Час Волка

      Вода была прозрачная и разве что совсем чуть-чуть зеленая, пропитанная по-летнему жарким солнцем. На глубине озера лежали мелкие белые камешки, что будто бы переливались под водой, а мелкие кувшинки, что росли ближе к середине, даже не были похожи на настоящие цветы — скорее уж на мазки краски на полотне художника. Лианна сделала глубокий вдох и нырнула — сразу же распахивая глаза и загребая толщу воды ладонями, приближаясь ко дну, чтобы схватить один из камешков прямо вместе с песком. Она повторяла попытку уже третий раз, но воздух в легких неумолимо заканчивался до того, как она доплывала до дна. Теперь она тоже чувствовала, что пора наверх, к знойному утру и звукам, что заглушала вода, и, резко развернувшись, поплыла наверх. Вынырнув и жадно глотнув воздух, свежий в предгорьях и потому приятный, Лианна часто заморгала, смаргивая с ресниц влагу, что застилала глаза, и даже провела по векам ладонями, — все ради того, чтобы встретиться взглядами с застывшим на берегу Эртуром Дейном. Они оба молча уставились друг на друга: Эртур в одних штанах и рубахе, видимо, тоже решивший искупаться, и Лианна, увы, без рубахи и без штанов. Она была уверена, что в такую рань никто не станет ее искать, тем более не в этом месте. Они были в предгорьях Дорнийских Марок, что назывались предгорьями по какой-то чудовищной ошибке, никак не иначе: в долину, где раскинулся небольшой лес и куда с гор спускалась река, заканчивающаяся небольшим озерцом, они поднимались без малого три дня, стирая в кровь пятки и дыша каменной пылью. В горах было некуда скрыться от солнца — а потому у каждого из них обгорел нос и щеки. У всех, кроме Рейгара, разумеется. Очевидно, что кронпринцу были чужды все людские вещи. Итак, было озеро, была Лианна и был Эртур. И у Эртура было явное преимущество, заключавшееся в наличии одежды. Рыцарь громко прочистил горло и, будто отмерев, быстро отвернулся, мимоходом прикрывая глаза рукой. — Прошу прощения, я не… — он замолчал, заинтересовавшись своими босыми ногами, — я не думал, что здесь будет кто-то еще. Лианна махнула рукой, случайно посылая в сторону берега сотни брызг. — Ничего страшного. Я же не предупредила. Смущенная спина Эртура хмыкнула. — Не сказать, что ты часто с нами разговариваешь. Лианна, держась на плаву, поморщилась. Дело было даже не в Рейгаре, честно признаться. Дело было сразу во всем: в ней, в той ситуации, в которой она оказалась против своей воли и знания, и… Ну, и конечно же, в Рейгаре, существование которого она упрямо игнорировала вот уже седмицу, то есть все дни, что прошли с их встречи у ручья. — У меня есть причины, — ответила она, подплывая ближе и становясь ногами на особо крупный камень, устав работать руками и ногами, чтобы не утонуть. В конце концов, не так часто она плавала. Эртур вздохнул. Лианна аккуратно перешла с одного камня на другой, приближаясь к берегу. Вода, может, и была чудесной, но все-таки они были почти в горах, и застудить горло не хотелось. Лианна как-то слегла с простой простудой, что продлилась почти целую луну, и повторения не хотела. Для этого было не время и не место. — Не поворачивайся, пожалуйста, — попросила она, оказавшись на берегу, — и передай мне мои вещи. Эртур, все так же не глядя, перебросил через плечо кулек с ее вещами, что Лианна оставила на ветке дерева. По правде говоря, Лианна не сомневалась, что ее тело нисколько его не впечатлит (этот человек делил ложе с ее братом, седьмое пекло), но она не привыкла к тому, чтобы быть обнаженной наедине с мужчинами, и начинать не спешила. Не став дожидаться, пока тело высохнет, Лианна одним быстрым движением натянула на себя штаны и рубаху, и Эртур обернулся, задумчиво глядя, как Лианна трясет головой во все стороны, пытаясь просушить порядком отросшие волосы. В воздухе повисла недосказанность — чувствовалось, что Дейн хочет что-то сказать, но не