«На минуту оставили
На секунду не углядели
Это очень неправильно
Я догадываюсь, в чём дело
Котёнок у проруби
Танцую свой грустный rnb
Ко мне ты не подходи
Стой
Я злой......»
Максиму кажется что «всё говно». Нет, текст вышел таким, что лучше, чем уже написано он мысли не передаст. Жизнь говно. Нет, у него, конечно, есть Серёжа, музыка, сигареты и Крис, а ещё море, к которому его постоянно тянет, в любимом Владике. Он художник в душе, пусть и музыкант, он творческая натура, у него на всё своё уникальное видение, у него поклонники, у него ноты в голове, у него любовь в сердце. Но кто сказал, что всё это отменяет наличие у него загонов? Вот как сейчас например: сидел, писал текст, складывал в голове как оно будет звучать, но в мыслях — червь, а значит этот червь пришёл не просто так — он пришёл грызть. Тут тебе и мысли о том, что тебя не любят, о том, что тебя бросят как только ты сделаешь неверный шаг. Тут и страх одиночества и злость на всех и вся (за которую ты пытаешься себя сразу же сожрать ибо люди вокруг не заслужили), а ещё мысли про то, что ты заслуживаешь быть брошенным, что ты плохой человек, что люди вокруг тебя просто не догадываются какой ты гнилой внутри, какой ты холодный и какой ты в итоге токсичный; про то, что ты постепенно вытягиваешь из людей всё хорошее, пока они не сгорают рядом с тобой и твоими загонами и не уходят бросив тебя сам на сам погибать и дальше, догорая, убивать себя. Максу бы хотелось жить иначе, проще — не думать о своей хорошести, не оценивать себя и свои поступки лишь двумя категориями «хорошо» или «плохо». Чаще конечно фигурирует «плохо», даже тогда, когда все остальные вокруг говорят что ничего катастрофического не произошло и что ты не враг планеты — ты человек, и при этом всём не сделал ничего плохого, просто отказал кому-то в помощи, потому что не мог в тот момент помочь, или потому что ты поставил человека на место, когда тот был явно не прав. И что мысли не делают тебя плохим человеком, даже если ты и подумал о чем-то страшном или странном. По ощущениям над головой сгустились невидимые тучи, вот-вот громыхнёт и польётся дождь, по ощущениям......он ощущает себя «одиноко одиноким одиночкой», изгоем, фриком. Максима в потоке мыслей швыряет по разные стороны, как бутылку в море, спасибо что не как говно — удивительно, что его мозг не выдал такой вариант. Сегодня самооценка, видимо, не полностью на дне. Он задумывается так сильно, накручивает себя так искусно, что в этом потоке самобичевания его голова начинает болеть от напряжения. Он слышал что-то про психосоматику и головную боль от вихря гложущих мыслей. Из этого меланхоличного мирка его вырывает голос Серёжи: — Мась, ты чай будешь? Максим промаргивается быстро-быстро, пытаясь прийти в себя. И выдаёт красноречивое: — А? — Говорю: чай будешь? — Серёжа покачивает головой влево-вправо и улыбается снисходительно. — Лучше кофе, — коротко бросает Макс. — На ночь? — возможно, слегка громко, спрашивает Серёжа и тут же поясняет — Потом не уснёшь, Мась. В ответ прилетает ёмкое, тихое, незлобное: — Зануда. — От зануды слышу. Я же о тебе забочусь, конченный. Потом опять будешь всю ночь не спать и агрессивно вздыхать рядом, сопя как измученный жизнью тяжкой ёж. Ну чё ты надулся уже? — Ладно, давай свой чай. — Прям таки мой чай? Вы посмотрите. Сейчас сделаю, — Трущёв одаривает немного подвисшего Максима улыбкой и скрывается в дверном проёме. Раз. Два. Загнался. Мыслей ноль, но что-то всё же не даёт спокойно дышать. В этом мире столько брошенных, одиноких котят. И все они у края проруби смотрят вниз и ещё секунда — они свалятся туда. Они мазохисты, эти котята. Им могут помочь. Но они отвергая помощь устраивают пляски у края бездны, неловко балансируя и шатаясь. А зачем? — Куку? — Серёжа ставит чашку на стол и машет рукой у Максима перед глазами в попытках вернуть того на землю и помочь установить контакт с реальностью. Макс поднимая голову верх и натыкаясь на светящиеся глаза приходит