***
Элеонора Гузман была в предвкушении. Сын и невестка должны были прийти к ней в десять часов, после завтрака в Касите, который нельзя было пропускать. Она заранее знала, что они сыты, но не могла не приготовить bunuelos и café con leche — на случай, если гости задержатся. А уж в том, что они задержатся, Элеонора не сомневалась ни минуты. Они бывали у неё не так часто, чтобы уйти уже через час. Из прихожей донёсся громкий стук, и она поспешила туда прямо из кухни узнать, не послышалось ли ей. Стук повторился, и Элеонора, повозившись с замком, наконец открыла дверь. На пороге стоял Мариано, его улыбка до боли напомнила ей улыбку покойного мужа. Он держал под руку Долорес, чей огромный живот сразу бросился хозяйке дома в глаза. — Здравствуйте, мои дорогие! — радушно сказала Элеонора, обнимая их обоих. — Проходите, я давно вас жду! Она посторонилась, и гости направились за ней на кухню, расположенную здесь же, внизу. Стол был давно накрыт. Он был далеко не таким большим, как в Касите, но Элеонора не жаловалась. Она заняла место рядом с кофейником, сын устроился справа от неё, а невестка — слева. Оба взяли себе по одному bunuelo и пригубили кофе из расписных стеклянных чашек. — Ну, Долорес, как твоё самочувствие? — участливо спросила Элеонора. — Всё хорошо, сеньора, — тихо ответила Долорес, делая глоток. — Мама и тётя Джульетта говорят, я должна родить со дня на день. — Правда? — просияла Элеонора. — Замечательная новость! Надеюсь, Альма не жалеет, что первого правнука ей подаришь ты, а не Изабелла? — Мама! — укоризненно воскликнул Мариано. Элеонора проглотила остаток своего bunuelo и потянулась за следующим. — А что я такого сказала? — удивилась она. — Ведь ещё год назад ты должен был жениться на Изабелле. — Но этого не случилось, — напомнил ей сын. — Сеньора Альма не говорила ничего подобного, и мы уверены, что ей всё равно, кто подарит ей правнука. Элеонора недоверчиво взглянула на него, поджала губы. Больше всех своих внучек Альма Мадригаль любила самую старшую, это в городе давно всем известно. Неужели ей действительно всё равно, что замуж первой вышла не Изабелла, а её кузина? И всё же Элеонора удержалась от этого вопроса и, поддавшись любопытству, задала другой: — А она не пытается найти Изабелле нового жениха? Долорес приподняла наушники, наклонила голову, прислушиваясь к чему-то в Касите. Несколько секунд она молчала, затем произнесла: — Прямо сейчас. Она спросила, нравится ли ей Андрес Вальдес. Иза сказала, что нет. — Андрес? — переспросила Элеонора. — Сын хозяина тростниковой плантации? Прекрасный юноша, разве что избалован немного. Почему же он ей не нравится? — Иза говорит, что хочет пожить для себя, — оповестила её Долорес, возвращая наушники обратно. — Что ж, она имеет на это полное право, — согласилась Элеонора. — Но мы-то можем попробовать угадать, что её ждёт, хотя ни у кого из нас нет такого дара, как у твоего дяди, верно? — Может, не стоит… — начал было Мариано. Но его мать было уже не остановить. — Будь я на месте Альмы, я бы посоветовала Изабелле обратить внимание на Мигеля Сандоваля. Да, он сын сапожника, ну и что? Без работы сидеть не будет, да он и сейчас не сидит, родне помогает. — Не думаю, что он может понравиться Изабелле, — сказала Долорес, беря второй bunuelo. — Я слышала, он не интересуется растениями. Совсем. — Но ведь растения — не самое главное, — резонно заметил Мариано. — Действительно, — подхватила Элеонора и отхлебнула кофе. Поддержка сына её очень обрадовала. — Мигель добр и вежлив, совсем как ты, mi cariño. Чем не пара для нашей прелестной Изабеллы? Долорес прожевала свой кусок и ответила, слегка сощурившись: — Боюсь, вы немного опоздали, сеньора. Мигелю нравится Карла Гарридо, но он боится ей признаться, потому что не уверен во взаимности. А она есть, только он её не замечает. Элеонора широко распахнула глаза. Порой она забывала, что её невестка знает всё обо всех горожанах, и скрыть от неё что-либо очень тяжело, если вообще возможно. — А что насчёт Лукаса Родригеса? — вдруг предложил Мариано. Он доедал уже пятый bunuelo; его чашка давно опустела, и он налил себе ещё. — О нём многие девушки мечтают. — Не говори глупостей, Мариано! — нахмурилась Элеонора. — Este descarado engreído? Им