знает, как, и наконец Лианна не выдержала, скрутив волосы в тугой жгут, выжимая воду, и вскинула брови. — Ну что?! Эртур поджал губы. — Он винит себя, знаешь. Прекрасно. Они все-таки поговорят об этом. — Как ему и следует, — хмыкнула Лианна, садясь на скалистый выступ запуская пальцы в мокрые пряди, заплетая их на северный манер. Теперь, вымыв из них горную пыль и грязь, это стало делать куда проще. Эртур цокнул языком. — Он не виноват в их смерти, Лия, и ты это знаешь. Лианна закатила глаза. Освелл приходил вчера к месту, на котором она собиралась устраиваться на ночлег, с той же беседой. Для Уэнта Лианна не пожалела пинка, но Эртур ей нравился, и на данный момент переваривался лучше всего. Так что она промолчала, прекрасно зная, что последует за этим — «он не знал, никто не знал, но это произошло». Однако Эртур удивил ее. Он не стал мямлить о судьбе и предназначении, вместо этого стянув рубаху и как ни в чем не бывало зайдя в озеро, предварительно закатав штаны. А потом он сделал то, чего она совсем не ожидала — наклонился, опустил рубашку в воду и стал стирать, стоя вполоборота и красуясь ровной загорелой кожей. Где-то между заплетением третьей и четвертой косы он снова заговорил, вытащив рубашку из воды и хорошенько отжав, встряхнув и повесив сушиться на дерево, взглядом показав Лианне, что пришел ее черед наслаждаться видами гор. Она послушно развернулась, услышала всплеск, а затем и его голос: — Люди, что были преданы Рейгару, были выставлены из Красного замка. Лианна вздрогнула от неожиданности и чуть не оглянулась. — Что? — Те люди, что должны были защитить твою семью, если придется. Мы узнали, что Эйрис вычислил их и выставил вон. Он никогда не доверял Рейгару — по крайней мере, не последние годы, и не стал бы терпеть его соратников при дворе. Думаю, он бы придумал способ, как избавиться от меня, попадись я под горячую руку. Лианна выругалась, когда собственные пальцы подвели ее, и коса отказалась заплетаться. Она расплела ее и начала заново, бросив мимоходом: — Это не имеет значения. Он обещал, что с ними ничего не случится. — А ты обещала выйти за Роберта Баратеона. Пальцы снова соскользнули. Лианна искренне пожелала Эртуру наплыть на одну из тех кусачих рыб, о которых ей рассказывала Старая Нэн. Потому что он был прав, разве нет? Лианна тоже давала обещания, что теперь никак не могла сдержать. И из-за ее обещаний тоже гибли люди. Чьи-то родственники. Она пожевала губу. Приняв решение ненавидеть Рейгара Таргариена, она так и не смогла по-настоящему последовать ему. Она могла разговаривать с ним, как с незнакомцем, а не с человеком, что дарил ей головокружительные поцелуи под плакучей ивой, она могла обращаться к нему по титулу и не смотреть на него дольше положенного, могла не разговаривать с ним и презирать. Но ненавидеть не могла. Наверное, глубоко внутри нее все же жила глупая южная леди, что верила в счастливый конец сказки про рыцаря и дикарку. Если бы от нее можно было избавиться, как от занозы, Лианна так бы и сделала, честно. Но избавиться от части себя — задача не из легких, а потому Лианне приходилось притворяться, что ей все равно, даже если это и было далеко от правды. Рейгар Таргариен отравил ее разум и сердце, задурманив голову и поселившись в ней, и теперь его было не выгнать никакими вилами. Попробуй пригрози ими дракону — в мгновение ока окажешься горкой пепла. Так что Лианна скорбела, убеждала себя, что общение с Рейгаром будет оскорблением памяти ее отца и брата, а по ночам носилась в виде волчицы по зимним лесам, воя от тоски и непонимания, что делать дальше. Она была брошена стаей — стаей, которую бросила сама. И пока ее сердце еще отчаянно заходилось при виде грязно-серебристых локонов, Лианна не могла позволить себе все забыть и забыться в чужих руках. Она верила, что заслужила это. Своей глупостью, доверчивостью и наивностью. Эртур же