебя, это правда. Но и ты не любишь его. — Откуда тебе знать? — Когда любишь, не пытаешься удержать силой, не пытаешься запереть в плену. Любящая душа готова на все, ради счастья любимого. В этом радость и боль любви. — Ты говоришь так, будто знаешь об этом, — презрительно фыркнула я, — Будто можешь судить о моих чувствах, о моей любви! В то время как вы с Нинианой украли пленников, разрушили чары! Вы поступили, как враги, но клянусь, недолго продлится ваше господство! Скоро мои силы возрастут и тогда никто не посмеет говорить мне, что делать! Тогда не только Ланселота, но хоть весь мир смогу заключить я в Долину без возврата, и все останутся в моем дворце, никто не посмеет уйти, пока не позволю! Но я ошибалась, Мерлин знал, о чем говорил. Старому чародею была ведома любовь, любовь столь сильная, что она оказалась сильнее страха смерти. Роковой для мага день наступил в пятом месяце после новолуния, когда Ниниана появилась в его пещере на ночь глядя. Ее приход не удивил старого волшебника, она иногда приходила сюда и проводила ночи в пещере, засыпала, прижавшись к его боку, укутав своими длинными волосами. Но в ту ночь она была особенно нежна и мила, улыбалась прелестно, и все никак не могла наговориться со своим возлюбленным. — Я хочу показать тебе новый источник завтра утром, — сказала она, наконец. — Случайно обнаружила ручей, сбегающий водопадом с каменных уступов, а позади заметила большую пещеру, уходящую глубоко в недра горы. В той пещере великое множество кристаллов, никогда прежде не доводилось мне видеть подобного. Хочу, чтобы и ты посмотрел на кристаллы, потому что в пещере той ощущаются всплески магии, силы невероятной, и, может быть, ты поймешь, как использовать ее нам на пользу. Та сила способна исцелить болезни, спасти умирающих, увидеть далекое будущее. Кто знает, что найдем мы, если спустимся туда. А источник, что течет рядом, — волшебный! Стоит лишь окропить камни ключевой водой — поднимается ветер, деревья начинают шуметь, а небо — затягивает облаками. Миг — и начинается небывалая буря, остановить которую можно лишь колдовством! Хочу, чтобы ты увидел пещеру и источник. — Конечно, мы спустимся в пещеру, — кивнул Мерлин задумчиво и крепче обнял свою возлюбленную, а потом поцеловал ее с особой нежностью. — Мы спустимся, раз ты этого хочешь. — Да, хочу, — кивнула она и, услышав то, что хотела, успокоено положила голову ему на плечо. На следующее утро, как и обещал, Мерлин пошел за Владычицей озера к таинственному водопаду. Они оказались на живописной зеленой поляне, среди уносящихся к небесам высоких деревьев, мягкий ковер изумрудной травы пересекала узенькая прозрачная речка, и текла там поистине студеная вода. Она била из ключей, что располагались чуть выше и которым позже было дано имя источника Беллантон. Мерлин и Ниниана, переступая по скользким камням, осторожно прошли за водную завесу и оказались у входа в темную пещеру, уходившую глубоко вниз: тоннель, ведущий в тело горы, казался бесконечным. Мерлин прочел заклинание — и прямо на его ладони вспыхнул яркий свет, осветивший внутренности пещеры, где, и правда, можно было видеть отблески, заплясавшие на поверхности множества кристаллов. Но дальний конец пещеры остался в темноте — чтобы разглядеть его, нужно спуститься вниз. — Ты пойдешь со мной? — спросил Мерлин у Нинианы, но та покачала головой и положила руки ему на плечи. — Я буду ждать здесь, — улыбнулась она. — Столько, сколько потребуется. Иди. Он кивнул, на его губах мелькнула легкая усмешка, а потом он крепко прижал к себе девушку и поцеловал, будто в последний раз. — Я всегда думал, что ты выберешь, моя дорогая, какую ипостась. Всегда сомневался, гадая, что же победит в твоем сердце. Теперь знаю. И если ты не передумаешь, то да будет так! — Не передумаю, — ответила женщина, чуть поколебавшись, после вдруг нахмурилась, отстранилась и сделала шаг назад. — Иди же, пещера ждет тебя! Он выпустил ее руку, еще раз долгим взглядом посмотрел на свою любимую, точно пытаясь запомнить каждую ее черточку, каждый жест, каждое движение, на лице чародея появилось печальное выражение, как если бы он уже грустил о предстоящей разлуке, потом маг повернулся и пошел вглубь пещеры. Мерлин шел все дальше и дальше, пока, наконец, не скрылся в темноте. Проводив его глазами, Ниниана вздохнула. — Прощай, мой любимый, — произнесла она, а потом прошла сквозь завесу водопада и вернулась на зеленую поляну. Женщина подняла руки и прочла заклинание, то самое, что использовала я, когда создавала Долину без возврата. Да, так и было, Ниниана украла мое заклинание! Раздался оглушительный грохот, камни обрушились, завалив вход, магическая дверь захлопнулась и спряталась в теле горы. Теперь никто, кроме Нинианы, не мог открыть ее. Лишь тот, кто превосходил волшебницу силой, сумел бы разрушить заклинание, однако мало было обладавших подобным даром. Между тем мягкий свет кристаллов, легкий перезвон, создающий таинственную хрустальную музыку, заставили Мерлина почувствовать сонливость. Он опустился на пол, прислонился к стене, прикрыл глаза и погрузился в дремоту. Образ возлюбленной все еще стоял перед его внутренним взором, и волшебник забрал его с собой, в свой сон, ставший теперь уже вечным. Довольно скоро заметила я исчезновение своего старого учителя, но сначала думала, что он отправился в Камелот или же на поиски новых воспитанниц, а может куда-то еще, куда вели его дела друида, мудреца, не знавшего равных. Но Мерлин не появлялся. Через некоторое время почувствовала я неладное, что-то в самой глубине сердца говорило: с волшебником случилась беда. Я поделилась опасениями с Нинианой, но женщина лишь махнула рукой. — Скоро он вернется, не волнуйся! — ответила она. Однако меня ее слова не успокоили, и я обратилась с вопросом к кристаллу. Вглядываясь в его мерцающие грани, увидела волшебника, лежавшего недвижимо на полу в мрачной пещере, на стенах которой тусклым светом поблескивали камни, что свешивались с потолка, покрывали стены, и, если бы на них попал свет, они бы засияли, как алмазы! Но свет не проникал сюда, в пещере царила полная темнота. Понимая, что старый учитель попал в беду, я решила вызволить его, хоть в сердце моем еще была обида на чародея за освобождение рыцарей. Все-таки не хотела бросать его в пещере, если великий волшебник умер, жизнью своей заслужил он достойный погребальный ритуал. Я взяла круглый камень, вышла из своей хижины, прочла заклинание, бросила его перед собой и пошла туда, куда вел он, зная, что приведет к пещере, где спал сейчас мой учитель. Мне было неведомо, как долго предстоит идти, и, тем не менее, путь оказался недальним, я достаточно быстро оказалась на поляне у водопада и изумленно озиралась по сторонам: камешек не катился, пещера где-то здесь, но мне никак не удавалось ее найти. Наконец, вытянула я руку, обратившись к водопаду, и вдруг почувствовала магическую стену, закрывающую путь к каскаду воды. Почувствовала и то, что стену создал волшебник могущественный, новичку сделать подобное не под силу! Не сам ли Мерлин решил удалиться сюда, избрав добровольное уединение перед своей кончиной? Могу ли я потревожить тело несчастного колдуна? Понимала: мне достанет сил снять заклятие, пусть, я пройду туда, где лежит мой учитель, и смогу привести к его телу друидов, чтобы провести необходимые ритуалы и погребение. Я напрягла руки, глубоко вздохнула, готовая произнести заклинание, собрать всю мощь своей магии, чтобы разрушить стену, как вдруг женский голос остановил меня. Я обернулась. Позади стояла Владычица озера. Сейчас она казалась еще прекраснее, чем в тот день, когда я впервые увидела ее, в ту пору я была еще маленькой девочкой. — Не делай этого, Моргана, не разрушай стену! — попросила она. — Это ты?! — с негодованием воскликнула я. — Ты прочла заклинание? Ты закрыла вход! Ты убила его! Как ты могла?! — Убила? — Ниниана рассмеялась. — О нет, конечно же, нет! Мое дитя, Мерлин бессмертен. Кто мог бы убить его! Нет, он всего лишь спит. Погруженный в сон, он проведет долгие годы, прежде чем очнется от грез в день, когда больше всего будет нужен Альбиону. Он не проснется слишком рано или слишком поздно. Он проснется, когда его помощь понадобится людям. Эта пещера — лишь портал, ведущий в Авалон. Там волшебник уснет вечным сном, а спать на прекрасном Острове блаженных — разве плохая участь? — Но зачем? — с недоумением воскликнула я. — Зачем тебе, чтобы он уснул? — А зачем ты заперла столько рыцарей в долине? — она лукаво наклонила голову, — Я лишь использовала твое заклинание, придумала его ты! — Да, но я хотела удержать подле себя тех, кто не остался бы добровольно. Но Мерлин никогда бы не покинул тебя, он тебя любит, я это знаю! — Без сомнения, — кивнула женщина. — Он любит меня так сильно, что согласился войти в эту пещеру, хотя и понимал, что не выйдет обратно. Ведь ему ведомо будущее, Моргана… — Но почему он пошел на это? И почему на это пошла ты? — На первый вопрос ответить проще, — улыбнулась Владычица озера. — Он пошел на это из любви ко мне. Мерлин знал, что я хочу этого, и он так сделал. — Почему же ты этого хотела? Ниниана колебалась, она не понимала, посвящать ли меня в свои планы, и никак не решалась, тогда я снова подняла руки. — Неважно, чего ты хочешь, Ниниана. У меня достанет сил спасти учителя, — произнесла я. — Я разрушу твои чары — и он выйдет на свободу. Освобожу твоего пленника, как ты освободила моих! Ниниана молчала, она тяжело дышала, видно, что решение далось ей нелегко, но слишком многое стояло на кону для волшебницы. Наверняка, в это самое мгновение она жалела, что не уничтожила меня, когда я была еще совсем малышкой, когда впервые оказалась в Броселианде. Можно было скинуть со скалы в реку — и дело с концом. Как же она недоглядела, как пропустила появление соперницы! Но теперь было уж поздно, теперь я была сильнее. И меня можно сделать союзником или врагом. Ниниана выбрала первое. — Не делай этого, Фея Моргана, — произнесла она. — Послушай, что я скажу. Мерлин не так просто помогает Артуру. Как думаешь, почему он дал ему Эскалибур? Потому что чародею важно, чтобы на троне Камелота был король, преданный старой религии, радеющий за бриттов и друидов. С разных сторон Логрес осаждают англы и саксы, с севера идут викинги. Без Эскалибура Артур недолго удержит свою страну. А вместе с ними с материка придет другая религия, и, если Артур примет ее, как желает его супруга Гвиневера, — придет день, и на землях Альбиона, а может быть всего мира, не останется места для старой религии. Магия будет уничтожена. Не останется места нам, чародеям и колдуньям. И потому Мерлин и другие друиды изо всех сил поддерживают в Артуре свою веру. Но зачем это мне? Мне этого совсем