можно восхищаться, только пока он не откроет рот! Да, со взрослыми он вежлив, но вы слышали, что он сказал Химене Уриарте? — Что? — живо спросил Мариано. — Лучше тебе не знать, — пробормотала Долорес. — Но ничего хорошего, это точно. Некоторое время все молчали, лакомясь оставшимися bunuelos, пока она не подала голос вновь: — А как вы познакомились со своим мужем, сеньора? Не помню, чтобы вы мне рассказывали. Элеонора почувствовала, как к её щекам прилил румянец, посмотрела на обручальное кольцо и на секунду зажмурилась. Перед её глазами одно за другим пронеслись воспоминания — быстро, как горная река. Прошло уже много лет с того дня, как это кольцо потеряло свой смысл, но она не снимала его, да и не нужно ей было этого делать. Просто большинство жителей Энканто знали, чья она вдова, и только старики помнили, какую фамилию она носила ещё в далёкой юности. — Ох, я знала его ещё до того, как был основан Энканто, — мечтательно начала Элеонора, запахнувшись в свою лёгкую шаль. — Мой отец, Фернандо Кортес, был самым лучшим ювелиром в нашем родном городе. А особенно ему удавались изделия из эмали. И он решил, что обручить меня с Артуро Аравеной, сыном местного эмальера, будет прекрасной идеей. — Он вам нравился? — осторожно поинтересовалась Долорес. — Мне было четырнадцать, а ему семнадцать, но он уже был страшным занудой, — Элеонора поморщилась, вспомнив серьёзное конопатое лицо своего жениха. — Я с ним даже поговорить не могла о чём-то ещё, кроме техники изготовления эмали! Вернее, он говорил не только о ней, но о ней больше всего. А какой девушке это понравится? — А когда ты должна была выйти за него замуж? — осведомился Мариано. — Через два года после помолвки, — ответила мать. — Надо отдать должное Артуро, он отнёсся к этому серьёзно, хотя я уже знала, что не смогу его полюбить. Зато я часто гуляла возле стеклодувной мастерской Хавьера Гузмана… — Потому что там работал папа, это я помню, — воодушевлённо добавил он. Элеонора вгляделась в его лицо, обрамлённое густой, очевидно, месяц не стриженной бородой. Так Мариано ещё больше походил на отца, только цветом волос отличался. У неё даже в глазах защипало от этого сходства. — Верно, он там работал, — продолжила она. — У своего отца, как Артуро работал у своего. Он обожал это ремесло, однако любил говорить и о других вещах. К тому же у него была гитара! Помню, когда наступала ночь, я тайком убегала из дома, и мы встречались на окраине. Ах, что были за времена!.. Когда мы с Мануэлем пели… ах, как он играл!.. Я тут же забывала обо всём. — Жалко, что Мариано не стал музыкантом, — едва слышно посетовала Долорес, как можно тише ставя свою чашку. — Я дружу с Эстебаном, забыла? — усмехнулся Мариано. Элеонора рассмеялась и сделала большой глоток, чтобы смочить пересохшее от долгого рассказа горло. — Ну-ну, не спорьте, это не каждому дано, — примирительно сказала она. — Итак, мой Мануэль был хорош во всём, но вот беда: изделия Гузманов составляли конкуренцию изделиям моего отца. И он терпеть не мог ни сеньора Хавьера, ни его сына. А когда мне было уже пятнадцать, он заподозрил меня в ночных побегах и, как я позже узнала, уговорил маму проследить за мной. Я не успела даже обнять Мануэля при встрече… Она обвела взглядом внимательно слушающих её сына и невестку. У обоих лица выражали страх. Страх перед тем, что произошло дальше. — Когда она с боем вернула меня домой, отец кричал на меня так, как никогда прежде. Он сказал, что я месяц не выйду из дома — можете себе это представить? И сразу после этого я должна была выйти за Артуро. — Как же вы избежали этого? — прошептала Долорес. Её глаза расширились так, что едва не выкатились из орбит. — О, поверь мне, детка, я бы никогда этого не избежала, если бы на наш город не напали, — с наигранной бодростью заявила Элеонора. — Я провела под замком всего три дня. Из своего окна я видела, как полыхали дома на окрестных улицах… Отцу пришлось меня выпустить, и он велел нам с мамой бежать. Она умоляла его пойти с нами, но он не хотел, чтобы эти бандиты разграбили его мастерскую. Там было слишком много ценных материалов, он не мог их оставить… Он пообещал добраться до нас, когда заберёт их. И мы присоединились к тем, кто пошёл за твоими дедушкой