упорно пытался доказать ей, что наследник престола не заслуживал того приговора, что Лианна вынесла им обоим. «Страдать, пока смерть не покончит с нами». Это было, наверное, слишком драматично даже для Лианны, но вся ее жизнь на данный момент времени и пространства состояла из драмы, так что она не так уж переигрывала. Честно. — Ты же сама знаешь, что Рейгар не хотел ничьей смерти, Лианна, — гнул свое Эртур, пока Лианне хотелось по-детски закрыть уши и закричать. Она могла бы рассказать и Эртуру, и каждому человеку в Вестеросе, как устала от этого: двойных предположений, политических интриг, людей, что под маской носят другую, и эти маски не кончаются, как луковая шелуха, устала чувствовать себя глупой и виноватой, устала быть немощной пешкой на слишком большом игровом поле. Устала от бесконечных яблок на завтрак и ужин и пыли на ресницах. Могла бы. Но вместо этого она лишь подтянула колени к груди и посмотрела на одинокий горный пик, что нависал прямо над их головами. — Почему-то никто никогда не хочет ничьей смерти. Но люди продолжают умирать. — Это то, что они делают лучше всего, — ответил Дейн, и Лианна рискнула спросить: — Скольких ты убил? В ответ раздался всплеск воды и шорох — Эртур вышел из воды. — Не уверен, — протянул он, будто задумавшись, — через какое-то время перестаешь считать. Привыкаешь. Как в пекарне. — Убивать людей — это не пироги печь, — бросила она, закончив с последней косой и раздраженно повернувшись. Эртур уже успел надеть штаны и теперь встряхивал рубашку, толком не успевшую даже просохнуть. — Привыкаешь, — повторил он и пожал плечами. — Каждый человек хорош в чем-то. Рейгар прекрасный композитор и поэт, Уэнт мастерски обижает людей, а я их мастерски убиваю. — Я убила Йо, — вычищая грязь из-под ногтей, заметила Лианна. — Это было ужасно. — Теоретически, убил его я. Ты только его проткнула кинжалом, — ухмыльнулся Эртур. — Не присваивай себе чужие подвиги. Лианна покачала головой. Она не старалась придать себе значимости — будь ее воля, в людей бы не тыкали сталью и не выпускали им кишки наружу. … Только некоторым людям. Они помолчали какое-то время: Эртур разложил рубашку на нагретом солнцем камне, решив пощеголять голым торсом, и даже позволив Лианне спросить, откуда у него на спине шрам — длинный и тонкий, рассекающий позвоночник точно посередине. Шрам не был похож на те, что оставляли мечи, и оставил его, действительно, не меч, а хлыст. — Братство Королевского Леса, — поморщился Эртур, услышав вопрос, — подонки использовали все, что было под рукой, и это была либо моя спина, либо глаз Джейме Ланнистера. Лианна решила не спрашивать, почему Эртур был тогда не в доспехе. Ему, очевидно, было неприятно говорить о минувших событиях, и она была не тем человеком, что стал бы бередить недавно зажившую рану. Еще какое-то время они сидели молча, и Эртур бросал в озеро плоские камешки, что пружинили на воде и шлепались в воду чуть ли не на другом конце озера. Наконец, он решил вернуться лагерь, что они устроили в поросшей мхом пещере всего в паре десятком футов от озера. — Подумай вот о чем, — сказал он, натягивая рубаху на тело и ероша недавно коротко остриженные волосы. — Ты не можешь добраться до Эйриса, и потому винишь во всем его сына, потому что Эйрис далеко, а Рейгар прямо здесь, и тебе нужен злодей, что нес бы крест вины вместе с тобой. Ты боишься, что иначе просто не справишься. — Я не… — начала было Лианна, и Эртур покачал головой. — Он ничего не мог сделать. Его люди ничего не могли сделать. В случившемся виноват только Эйрис, Лианна, только он. Но если ты хочешь винить себя — я не могу тебе это запретить. Только прекрати проводить моего друга через ад. Если он сядет на трон, ад ждет его впереди. — Я тренирую его на будущее, — тихо буркнула она, но Эртур ничего не сказал на это, лишь посмотрел на Лианну пронзительными лиловыми глазами, завязывая