не нужно! — Что же нужно тебе? Разве ты не хочешь сохранить магию? Мерлин говорил, что ты хочешь власти над миром реальным и над призрачными мирами! — Так и есть, — с легкой улыбкой ответила женщина. — И добьюсь этого. И ты мне поможешь. — Я?! — Ты, Моргана. — Как же? — Едва Артур поймет, что ты стала его врагом, его вера в чародеев рухнет. И Мерлина не будет рядом, чтобы удержать его. Он послушает жену, примет христианство и будет насаждать новую веру среди своего народа. Бритты возненавидят его. При поддержке народа мы легко убьем Артура, и так как у него нет наследников, трон займет тот, кто станет мужем Гвиневеры. Как ты думаешь, кто это будет? — Ланселот? — Да. Потом я дам королеве зелье, едва Ланселот утвердится, как король Камелота. А после — ты займешь ее место. Таким образом, ты станешь женой того, о ком мечтала и королевой Камелота. Ланселот будет править Альбионом. Ты — как величайшая колдунья — будешь владеть призрачными мирами! — А что с этого тебе? — нахмурилась я, не понимая, зачем Ниниане нужна моя власть над призрачными мирами. — А я — буду править через вас, дети мои, — откликнулась Владычица озера. — Миром земным — через Ланселота. Миром волшебным — через тебя, Моргана. — Но мы не твои дети! — возмутилась я, удивленная ее странными речами. Неужели, Ниниана лишилась рассудка! — Что за глупости ты говоришь? — Мои, — усмехнулась вдруг женщина. — Ведь я вырастила тебя, мою воспитанницу. Вырастила и его. На миг я было снова подумала, что она сошла с ума, но в следующее мгновение ослепительное сияние окутало фигуру женщины, а едва оно погасло, исчезла иллюзия, которую так долго поддерживала волшебница. Исчезли синие глаза и длинные черные волосы, исчезла худощавая фигура лесной колдуньи и ее простенькое белое платье. Передо мной стояла прекрасная, одетая в роскошные одежды леди Вивиана, Владычица озера, приемная мать сэра Ланселота. И только тогда поняла я, что имел в видуед Мерлин, когда говорил о двойственности натуры своей возлюбленной. О том, что уверен в любви одной ее половины, но сомневается в другой, той, что любит лишь богатство и власть. Пораженная, я смотрела на нее, не в силах произнести ни слова, никогда бы я не подумала, что прекрасная знатная дама, хозяйка поместья Компер, вырастившая Ланселота, и лесная волшебница, заменившая мне мать и бывшая моей наставницей, — одно и то же лицо. Но Мерлин, без сомнения, знал и все ждал, кто же победит в ее сердце — жрица древней религии или коварная леди, стремящаяся к господству над миром. Коварная леди победила, и теперь мне предстояло решить, на чьей стороне я. Вивиана протянула руку. Принять ее означало предать не только моего учителя, но и нашу религию, все, во что мы верили. А еще — предать брата, который так сильно любил меня. И Ланселота. Вряд ли он простит мне смерть своей возлюбленной! Но если я откажу и освобожу учителя — все останется прежним. Как и раньше Мерлин и Ниниана, объединившись, превзойдут мои силы. Как и раньше, останусь я в этом лесу и потрачу жизнь обучение бездарных девчонок, вместо того, чтобы исполнить свое великое предназначение, бросив вызов королю Самайна и богине Морриган, как и было предначертано. Я приму ее руку. И я встану во главе Авалона и других призрачных миров, а Ниниана пусть думает, что это она будет правительницей. Она заблуждается, без Мерлина она не может остановить меня. Без Мерлина колдунья мне не соперница, и я избавлюсь от нее, едва только она поможет мне избавиться от королевы. Смерть Гвиневеры, брак с Ланселотом и титул правительницы Логреса и Авалона — внезапно я поняла, что это больше, чем я когда-либо смела мечтать. Но теперь мне было мало и этого. Теперь я знала, для чего даны мне природой великие силы, и уже чувствовала себя не на месте жалкой куклы Гвиневеры, а на месте самой богини Морриган, той, в честь кого мать когда-то дала мне имя. Вот трон по-настоящему достойный меня! Я спасу магию. Не позволю ей покинуть Альбион, сохраню ее для всего мира! Мир скажет мне спасибо однажды! И я сжала протянутую Вивианой руку. Та улыбнулась и кивнула. Вместе мы направились прочь от водопада. *** Так вышло, что великий волшебник пал жертвой своей любви к Владычице озера и оказался навечно заперт в пещере, отделенной от нашего мира колдовской стеной и каменным завалом. До сих пор он спит, ожидая, когда будет призван на помощь Альбиону. Когда придет беда и настанет мрачный день — рухнет стена, проснется чародей, выйдет из тьмы и отправится на помощь потомкам бриттов, тем, кто еще будет жив. Если же не останется ни одного бритта и ни одного друида, Мерлин будет защищать тех, в чьей крови до сих пор жива магия, кто владеет чудесным даром преобразования мира силою мысли и слова, и готов пойти по дороге, ведущей в чудесный мир волшебства. Глава 11. Снова в Камелоте Почти сразу же после разговора с Вивианой я отправилась в Камелот. Оказалось, сэр Ланселот говорил правду — город изменился до неузнаваемости, замок теперь окружала целая вереница посадских деревень, их деревянные постройки тянулись, куда глаза глядят! Сама крепость обзавелась еще одной стеной и высокими узкими башнями, уносящимися к небу своими шпилями. Крыши их были покрыты чем-то красным, отчего горели на солнце, будто пламя. Замок окружал широкий ров с подвесными мостами и массивными воротами, служившими непреодолимым препятствием для врагов, посягнувших на эту твердыню. Воистину, он являл собой величественное зрелище, равняться с которым разве и мог, что только мой дворец, созданный в стране иллюзий. Едва увидела я чудесный замок, как сердце забилось, — без сомнения, Вивиана права! Как славно будет однажды занять этот престол, сесть на трон Логреса рука об руку с Ланселотом! Но пока придется повременить, нужно бороться за право стать королевой Камелота, а значит, скрывать до поры свои замыслы. Волновалась я и перед встречей с Гвиневерой, какой она окажется, эта прославленная молвой королева, покорившая уже столько сердец? Как воспримет любимую сестру своего супруга? Надо сказать, королева отнеслась ко мне чуть равнодушно, но весьма вежливо, что касается брата — он был не в меру счастлив видеть меня. — Моргана! — радостно воскликнул он, бросился ко мне, едва я соскочила с лошади на землю у дворцовых ступеней, и крепко прижал к себе. Возможно, он проявил, заключая меня в объятия, чуть больше поспешности, чем позволял его королевский титул, однако Артур об этом нисколько не заботился. Он так и остался простым, открытым, бесхитростным, отважным и благородным. В его светлых волосах уже появилась седина, на лбу и вокруг губ стали заметны морщинки, он чуть погрузнел, но все еще оставался весьма крепким воином, способным положить в битве множество врагов. — Как ты добралась, сестра? — спросил он, приветствуя меня. — Премного рад видеть тебя в Камелоте! Что же привело тебя? — Кончина нашего друга и учителя, дорогой брат, — ответила я. — После смерти Мерлина я подумала, что тебе нужен новый советник. Нахмурившись, Артур кивнул. Он уже слышал о смерти Мерлина, Вивиана позаботилась об этом, и был опечален скорбным известием. Мерлин был дорог Артуру: столько земель исходили они вместе, через столько испытаний прошли! И всегда волшебник служил королю верой и правдой, поддерживал в трудную минуту и защищал от недругов. Но теперь он был мертв. Его сила ушла. — Что ж, да будет так, — согласился брат, и уже на следующий день, едва отдохнув с дороги, я приняла участие в собрании рыцарей Круглого стола и обнаружила, что все места за столом, кроме одного, так называемого Гибельного места, сулившего скорую смерть своему владельцу, были заняты. Одним из тех, кто присоединился к ордену, был мой дражайший супруг, король Уриен, который, расторгнув наш союз, вступил в повторный брак. Уриен сейчас вел военные действия, обороняя от пиктов северные границы Регеда, и потому отсутствовал за Круглым столом. Зато здесь был наш малютка Ивейн — его даже нельзя было назвать подростком, он был все еще мальчиком, но Артур до срока посвятил его в рыцари, ведь тот был моим сыном. Именно Ивейна Артур называл теперь преемником и наследником, в случае если королева так и не подарит ему родное дитя. Юный сэр Ивейн был весьма ловким и крепким ребенком, и однако, как мне казалось, не унаследовал моих способностей к магии, впрочем, чтобы знать наверняка следовало подождать еще пару лет. Должна признать, я была весьма рада видеть сына, а мальчик отнесся ко встрече со мной со всей восторженностью, на которую способно только детское сердце. Красивая и молодая мать покорила его сразу же, и сын отныне был готов служить только ей. Что оказалось как нельзя более кстати, ведь Ивейн был избран в оруженосцы короля Артура. Его король избрал оруженосцем, а вовсе не сэра Мордреда, высокого юношу с темным кудрями, которому уже сравнялось пятнадцать. Мордред был четвертым и самым младшим сыном моей сестры Моргаузы, трое остальных также были призваны ко двору и посвящены в рыцари. Мне кажется, Артур сделал это не столько из любви к моей сестре, сколько из недоверия к ее мужу: от короля Лота Оркнейского можно ожидать чего угодно, в том числе предательства и измены, и Артур справедливо рассудил, что плести свои темные сети Лоту будет сложнее, если все его сыновья окажутся при дворе. Что касается самих юношей, то они, казалось, искренне преданы Артуру, о них шла добрая слава, особенно о сэре Гавейне, который неизбежно выходил победителем из всех турниров последних лет, ибо Ланселот уже не был так силен, как в молодые годы. Ланселот тоже был здесь, он встретил меня испуганным взглядом, но я едва удостоила его кивком. Сейчас не время думать о любви, для этого у нас будет много лет после! Что касается сэра Мордреда, то чертами лица он напоминал мать, в отличие от остальных сыновей, которые были копией Лота Оркнейского. А возраст юноши и вовсе дал моим подозрениям укрепиться, что передо мной тот, кого в свое время именовала я чудовищем, — сын моей сестры Анны-Моргаузы и короля Артура. Как оказалось, знал об этом и сам Мордред, ему рассказала не в меру тщеславная мать, ходили слухи и при дворе. Долетали они и до ушей Артура, но король лишь отмахивался, предпочитая не верить сплетням. Этим и объясняется, что столь настойчиво он называл преемником моего сына Ивейна, игнорируя притязания Мордреда. Другой причиной, почему Артур не желал видеть в Мордреде свое дитя, было мрачное предсказание богини, сделанное во время Дикой охоты, что Артур падет от руки собственного сына. И потому он упорно называл юношу племянником и сыном Лота Оркнейского. Сам Совет показался мне делом весьма интересным, хоть и тривиальным: говорили о городских проблемах, болезнях жителей, военных набегах. Единственным, что заинтересовало