и бабушкой, Долорес, а отец… он не успел. Её голос стал сдавленным, хриплым, словно кто-то царапал наждачную бумагу. Сейчас она даже жалела, что решилась на этот рассказ. Прошлое всё ещё было слишком тяжёлым, давило на неё, как большая гранитная плита. — А сеньор Мануэль? — не удержалась Долорес, предусмотрительно потупив взгляд. — Как он спасся? — Они с отцом покинули город одними из первых, — немного оживилась Элеонора. — Путь был долгим, и я нашла Мануэля ещё до того, как все вышли к реке. И в тот миг, когда один из тех всадников, что погнались за нами, убил Педро, он держал меня за руку. Он шепнул, что никогда не отпустит её, что бы нас ни ждало. Я буду помнить это до конца своих дней… Долорес и Мариано молчали, слишком сильно поражённые этим откровением. Рассказ надо заканчивать, это Элеонора поняла очень хорошо. И она продолжила, подбирая нужные слова: — Надо сказать, он сдержал обещание. Мой Мануэль всегда был так благороден… Мы поженились через год, когда этот дом был уже построен. Полагаю, вы знаете, что он стал стеклодувом. Например, эти чашки, которые вы держите, — его рук дело. — Да, папа был великим мастером, — тепло улыбнулся Мариано, обращаясь к жене. — Спасибо, что рассказали о нём, сеньора, — проговорила та. — Если у нас родится сын, пусть он будет похож на вашего мужа. — Или на твоего, что одно и то же, — подмигнула Элеонора, и у неё впервые с того момента, как она погрузилась в прошлое, улучшилось настроение. Всегда приятно отпустить груз, который так тяжело нести. Неожиданно Долорес завозилась на стуле, сжалась и пискнула. Потом ещё раз. И ещё, и ещё. Элеонора навострила уши, взволнованно поглядела на неё. Что это значит? — Долорес? — спросила она, от волнения даже привстав с места. — Что происходит? — Кажется, у меня отошли воды, — нервно ответила невестка. — И поясница так сильно болит… — Что же ты раньше не сказала? — встревожился Мариано. Долорес стиснула зубы и одновременно пожала плечами, словно извиняясь: — Не хотела мешать твоей маме. Она так интересно рассказ… ой! Элеонора поняла, что медлить точно не стоит, иначе её внук может появиться на свет прямо здесь. Ей живо вспомнилось, как рожала она сама. Тяжёлые были роды. И вот начались другие, у девушки, которая вдвое моложе, чем она была тогда. Но если много лет назад Элеонора была совершенно растеряна и сбита с толку, то теперь всё было иначе. На этот раз она уже знала, что к чему, а значит, была и надежда на то, что Долорес удастся вернуть домой. — Спокойно, спокойно! — велела она при виде паники на лице сына. — Это только начало, у нас ещё есть время. Мариано, беги за Луизой! Пусть перенесёт Долорес в Каситу. — А это ей не повредит? — засомневался тот. — Не должно, — уверенно сказала Элеонора. — Но всё равно поторопись! Давай, беги, ну же! — Я скоро, pacita mía, — взяв себя в руки, заверил жену Мариано. — Луиза должна быть неподалёку. И с этими словами он бросился к двери. Учащённо дыша, Долорес подняла голову к свекрови и озабоченно спросила: — Вы думаете, он успеет? — Мариано быстро бегает, когда надо, — успокоила её та. — Не волнуйся, Долорес. У него всё получится.***
Семья Мадригаль обедала, когда входная дверь Каситы распахнулась. Появилась Луиза — она, грохоча, влетела в патио как стрела, бежала, не разбирая дороги. В её могучих руках лежала Долорес, держалась за живот и стонала то тихо, то громко. При виде её у Изабеллы сжалось сердце. Она что угодно ожидала увидеть, но только, пожалуй, не это. — Бабушка! — в панике позвала Луиза, мечась то туда, то сюда. — Где бабушка? — Я здесь, — отозвалась Абуэла и вышла из кухни. — Dios mio… что происходит? Послышался топот, и в патио ворвался Мариано, едва не рухнувший на пол от усталости. — Долорес рожает! — крикнул он, с трудом переводя дух. На этот возглас выбежала Джульетта, за ней Пеппа, Феликс, Агустин и все остальные, кто был за столом. Все обступили Долорес, испуганные, сбитые с толку, встревоженные, а она тем временем стонала всё громче и громче. Мариано схватил её за руку, и та вцепилась в него так крепко, что у него перекосилось лицо. — Сохраняйте спокойствие! — призвала Альма, и её низкий голос эхом прокатился по всему патио. — Всё будет хорошо! Джульетта, принеси в комнату Долорес