шнурки рубахи у шеи, и легко улыбнулся. — Возвращайся в лагерь. Возможно, на завтрак будут яблоки. Проклятые яблоки. Они спустились прямо к поселению, что уютно лежало прямо между двух гор и будто подпирало их, чтобы грозные пики не завалились друг на друга. Дома были совсем не те, что Лианна видела в Просторе — не каменные, с трубами и изгородями, а деревянные, с двухъярусными крышами, что напоминали крылья ласточек, раскинутые в полете, искусной вязью по стенам и с маленькими окнами. Какие-то дома были выдолблены прямо в горной породе, будто это сама природа позаботилась о предоставлении жилья случайным путникам, решившим осесть в этом царстве спокойствия и свежести. — Здесь начинается Дорн, — просветил их Рейгар, и Лианна бросила на его невозмутимый профиль косой взгляд. Рейгар, будто почувствовав, повернул голову, и Лианна мигом заинтересовалась палкой, которую она подобрала у озера и которая сильно помогла ей при спуске по покатому склону. Во время этого спуска, что длился почти два дня, Лианна так и не смогла выкинуть сказанные Эртуром слова из головы. Разумеется он, как всегда, был прав. С каждым днем Лианна все больше убеждалась, что Эртур и Нед стали бы прекрасными друзьями — одинаково честные и прямолинейные, несмотря на такие разные судьбы. Нед тоже всегда пытался сделать Лианну добрее и мягче, и ни к чему хорошему ее это пока не привело. Она нутром чуяла, что Роберт — не ее человек, и была права. Почему же она теперь должна была слушать Эртура? Лианна в сердцах пнула камешек и чуть не упала, не устояв на покатой поверхности, вовремя схватившись за первое попавшееся плечо. Рейгар напрягся, когда ее пальцы сжали его дублет, вздрогнул, но ничего не сказал, схватив ее за локоть и помогая восстановить равновесие. Молча. Проклятие. Да потому что Рейгар не был Робертом, как бы она ни убеждала себя в обратном. — Все в порядке! — прошипел Рейгар что-то прошептавшему Эртуру, продолжая путь во главе их небольшого отряда, и Освелл недовольно цокнул языком, провожая взглядом его спину. — Упрям, как баран. Лианна посмотрела на Уэнта, аккуратно выставляя палку перед собой и не пиная камни, чтобы снова не свалиться вниз. После того, как они поговорили в лабиринте, высказав, что думают друг о друге, Освелл... не стал более приятным человеком. Он по-прежнему язвил, огрызался и вел себя так, будто Лианна втихомолку придушила его котенка. Даже когда он пришел с разговором о Рейгаре, опередив Эртура, он оставался при своем мнении — Лианне на юге не место, но у них нет выбора, бла-бла. Плюс ко всему Уэнт, видимо, так и не простил ей побег из Хайгардена (точнее говоря, побег из-под его надзора), и его темперамент теперь смягчал только тот факт, что Лианна как-никак потеряла родных. Он не нянчился с ней, как Эртур, но и раздражал куда меньше, чем в начале путешествия. Боги, казалось, что с ее побега из Риверрана прошло несколько лет, хотя на самом деле это было немногим больше двух лун назад. Лианна открыла рот, чтобы спросить, что не так с Рейгаром, но так и не сделала этого. Пусть Эртур был прав, хоть сто раз. Забыть все, что было, Лианна не могла, вернуться — тем более, и это новое состояние их отношений, напоминающее игру в прятки с тенью, выводило из равновесия. — Вы уверены, что здесь безопасно останавливаться? — вместо этого тихо поинтересовалась она, когда перед ними оказались первые деревянные домики. Из некоторых крыш росли ввысь сосны и другие, незнакомые Лианне деревья, раскидывая зеленые кроны над поселением, создавая необходимую в особо жаркие дни тень. В этих землях люди наверняка и не знали, что такое настоящая зима, снег и лед. — Сюда не сунется ни Эйрис, ни Баратеон, — ответил ей Эртур. — Горный путь тем и хорош, что, хоть и огибает Марки по дуге и делает путь куда длиннее, но столь малоизучен, что армии по нему не ходят, а обитатели никогда не были при дворе, чтобы