Ошибки и вторые шансы

Когда Сириус Блэк упал в арку Смерти, единственным пониманием его осознанности стало — мимолетная улыбка. Извинение, которое не суждено быть услышанным. Оно было совершенно пустым. Никаких эмоций. Простая просьба о прощении. К сожалению, гормоны и черт знает что еще, заставляют людей делать опрометчивые поступки, например, подставляться под пулю из-за незнакомца. Они могут совершить безрассудное, ломиться прыгнуть в портал, якобы являющим в мир мертвых, чтобы спасти человека, который пропал там навечно. — Ну, вот и ты, Поттер. Ты в моем мире, в моих владениях, гораздо раньше, чем положено быть. Какие у тебя будут оправдания? Я смотрю на Смерть, по крайней мере, я думаю, что это он. Высокий, ужасно долговязый и внушительный мужчина, который, кажется, облачен в облегающий черный костюм-тройку, дополненный серебряной булавкой для галстука в форме косы и маленькими медными солнечными часами, украшающими его левое запястье. Он проводит своими длинными, почти костлявыми пальцами по черным волосам, блестящим, как масло, зачесанными назад так, что это немного напоминает обычную прическу Драко. Его кожа туго обтягивает кости лица, а желтоватые щеки придают ему изможденное, но красивое выражение. По-настоящему жуткая часть в нем — это глаза. Кромешная тьма. Темнее, чем любая ночь, чем чернота, жадно поглощающая свет вокруг них. Я даже не знаю, могут ли слова «он», «она» или даже «оно» определять Смерть. Думаю, у меня будет остаток вечности, чтобы понять это, а также задаться вопросом, какого черта он читает мне лекции. Люди все время умирают! Серьезно! Я, конечно, не ожидал, что Смерть будет такой многословной. Вы ожидали бы, что он поймет, что иногда случается дерьмо, и люди могут время от времени попадать в странные аварии с порталами в подземный мир. Честно говоря, он бессмертное существо. Я думаю, он видел все виды смерти, какие только можно себе представить. Немного оглядевшись, я осматриваю свое окружение, пытаясь бегло взглянуть на то, на что похожа загробная жизнь. Я в замешательстве качаю головой от того, что вижу, удивляясь, почему загробная жизнь по какой-то забытой богом причине представлена Платформой 9¾, в комплекте с Хогвартс-экспрессом, сияющим во всей своей кричащей красе. Это немного отличается от света в конце туннеля, которого мне велели ожидать, хотя я думаю, что кому-то действительно трудно вернуться и рассказать вам правильную историю о загробной жизни, учитывая, что некромантия является относительно изменчивой областью работы. Снова раздается голос, напряженный и хрипящий в его горле, как будто он не говорил много лет. — Поттер, я знаю, что у меня есть вечность, чтобы получить от тебя ответ, но я бы предпочел не ждать так долго, ты закончил со своими размышлениями? О да, Смерть. — Я сожалею, э-э… о смерти, сэр. Повторите, в чем был вопрос? — спрашиваю я, глядя на неземной булыжник, стараясь не размышлять, учитывая, что мне больше не о чем размышлять. — Что ты можешь сказать в свое оправдание? Почему ты здесь? — Я провалился сквозь завесу? — говорю я, устало пожимая плечами, хотя не знаю, почему я могу устало пожимать плечами, когда я мертв. Прилагательные, относящиеся к состоянию тела и ума, не кажутся здесь подходящими. — Я облажался, ясно? Я запаниковал, когда увидел, как умирает Сириус, и, прежде чем понял, что делаю, побежал за ним. Смерть наклоняет голову набок, изучая меня. — Да, ты действительно облажался, как ты так красноречиво выразился. Я прикрыл рот рукой, сдерживая нарастающий во мне гнев. Мне не пойдет на пользу, если я скажу Смерти, чтобы он засунул его туда, где не светит солнце. — Итак, я наконец-то увижу своих родителей? Смерть может быть некоторым улучшением по сравнению с жизнью. — угрюмо заявляю я. Он качает головой в ответ на это. Что? Почему он покачал головой? Что это значит? Неужели я не увижу своих родителей? Что ж… черт, это значит, что я попаду в ад? Неужели мои родители и Сириус отправились в ад?! — Нет, ничего такого серьезного или простого, как это, мистер Поттер, — заявляет он, хмуро глядя на меня. Как он… О, конечно, Смерть может читать мысли. Конечно, он подслушивал, как я мысленно болтаю о нем. — Как мило с вашей