чистые тряпки, воду и простыни! Луиза, Мариано, за мной! Она одёрнула на себе шаль, махнула рукой и несвойственными ей быстрыми шагами двинулась к лестнице. Добраться до комнаты Долорес она не успела, потому что в патио вбежал кто-то третий, в зелёном платье с оранжевыми прожилками. Это была Элеонора Гузман, отставшая от сына и Луизы по дороге. — Уф… я не опоздала? — выдохнула она. — Нет, — ответила Изабелла, оказавшаяся к ней ближе всех. Честно говоря, она была ошарашена внезапным появлением матери Мариано. — Вот и хорошо, — пробормотала Элеонора, вытирая платком взмокший лоб. — Сеньора Альма, надеюсь, вы не против моей компании? Абуэла повернула к ней голову медленно, словно большая змея. Судя по выражению её лица, она удивилась не меньше Изабеллы. — Вы действительно этого хотите? — уточнила она. — О да, разумеется! — закивала гостья. — Тогда поспешим, — сказала Абуэла и посторонилась, пропуская Луизу с Долорес на руках. Подгоняемые Каситой, Мариано с матерью заторопились следом. Наверху хлопнула дверь, пропуская их и Джульетту с ворохом белья, разом пресекая все возможные звуки. Изабелла внимательно оглядела столпившихся вокруг родственников. Обед был прерван, но возвращаться к нему никто не собирался. Новость о том, что Долорес рожает, застала всех врасплох, и теперь им кусок в горло не лез. Впрочем, к Камило это не относилось — он жевал эмпанаду, которую не успел съесть раньше. — Камило, — шикнул Феликс, — хватит есть! Однако сын не обратил на него внимания — он был слишком увлечён своим лакомством. — Как ты можешь думать о еде, когда твоя сестра так страдает? — негодующе воскликнула Пеппа. — А что такого? — возразил Камило, откусывая большой кусок. — Я просто проголодался. И потом, Долорес ведь не будет рожать целую неделю, верно? — Конечно, не будет, но… — встрял Агустин, но договорить не успел. Снова хлопнула дверь, и из комнаты кузины вышла Луиза, изо всех сил стараясь не потерять лицо. — Как там Долорес? — немедленно окликнула её Пеппа. Силачка спустилась вниз, подошла к ней и вдруг затараторила: — Я положила её на кровать, мама дала ей воды, а бабушка сказала, что Долорес теперь должна слушать всё, что она говорит! Мариано её успокаивает, а сеньора Элеонора говорит, что ближе к вечеру начнутся потуги, а до них бояться нечего. Но я-то боюсь, я всё равно боюсь! И Долорес боится! Не веря своим ушам и глазам, Изабелла с ужасом взглянула на сестру. Понятно, что Долорес боится, но Луиза? Она не помнила такого со дня разрушения Каситы. — Я должна быть с ней! — заявила Пеппа, едва племянница замолчала. — Феликс, за мной! Она бросилась к лестнице, не замечая возникшую над головой тучу, взлетела по ней в мгновение ока. Раньше, чем она успела добраться до двери, её схватили за пояс чьи-то руки. Это был Феликс, но он, казалось, вовсе не горел желанием пробиться к Долорес. — Mi amor, успокойся, с ней всё будет в порядке, — принялся он увещевать жену. — Если ты сейчас попадёшь к ней, она будет волноваться ещё больше! А лишняя вода ей не нужна, ты сама видела. Если бы волосы Пеппы не были собраны в косу, они встали бы дыбом. Она вырвалась из объятий мужа, сжала кулаки и, задыхаясь от ярости, произнесла: — По-твоему, если я останусь здесь, Долорес будет легче? Ей нужна мать! — Джульетта точно справится не хуже, поверь мне, — твёрдо сказал Феликс и добавил, обращаясь к родне: — Мы с Пеппой будем у себя, а вам лучше спрятаться. Сами знаете, что сейчас начнётся… Он говорил правду. Едва он открыл дверь в их комнату и втянул жену за собой, как тучи накрыли всё небо от края до края. На Энканто обрушился ливень, омывая брусчатку и превращая землю в непролазную жидкую грязь. Антонио прижался к стоящему рядом Камило, Агустин завертел головой, ничего не видя из-за очков, залепленных каплями. — Где-то я это уже видел, — раздался тихий, осторожный голос Бруно. — Кажется, скоро что-то будет… — Ураган, вот что! — воскликнул Агустин, спрятав в карман ставшие ненужными очки. — Феликс прав, нужно срочно прятаться, иначе нас всех снесёт! Сквозь пелену дождя Изабелла заметила, как напряглись плечи Луизы, как она решительно сжала губы. Она точно готовилась к чему-то, и это что-то было явно не уходом. — Я побегу в город, предупрежу всех, чтобы