меня, был вопрос о необходимости принятия Артуром христианства. На этом настаивал отец королевы и его многочисленные сторонники, однако Артур задумчиво молчал и от него нельзя было добиться ни да, ни нет. Очевидно, слова жены, что твердила она денно и нощно, о милости и защите единого бога, запали ему в сердце, но пока не был готов он отступиться от веры своих предков, да и видел Артур Дикую охоту, помнил суровые лица и угрозы древних. А единый милосердный бог — существует ли он вовсе? Через несколько дней после прибытия в Камелот брат пригласил меня составить ему компанию в конной прогулке, и я охотно согласилась. Вместе ехали мы рука об руку, Артур показывал мне площади и улочки замка, рынки и дома посадских деревень, а позже пересекли пастбища, где крестьяне держали отличные поголовья домашнего скота, и устремились через зеленые холмы к темнеющей глади озера. Мы мчались, словно ветер, и скачка захватила меня, давно не приходилось скакать столь быстро! Наконец, брат натянул поводья и остановился, конь бешено забил ногами в воздухе. Артур спешился, помог мне спуститься на землю, и мы пошли по берегу, сначала в молчании, а после он пустился рассказывать обо всем, что произошло в Камелоте за время моего отсутствия. Жаловался и на набеги саксов, сокрушался о смерти Мерлина, хвастался своими успехами и любовью поданных и, разумеется, не мог не упомянуть о настойчивости христианских священников. — Моя жена постоянно твердит об этом новом боге, — вздохнул Артур. — Не знаю, что и думать. — А что думаешь ты о неверности своей супруги? — не могла не поинтересоваться я. — да, не удивляйся, и до дальних земель доходят слухи о преданности ее одному из твоих рыцарей и об их взаимной любви. Что ты чувствуешь, когда слышишь об этом? Артур лишь пожал плечами и улыбнулся, правда улыбка его не была веселой, но какой-то вымученной. — А что тут думать, — ответил он, чуть погодя. — Если ты спрашиваешь, люблю ли я свою жену так, чтобы грустить о ее измене, — нет, не люблю. Но в то же время, знаю Гвиневеру: она чиста и невинна. И я убежден в том, что жена мне верна. Как и Ланселот. Он один из честнейших и благороднейших рыцарей за Круглым столом и никогда не предаст своего господина. Я ведаю, о чем говорю. Что до их чувств — что ж, разве мы хозяева своего сердца, Моргана! Но признаюсь, меня огорчает, что обе дорогие моей душе женщины полюбили не меня. Что вы находите в нем? Я не могла не улыбнуться его словам. Как описать, почему сердце выбирает того, а не другого! Разве есть на это ответ! — Ты сам сказал. Нам не дано выбирать. Артур кивнул, а потом взял мою руку. — Да, чувства нам неподвластны. Я выбрал тебя много лет назад, с тех пор ничего не изменилось. Ты все так же молода и хороша собой, как прежде. И я люблю тебя так же сильно, как прежде. В смущении, я выдернула руку, его слова против воли растрогали меня, но я не могла позволить себе слабости. Иначе Мерлин заточен в своей пещере напрасно. Иначе никогда мне не стать владычицей Авалона, никогда не сидеть на троне Камелота рядом со своим возлюбленным, никогда не надеть заветный золотой венец! И я предпочла перевести тему, не ответив Артуру, подняла глаза и спросила: — А как же Мордред? Ходят слухи, что он твой сын. Почему ты не признаешь его? Ведь других наследников нет. — Да брось, — Артур нетерпеливо отмахнулся. — Это все россказни твоей алчной сестры. Она изо всех сил стремится породниться с королевским двором еще ближе, хотя казалось, чего ей желать? Моргауза — дочь моей матери, ее сыновья приняты в орден и сидят за Круглым столом рядом с королем, а ведь немногие удостоены такой чести! Но ей все мало! Она хочет, чтобы ее сын был назван наследником трона Логреса. Но этому не бывать! На трон сядет лишь мой законный сын от Гвиневеры. Либо же твой сын, Моргана, сэр Ивейн. Верю, он вырастет достойным юношей. Либо же, вперед них, — наш с тобой сын. Если ты все же захочешь подарить его мне. Я отшатнулась, никак не ожидала, что король снова решит заговорить на эту тему. — Не боишься предсказания? — я зловеще улыбнулась. — Или не помнишь, что Морриган прочила тебе смерть от руки сына? — Не успеет, — Артур рассмеялся. — Если он родится, то будет совсем крохой, а когда вырастет, меня уже не будет на этой земле. Вряд ли я буду жить сто лет. К тому же, ради этого я готов рисковать жизнью. Он снова пристально посмотрел мне в глаза, и на этот раз мне не удалось избежать взгляда. — Артур, — я вздохнула, — Магия требует больших сил. Она иссушает тело. Теперь я не смогу стать матерью для ребенка, этого или какого-то другого. Уже невозможно. Да и у тебя есть супруга, молитесь богам, а она пусть молится своему богу. Пейте целебные снадобья, которые я могу предложить, и возможно однажды она подарит тебе столь долгожданного сына, которого я подарить не смогу. Опечаленный моим ответом, Артур кивнул, он понимал, что я не любила его раньше, не люблю и теперь. Но не знал, что в моем сердце было куда больше коварства, чем некогда прежде. Побродив по берегу, мы отправились в обратный путь, а уже оказавшись в Камелоте, я стала задумываться над претворением в жизнь плана Вивианы. Понимала, что больше всего следует мне опасаться не Артура, эта наивная душа чиста и благородна, а сэра Мордреда. Едва юноша станет старше, как сделает все возможное, чтобы занять престол, что был положен ему по праву. Под угрозой была и жизнь моего сына, я не доверяла ни Лоту, ни Моргаузе, ни Мордреду и потому решила отослать Ивейна обратно к отцу. Но не сразу, пока мне потребуется его помощь здесь, в Камелоте. Через некоторое время я вызвала сына в свои покои. Замысел был прост — Ивейн знал, что его мать — могущественная волшебница, и потому его не удивила моя просьба тайком принести мне ножны от меча короля, Эскалибура. — Я заколдую эти ножны, и король станет еще сильнее. Ты же видишь, что Артур стареет, его рука уже не так тверда, как раньше. Но с помощью магии я могу вернуть ему силы и здоровье юноши. А потому, беги быстрее, сын мой, и когда король отвернется, возьми эти ножны и принеси мне. Мы возвратим их назад прежде, чем Артур о чем-то узнает. Он ни о чем не догадается, просто почувствует, как его силы прибавляются с каждым днем! На самом деле, я вовсе не собиралась отдавать ножны Артуру. Собиралась сесть в лодку, приказать ей плыть к самому центру озера, а после — бросить волшебный предмет в глубину. И рука Нинианы не поднимется больше над поверхностью, чтобы вернуть ножны королю, потому что чародей Мерлин, что мог просить об этом свою спутницу, уже спит вечным сном в мрачной пещере. И потому пришло наше время, время колдуний Альбиона, мое и Нинианы, настала пора нам править Камелотом! Настала пора доказать, что магия не зря выбрала нас при рождении. Силы магические не даются просто так, но лишь во имя свершения чего-то важного. Лишь ради исполнения великого замысла приходят они в мир и не позволяют владельцу остановиться прежде, чем свершится предначертанное. А моей целью было отстоять наше могущество перед лицом неумолимо наступающей эры людей! Так думала я, посылая своего сына на опаснейшее дело, которое грозило ему и мне обвинением в измене. И все-таки, слишком сильно верила я в любовь Артура, верила и в преданность Ивейна, потому не боялась, что мой замысел будет разрушен чьим-то коварством. И однако же, именно это и произошло, породив цепочку событий, которая привела в итоге к необратимым последствиям для всего славного Альбиона. Сэр Мордред, непрестанно следивший за Ивейном, мечтая опорочить кузена в глазах короля, заметил, что мальчик выкрал ножны, он перехватил посланца и привел к Артуру. Ивейн не стал отпираться, однако сказал, что ножны ему повелела взять мать, для того, чтобы подарить королю силу и здоровье. Артур нахмурился. Больше всего на свете дорожил он этими ножнами, знал, пока они с ним — король неуязвим. И потому он не поверил словам мальчика, но послал за мной, чтобы услышать правду из моих уст. Едва я узнала, что меня зовут к королю, почувствовала неладное. Пригладила косы, покрыла волосы покрывалом и быстро направилась в покои Артура, готовая использовать заклинания, если будет нужно, чтобы король поверил моим словам. — Как ты объяснишь признание своего сына, Моргана, — строго спросил Артур, пристально вглядываясь мне в лицо, едва только переступила я порог и дверь за мной была закрыта. — О каком признании речь? — я приблизилась к трону и встала рядом с королем, совсем близко от него. — Сэр Ивейн взял ножны от Эскалибура, сэр Мордред поймал его за руку, когда он пытался выкрасть мое волшебное сокровище! На вопрос же, зачем ему понадобились ножны, сообщил, что его попросила мать. Будто бы ты хотела заколдовать ножны, чтобы с их помощью подарить мне силу и молодость. Но они и так дают мне силу и молодость, и ты прекрасно знаешь об этом! Я звонко рассмеялась. — Я-то знаю, но не Ивейн! Брось, брат мой, Ивейн еще ребенок. Ему глянулись твои красивые ножны, он решил их взять, чтобы поиграть. А как только понял, что совершил проступок, быстро придумал оправдание! — небрежно бросила я. — Ни о чем таком сына я не просила. Поверь, если бы я хотела дать тебе сил и молодости, то просто принесла бы флакон с зельем или дала бы кувшин чудесного вина, обращающего время вспять. Есть у меня также вода из авалонского озера, что в миг исцеляет любые раны. И потому без надобности мне твои ножны. — Но ты знаешь, Моргана, что ножны хранят меня! — воскликнул Артур. — Что если ты хотела другого? Что если мечтала погубить меня! Что если ты такая же, как твоя сестра? — Прекрати, Артур, разве ты не знаешь меня? — на моем лице появилась печаль. — Я всегда любила тебя, как своего брата. Разве могу я желать твоей погибели? Если бы кому я пожелала погибели, так твоей супруге. Той, что украла у меня сердце Ланселота. Но не тебе, брат мой, конечно же, не тебе! Артур задумчиво кивнул, но в его сердце остался яд сомнений. И король попросил меня отправить сэра Ивейна домой к отцу, что, впрочем, я и так собиралась сделать. А после собрал рыцарей Круглого стола и своих прочих советников. Пригласил в залу меня, свою супругу, королеву Гвиневеру, и ее почтенного отца, для того, чтобы перед всеми объявить свою высшую волю. К изумлению присутствующих, король сообщил, что решил принять христианство и с этого дня и впредь служить единому богу, и что отныне магия и колдовство в Логресе под запретом, как и служение древней религии. Поданные же короля должны принять христианство, вскоре за своим правителем. Глава 12. Измена Я застыла, оглушенная его словами. Меньше всего на свете ожидала подобного от Артура, и все-таки, решение принято. Что ж. Ниниана рассчитала точно! Раньше бы я бросилась защищать свою веру, принялась бы