узнать кого-то из нас. Лианна решила поверить ему на слово. Конечно, она не думала, что кто-то был способен узнать ее — она была девушкой, которой не интересовалась ни одна живая душа Вестероса до Харренхолла, а луны, проведенные в пути изменили ее так, что даже ее братьям пришлось бы вглядываться: потрескавшиеся губы, обгоревшие и остриженные волосы, худощавая мальчишеская фигура взамен более изящной и женской, впавшие скулы, огрубевшая кожа ладоней. Лианна бы сама себя не узнала. Она подумала о том, что ее мать приняла бы ее за попрошайку, и ей стало так весело, что она прыснула, не обращая внимания на вопросительный взгляд Эртура. Большинство жителей этой горной деревни определенно были не дома — на охоте или рыбалке, решила Лианна, — потому что они увидели лишь пару женщин и детей, играющих в салочки меж сосен. Женщины были одеты по-южному: в открытые платья, куски простой материи, скрепленные на плечах и поясе, их волосы были темны и завивались в тугие кудри, а глаза мерцали, как камушки в черной дымке, подведенные то ли углем, то ли какой южной диковинкой. Рейгар направился к одной из женщин, что развешивала белье на ветке раскидистого дерева, и сгоняла с этой ветки детей, что лазали по дереву, как пронырливые белки. — Айрис, Пемо! Если вы сейчас же не спуститесь, я все расскажу вашему отцу! И вы будете стричь овечью шерсть, пока лето не наступит! — прикрикнула селянка, и дети, переглянувшись, поспешили спрыгнуть на землю — очевидно, стрижка овец не казалась им радостной перспективной. На подошедшего Рейгара женщина едва ли посмотрела, махнув рукой. — Мимо последних домов и направо, там будет тропа, что выведет на дорогу к Солнечному Копью… Уж сколько странников в горах заблудилось и умерло, а все ходят, ну ей-богу… — Миледи, — прервал ее Рейгар, и женщина уставилась на него так, будто он прямо при ней превратился в дракона. — Нам бы хотелось узнать, позволите ли вы переночевать в одном из домов и, возможно, пополнить запасы провизии, может, вяленым мясом? Мы заплатим. Женщина моргнула. Кажется, она только теперь смогла рассмотреть их компанию — и, несмотря на то, что Лианна думала о себе, ее спутники были совсем не похожи на заплутавших странников. Они все привыкли к полевым условиям, их одежда, пусть и потрепанная, не прикрытая в зной дешевыми плащами, кричала об их достатке, а если и не одежда, то мечи. Рейгар же, окончательно избавившись от черноты в волосах, должно быть, напоминал женщине какое-то невиданное доселе существо. Лианне пришло в голову, что для четырех разыскиваемых людей, они не больно скрывались. Но, в конце концов, ее спутники были уверены, что их не узнают, даже если они пробегутся по селению со своими знаменами в руках. — Я не миледи, — наконец, рассеянно произнесла она, мазнув взглядом по остановившимся за спиной Рейгара рыцарям и Лианне и вернув все внимание Рейгару. — И вы должны спросить разрешения у Артиа. Он — глава. Артиа, как выяснилось, отсутствовал ввиду двухдневной охоты и, к счастью, возвращался к сумеркам. Всего в селении жило семь семей, но домов было куда больше — молодожены строили свои дома, были ангары, где сушили травы и грибы и загоны для овец. Мужчины, как правило, занимались охотой и плотничеством, а женщины готовили еду, приводили в порядок одежду и растили детей. В ожидании главы селения им было разрешено отдохнуть за ангаром с травами, где тень была самой густой и прохладной, трава — зеленой, а цветы, колокольчики небесно-лавандового оттенка, трепетали от малейшего дуновения ветра. Женщина, представившаяся Весной, выдала им даже кувшин прохладного козьего молока и славный отрез сыра, и, пока мужчины, вытянув ноги и привалившись спиной к ангару, переговаривались о чем-то своем, Лианна решила побродить по деревне. У нее не было такой роскоши, как время, в течение всего пути на юг, и она толком ни с кем не говорила, кроме