спрятались, — сказала она и направилась к двери. Касита тут же вздыбила пол, и Луиза чудом не потеряла равновесие, почти упав на мокрые, скользкие плитки. — Луиза, стой! — крикнула Мирабель, подбегая к сестре и хватая её за руку. — Ты что, хочешь под ураган попасть? Горожане и без тебя разберутся, что делать. Ты нужна здесь! Луиза уставилась на Мирабель, на её растрёпанные от ветра кудри, затем обернулась по сторонам, отчаянно ища глазами кого-то, кто встанет на её сторону. Но её не поддержал никто. Все понимали, что идти в город сейчас — задача не из лёгких. Да и надо ли туда идти? Разве найдётся кто-нибудь, кто рискнёт остаться на улице в ураган? Изабелла услышала, как Антонио всхлипнул, потёр кулачком глаза, ещё сильнее прижавшись к брату. — Камило, мне страшно, — признался он. — Что, если мама разрушит Каситу? Камило превратился в Феликса, поднял мальчика на руки и ласково сказал: — Не бойся, Тонито, ей ничего не угрожает, и нам тоже. Пойдём в мою комнату, вдвоём не так страшно. Не отпуская Антонио, он взошёл по лестнице и как можно быстрее скрылся за своей дверью. И очень вовремя, как оказалось. Деревья вокруг тяжело шелестели мокрой листвой, раскачивались под напором ветра. Сверкнула молния, послышался раздирающий уши гром. Изабелла создала лиану, поднялась на крышу и увидела, как вдалеке валятся на землю пальмы — казалось, какой-то невиданный могучий зверь несётся сквозь город, ломая древесные стволы как тростинки и быстро приближаясь. И почти сразу она увидела этого монстра, который оказался рокочущей воронкой ветра, пыли и грязи. Эта стремительно накатывавшая воронка была страшнее всего, что когда-либо видела Изабелла. Она неслась сквозь город, сметая всё на своём пути. Тётя Пеппа называла такую воронку торнадо или смерчем. Сама Изабелла подобного смерча не видела ни разу, только слышала о нём. Настоящий смерч оказался намного страшнее и хуже, чем она представляла себе по рассказам. А что самое ужасное — он направлялся прямиком к Касите, где спрятаться успели ещё не все. Изабелла сосредоточилась и спрыгнула с крыши, приземлившись в наскоро сделанную ярету. — Слушайте все! — прокричала она. — Приближается смерч! Все расходитесь по комнатам. Немедленно! Опасность надвигалась, и оставалось надеяться, что Камило был прав, говоря, что она минует Каситу. С удивительной для столь неуклюжего человека ловкостью Агустин бросился наверх, торопясь к комнате жены. На удивление, Луиза поспешила не к себе, а к нему. Видимо, ей не хотелось пережидать смерч одной, и Изабелла могла её понять. Она дождалась, когда Мирабель и Бруно поднимутся на второй этаж, и обвила их ноги лозами. Те и ахнуть не успели, как очутились в её комнате, на громадном ковре из мха и цветов. — Иза, да что с тобой? — спросила Мирабель, поднимаясь на ноги и помогая встать дяде. — Зачем ты нас сюда притащила? — Моя комната ближе, чем ваши, — пояснила Изабелла. — Ещё немного, и вас снесло бы ветром. Так что неплохо бы и поблагодарить меня за то, что я вас спасла! Мирабель отряхнула юбку и немигающим взглядом уставилась на сестру. — Спасибо тебе, Иза, что не дала дойти до моей комнаты, где у меня, между прочим, не закончен галстук для папы! — Пожалуйста, — не растерялась та. — А мне тут нравится, — объявил Бруно, восторженно оглядываясь по сторонам. — Я такой красоты давно не видел! Вот кому в нашей семье больше всех повезло, не то что мне. — Да ладно, дядя Бруно, не огорчайся, — похлопала его по плечу Мирабель. — Зато твоя комната самая огромная! И самая необычная — ни у кого столько песка нет! Трудно было сказать, насколько это утешило провидца, но, во всяком случае, у него пропала затаённая грусть в глазах. Он прошёл вглубь, по-детски радуясь окружающему его виду, и вскоре добрёл до дивана. Раньше он был сделан из роз, а сейчас его обрамляли серо-чёрные лозы с чёрными шишками. Такие же торчали и из спинки подвешенной на лианах кровати. Бруно обернулся к Изабелле и, не получив отказа, улёгся на диван, растягиваясь во весь рост, расслабляясь. Мирабель уселась на цветочный стул, а её сестра предпочла ярету, которую вырастила, топнув ногой. — Ну и сколько мы тут будем сидеть? — задалась она вопросом, ни к кому не обращаясь. — Наверное, пока Долорес не