уговаривать брата. Но не теперь. Теперь подобное решение, которое без сомнения заставит людей Логреса отвернуться от короля, было нам с Нинианой лишь на руку. Конечно, мне запретили заниматься колдовством, но каждый, хоть немного знакомый с магией, знает, что рожденному волшебником нельзя запретить быть им. И потому я молча копила силу, ожидая момента, когда, наконец, смогу воспользоваться ею в своих целях. Через несколько дней один из аббатов короля Лодегранса, крестил Артура. Множество людей пришло посмотреть на это, а сразу после приступили строители Камелота к закладке первой базилики, которой суждено было стать храмом новой религии на землях королевства, и Артур сам заложил краеугольный камень. Гвиневера сияла от счастья, король отвечал ей такими же сияющими взглядами, казалось, отношения между этими двумя начали налаживаться, ведь теперь вера сближала их, в то время как Ланселот оставался язычником. Правда, довольно быстро он вспомнил, что был крещен настоящими родителями, королем Баном и его супругой, под именем Галахада, и готов был немедленно последовать за своим господином в новом служении. Чем привел королеву в неописуемый восторг. Я же оставалась в стороне: меня не просили принять крещение, и я была благодарна хотя бы за это. Но знала, если день настанет, мне придется покинуть Камелот, предавать заветы наставников и своих богов я не собиралась. Ниниана все чаще слала мне Мерлинова сокола, вопрошая, когда же наконец претворим мы в жизнь наши планы. Но я выжидала, хотела, чтобы народ Камелота вконец отвернулся от короля, их любовь к Артуру, их вера в него были слишком сильны, этот оплот не поколебать в один день! Но начало положено. Гонения на колдунов, гонения на тех, кто отказывался принимать христианство, вплоть до заключения в темницу, все это поднимало волну недовольства среди жителей страны, и требовалась лишь небольшая искра, чтобы вспыхнул пожар неповиновения. Людям нужен король, готовый отстаивать интересы старой религии, готовый возглавить бриттов. Такого не было. Но была королева — я сильнее и могущественнее, чем Артур, я могла бы оборонять Камелот от саксов надежнее, чем он, и настала пора это доказать! И потому ждала великой битвы, ждала, когда враги снова придут под стены замка, чтобы показать людям, кто действительно достоин править ими. По моему замыслу, едва только получу поддержку народа, как найду кого-то, кто сумеет выкрасть ножны, и — Артур падет в бою, а на престол взойдет Гвиневера. Править одной королеве нельзя, и она возьмет себе мужа. А дальше — я займу ее место и заодно избавлюсь от союзницы Нинианы. Альбион же подчинится мне. Но вышло иначе, и причина тому явилась совершенно неожиданно, беда пришла, откуда не ждали. Королеве вздумалось отправиться на прогулку, и так случилось, что крестьяне, недовольные обращением в христианство насильно, решили напасть на супругу короля, дабы отомстить за своих близких, заточенных в темницы. Отряд самовольцев догнал бедную женщину, и конечно же, недолгими были бы ее последние мгновения, если бы не спас Гвиневеру ее верный рыцарь, сэр Ланселот, который тайком следовал за возлюбленной повсюду и следил за ее безопасностью. Налетев, словно вихрь, он разогнал разбойников, некоторые так и остались навеки лежать на лесном тракте. Ланселот спас даму своего сердца. Душа королевы исполнилась благодарностью за подвиг, совершенный во имя ее, кроме того, пережитая опасность разрушила барьеры, столько лет стоявшие между ними, в один миг они поняли, что могли навеки потерять друг друга. Не в силах больше сдерживать свои чувства, они решили не противиться неизбежному и преступили священные законы брака, а Ланселот еще и законы чести рыцаря, ведь он клялся королю Артуру в вечной верности. Но тем случаем дело не ограничилось, раз пойдя на поводу у своей страсти, влюбленные уже не могли остановиться — и последовали тайные встречи, много, много встреч, которые скрывали они со всей возможной тщательностью. Однако тайное рано или поздно становится явным. Как всегда первыми узнали слуги. Сначала дело ограничивалось доверенной служанкой королевы, которая честно держала язык за зубами, провожая рыцаря в покои своей госпожи или же помогая той выбраться ночью из замка. Потом прознали и прочие, королеву видели крестьяне из посадских деревень, вскоре заметили ее отлучки и знатные дамы, бывшие спутницами Гвиневеры. Сплетни всегда распространялись быстро, и очень скоро о преступной любви королевы заговорил весь город. Народ ненавидел Гвиневеру: кто-то за то, что она изменяет любимому ими королю, кто-то за то, что, насаждая христианство, сама не соблюдает заповеди, кто-то за то, что ее избрал сам сэр Ланселот. Союзников у королевы не осталось, и я начала всерьез опасаться, что в случае смерти Артура ее не посадят на трон. Тогда придется избавиться от несчастной, а заодно и от сэра Мордреда, чтобы трон достался Ивейну, как и хотел того Артур. Я же смогу стать женой Ланселота и помогать моему сыну править. Такое решение проблемы меня тоже устраивало, хотя куда больше хотелось надеть заветную корону на свою голову. Сэр Мордред же, который оказался далеко не глуп, — он унаследовал хитрость своей матери и научился у отчима дьявольскому коварству, — быстро смекнул: случись что с Артуром, его голова полетит первой, и потому тайно вел игру, столь хитрую и тонкую, что я не сразу заметила соперника. Единственный, кто не знал об измене королевы или же, если точнее, не желал знать, — был сам Артур. Едва кто-то заговаривал с ним об этом, как Артур тут же приказывал смутьяну замолчать, а иногда и просто отмахивался, делая вид, что не слышит говорившего. Он устал от постоянной борьбы за сохранение своего прекрасного царства справедливости, чтобы отвлекаться на менее существенные вопросы, кроме того слишком сильно любил своего первого рыцаря и друга и, не желая мириться с его предательством, предпочитал просто не замечать. Артур не стремился обсуждать с женой ее неверность: это ставило под вопрос ее преданность христианству и смысл обращения в новую веру, но назад уже не повернешь, решение принято. Кроме того, не хотел слышать, что жена его никогда не любила, как не желал и слышать из ее уст упреки, что он никогда не любил ее. Однажды я стояла на высокой стене замка, глядя вдаль, пытаясь рассмотреть ускользающий от взоров туманный силуэт Авалона, когда Гвиневера вдруг подошла и встала рядом. Ее былая красота померкла, под глазами залегли темные тени, лицо казалось бледным, она похудела и осунулась. Королева понимала, что народ ненавидит и осуждает ее, но еще сильнее осуждала себя она сама. Обычно Гвиневера не заговаривала со мной, но сегодня заговорила первой. — Как нелепо все в жизни, правда? — спросила она вдруг. — Что ты имеешь в виду, моя королева? — мрачно спросила я, повернувшись к ней с недоумением. — В мире все слишком сложно. А могло бы быть так легко! Например? Например, мой муж не любит меня. Брось, не спорь, тебе ли не знать! Да, все так. — в ее прекрасных глазах цвета морской волны блеснули слезы, — Артур никогда не любил меня, потому что он любит тебя. Но ты не любишь его. Ты любишь Ланселота. Знаю, он говорил мне. А он — любит меня. Разве не сложно? И я люблю его. А как бы хотела я лучше любить своего мужа! Как было бы все просто и прекрасно, если бы Ланселот ответил на твои чувства. А Артур и я любили бы друг друга с первого дня и до последнего! Почему нельзя, чтобы случилось так? Я пожала плечами. Любовь нельзя предсказать, ее нельзя вызвать или пожелать. Она приходит сама, неподвластная никому, даже богам. — Но ты же колдунья! — воскликнула Гвиневера. — Разве не можешь ты это изменить! — Могу, — кивнула я. — Так измени! Сделай так, чтобы я любила мужа, чтобы мой муж любил меня. Сделай, чтобы мы были счастливы! И будь сама счастлива с тем, кого любишь, — глаза Гвиневеры снова наполнились слезами, когда она произнесла это. Я не ответила. Сил моих было достаточно, чтобы создать такую иллюзию. Но сейчас мне уже не нужна счастливая королевская чета. В прошлом — может быть, но не теперь. Сейчас мне нужно разрушить и уничтожить их. А после мы можем быть счастливы с Ланселотом. Когда не будет Артура и Гвиневеры. Когда не будет Мордреда и Нинианы. Мы обязательно будем счастливы! Отчасти мне было жаль королеву. К моменту ее свадьбы с Артуром Гвиневера была юной, наивной девочкой, мечтавшей о сказочной любви и христианской верности. Всем своим добродетельным сердцем тянулась она к мужу, которого считала первым из рыцарей и величайшим из королей. Каково же было ее разочарование, когда столкнулась она с его холодностью, и тем более, когда узнала, что сердцем супруга владеет другая женщина. Пораженная несправедливостью происходящего, Гвиневера затаила в душе боль и обиду, теперь еще сильнее стремилась она к любви и верности, и все это нашла в Ланселоте Озерном, которого покорила с первого взгляда и в чьих мыслях царила безраздельно. Артур сам толкнул жену на измену, хотя никогда не согласился бы с этим обвинением. Через некоторое время сэр Мордред узнал о неверности королевы и решил не сидеть сложа руки: юноша был твердо намерен достучаться до сердца короля, дабы покарать, наконец, неверную супругу, а заодно посеять раздор между королем и его верным рыцарем. Расчет Мордреда был куда точнее моих, он оказался дьявольски умен, не зря я говорила, что лишь чудовище может родиться от тех отношений, что связали моего брата и Моргаузу. Будучи членом Ордена, Мордред знал, сколь много рыцарей преданы Ланселоту, знал, что они любят его как брата, и, начнись война между ним и королем, некоторые, а вместе с ними и их армии, поддержат Ланселота, а не Артура. А значит — в братстве возникнет раскол, братство ослабнет, и тогда власть будет проще прибрать рукам, потому что сделать это сейчас, в столь сильном королевстве, как Камелот, — совершенно невозможно. И он подкупил оруженосца Ланселота, который доставлял записки от рыцаря к королеве, и удалось ему узнать о тайном свидании, что назначили Ланселот и Гвиневра на окраине города, в безлюдных холмах, среди старых дольменов, возвышавшихся здесь с незапамятных времен. И едва только оруженосец подтвердил, что Ланселот отправился на встречу с возлюбленной, как Мордред тут же явился к королю. — Мой государь, — воскликнул он, — Только что мне доложили, целая армия крестьян собралась у древних дольменов, они идут, чтобы восстать против нового бога и против тебя, идут биться за богов старых! Нужно не допустить этого! Позволь мне собрать отряд, позволь взять всех рыцарей и немедленно отправиться туда, чтобы покарать неверных! — И речи быть не может! — воскликнул король. — Эти люди, даже будучи изменниками, остаются моими поданными. Я поскачу сам, а