в себя окончательно: — Да. Я тут. — Таак… Опять загнался? — Да не… — Ага. Вижу. Что на этот раз? — Да ничего, — Макс опускает голову, и беря за руку Серёжу тянет его на себя, а когда Серёжа подходит ближе — обнимает его руками и утыкается носом в пахнущую порошком футболку. — Что такое, котёнок? — Серёжа запускает одну руку в Маськины волосы, а другую кладёт на спину. — Не знаю…просто опять мысли, опять раздумья, опять… — Мась. Ну вот вредно тебе думать. Я серьёзно, как надумаешь себе какой-то дичи, даже на 5 минут оставить нельзя, придёшь-вернёшься, а ты уже гору сомнения возвёл и весь такой в процессе стройки «Крепости отчаянья от гнетущей жизни и загонов». Максим, уткнувшись моськой, мычит протестуя. Серёжа находит глазами лежащие на столе исписанные листы и выпутав левую руку из волос Свободы тянется к этим шэдэврам мазохизма и меланхолии. — Шо ты там уже нацарапал своими лапками? — вопрошает Серёжа утыкаясь в текст. Макс откидывается на спинку кресла и закрывает глаза ожидая вердикта. Спустя время слышится громкий вздох и Свобода открывая глаза направляет взгляд на немного опешившего Серёжу. — Боже, ну откуда ты такое мнительное, ноющее, моё чудо? — Серёжа опускает голову вниз, а затем, запрокидывая её, трёт пальцами глаза. Максим наблюдает за этими действиями, но молчит, не решаясь вмешиваться. Серёжа делая несколько вдохов выдохов, дабы не взорваться эмоциями и не налететь со словесно-метафорическими пиздюлями, задаёт волнующий его вопрос: — Это ты все о себе, да? — Ага. — Так. Хорошо. Хотя…что тут хорошего? То есть ты считаешь что ты злой, всеми брошенный, одинокий, такой весь из себя, самостоятельный, котёнок-суицидник? Макс лишь пожимает плечами немного подвисая опять. — Прям таки злой? — улыбаясь каким-то своим мыслям продолжает расспрашивать Серёжа. — Ну…да…я все же… — Ты не злой Мась. Уж поверь мне. — Это только с тобой…и то я не уверен, что я и с тобой не зол. — О Боже. Ладно. А кто тебя бросил? Я? — Да ну нет, Серёжечка, ну нет, — Максим оживает слишком резко и беря своего парня за руки мотыляет головой из стороны в сторону так активно, что волосы косплеят мельницу — Ведь нет? — Ты дурак? Нет конечно. Хотя я тебя когда-нибудь придушу. Из всего этого правдой есть только то, что ты котёнок. А я большой усатый кот, который хватает этого котёнка за шкирку и утаскивает от проруби подальше. А это мелкое чмо всё равно бежит к воде, и я опять бегу спасать придурка. Ну разве не чудесно? — Серёж, — тянет Максим и прижимается щекой к очередному экземпляру мерча «Чёрного флага», обнимает, смыкая руки за его спиной. — Но знаешь, меня все устраивает, — продолжает Трущёв — Такова уж у меня миссия в этой жизни… Может к психологу, Мась? — Тогда уже сразу к психиатру. Будешь меня навещать в дурке? — Да я с тобой лягу. Куда ты без меня собрался? Мась, ну Мась, — Сережа намеренно спутывает ему волосы и массирует бедовую головешку — Ну что мне с тобой делать? — Любить. — Так уже люблю. — Сильней любить. — Ещё чего придумал, — смеётся Серёжа, а когда натыкается на полные непонимания глаза добавляет — Да куда ещё сильнее, Мась? Так, у меня устали ноги, вставай, — Серёжа тянет на себя этого богомола и усевшись в кресло тянет его обратно, усаживая на колени. Максим, усаживаясь, обхватывает своего парня за шею руками и утыкается головой в плечо — Я кому, блять, чай приготовил? — Котёнку. — Да? И где этот котёнок? Чёт я не нахожу своего котёнка. Мужчина, вы не видели тут котёнка? — Совсем обнаглел? — Максим спрашивает, параллельно шлёпая Сережу по плечу ладонью. — Ах, вот же он! — Серёжа разыгрывает удивление и нахлынувшую радость от нахождения своей пропажи, будто с ребёнком в «А вот он где» играя. — Мой нудящий, — проговаривая и целуя Макса в колючую щеку. — Мой абсолютно конченный, — целует Макса в кончик носа. — Мой очень злой котёнок, — кладёт руку на щеку и прикладывая лоб ко лбу заключает Серёжа. — Я тебя нашёл, — шепчет он прямо в губы и утягивает Максима в поцелуй.