стороны заметить, мистер Поттер, что это, безусловно, немного облегчает мою работу. А теперь давайте на время забудем о моем всеведении и сосредоточимся на насущной проблеме. — Он делает паузу, приподнимая одну бровь, глядя на меня. — Поверь мне, за эти годы я слышал гораздо худшее. То, что ты думаешь, что я буду оскорблен твоими мыслями, меня очень забавляет. Быстрым жестом он показывает, что между нами двумя появляются стол и стулья, сделанные из черного дерева, простые, гладкие, как мрамор, и совершенно не испорченные какими-либо узлами или искажениями в зернах. Он машет рукой на стулья, и я сажусь. С таким же успехом можно покончить с этим делом с суждением. Сложив руки перед собой, положив локти на стол, Смерть смотрит на меня своими жуткими глазами. По крайней мере, я думаю, что он смотрит на меня, действительно трудно сказать без зрачков. Это, безусловно, более внушительно, чем Святой Петр у Жемчужных врат. Смерть закатывает глаза, я думаю… Все еще не уверен. Ладно, он приподнял одну бровь, теперь он определенно закатывает глаза. Одним щелчком он вызывает в воображении большой и древний том в кожаной обложке, облизывает один палец и листает его, как когда-то делал один из моих учителей начальных классов, водя пальцем по страницам и все время бормоча. «Поттен, Поттео… Ах! Поттер! Вот ты где», — объявляет Смерть, останавливаясь и глядя на книгу. Он подносит её к лицу, глубоко засовывает нос в страницы, щурит глаза так сильно, что они почти закрываются. Он внезапно роняет книгу, и она с грохотом падает на стол, на его лице отражается разочарование. — В книге сказано, что я не должен заполучить тебя еще сто с лишним лет или около того, зачем тебе понадобилось идти и все это портить? Ты же знаешь, что мне придется это исправить, верно? Испортил все? Я должен прожить больше ста лет? Я думаю, что это не так уж необычно для волшебного мира, Дамблдор выглядит на сто тридцать, плюс — минус пару десятилетий. Эй! Подожди минутку! — Исправить? Простите, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду под исправлением? Смерть снова закатывает глаза, прежде чем наклониться вперед, книга исчезает, когда он вытягивает руки перед собой. — Да, Поттер, исправить, склей все это вместе. Ах! Никаких помех! — он плачет, когда я открываю рот, его палец демонстративно поднят в воздух. — Под исправлением я подразумеваю исправление того, что вы переступили порог моих дверей на много-много десятилетий раньше. Для таких вещей существуют правила! Ты не можешь просто умереть раньше, чем тебе положено. Он раздраженно проводит пальцами по волосам. — Это будет немного сложно, так как мне приходилось делать это всего пару раз раньше. Кто был первым… как его звали? Иегова? НЕТ… Иисус, да, тот парень Иисус, и это было довольно давно, и люди сделали очень большое дело в этом. Я уверен, что вы читали или, по крайней мере, слышали о его книге, — добавляет Смерть, лениво размахивая руками. Да, Господи. Ничего особенного. — К счастью, всемогущество делает эту работу намного менее напряженной. — отмечает он, изучая свои костяшки пальцев, как будто возвращение кого-то в мир живых — это обычное выступление по вторникам. — Теперь, конечно, мне придется потянуть за некоторые ниточки, так как вы не сможете вернуться в свой мир точно с того места, где вы остановились, правила и все такое, что вы знаете. — объясняет он, снова размахивая руками, подчеркивая каждое свое слово быстрым ударом. — Что ты думаешь о неделе до своего одиннадцатого дня рождения? Но не таким, когда ты умер? — Он подчеркивает это, поднимая палец теперь еще выше, чем раньше, как бы подчеркивая важность своего заявления высотой указательного пальца. — Это вызвало бы слишком много вопросов, и мне не нравится, когда люди лезут в мой мир раньше, чем придет их время, как я уже сказал, что все это фиаско с мистером Христом сделало мою жизнь очень сложной в течение следующих нескольких столетий. Так много войн, так мало времени. — размышляет он вслух. Он с трудом пожимает плечами. — Физически тебе будет десять, но с небольшой помощью, я верю, что мы сможем что-нибудь придумать. — Хм. — добавляю я. Шекспир, я знаю, но что, черт возьми, мне сказать, когда получу премию