ты, сэр Модред, сопровождай меня! И собери отряды! Мордред довольно улыбнулся, не забыв отвернуться, чтобы простодушный и горячий король не увидел его ухмылки. И не прошло и часа, как вооруженные отряды уже мчались по дороге, ведущей к дольменам, где, конечно же, не было никаких крестьян-мятежников, зато нашли укромный уголок влюбленные, так долго стремившиеся остаться наедине друг с другом. Отряд короля мчался, что было духу, сэр Модред подгонял их, опасаясь, что еще немного, и ускользнут влюбленные, покинув свое убежище. Но к его счастью, а может, то была воля богов, затаивших зло на Артура, успели они вовремя. Услышав топот и заметив свет факелов, Ланселот и Гвиневера спрятались в тени дольмена, ожидая, что сюда не свернут конные, которые скачут мимо по своим делам, должно быть в поисках беглых преступников и мятежников. Однако же стук копыт приближался, вскоре послышалось лошадиное ржание, а после и голоса людей, среди которых с ужасом узнала королева голос Артура. — Ну и где твои мятежники, сэр Мордред? — спросил между тем недовольный король. — Тут никого нет! — Прикажите обыскать дольмен, Ваше Величество, — воскликнул раздосадованный Мордред и первым бросился обыскивать каменные кладки. Его примеру последовали другие рыцари, а вскоре поняла несчастная королева, что ей не уйти от преследования. Все, чего она боялась, — случится. Через некоторое время рыцари обнаружили влюбленных и застыли, не зная, что делать дальше, самые прозорливые разгадали хитрость сэра Мордреда и подивились ей, — ведь если король не хотел слышать голоса слуг, если не желал им верить, пусть верит собственным глазам! И все же, им было жаль Ланселота, которого они знали, как честного и благородного воина, что столько лет был им, как брат. Королеву же они не любили и считали, что в прекрасной чужестранке камень преткновения: не будь ее, был бы порядок при дворе Камелота! Но истинная причина была не в королеве, причина была в троне Логреса, столь желанном для многих, слишком многих. И это отлично понимал юный Мордред. Король Артур приблизился, рыцари расступились, пропуская вперед своего господина, и Артур увидел то, чего никак не желал видеть, но теперь не мог отвести уж взгляда, — свою жену в объятиях другого, верного рыцаря, лучшего друга. Ночью они встречались тайком в этом мрачном месте, забыв всякий стыд и всякую осторожность. Ланселот пытался было говорить, что все это недоразумение, что он в очередной раз спас королеву из рук крестьян, готовых растерзать несчастную, но Артур не захотел слушать. Он приказал доставить обоих в Камелот, после чего Гвиневера, беспрестанно плачущая, была заперта в своих покоях, а Ланселота посадили в башню, где ждал его суд и казнь за измену. Ланселот мог настаивать на суде поединком, а в битве ему было мало равных, готов он был сразиться за честь своей возлюбленной, вызвал на поединок сэра Мордреда и тот принял вызов. Но потом, будучи коварным, словно лисица, будто ненароком уступил поединок старшему брату, сэру Гавейну, тем самым лишив Ланселота последней надежды на спасение. Ланселот знал, что Гавейн уже давно сильнее и нет рыцарю равных, кроме того, на его стороне правда, а значит, поединок станет последним в жизни сэра Ланселота Озерного. И рыцарь, повинившись перед королем, был готов принять свою смерть, но болело его сердце за королеву, которую он оставлял в этом мире одну. Артуру не хотелось казнить друга, ибо как уже было сказано не раз, Гвиневеру он не любил, зато искренне любил Ланселота. Но сэр Мордред и другие придворные постоянно подливали масла в огонь, и все ж вынудили короля назначить суд поединком до смерти. И тут Ланселот совершил неожиданно мудрый поступок, хотя скорее, двигала им любовь, а не коварство: он попросил Артура послать сокола к матушке, чтобы разрешить ей явиться на поединок и проститься с сыном, и Артур с радостью согласился на эту отсрочку. Так леди Вивиана прибыла во дворец. Но направилась она вовсе не в темницу к сыну, не поклониться королю и не поддержать безутешную королеву. Нет, она направилась прямиком в мои покои, умолять меня спасти Ланселота. — Успокойся, Владычица озера, — улыбнулась я. — Хоть твой сын никогда не любил меня, не допущу его смерти. Ибо помнишь ты, что вместе нам царить над миром. Мы наведем иллюзию и позволим тебе забрать Ланселота под видом пажа, а я заколдую одного из воинов — пусть бьется с Гавейном, сколько душе угодно! — Заколдуй Мордреда, — мрачно сказала Вивиана. — Помяни мое слово, Моргана, будет тебе от него много бед, избавься от мальчишки, пока не поздно! — Я бы давно избавилась ото всех, если бы твой сын не заварил эту кашу, если бы не соблазнил королеву, — мрачно процедила я сквозь зубы. — А теперь иди и жди, пока не позову тебя снова. Как только все будет готово, ты заберешь Ланселота. Но помни, не позволяй ему вновь вернутся в Камелот, даже если будет желать он вновь увидеть свою Гвиневеру. Второй раз могу уже не спасти его. Вивиана кивнула и подчинилась моим словам. Все вышло так, как я сказала, и совсем скоро леди Вивиана увезла сына домой в Аморику под видом пажа, а простой солдат сразился вместо него на турнире и пал от верной руки сэра Гавейна. Королева была безутешна, думая, что Ланселот погиб, и я ждала, что скоро, очень скоро она лишится рассудка от горя, а после и вовсе сойдет в могилу. По крайней мере, Гвиневера была к этому близка. У нее началась горячка, и она металась в бреду, худая, с болезненным румянцем на щеках и не приходила в сознание. Но, как всегда, тайное не долго оставалось тайным, и правда все же вышла наружу, когда кто-то увидел подле поместья Компер сэра Ланселота, а прибыв в Камелот, сообщил об этом королю и другим рыцарям. И возмутились рыцари Круглого стола, потому что побег от справедливой кары сочли они трусостью и предательством, и многие, а впереди всех сэр Мордред, стали уговаривать короля поквитаться с негодяем! Артур долго сопротивлялся этим речам, но рыцари не успокаивались, некоторые даже начали обвинять короля в слабости и трусости, и понял Артур, что не избежать ему сражения. Собрал он большой отряд из верных рыцарей, но сэр Мордред, что больше всех подбивал его на войну, вдруг отказался присоединяться к своему господину. — Не могу я идти против брата-рыцаря, мой господин, хоть и обидел он вас, — произнес лукавый Мордред, — Да и здесь, в Камелоте, нужны защитники. Позвольте остаться, да присмотреть за замком в ваше отсутствие, которое, уверен я, будет недолгим. — Но здесь сестра моя, Моргана, — возразил Артур. — Она присмотрит за замком. Моргана сможет и защитит его, ведь она — великая чародейка. — Но ведь колдовство под запретом, — продолжал увещевать Мордред, — Как же сможет она защитить замок! Да и потом, доверяете ли вы ей, мой господин? Помните, как приказала она своему сыну похитить у вас волшебные ножны, с какой же целью? Как знать, с благородной ли! Не знаем мы об истинных намерениях леди Морганы, а потому позвольте мне остаться здесь и присмотреть и за ней тоже! Что-то шевельнулось в душе Артура, почувствовал он вдруг, что Мордред — его родной сын, и подивился: столько лет не держал тот обиды на отца, напротив, отвечал на несправедливость преданностью и верностью. И согласился оставить того в Камелоте наместником, покуда не вернется из поездки в Аморику. Меж тем, уже на подходе к Броселианду, Артур узнал, что отряд раскололся. Часть его рыцарей, в том числе сэр Борс и сэр Дагонет, покинули лагерь короля и вместе со своими людьми присоединились к выступившему навстречу Артуру войску Ланселота. И все же король знал, что у него больше людей, чем у мятежного рыцаря, к тому же, на его стороне правда. Ланселот же, напротив, не стремился к сражению и послал королю письмо, где выражал сожаления по поводу случившегося, призывал к миру, просил прощения, но главное, выражал беспокойство о судьбе королевы, принимая вину, называл себя коварным соблазнителем невинной женщины и умолял короля простить супругу. Артур ответил отказом, сообщив, что Гвиневера должна будет понести заслуженную кару, как и положено неверной супруге. В ответ Ланселот сообщил, что тогда будет вынужден принять бой, и если получится, — убить короля, но не допустить несправедливости по отношению к даме своего сердца. И сошлись их войска на полях Аморики, и была великая битва. Хотя сам Ланселот уцелел, как уцелел и Артур, многие и многие рыцари погибли в те дни. А когда битва закончилась, Ланселот снова бежал, скрывшись под сенью Броселианда, и как ни искали его отряды Артура, найти не смогли. Потому что мать, Владычица озера, спрятала сына в хрустальном дворце под водой, в том самом, что построил для нее Мерлин в первый год их знакомства, и которым ей наконец-то представился случай воспользоваться. Глава 13. Каммлан Сэр Мордред, тем временем, воспользовавшись отсутствием Артура, взял власть в Камелоте в свои руки. Королева сидела в башне взаперти, едва оправившись от болезни, и целыми днями горько рыдала, все рыцари покинули замок, а я перестала понимать, что происходит к моей выгоде, а что — к моим неудачам. И потому не пыталась возражать Мордреду, хотела затаиться и переждать бурю. Уже тогда знала, что король Самайна и Морриган сказали правду: Артуру суждено сразиться с собственным сыном и возможно принять смерть от его руки. В один из дней, почувствовав полную безнаказанность, сэр Мордред приказал собрать на площади у замка всех жителей Камелота и объявил свою высшую волю: он провозгласил Артура, Гвиневеру, Ланселота и рыцарей Круглого стола изменниками, которые якобы хотят отдать город в руки саксов. Сэр Мордред водрузил корону на свою голову, назвав себя единокровным сыном короля Артура и законным наследником Камелота. Никто не осмелился возражать, тем более слухи о его происхождении от короля ходили уже давно. Через некоторое время дошли эти слухи и до самого Артура, который был потрясен поистине чудовищной изменой того, кому он доверял, своего рыцаря, своего родича, своего сына! Это известие окончательно сломило Артура, и без того тяжело переживающего предательство жены и лучшего друга. К этому добавилась измена рыцарей, что поддержали Ланселота, и грусть о гибели многих и многих друзей, павших в недавней битве. И все же часть армии Артура еще оставалась с ним, и даже в таком составе она превосходила ту, что собрал Мордред. Мордреда поддержала мать, королева Моргауза и ее супруг, Лот Оркнейский, которые давно грезили троном Камелота. Они привели под знамена сына всех союзников и воинов Оркнейских островов, и потому армия великая направлялась теперь навстречу войску Артурову. Королева Гвиневера по-прежнему оставалась пленницей в замке и долгими днями и ночами лила слезы, понимая, что отчасти виновна в