своих спутников, и видела лишь реки, холмы, поля и горы. Она не видела дома, понятия не имела, как живут крестьяне, отличается ли их жизнь от жизни северных крестьян, или регион на самом деле не имеет значения, и теперь воспользовалась этой короткой передышкой, чтобы восполнить упущенное. Тем более, что мысли о жизни, поступках и выборе ее уже доконали. Заходить в дома она не решилась — она была гостем, а не вором, — зато смогла рассмотреть вблизи узорчатые окна и холщовые простые занавески, правда, искусно вышитые маргаритками и колокольчиками; обойти селение по кругу, чтобы найти выбитую в скале лесенку, что, как оказалась, вела в круглые пещеры, где лежали мешки и стояли глиняные кувшины с чем-то, что определенно должно было находиться в прохладе. С высоты оказалось, что крыши не сплошные, а с окошками прямо по центру, — на юге так редко шли дожди, что это казалось даже мудрым — дополнительно ветрило в доме. Весна, косо поглядывавшая на нее, чужанку, что-то бормотала себе под нос, и Лианна решила, что женщину лучше ни о чем не спрашивать, чтобы не нарваться на недружелюбный ответ. Весна, определенно, была кем-то вроде старейшины — волосы на ее висках были седые, а дети, как оказалось, были даже не ее, а молодой девушки, что сортировала перед ангаром травы. Когда Лианна спросила ее, используют ли они эти травы для лечения болезней или для приготовления пищи, девушка испуганно помотала головой и скрылась в ангаре, будто Лианна пригрозила ей кинжалом и прямо при ней зарубила человека. Расстроившись, что выведать так ничего и не удалось, она пошла в запримеченую рощицу, вокруг которой и стояли дома, и с удивлением обнаружила, что на деревьях сделаны деревянные платформы. На одной из платформ, качая босыми ногами, сидели Айрис и Пемо. — А я тебе говорю, что отец разрешит мне самому делать стрелы! Он говорит, у меня получается лучше всех! — Конечно-конечно. У тебя руки трясутся, когда ты корзины плетешь, но стрелы ты делать мастер, да? — Не хочешь - не верь! Вот как он вернется, я спрошу у него, и ты уже не будешь так смеяться! — И спроси! Посмеемся вместе! — Привет! — окликнула детей Лианна, и их пятки прямо так и замерли в воздухе. Через миг на нее уставилось две пары любопытных темных глаз. — Нам нельзя с тобой говорить, — заявил мальчик (Лианна была не уверена, был ли он Айрис или Пемо). — Весна сказала, что от странников ничего хорошего ждать не приходится. — А я и не странник, — улыбнулась Лианна, чувствуя себя чрезвычайно глупо. Дети, впрочем, заинтересовались, высунувшись из своего укрытия и улегшись животами на доски, подперев щеки кулаками. — А кто ты? — спросила девочка, которую тут же одернул брат: — Пемо! — Что? — Я старше, значит, говорить буду я! — Размечтался. Это, по крайней мере, вносило ясность, кто из них кто. Пемо показала брату язык и снова свесилась вниз. — Так кто ты? — Принцесса, — доверительным шепотом сообщила Лианна, не придумав ничего лучше. — Принцесса одичалых. Айрис охнул, а Пемо лишь приподняла брови. — Я думала, ты парень. Лианна усмехнулась, и Пемо, прищурившись, склонила голову набок. — И что ты делаешь здесь, если ты принцесса? — Путешествую, — усмехнулась Лианна. — За Стеной стало слишком холодно. — А тот, беловолосый… — встрял Айрис, — он твой принц, да? — Он… принц, — согласилась Лианна, подумав, что бы на это ответил сам Рейгар. Она не была уверена, что он по-настоящему хотел быть «ее», равно как она совершенно точно не собиралась быть «его». Она даже не была уверена, что ее чувства были не эфемерны. Теперь они напоминали сотни осколков — сколько ни собирай, изначальную картину ты не получишь. Она присела на пенек, с одной стороны поросший мхом, и вскинула глаза. Дети все так и смотрели на нее, явно не решаясь спуститься. — Зачем вам эти платформы? — спросила Лианна, и Пемо постучала ногтем по доске. — Эти? Мы тут сушим ягоды. Ближе