Дарвина и сама Смерть решит отправить меня обратно из-за бюрократической волокиты. Не говоря уже о том факте, что я узнал, что Иисусу, даже если я никогда не читал эту чертову книгу, приходилось иметь дело с тем же самым. Не так часто приходится сталкиваться с кем-то такого калибра. — Я имею в виду, да, это звучит как отличная идея. Но как насчет моих друзей, как насчет Сириуса, пророчества? Что будет с ними или с Волдемортом? Неужели этого никогда не случится? — я бросаю вызов, мне любопытно, но в то же время немного страшно от перспективы потенциально умереть в одной реальности и просто пересесть в другую. Что случилось бы со всеми в моей изначальной вселенной? Я прочитал достаточно научно-фантастических новелл, чтобы знать, что это, вероятно, ужасная идея. — Что-то подобное, Поттер, временная шкала перестанет существовать… по крайней мере, в некотором роде. Это не то, что ты можешь осознать, пока ты только в основном мертв, ты должен быть мертв, чтобы понять, что я собираюсь сделать. — усмехается он, прежде чем посмотреть на солнечные часы на своем запястье, постукивая по ним тем же тонким пальцем, который только что тянулся к небесам. — Невеста-принцесса? Правда? — Это фантастический фильм, — пожимает плечами Смерть, прежде чем многозначительно посмотреть на свои солнечные часы, опасно улыбаясь. — Самая важная часть заключается в том, что тебе не нужно беспокоиться обо всем этом, так как я собираюсь отправить вас обратно примерно… сейчас. Я вскакиваю с кровати, хлопаю себя по голове и громко ругаюсь: — Выеби меня, когда я бегаю, это жжет! — я задыхаюсь, хватаясь за лоб и массируя боль, которая теперь неуклонно растет. Что это был за ужасный сон! Даже для меня с моими прекрасными «видениями» Волдеморта, вплоть до того, что доставляет ему удовольствие. Пытки, убийства… ну, знаешь, как обычно. Но сон о Смерти? Сириус проваливается сквозь завесу? Должно быть, я схожу с ума. Внезапно свет проникает повсюду, щиплет глаза, когда массивная мясистая рука хватает меня за лодыжку и вытаскивает из постели. — Что я только что слышал, как ты говорил, ты, чертов урод?! — о, вау. Я в шоке. — Хм? Вернон? Сейчас не лето… что я вообще здесь делаю? Почему я в чердаке под лестницей и как я вообще поместился в этом шкафу? Вы сделали ремонт? — я кашляю, протираю глаза и смотрю на Вернона… Господи! Он вырос на три фута с тех пор, как я видел его в последний раз? Что, черт возьми, происходит? — Я не знаю, о каком уродстве ты говоришь, мальчик, но я не потерплю этого в своем доме! Особенно проклятия! Я не хочу, чтобы мой Дадли заразился от тебя! — он шлепает меня по затылку, катится к кухонному столу и падает на свое место, дерево протестующе визжит, когда все сто пятьдесят килограмм обрушиваются на него. Напротив него Петуния поворачивается, чтобы увидеть переполох, который я, по-видимому, вызвал, громко шмыгая носом и бросая свирепый взгляд в коридор, в ее глазах была невысказанная угроза. Ошеломленный ударом Вернона, я поднимаюсь на ноги и оглядываюсь: все в доме выглядит намного, намного больше, чем должно быть. Я с любопытством поглядываю в гостиную, телевизор громко ревет, а Дадли по-детски возбужденно подпрыгивает на своем стуле. Разве я не сломал тот стул два года назад? Я мог бы поклясться, что сделал это… А Дадли? Почему он носит этот дурацкий маленький наряд? Он удивительно похож на тот, который он носил до моего одиннадцатого дня рождения. О… ого. Я ущипнул себя за щеку, шипя от легкого жжения, которое это вызвало. Черт, я действительно вернулся в прошлое, либо это, либо Дурсли старшие, начали принимать гормоны роста и решили немного продегустировать. Плывите по течению, или настолько, насколько вы можете плыть по течению, когда Смерть только что разорвала время и пространство надвое из-за бюрократической ошибки. Действительно? Срок примерно через сто лет? Я имею в виду, я не собираюсь жаловаться, но это в лучшем случае дрянные рассуждения. В любом случае, я захожу на кухню и принимаюсь за завтрак, я могу беспокоиться о своей ситуации во время приготовления пищи. Включив плиту, я начинаю торопить события, просматривая контрольный список. Во-первых, я вернулся в прошлое. Вау. Во-вторых, Сириус