том, что происходит сейчас. В смерти многих рыцарей, в опасности, которая грозила королю и ей самой, всему Логресу, а возможно, всему христианскому миру. Она стала злым роком для Камелота, хотя всегда желала городу лишь процветания. В отчаянии дала Гвиневера обет, что если муж не переживет битвы, то клянется она уйти в монастырь, приняв сан монахини и пообещав служить Господу до конца своих дней. Я знала о метаниях королевы, но мне не было ее жаль, в конце концов, Гвиневера досадила не только мне, не только своему мужу: она испортила жизнь Ланселоту, и разрушила чудесную мечту об идеальном городе, который долгие годы строил король Артур, ее благородный супруг. Сама же я предпочла покинуть замок, не слушать вздохи несчастной королевы, а отправиться с армией Мордреда. Мордред радовался в глубине души, что леди Моргана, сестра короля и могущественная волшебница, находится рядом, я же не разрушала его иллюзий. Вовсе не собиралась я бороться за победу сэра Мордреда, но хотела, чтобы исполнил он предназначеное судьбой. Из кристаллов, связавшись с Нинианой, я уже знала, что сэр Ланселот жив, и потому, едва избавившись от Мордреда, Артура и Гвиневеры, мы могли занять престол Камелота, как и было задумано. *** В долине Каммлана сошлись две великие армии и лагерем стали друг напротив друга, однако никто не стремился к нападению. Люди знали, что в соседнем войске множество их друзей и родных и хотели избежать напрасного кровопролитья. Сам Артур не боялся сражения, он направил к Мордреду посланника, предлагая сыну встретиться один на один, пощадив рыцарей. «Выйди на битву против отца своего и пусть корона Логреса достанется сильнейшему», — призвал Артур в послании. Мордред ответил отцу отказом: он не осмеливался биться с прославленным воином, в чьих руках был не ведающий поражения Эскалибур и волшебные ножны, делающие владельца неуязвимым. Тогда Артур повелел собирать войска и готовиться к битве, он был в ярости и стремился, как можно скорее покарать самозванца, пусть даже был тот его родным сыном, и вернуть корону Камелота, которой так опрометчиво лишился, доверившись изменнику. Позже разведчики донесли Артуру, что среди войска Мордреда находится и его сестра Моргана, — это последнее величайшее предательство стало для короля настоящей трагедией. Ведь несмотря на все, что было между нами, Артур еще любил меня и с моей изменой смириться не мог. Мордред же, заметив, что войско короля готовится к нападению, отдал приказ солдатам занять позиции для решающей битвы. Рыцари рассредоточились по зеленой, окруженной высокими горами долине Каммлана, к которой вело узкое ущелье, — иного пути из долины не было. Это ущелье и перекрыли войска Мордреда, с тем, чтобы отрезать королю путь к Камелоту, вынуждая его покинуть Логрес и отправиться назад в Аморику. Сам же племянник явился прямиком ко мне, опустился на одно колено, покорно склонил голову и произнес: — Великая родственница, благодарю, что ты приняла мою сторону. И потому прошу тебя о помощи, без нее не одолеть нам Артура! Волшебный меч был дан королю учителем Мерлином. Но Мерлина больше нет, сила же твоя велика. Можешь ли ты заколдовать меч, лишить его силы, что дают чары? Поверь, я не останусь в долгу, дам тебе все, что только пожелаешь, как только стану королем Камелота! Я задумалась, понимая, что мой коварный племянник прав: покуда у Артура Эскалибур и чудесные ножны, поражение ему не грозит. И потому выбора не было, я согласилась принять предложение Мордреда и помочь ему в этой битве. — Что ж твоя мать не заколдует ножны? — не без сарказма усмехнулась я, зная, что Моргауза, которой не давала покоя моя слава, провозгласила себя волшебницей, приписывая способности к колдовству, которых у нее не было отродясь, пыталась прорицать и ворожить, и были неразумные, что поверили ей. Но не таков был Мордред, он лишь расхохотался и махнул рукой. — Все вы шутите, тетушка, — сквозь смех сказал он, — Это россказни! Где уж матушке колдовать, она только и умеет, что плести заговоры, будто паук паутину! — Похоже и ты в этом преуспел? — с улыбкой спросила я, довольная его словами про Моргаузу, которую всегда недолюбливала, и Мордред лукаво кивнул. — Что ж. Да будет так, племянник! Иди к себе и ни о чем не тревожься, я сделаю, чтобы Эскалибур был бесполезен, и если найдешь ты Артура, то поразишь его в бою легко. Ведь ты молод и силен, а его меч уже не так беспощаден, как в годы юности! Ножны тоже его не спасут, король примет смерть в долине Каммлана от руки своего сына, как и было предначертано. Мордред благодарил, покрывал поцелуями мои руки, клялся в вечной благодарности, а после вернулся к своему войску. Поздней ночью я вышла одна из своего шатра, вскочила на коня и направила его к темному лесу. В небе светила полная луна: ночь идеально подходила для колдовства! Конь шел медленно, я не торопила его, погрузившись в раздумья. Вспоминала свою жизнь, вспоминала любовь ко мне Артура, которой я никогда не заслуживала, думала о его доброте и о коварстве Мордреда. И, тем не менее, жизнь Артура стояла между мной и моим счастьем, а потому Артуру придется умереть, как и Мордреду. Как и Гвиневере. Соскочив с коня в чаще леса, зажгла я с помощью магии небывалый костер, куда щепотку за щепоткой бросала волшебные порошки, выливала одно за другим зелья и читала заклинания, забирающее магическую силу. Был у меня с собой и локон Артура, что подарил он мне на память, едва взошел на престол, его тоже бросила в огонь, который взметнулся до небес, и снова произнесла магические слова, мои глаза вспыхнули пламенем — никогда еще не чувствовала я столько сил, магия текла в моей крови, и я была вся, словно вулкан, способный испепелить целый мир, если потребуется. Воистину была теперь сильнее, чем Ниниана и Мерлин взятые вместе! И столь мощное колдовство сделало свое дело — забрало волшебную силу, которой обладали ножны, теперь они больше не хранили Артура, теперь он уязвим, как и все прочие люди. Но не была отнята сила у Эскалибура, чудесный меч продолжал разить противника, никто не мог противостоять Артуру в битве, ибо меч был так же могуч, как и раньше. С чувством выполненного долга вернулась я обратно в долину, вошла в шатер, прилегла, но сон не шел. Завтра предстояла решительная битва, за которой наступит новая эра, уже без Артура, уже без Мордреда, — эра моего владычества. И едва взошло солнце, как откинула я полог и вышла наружу, чтобы увидеть: войска окончательно построены для решающего сражения и ждут лишь знака от своих правителей. Прозвучал трубный глас рога, и воины бросились в битву, пешие и конные. Артур и Мордред шли впереди, не пытаясь прятаться, и меч короля разил своих противников, как и в тех сражениях, что случались в былые годы. Битва была жаркой, Артур и Мордред пронзали врагов одного за другим, но глазами искали лишь друг друга, и наконец, их взгляды встретились, в глазах Артура блеснул гнев, а во взгляде Мордреда — торжество и превосходство. Он был уверен, что Эскалибур лишился своей силы, и теперь ничто не поможет Артуру, король уже не молод, куда ему биться с сильным юным рыцарем! — Вот ты где, мерзавец! — гневно воскликнул Артур и почти бегом направился к сыну, поданные расходились, уступая место своему королю, а Мордред решительно пошел ему навстречу. — Ты предал своего короля! Ты пошел войной на меня, на родного отца, самовольно присвоив корону! Ты лишился чести и благородства, нарушил заветы рыцарей Круглого стола, куда столь опрометчиво я впустил тебя, ядовитого змея! — И я должен быть благодарен? — мрачно ответил Мордред, — За что? За то, что позволил мне бывать во дворце, слушать мудрые речи за Круглым столом?! Но отказал мне в праве зваться твоим сыном и преемником! Ты отказал мне в праве занять трон Камелота после твоей смерти. Почему? За что ты так ненавидишь меня, отец? Что плохого сделала тебе моя мать, чьей наивностью ты воспользовался? Что плохого сделал тебе невинный младенец, которому ты подарил жизнь? Почему ты объявил наследником своего племянника, сэра Ивейна? Потому что любил его мать? Или он тоже твой сын и мой младший брат? Артур не выдержал потока оскорблений и кинулся к Мордреду, подняв Эскалибур. — Сейчас я заставлю тебя замолчать, мерзавец! Клянусь, ты пожалеешь о своих грязных словах! — крикнул он, приблизившись. Мордред в свою очередь поднял меч и щит, зловеще рассмеялся, готовый встретить короля, а в следующий миг Артур обрушил на сына настоящий град ударов, и молодому рыцарю пришлось отступить, настолько мощным был натиск короля. Артур, хоть уже не был молод, сохранял богатырскую силу и мастерство, превосходя и юных рыцарей, в том числе Мордреда. И все же сыном двигала ярость, желание восстановить справедливость, к тому же он верил, что волшебный меч более не поможет Артуру, и потому не боялся сражения с отцом. Знал он и о мрачном пророчестве, по которому являл собой рок короля, а потому заведомо был уверен в своей победе. Я наблюдала за битвой отца и сына со стороны, издалека: в то время, как вокруг кипела сеча, меня защищал магический покров, стрелы и копья летели мимо, меч не мог причинить вреда, — и потому я стояла средь поля боя, находясь в полной безопасности, ничто мне не грозило, и я ждала лишь окончания сражения. Наконец, Мордред изловчился, уклонился от удара Эскалибура, а сам ударил и насквозь пронзил мечом левое плечо отца. Артур вскрикнул от внезапной боли, но знал он, что с ним волшебные ножны, которые всегда исцелят его, и потому решил не обращать внимания на пустяковую рану, тем более, что правая его рука была цела и могла разить по-прежнему. Взмахнул король мечом — и верный, не знающий поражения сияющий клинок Эскалибура пронзил грудь Мордреда, погрузившись в нее по самую рукоять, и с изумлением взглянул сын короля на алую кровь, бегущую вниз по кольчуге, на зеленую траву Каммланской долины. Не думал он, что возможно подобное, что, убив отца, — погибнет и сам. Артур выдернул меч, и тело юноши осело на землю, а его глаза были обращены к небу. В то мгновение Мордред уже знал, что не стать ему новым правителем Камелота, не занять отцовский трон. Смерть пришла за ним, та самая богиня Морриган, чьи гончие уже рыскали по равнине, собирая души умерших ратников. Я стояла вдали, глядя, как Мордред навеки закрыл глаза: все я могла видеть в своих кристаллах, будто находилась совсем рядом с умершим. Артур опустился на колени у тела сына, смешанные чувства сейчас владели его сердцем. Он знал, что сын обманул и предал его, и в то же время, хотел бы вернуть время вспять, чтобы вырастить Мордреда, как законного наследника, сделать его истинным рыцарем, сохранить всех павших друзей, что потерял он в последние ненастные дни. Если бы можно было прожить жизнь