родит, — предположила Мирабель. — До тех пор тётя Пеппа не успокоится, это точно. — Дядя Бруно, а сколько раз она вызывала ураганы? — поинтересовалась Изабелла. Бруно почесал свою шевелюру, в которой виднелся песок, и задумчиво ответил: — Да раз шесть, наверное, или даже семь, если считать тот, который… ну, который я предсказал. — Ты хочешь сказать, что когда мама рожала нас с Луизой или тётя Пеппа своих детей, всегда стояла такая погода? — догадалась Мирабель и напряглась, даже привстала слегка. — Ну, в общем-то, да, — кивнул провидец, повернувшись к ним лицом. — А з-зачем вам это знать? — Да мне стало жаль Долорес и Мариано, — хихикнула Мирабель. — Если у них будет не один ребёнок, городу придётся пережить ещё несколько ураганов. — Надеюсь, это коснётся только Долорес, — внезапно сказала Изабелла. Возле её «подстилки» проросли одуванчики — верный признак неуверенности и страха. Сестра и дядя вместе посмотрели на неё с подозрением, одинаково приподняв брови. — Иза, ты это о чём? — не поняла Мирабель. Или, может, сделала вид, что не поняла. Изабелла нахмурилась и скрестила руки на груди, размышляя, стоит ли ей говорить. Но от неё ждали ответа, и наконец она решилась: — Вы же помните, что это я должна была выйти за Мариано? Вы не представляете, как я рада, что этого не произошло! Вряд ли я смогла бы пройти через то, через что сейчас проходит Долорес. — Так ты детей не хочешь? — спросил Бруно, словно прочитав её мысли. — Я не против, мне-то что? Взгляни на меня: мне пятьдесят один, а у меня и жены-то нет, не то что детей! — Я не уверена, что вообще выйду замуж, — подхватила Изабелла. — Только вот что скажет бабушка… Мирабель встала с места, подошла к ней и, присев рядом, взяла за руки. — Что бы она ни сказала, это твоя жизнь, — убедительно произнесла она, смотря на неё сквозь заляпанные от дождя очки. — И только тебе решать, как её провести. Никто — ни бабушка, ни папа с мамой, ни остальные — не может ею распоряжаться. В душе Изабеллы забрезжил лучик надежды: ещё бы, ведь теперь у неё была поддержка сестры и дяди! В груди у неё, словно в камине, запылал огонь — невидимый, зажжённый ими обоими. — Знаешь, — вдруг шепнула Мирабель, — я тоже хочу быть как ты. Ну, не выходить замуж и всё такое… Изабелла рассмеялась и пошевелила пальцами, запустив ей в лицо парой цветков. — И кто теперь на кого плохо влияет? — поддразнила она. — Все эти ваши разговоры хороши, но бессмысленны, если вы не знаете, что вас ждёт, — усмехнулся Бруно, подложив руки под голову. Сёстры переглянулись друг с другом, затем повернули головы к нему. Слова им были не нужны. — Но ты-то знаешь, — вкрадчиво сказала Мирабель. — Чего молчишь, а, дядя Бруно? Отпустив руки Изабеллы, она подошла к дивану и встала рядом с изголовьем. Её тень накрыла лицо провидца. Тот вскочил так быстро, что запутался в ногах и рухнул на пол, уткнувшись своим большим носом прямо в мох. — Вы что, хотите, чтобы я показал вам видение? — пробормотал он, поднимаясь и отряхиваясь. — Прямо здесь? — Да, так ведь будет честно! — согласно воскликнула Мирабель. — Ты же показывал мне? Показывал, ну и что, что в комнате Антонио? Тут будет не хуже! Иза, у тебя есть песок? — Есть, — подтвердила Изабелла. — Я недавно пробовала выращивать гайлардии, они как раз в песке растут. Она поднялась с яреты и, мигом сориентировавшись, направилась влево, туда, где две недели назад разбила клумбу, натаскав для неё песка. Красно-жёлтые гайлардии росли в нём так же хорошо, как другие цветы — в земле. Изабелла взяла стоящее неподалёку ведро, заполнила его доверху и, кряхтя от натуги, потащила его назад. — Надеюсь, здесь достаточно песка, — объявила она, ставя его на пол перед дядей. Бруно поднял ведро и вышел на пространство, где раньше стояли статуи Изабеллы для отработки изящных поз. Наклонив его, он побрёл по кругу, щедро высыпая песок, как когда-то в комнате Антонио. Однако здесь не было ни птиц, ни животных — только растения, сотни, может быть, тысячи. Изабелла и Мирабель то подавались вперёд, внимательно наблюдая, то снова отстранялись, но приблизиться к провидцу не решались и всё смотрели, смотрели на него своими горящими от предвкушения глазами. Бруно старался не дрожать и не бросать начатое, хотя давалось