к солнцу. — Я думала, вы их сушите на земле, — удивилась Лианна, и Айрис закатил глаза. — Чтобы они были в пыли? Нет, спасибо. Мы сушим их здесь, — он оглянулся, а затем засунул что-то в рот и продолжил говорить, жуя, — и мы с Пемо иногда заглядываем, если хотим есть, а охота еще не закончилась. Так Лианна узнала, что во время охоты оставшиеся в селении жители получают лишь скромный паек, чтобы по прибытии охотники могли вдоволь наесться. Их даже охотниками не называли — разве что «кормчими». Через какое-то время дети осмелели и даже спустились к ней, захватив кулек сушеных ягод, которыми с удовольствием поделились. Лианна же согласилась заплести Пемо волосы, и, пока та сидела смирно, стараясь поменьше вертеть головой, Айрис скакал вокруг пня, будто ужаленный змеей, в восторге от недалекой возможности поучаствовать в малой охоте. — Они длятся не три дня, а один, и это больше для подготовки будущих кормчих, честно, — Айрис описал вокруг пня пятый по счету круг. — Отец обещал, что скоро придет моя очередь. — Отец обещает новую вещь каждую луну, — фыркнула Пемо, — ты лучше спроси у принцессы Ли, как это работает за Стеной. Принцесса Ли, честно признаться, не имела ни малейшего понятия. К счастью, коса была доплетена, а Весна вдруг позвала детей, и они убежали, с гиканьем и обещаниями вернуться за рассказом о Стене. Они до того напомнили Лианне Бенджа и ее саму, что проклятое сердце вновь заныло, взывая к закрытым на глухую дверь воспоминаниям и мыслям. У них когда-то были мечты, детские и сокровенные, не имеющие ничего общего с тем, где они в итоге оказались. Она терпеть не могла свое положение, факт, что она была скована по рукам и ногам родовыми обязанностями, с детства не давал ей покоя, и все эти события, все, что произошло, и все, чему она стала свидетелем, перевернули все ее картину миру, заставив наконец осознать реальность. И Лианна оказалась к этому категорически не готова. — Дети кричат, что встретили принцессу одичалых, — нарушил ее спокойствие глубокий голос, и Лианне даже оборачиваться не надо было, чтобы понять, кому он принадлежит. — Эртур сказал мне, что вы с ним поговорили. Лианна качнула головой. Ей почему-то вдруг стало стыдно и неловко за свое поведение, и, пусть даже у нее было отличное оправдание в свою пользу, это поведение не очень подходило человеку, что отказался быть наивным ребенком в пользу разумного взрослого. — Он заставил меня осознать, что я не была… права. Во многих отношениях. Вы ничего не могли сделать, и я прошу прощения. Ваша милость. — Рейгар, — поправил ее принц. — Если ты будешь продолжать обращаться ко мне «ваша милость», я буду думать, что ты меня все еще ненавидишь. — Я никогда не ненавидела тебя, — перебила его Лианна и тут же пожалела об этом. Раздался шорох одежды — Рейгар присел рядом с ней на пень. — Рад это слышать, — сказал он и наклонил голову, будто изучая ее, позволив длинным белым волосам упасть с плеча на грудь. — Ты в порядке? Лианна неопределенно пожала плечами. Почему-то глаза предательски защипало. — Всю свою жизнь я ненавидела свое происхождение, свой статус и то, что шло в приложении к нему: знатный муж, выгодный брачный альянс, дети, — она закусила губу и посмотрела на небо, по которому лениво плыли пушистые облака, которым не было до нее никакого дела. Она подумала, что было бы прекрасно, если бы пошел дождь, чтобы его капли смешались с каплями ее слез, скрывая их от внимательных глаз. Лианна устала плакать. — Я не знаю, почему, — она прижала ладони к влажным щекам, сгорая от стыда, — наверное, мне нравилось винить в своей судьбе кого-то другого. Всегда нравилось. Рейгар молча протянул ей колокольчик, и Лианна взяла его. Это была дурная привычка — принимать цветы от кронпринца. — Я считала, что это какая-то гигантская ошибка: быть рожденной девушкой, быть рожденной в замке, а не на свободе, — мы свободные