жив. Хорошо. В-третьих, Волдеморт еще не был возрожден в этой временной шкале. Это означает, что мне нужно начать тренироваться и учиться. Я едва мог устоять против Люциуса и других Пожирателей Смерти в битве в министерстве, и я почти уверен, что они ничтожество по сравнению с Волдемортом с точки зрения знаний, не говоря уже о грубой силе. Я слаб. Сириус умер из-за моей неспособности. Он умер, потому что я позволил обмануть себя, манипулировать собой, и я не позволю никому другому умереть снова. Особенно Сириус… Я не могу позволить ему умереть снова, иначе мне, возможно, придется пойти на Смерть для еще одной беседы. Однако на этот раз я не совершу тех же ошибок, я не буду слабым Гарри Поттером, половиком, типичным гриффиндорцем. Я не могу позволить себе быть таким, слишком много людей может умереть. По-видимому, мне предстоит восполнить пробел, который министерство и, к сожалению, Дамблдор оставили для меня. Будь то из-за некомпетентности, острой нехватки усилий или полного игнорирования своих обязанностей, те, кто обладает властью в этом мире, оставили людей страдать, особенно меня. Серьезно! Министерство игнорирует возвращение Волдеморта, Дамблдор позволяет Амбридж пытать меня, как будто он не знал, что она каждую проклятую ночь разрезала мне руку. Черт возьми! Дамблдор, по-видимому, единственный человек, которого боится Волдеморт! Почему он тратил свое время, мешая людям отправлять мне почту, вместо того, чтобы охотиться на Пожирателей Смерти?! Похоже, мне нужно многое обдумать и спланировать, если я собираюсь сделать так, чтобы все прошло более гладко в этой временной шкале. Это заставляет меня чувствовать себя немного неуютно, когда я иду против Дамблдора таким образом, хотя у него самые лучшие намерения и он никогда по-настоящему не делал мне ничего плохого. Я просто чувствую, что он часто терпит неудачу, жонглируя столькими важными вещами одновременно. Передав тарелки с сосисками, яйцами и тостами Дурслям, я беру свою скудную порцию с собой в шкаф, или, по крайней мере, то, что Дурсли считают скудной порцией, учитывая, что я засунул пару лишних сосисок в карманы. Эти карманы пережили и худшее из того, что я видел в привычках Дадли запасаться закусками, не осуждайте меня за то, что я просто следую традиции. Покончив с завтраком, вымыв посуду и подав чай с печеньем Вернону и Петунии, которые, похоже, сегодня особенно смущены мной, поскольку я веду себя как трехзвездочный хостел, а не испуганный, обиженный сирота, с которым они ужасно обращались так много времени, я слышу дребезжание от входной двери. Внезапно он щелкает. Наряд Дадли, он носил его в конце июля, хвастаясь тем, как он собирается избить меня до чертиков своей Плавильной палкой. Черт возьми, сейчас не просто конец июля, а 24-е число! В тот день, когда я получу свое письмо в Хогвартс! Я почти подпрыгиваю на каблуках от волнения, будучи в состоянии пережить такую монументальную часть своей жизни. Что ж, давайте просто убедимся, что это пройдет лучше, чем катастрофа, случившаяся в прошлый раз. Я бы предпочел не посещать эту ужасную лачугу посреди моря. Серьезно, кто, черт возьми, построил эту штуку? Это смахивает на маленький ветхий Азкабан, без дементоров. — Мальчик! Получи почту! — Вернон хмыкает, пережевывая свой восьмой пищеварительный тракт. — Да, сэр! — кричу я, сбивая Вернона с толку, и направляюсь за почтой, а пухлый мужчина впивается мне в спину своим взглядом. Если мне придется заново переживать свою жизнь, я собираюсь получать от этого удовольствие. Почему бы не начать с того, чтобы вмешаться в умы моих любящих родственников? Я не припомню, чтобы подписывал контракт со Смертью, в котором говорилось, что он не должен вызывать хаос. Его ошибка, не моя. Схватив почту, я засовываю свое письмо из Хогвартса в задний карман, не беспокоясь о том, что его заметят из-за огромного размера рубашки или того, что было бы более уместно описать как маленькую палатку, которую я ношу. Черт возьми, Дадли большой ребенок, я должен проверить и посмотреть, не побил ли он когда-нибудь мировой рекорд. — Вот, пожалуйста, сэр, вся ваша почта. Боюсь, в основном счета, — объявляю я, неловко отсалютовав, прежде чем вернуться в шкаф. Если я