ему это, прямо скажем, нелегко. Он не хотел, не мог показать свой испуг, свою робость, и продолжал мерно рассыпать песок. Наконец на пол упали последние крупинки, и он отставил ведро в сторону. Пройдя в круг, он сел на корточки и достал из складок пончо золотую коробочку, довольно древнюю на вид. Как только Бруно её зажёг, комната озарилась мягким светом, ярче обычного. После этого он поджёг четыре больших листа и аккуратно разложил их по четырём сторонам круга. — Изабелла, подойди, — позвал он старшую племянницу. Какое-то время Изабелла колебалась, не зная, отказаться ли ей или всё же согласиться. Она взглянула на сестру, и та легонько подтолкнула её в плечо. — Не бойся, дядя Бруно беду не накличет, — улыбнулась Мирабель. — Иди. Изабелла вздохнула полной грудью и переступила через линию песка, вступая в большой круг. Вдруг дядя приподнялся, встал на колени. Не зная, что делать, она повторила за ним, чувствуя себя до смешного глупо. — Можешь взять меня за руки, если хочешь, — предложил Бруно. — Хотя это необязательно… Он набрался духу и поднял голову, так что Изабелла могла видеть его зелёные фосфорические глаза. Вокруг медленно поднялась стена песка, отрезая их от Мирабель, от всего остального комнатного пространства. Это зрелище было очень непривычным для Изабеллы, оно её тревожило. Ничего подобного она не видела ещё никогда в своей жизни. — Держи меня, дядя Бруно, — попросила она и протянула к нему руки. Провидец взял их в свои и ещё пристальнее стал вглядываться в то, что было у Изабеллы за спиной. Не желая всё пропустить, она встала, потянув его за собой, и застыла от удивления. Комната исчезла, её поглотила ярко-зелёная пелена, которую не мог разогнать даже свет от орхидей и лилий. Вскоре в ней начали медленно проявляться какие-то картинки, очень странные, потому что они показывали не лица людей, а лишь силуэты. Не картинки это были, а видения. — Что ты видишь? — словно издалека донёсся до неё голос дяди. Изабелла прищурилась и внимательно всмотрелась в нечёткие, расплывающиеся изумрудные картинки. Вот одна из них сложилась в огромный парк, находящийся почему-то не на улице, а внутри помещения. — Я… кажется, я что-то вижу! — громко сказала она. — Какой-то парк… или сад… — Это ж твоя комната! — обрадовался Бруно. — Отлично, у нас всё получается! В зелёной комнате показалась фигура человека, и Изабелла зачарованно замерла, а потом уже тише спросила у дяди: — А это кто? — Не знаю, — откликнулся тот, ещё шире распахнув глаза, хотя, казалось бы, куда уже больше. — Какой-то мужчина… так, давай посмотрим… О, у него длинные волосы! Похоже на пучок… нет, не пучок, это что-то другое… Навстречу незнакомцу шагнула ещё одна фигура, женская. На руках у неё были браслеты из лиан, а волосы были ещё длиннее, чем у него, и ниспадали на спину волной. «Я? — вздрогнула Изабелла. — Хотя чему удивляться, это же моя комната… Но откуда здесь кто-то чужой?» Человек подошёл к ней в видении, поцеловал её, и они соединили руки, смотря друг на друга любящими глазами. В сплетении пальцев его и этой новой, незнакомой Изабеллы вырос кактус — небольшой, круглый, со светлыми крапинками и роскошным белым цветком на верхушке. — О-о, похоже, этот парень будет дорог тебе! — воскликнул Бруно. — Даже очень дорог, если ты с ним кактус вырастишь! Изабелла закрыла глаза, однако картинка не исчезла, продолжая мерцать у неё в голове. — Это не я… я не могу… Она резко отняла ладони от дяди, словно обжёгшись, отшатнулась от него и закрыла глаза. Песочный купол осыпался вниз дождём, оседая на их волосах, одежде, попадая в глаза и ноздри. В воздухе появилась большая изумрудная пластина, и Бруно поймал её. На ней отпечатались Изабелла, загадочный незнакомец и кактус в их соединённых руках. — Дядя Бруно, у тебя получилось! — крикнула Мирабель улыбающемуся провидцу. — Что там у тебя, покажи? Она подбежала к нему, схватила пластину и вгляделась в неё, вертя так и эдак, проверяя, не меняется ли видение. — Сам не знаю, — крякнул Бруно и зарылся руками в шевелюру, вытряхивая из неё песок. — Вроде Изабелла, а кто с ней — непонятно. Но у них в руках кактус, видишь? Это значит, что они… — Что они любят друг друга! — завершила за него Мирабель, едва сдерживая восторг. — И кто