с начала, он бы не совершил тех ошибок, что совершил! Погруженный в свое горе, Артур не замечал, как кровь льется из его плеча, да и не думал об этом, понимая, что волшебные ножны остановят ее. Он думал лишь, что битва подходила к концу, один за другим умирали защитники короля и защитники Мордреда, пока не осталось в живых никого. Воины обеих армий пали в тот день в страшной битве, лишь черные вороны и мрачные гончие богини смерти носились по долине с жуткими завываниями, да ветер шумел в кронах деревьев. Артур поднялся на ноги, оглядел печальную картину, открывшуюся его глазам, ведь что может быть ужаснее, чем смерть верных друзей, он не знал, что делать, и лишь сейчас заметил, как льется кровь из раненого плеча, и с изумлением взглянул на ножны, что были прицеплены к поясу. Почему не помогали они? — Здравствуй, Артур, — произнесла я, приблизившись и став видимой. — Ты смотришь на свои ножны. Напрасно. Они не помогут тебе, ибо лишились своей силы. — Зачем, Моргана? — Артур печально взглянул мне в глаза. — Ты же знаешь, что я всегда любил тебя. Я бы все сделал ради тебя. Почему ты меня предала? Зачем встала на сторону Мордреда? — Артур, я никогда не была на стороне Мордреда, — откликнулась я. — Я лишь на своей стороне. Прости, знаю, ты был со мной добр. Но ты — тот, кто стоит между мной и заветным троном. Ты и твоя жена. А значит, вы должны умереть. — Ты хочешь трон? — тихо спросил Артур. — Но ведь я предлагал его тебе! Я столько раз просил тебя стать моей женой и моей королевой! Зачем было устраивать эту битву, посмотри, сколько рыцарей полегло! — Мне жаль, — откликнулась я. — Мне жаль этих рыцарей. Но я не хотела быть твоей женой, ведь я — твоя сестра. Ты знаешь, чьей женой я хотела быть — и буду ею. После твоей смерти, которая уже не за горами. После смерти твоей супруги. — Но будешь ли ты счастлива на троне, рядом с мужчиной, которого добилась такой страшной ценой? — тихо спросил Артур, а потом силы покинули его, и он опустился на траву, рядом с телом своего сына. И услышав его слова, впервые задумалась я над тем, чего хотела на самом деле. Буду ли я счастлива? Этого не знал никто. Я опустилась на землю рядом с ним. — Возьми меня за руку, — попросил вдруг Артур еле слышно. — Побудь со мной хотя бы в смерти, раз уж не желала этого в жизни. Его слова тронули меня необычайно. Артур благороден, его сердце было честным и верным, и себе он не изменил до самой своей кончины. Понимала теперь я, почему именно ему пророчил Мерлин славу легендарного короля, короля настоящего и грядущего. И вряд ли смогу я стать лучшей правительницей, чем он, несмотря на всю свою магию и могущество. Несмотря на благородство Ланселота, если станет тот моим мужем, не превзойдем мы Артура в глазах его народа и в собственных своих глазах. Я взяла брата за руку и прижала его ладонь к сердцу. Жизнь утекала, даже величайшая колдунья уже не могла бы его исцелить. Исполнилось пророчество Морриган. — Прости брат, — сказала я, не в силах сдержать чувств, — Рада была бы я помочь, но бессильна моя магия изменить судьбу, что тебе предначертана. Вспомни день, когда праздновали мы Самайн, вспомни Дикую охоту, вспомни слова богини Морриган. Не следовало бросать вызов древним богам, не следовало заставлять Логрес отказаться от прежней религии. И не следовало тебе вступать в позорную связь с моей сестрой, ибо лишь чудовище может родиться от такого союза, как я и говорила. И если бы мы с тобой заключили брак, чудовищными были бы и наши дети. — Нет, — Артур слабо улыбнулся. — Я никогда не любил твою сестру, но всегда любил тебя, моя Моргана. Хорошо, что Ивейна не было здесь, в долине. Хорошо, что мальчик останется жив. Он сможет занять трон Камелота однажды, как я и желал. Ты ведь защитишь своего сына, Моргана? Ты отдашь ему мою корону? — Не знаю. Прежде чем Ивейн станет королем должна отказаться от трона или отправиться в мир иной твоя супруга. И должны быть побеждены могущественные ее враги. — О ком ты? — удивился Артур, и даже его голос стал громче, — О Лоте и Моргаузе? Успокойся, они не враги нам больше, их армия разбита. — С Лотом и Моргаузой я справлюсь. Но есть Ниниана. Честолюбивая Владычица озера. Та, что погубила Мерлина. Та, что спрятала от тебя Ланселота. Та, что заставила меня предать тебя, нарисовав предо мной картину господства над миром нашим и мирами призрачными, пообещав мне не только престол Камелота, но и престол Авалона. — Неужели, простая владычица озера способна на такое? — Ниниана — могущественная колдунья, и она не одна. С ней ее воспитанницы, армия фей, которых готовила она долгие годы. И едва я произнесла эти слова, как воздух вокруг нас вдруг засветился мягким голубоватым сиянием, а значит в долине рождалась магия, магия невиданной силы. Глава 14. Смерть Артура Раздались громовые раскаты, молнии прорезали небо, а в следующий миг, разверзлось пространство, и появилась прямо пред нами Ниниана, в длинном белом платье, с распущенными по плечам волосами, такая же юная и прекрасная, как в тот день, когда впервые, много-много лет назад, увидел ее учитель Мерлин на тайном мосту в Броселианде и не смог отвести глаз. К великому сожалению не смог. Позади нее шли юные феи и волшебники. Они пока не могли колдовать так, как могли мы, и все же их было много, и вместе, объединившись, являли они собой силу грозную, остановить которую не могла ни одна армия простых людей. Лишь теперь я поняла, для чего столько лет готовила Ниниана этих юношей и девочек — для сегодняшнего дня. Я поднялась с земли им навстречу и поклонилась. — Приветствую тебя, Владычица озера, — произнесла я, а после взяла из слабеющей руки Артура клинок и сделала шаг к Ниниане. — Я возвращаю твой чудесный меч. Возьми его в свои края и погрузи обратно, в водную пучину, чтобы не попал он в плохие руки. Брату моему меч более не понадобится, но он благодарит тебя за столь великий дар. Кивнув, Ниниана взяла меч из моих рук, крепко сжала его. — Меч не вернется туда, откуда был взят, — откликнулась она. — Он перейдет моему сыну, сделав того величайшем воином из всех, что знала земля! А пока, позволь поблагодарить тебя, сестра, за победу, что ты даровала нам. Вижу, твоя хитрость сделала свое дело: коварный захватчик, сэр Мордред, мертв, как мертвы и все рыцари Круглого стола. А великий король Артур скоро перейдет в мир иной. И некому нас остановить! Прошу тебя, убьем же короля, а после пойдем в Камелот, освободим королеву и отдадим замуж за моего сына. После чего избавимся от нее. — Что я слышу? — подал голос Артур, он даже сумел приподняться, гнев придал сил. — Так это правда? Вы хотите сделать Гвиневеру супругой предателя Ланселота?! — Ненадолго, — улыбнулась Ниниана. — Едва они сочетаются браком и Ланселот получит корону — королева умрет. Моргана займет ее место. Дети мои будут править на всей земле и в потусторонних мирах, и я буду править через них. — Но король еще жив, — тихо возразила я. — И мы пока не можем делить его корону. — И это ненадолго, — заливисто рассмеялась Ниниана и ее смех рассыпался по долине Каммлана, как перезвон колокольчиков. — Никто не знает. — Что ж, — она пожала плечами. — Ты права. Нужно помочь Артуру и прекратить его мучения. Ведь рана доставляет ему сильную боль! С этими словами Ниниана сделала несколько шагов и встала над королем, а потом занесла клинок, уперев острие Эскалибура прямо в грудь, туда, где еще билось сердце. — Что ж, смерть от моего клинка — лучшая смерть, что я мог бы пожелать себе, — мягко улыбнулся Артур, вновь опустившись на землю. — Годы мои велики, жизнь подошла к концу. Давай же, прошу, прекрасная дева, сделай то, зачем пришла сюда. А ты, сестра, помни обо мне. Помни, что я всегда любил тебе и никогда не забывал! Я тяжело вздохнула. Ниниана взмахнула мечом, клинок устремился к цели. И вдруг я почувствовала, как рождается в моей крови сила, та, которой не было прежде, — и, наконец-то, это была та великая сила, которую некогда предрекал мне учитель Мерлин. Я поняла тогда, что сильнее, чем сейчас, не буду уже никогда и что сейчас никто не может остановить меня, ни малютки-феи, ни Ниниана, ни сотня таких, как Ниниана, ни даже сама Морриган. Сила плескалась в крови, захлестывала, рвалась из глаз, из рук. Я подняла ладони, понимая, что сейчас убиваю не только Ниниану, не только ее сообщников, но и будущее. Будущее магии в нашем мире. И свое собственное будущее. Этот пожар не в силах пережить никто и ничто, мощный, небывалый взрыв — а после волшебство уйдет навеки. Но поток колдовской энергии уже хлынул неудержимо, синим пламенем ударил в мою наставницу, отбросив ее далеко прочь. И тут же феи и волшебники бросились ко мне, но я обернулась, встала, заслонив брата, руки мои полыхали колдовским огнем, потоки пламени сметали все на своем пути, сжигая не только моих врагов, но и тела умерших воинов — среди них было и тело Мордреда, предателя, поднявшего руку на самого короля, на родного отца, не признавшего сына. Пламя плясало по долине, словно огромный огнедышащий дракон, готовый сожрать все вокруг, и я знала, что, когда все успокоится, — не останется ничего. Не будет и следа от великой битвы, никогда в будущем люди не найдут и самой долины Каммлана, сожженной дотла, но будут вечно помнить о сражении, что произошло здесь однажды. О сражении людей. Они будут помнить о битве, о печальной кончине короля Артура, павшего от руки собственного сына, но никогда не узнают о поединке великих волшебниц, что случился здесь, о поединке, который навеки уничтожил магию в Альбионе. Когда огонь стих, я еще долго не могла прийти в себя, не могла опомниться, перед глазами плескалась тьма, а потом увидела, что осталось всего два тела, нетронутых огнем, остальное обратилось в прах, — тело Артура, который был уже в беспамятстве, но все еще жив, и тело моей наставницы, Владычицы озера, Нинианы, возлюбленной Мерлина и приемной матери Ланселота. Я бросилась к женщине. Ее платье было опалено огнем, я опустилась на колени и взяла ее руку — она была безжизненна, дыхания не слышно. Медленно дотронулась до шеи, туда где обычно бился пульс, потом положила ладонь ей на грудь, прижалась ухом — но нет, да и не была бы я ведьмой, если б не могла отличить живую от мертвой. Со смертью Нинианы закончилась история древних колдунов Альбиона, служителей старой веры. Я убила свою наставницу и своих воспитанников, я не спасла учителя Мерлина и многих-многих рыцарей Круглого стола. Примет ли меня сэр Ланселот теперь, если узнает, что это я повинна в смерти той, что заменила ему мать? Я сомневалась. Но знала, что всегда могу создать нужную иллюзию. Опасного врага теперь не было, Ниниана мертва, скоро умрет и Артур. Осталась одна Гвиневера — слабая королева, как ни странно, оказалась