правильно помню, у Вернона и Петунии были планы на сегодняшний день в прошлый раз, и письмо из Хогвартса положило им конец. Я решаю подождать в шкафу, пока лошадь и слон не решат уйти со своей маленькой имитацией планеты на буксире, чтобы я мог добраться до Диагон-аллеи, взять свои школьные принадлежности и отправить письмо без их ведома. Я, наверное, мог бы снять комнату в «Котле», пока я там. Нет никакого реального смысла возвращаться в эту адскую дыру, если я смогу вытащить Сириуса из Азкабана к концу учебного года. Что мне делать? Как бы я смог так скоро освободить Сириуса? Я мог бы, может быть, убедить близнецов отдать мне карту, схватить крысу, отправиться в кабинет Дамблдора, может быть, разослать письмо или два в каждую магическую газету в Британии, чтобы убедиться, что Министерство не сможет натянуть на меня одно из них. Я действительно не знаю, что происходит в голове у Фаджа, и я уверен, что если бы я когда-нибудь заглянул в неё, я бы навсегда изменился. Я бы предпочел не доводить себя до бормотания, подобного этому неловкому оправданию для мужчины. Ну, меня должны были зачислить в Слизерин в соответствии с Распределяющей Шляпой. Пришло время немного поупражняться в хитрости, напрячь свой мозг вместо того, чтобы бросаться головой вперед в опасность каждый раз, когда он высовывает голову. Немного меньше дел, немного больше мыслей, я должен сказать. Оглядываясь назад, я удивляюсь, что не умер раньше. На самом деле я вообще ничего не планировал, начиная с домашней работы и заканчивая своими нелепыми приключениями, я всегда шел вполсилы. Я на мгновение задремываю, проходит час или около того, прежде чем я слышу, как хлопает входная дверь, и несколько мгновений спустя тихое шуршание машины Дурслей, отъезжающей от подъездной дорожки, неизвестно куда. Время действовать. Я поднимаюсь наверх и беру пару фунтов с комода Вернона и Петунии, достаточно, чтобы сесть на поезд до Лондона и найти дорогу в «Дырявый котел». Я останавливаюсь, когда начинаю выходить из комнаты, возвращаюсь, чтобы взять еще несколько купюр, просто на всякий случай, конечно. Я спускаюсь вниз, надеваю кроссовки и готовлюсь уходить. Я снова замолкаю, вспоминая все те разы, когда Вернон бил меня, как он застигал меня врасплох, ударял меня ладонью по голове, громко смеялся, когда мой мозг трясся, а горло распухало от страха. Как ему показалось забавным обращаться с ребенком, сиротой, как с игрушкой для битья. Как предмет. Я помню все моменты, когда Петуния унижала меня, своего племянника. Как она извергала свой купорос, ее крики подробно описывали мою никчемность, каким нежеланным и нелюбимым я был, отравляя мой разум и вызывая отвращение к себе, которое все еще поднимает свою уродливую голову сегодня. Дадли? На самом деле я ничего против него не имею, но, к сожалению, моя идея отомстить тем кускам дерьма, которых он называет родителями, повлияет на него. Надеюсь, это привнесет немного смирения в их жизнь. Я мысленно собрался с духом, побежал на кухню и схватил пару горстей бумаги, коробку спичек и какую-то жидкость для зажигалок, которая была спрятана под решеткой позади дома. Я возвращаюсь в дом, разрывая и разбрасывая бумагу по гостиной, двигаясь дальше, чтобы разбросать импровизированную растопку по всему остальному дому. Я щедро заливаю все это жидкостью, след ведет к шкафу, который был моей тюрьмой большую часть десяти лет. Я стою неподвижно, обозревая свою работу. Я чиркаю спичкой, наблюдая, как игриво мерцает пламя, не подозревая о разрушениях, которые оно вот-вот принесет. С замиранием сердца я бросаю спичку на ковер, любуясь огненным следом, который быстро растет, мчится в гостиную, отрывается на полпути и мчится к лестнице и кухне. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и, когда я выхожу через парадную дверь, треск и шипение позади меня говорят мне, что моя работа закончена. Я поворачиваю голову, бросаю взгляд на дом, когда пламя начинает лизать окна, некоторые начинают трескаться от набухающего дерева, штукатурка на стене дома раскалывается, когда она растягивается по растущим шпилькам и балкам. Я мрачно улыбаюсь при виде этого, говоря единственное, что приходит на ум. — Скатертью дорога, мать твою.