тут не уверен, что выйдет замуж, а? — То, что я выращу кактус, ещё ничего не значит, — с сомнением сказала Изабелла. — Но он же тебя поцеловал! — возразила сестра. — И вы были в твоей комнате! Это значит, что вы женаты! — На мне много кто мечтает жениться, — фыркнула Изабелла, забирая у неё видение. — Самое главное в том, кого выберу я. Она подошла к комоду и сунула пластину в нижний ящик, чувствуя на себе два пристальных взгляда. Она и сама не понимала, что ею движет, но ей не хотелось разбивать видение и обижать этим дядю Бруно. — Ну что ж, поживём — увидим, — подытожил тот. — Что тебя ждёт, я предсказал, а дальше уже сама решай, что тебе с этим делать. Запечатав ящик терновыми лозами, она вернулась к дяде, обняла его, уже не впервые отмечая, что одного с ним роста. Мирабель присоединилась к ним и стиснула их обоих так крепко, что у кого-то даже рёбра хрустнули. — Как же мне этого не хватало, — счастливо выдохнул Бруно. — Как будто тебя мама с тётей Пеппой мало обнимали, — засмеялась Мирабель, наконец размыкая объятия. Услышав имя тётушки, Изабелла посмотрела на дверь и насторожилась. — Как думаете, ураган ещё не закончился? — спросила она. Словно в подтверждение её слов, послышался низкий гул, затем раздался чудовищный грохот, будто в дверь что-то попало. Изабелла не знала, что это было, но надеялась, что это не ваза с её кактусом, который она создала в день восстановления Каситы. Пожалуй, это была даже не надежда — о какой надежде может идти речь посреди этого вихревого ада! — скорее просто безумное желание, чтобы кактус остался цел. — Похоже, мы тут до вечера застряли, — развёл руками Бруно. — Если только Долорес не родит раньше, в чём я сомневаюсь, потому что у неё эти роды первые. — Ну, чем теперь займёмся? — бодро осведомилась Мирабель, не теряя присутствия духа. — Не знаю, как вы, а я, наверное, вздремну, — вдруг решил Бруно, возвращаясь на диван и снова укладываясь. Подложив под голову подушку с травами, он зевнул, повернулся на бок и закрыл глаза. Вскоре он мирно засопел, убаюканный шумом бушующего за стенами ветра. Мирабель осторожно подкралась к двери, но открыть не осмелилась, только прислушалась к низкому гулу и свисту. — Может, тоже поспим? — прошептала она так, чтобы сестра её услышала. У Изабеллы сна не было ни в одном глазу, но выйти на улицу было нельзя, с этим не поспоришь. Может, им действительно последовать примеру дяди Бруно? Она вскинула согнутую в локте руку ладонью к себе и дёрнула ею сверху вниз. Тотчас с потолка, покачиваясь на лианах, опустилась её кровать, коснулась ножками возвышения в центре. Изабелла прошла к ней и легла прямо на покрывало, не переодеваясь и не расстилая. Затем приподнялась и поманила к себе Мирабель. — И за что же я удостоилась такой великой чести? — пошутила та, и ей в лицо тут же прилетело лепестками роз. — Просто так, — пробормотала Изабелла. — Ложись и не толкайся. Мирабель не заставила себя долго ждать и плюхнулась возле неё, устраиваясь поудобнее. Изабелла глубоко вздохнула и зажмурилась, неожиданно для себя проваливаясь в воспоминания. Много лет назад они с Долорес спали в одной кровати, ещё в детской. Когда же это было? Так давно, что кажется, будто в другой жизни… Это было последнее, что успела подумать Изабелла перед тем, как потерять нить мыслей и заснуть, слушая шелест растений вокруг. Когда раздался стук в дверь, она недовольно завозилась, стараясь не разбудить Мирабель. Это что, сюда кто-то хочет войти? Но почему так рано — они ведь спали всего каких-то полчаса? Изабелла соскользнула вниз и прислушалась к тому, что творилось за пределами комнаты. Гул, свист и удары затихли. Неужели ураган перестал? Или ей только показалось? Она медленно сошла с возвышения, добралась до двери и, выдохнув, повернула ручку. Так и есть, урагана не было, а был лишь раскрасневшийся, счастливый Мариано. — Долорес родила! — прокричал он во весь голос. — У нас ребёнок! Не успела Изабелла ответить, как к ним стремглав бросились Мирабель и Бруно, взрывая ногами сотни разных лепестков. «Когда только проснулись?» — подумала она. — Кто, кто родился? — так же громко воскликнула Мирабель, улыбаясь во весь рот. Мариано выдержал паузу, восторженно блеснул глазами и ответил: — Мадригаль!