последней из выживших, теперь она являла собой хрупкий ключик, открывавший путь к престолу Логреса, и мне следовало собрать те силы, что еще оставались после всплеска, чтобы отправиться за Ланселотом, привести рыцаря к его возлюбленной и позволить им вступить брак, о котором мечтали они столь долго. А потом — Гвиневере можно дать одно из моих зелий, после которого она никогда не проснется. Я поднялась, вернулась назад и подобрала Эскалибур. Если сейчас пойду я за Ланселотом, то не помешает и вернуть меч на его законное место — на дно озера. Или же следует поступить так, как сказала Ниниана: отдать меч ее сыну, моему будущему мужу и правителю Камелота? Артур открыл глаза. Его затуманенный взгляд встретился со моим, и дрогнуло мое сердце, что-то перевернулось в душе, поняла я, что не хочу больше надеть корону на голову, мне не нужна смерть Гвиневеры и любовь Ланселота. Мне ничего не нужно теперь, кроме одного — исправить то, что я натворила. Со смертью Нинианы разрушился морок, который навела на меня злая волшебница, сознание вновь стало ясным, и слезы побежали из моих глаз. Я бросилась к брату, обняла за плечи, он ответил слабым пожатием руки. Я снова стала собой. Он уже не мог говорить, и я знала, что произнести прощальные слова придется мне. И я их сказала. — Нам предстоит путешествие, Артур. Совсем недолгое, последнее путешествие. Закрыла глаза, собрала всю ту магию, что осталась, потому как нет ничего сложнее, чем открыть ворота, ведущие в блаженные края Авалона, куда нет дороги никому из людей. Мои ладони и лоб взмокли от напряжения, дыхание стало хриплым, казалось, еще немного и тело не выдержит. Но вот пространство сдвинулось. Я не была бы собой, если бы не смогла сделать этого. Миг — и оказались мы с Артуром на берегу бескрайнего Авалонского озера, вода которого исцеляет любые раны. Я отпустила короля, подошла к берегу, размахнулась изо всех сил и бросила Эскалибур так далеко, как только могла. Сверкнув на солнце, клинок описал дугу, полетел в воду, и тут — произошло невероятное. Из пучины возникла женская рука, которая схватила меч, ловко поймав Эскалибур за рукоять. А после медленно опустилась обратно, унося великий клинок, что будет ждать отныне, когда появится новый воин, достойный держать в руках своих столь славное оружие. Потрясенная увиденным, я стояла, не в состоянии пошевелиться, пока не вспомнила, наконец, о своем умирающем брате. Стряхнув оцепенение, я бросилась к озеру, зачерпнула обеими ладонями воды и побежала обратно к Артуру. Опустившись рядом с ним на колени, осторожно вылила живую воду на рану, которая тут же затянулась, кровь перестала вытекать, дыхание короля сделалось ровным, — и все же, он не открыл глаз, не произнес ни звука, не шевельнулся. Артур спал тем же вечным сном, каким спал теперь и волшебник Мерлин. В отчаянии, я стояла, не зная, что следует предпринять далее. — Моргана! — вдруг услышала я чей-то голос, доносившийся издалека. Обернувшись, с изумлением увидела длинную лодку, что медленно приближалась к нам. В ней стояли восемь женщин, в длинных черных балахонах, их лица были закрыты темными покрывалами. — Он уснул, — произнесла одна из женщин. — И будет спать долго-долго, пока не придет в Альбион беда великая, пока не призовет народ своего короля, того, кто подарил им веру в справедливость и честь, кто создал идеи равенства и братства. До той поры — Артур будет здесь, погруженный в спокойный сон, посреди великого Авалонского озера, а ты можешь пойти с нами и остаться в этой стране. Остаться с ним и со своим племенем, ибо волшебники и волшебницы теперь покинули землю. Нам больше нет там места. Мы — последователи старой религии, такие же, как ты. Пойдешь ли ты с нами? С этими словами женщина, что говорила, вдруг откинула покрывало. Маска с пустой глазницей закрывала половину ее лица, и я узнала Морриган, изгнанную богиню смерти, что теперь оставалась здесь, в стране блаженного Авалона, навеки покинув мир людей. — Да, — с почтением поклонилась свергнутой богине, — Я пойду с вами. Мы пойдем с вами. Я и мой брат. Прости, что сомневалась в тебе. Прости, что хотела занять твой престол. Гордыня ослепила меня. Не по мне эта ноша. Позвольте остаться с вами. — Пусть будет так, — кивнула Морриган, сделав знак своим спутницам. Женщины перешагнули борт и пошли прямо по воде, остановились рядом, выйдя на берег, а потом легко подхватили тело Артура и понесли к своей мрачной лодке. Я пошла следом — осторожно поставила ногу на озерную поверхность, ожидая, что сейчас упаду и промокну, но к моему изумлению вода держала, дробясь и покачиваясь под моими ступнями. Радостно улыбнувшись, я пошла за ведьмами к их кораблю смерти. Они погрузили туда тело Артура, вошли сами, я последовала за ними, — и лодка заскользила по поверхности озера, туда, где находился Остров блаженных, пелена туманов сделала нас невидимыми взорам. Отныне врата в Авалон были навек закрыты для обычных людей. Остров превосходил все мои ожидания, он был невыразимо прекрасен. А прямо посреди него, на пологом холме, высилась башня без крыши и шпиля. В этой башне соорудили поистине царское ложе для короля Камелота, туда и уложили мы Артура, укрыли красным плащом с золотыми коронами, вышитыми на нем, и оставили спать спокойным сном, до тех пор, пока не наступит час его пробуждения. Я же поселилась в Авалоне, последовав за своими сестрами, готовая пребывать там столько, сколько понадобится, пока моя собственная смерть не придет за мной. *** Осталось совсем немного рассказать в этой истории, о том, что же случилось с теми, кто пережил разрушительные битвы и сражения. Королева Гвиневера, узнав о смерти мужа, долго плакала в своей башне, а после, как и обещала, приняла постриг в монастыре, посвятив жизнь Богу до последних дней, и молила его о прощении, ведь себя винила королева в случившемся. Сэр Ланселот, узнав о смерти матери, о смерти Артура и Мордреда, а также своих братьев, рыцарей Круглого стола, премного опечалился, но решил, что ничто больше не держит его в Броселианде, сердце рвалось в Камелот, туда, где ждала любимая, в одночасье ставшая доступной. Теперь уже некому останавливать Гвиневеру, некому тревожиться за ее честь. И помчался он в Камелот, но не нашел во дворце возлюбленную королеву. Долго-долго искал ее по всему Логресу, пока не оказался в дальнем монастыре, где жила теперь Гвиневера. Увидев ее в монашеском одеянии, он почувствовал, как сжалось сердце. Опустился на колени и стал умолять покинуть монастырь, вернуться в Камелот или же отправиться с ним в поместье Компер, став его законной женой, ведь ее супруг мертв. Но Гвиневера осталась непреклонна — она отдала свою жизнь в руки Господа и от обета не отступилась. Королева сказала бывшему возлюбленному, что все еще любит его, но прогнала от себя, повелев не появляться никогда больше. В отчаянии, Ланселот также отправился в монастырь и принял сан, став одним из монашеского братства. Но никак не мог он обрести покоя, считая, что его вина во всем. Для него леди Вивиана хотела получить престол, о нем мечтала Моргана. Если бы не любовь к королеве, не возникло бы раскола при дворе, не перессорились бы рыцари, Артур был бы до сих пор жив, а Гвиневера все еще была бы королевой. Но не понимал несчастный, что не в том была его истинная вина. Истинная вина сэра Ланселота заключалась лишь в том, что он был слишком хорош для нашего мира. Слишком красив, слишком отважен, слишком благороден, слишком удачлив в бою, слишком честен. Он приковывал к себе все взгляды, и в то время как заставлял одни сердца учащенно биться от восхищения и любви, другие заставлял сжиматься от зависти. Зависть людская сгубила рыцаря. Женщины боролись за его внимание, мужчины мечтали сразиться с ним и победить, многие искали его дружбы и расположения. Сталкиваясь друг с другом, проливая слезы и кровь за право быть рядом с Ланселотом, они разрушали и мир вокруг него, все, что было дорого рыцарю мгновенно обращалось в пыль, все, что он пытался построить, оказывалось в руинах, мечты становились призрачными и исчезали, словно миражи, и потому никак он не мог достигнуть заветной гавани, чтобы обрести, наконец, покой и счастье. Долгие годы скитался Ланселот среди могил праведников, просил о прощении для себя и Гвиневеры, раскаивался в измене, что совершил, предав своего короля и лучшего друга. И так и пришла за ним смерть, когда лежал он в старости у могильного креста, распростершись на земле, и произносил слова молитвы. И не осталось защитников у Камелота, ибо все рыцари были мертвы, и вошли в город саксы и англы, вошли беспрепятственно, никто не остановил их. И порубили они мечами Круглый стол, и сожгли обломки, и поставили на его месте трон, ибо не должно быть равенства, а король должен быть королем, и должен быть превыше остальных. И разрушили они церкви, и убили бриттов: тех, кто поклонялся древним богам, и тех, кто поклонялся богу единому. И ушли те, кто из бриттов остался в живых далеко на северо-запад, к подножью Сноудонии, туда, где был создан оплот валлийского народа, потомков бриттов из Камелота, остающихся там и до наших дней. Их девиз — «За любовь к Камелоту» трансформировался в «За любовь к Уэльсу», но смысл не изменился. Они по-прежнему преданы родине и бережно хранят память о великом короле и великом волшебнике, что должны пробудиться однажды, когда придет срок. Леди Моргана же в их памяти стала злодейкой, мечтавшей победить Артура и занять его трон, все забыли, что некогда это была добрая волшебница, думаюшая о любви и счастье, желавшая с помощью колдовства изменить жизнь народа Альбиона к лучшему. Осталась лишь коварная ведьма, создавшая Долину без возврата, пленившая рыцарей, обманом укравшая любовь Ланселота и лишившая сил чудесные ножны, что не смогли защитить Артура. Моргана стала союзницей Мордреда, убийцей Нинианы, все ее добрые дела были забыты и перечеркнуты, а колдовство и магия стали синонимами всего недоброго, вызванного из преисподней самим дьяволом. Однажды, когда откроются врата в Авалон, когда проснется король Артур, он выйдет к людям и расскажет об истинной роли, которую сыграла Моргана в этой истории, расскажет о своей неизбывной любви, расскажет, что Моргана спасла его, подарив вечную жизнь на Авалоне и осталась там с ним. Но это еще только предстоит, а пока легенды живут и изменяются, время искажает былое, и потому, хоть память о леди Моргане не стерлась, но не стала великая колдунья королевой сердец: эта роль досталась изменнице Гвиневере, той, что была случайной жертвой в этой полной грусти истории. Жертвой могучей силы любви, неподвластной даже богам, выбирать которую не может никто. Она приходит своевольно, из ниоткуда. Или… не приходит, другого не дано.