или великие? — но это была глупость. Морт был мужчиной, и его разум был затуманен ненавистью к тем, кого он не знал. И он умер, а он был моим ровесником, прожив жизнь, полную бедности, бесчестия и очень плохой еды, — Лианна усмехнулась. — А в этом селении для женщины есть две роли: родить наследника и убирать за мужчиной, пока тот где-то стреляет в зайцев. Выходит, я жаловалась на то, за что другие отдали бы полжизни. Какое-то время Рейгар молчал, а Лианна нервно рвала несчастный колокольчик, отцепляя от него лепесток за лепестком. Те кружились в воздухе, невесомые, как перышки, и ложились на траву, исчезая в ней. — У людей в нашем положении есть то, к чему некоторые люди стремятся всю жизнь, но все равно не получают, — наконец ответил он, медленно, смакуя слова. — Власть. Лианна дернула плечами. Вот уже без чего бы она точно обошлась. Рейгар усмехнулся. — Уверен, ты использовала власть себе во благо. Или во благо других. Не думай, что это лишь подписание указов и громкие выступления перед троном. Лианна была готова покачать головой, но тут ей на ум пришел тот мужчина из Зимнего городка, который чуть не попал под копыта Искры и которому она подарила драгоценный камень, потому что могла, а сразу после — Хоуленд Рид, его обидчики и План, что никогда не удалось бы реализовать, не носи она фамилию Старк. Она шумно втянула в себя воздух. — Иногда, — сказал Рейгар, — власть получают недостойные. Но ты была рождена для власти, Лианна. — Нет, — грустно улыбнулась она. — Я была рождена для свободы. Но свободных людей нет, не так ли? Есть только великие и те, что позволяют другим думать, будто они великие. *** Снег под ее лапами был мягкий и родной, как перина из гусиного пуха. Лианна опустила голову и принюхалась, втянув в себя прохладный воздух, а затем наступила прямо на отпечаток, оставленный человеческим сапогом. Она преследовала этого человека уже несколько ночей, и только теперь смогла напасть на след. Человек пах можжевельником, морозом и скорбью, и Лианна не знала, почему он был так важен, но она все равно шла за ним, обходя глубокие сугробы и пугая птиц, слетевших на землю в поисках семян и кореньев, что было просто не достать в эту холодную зиму. Ее лапам было прохладно, но тело было в тепле, и иногда, когда с пушистых еловых веток на ее мех падал снег, Лианна встряхивалась и мотала головой, продолжая путь. Лес был по-странному знаком, будто она когда-то уже бродила по нему, в каком-то сне, что ускользнул от памяти, но теперь упрямо стучался в сознание навязчивыми картинками. Лианна пробежала мимо куста зимних роз, мимоходом принюхавшись к их острому снежному аромату, но розы ее совсем не интересовали — на вкус они были как трава, да еще и больно кололись. Наконец, она почуяла, что человек совсем рядом, буквально за пригорком, и подняла уши, прислушиваясь. Раздался хруст ветки под сапогом, и Лианна метнулась в тень дерева, чтобы подкараулить незнакомца. Тот появился несколько мгновений спустя, одетый в черное. Даже мех на его плаще был черным, что делало его похожим на одного из тех упитанных воронов, за которыми Лианна гонялась накануне. Человек прошел мимо нее, не заметив, и лунный свет отразился от рукояти его меча. Незнакомец беспокойно наворачивал круги, поняла Лианна, и, принюхавшись, учуяла новый запах. Кровь. Она осторожно вышла из своего укрытия и незнакомец, будто почувствовав ее присутствие, обернулся. Лианна замерла на месте, уставившись в его глаза, так похожие на ее собственные, серые, суровые, северные. Это был Бендж. Бендж тоже застыл, глядя на нее, его рука метнулась к мечу, и Лианна против воли зарычала, хотя и не хотела. Бендж отдернул пальцы, не сводя с нее настороженных, почему-то безумных глаз, а потом вдруг вздохнул и раскинул руки в стороны. — У меня ничего нет, — заявил он, — кроме меня. Можешь забрать, если хочешь. Лианна бы нахмурилась, если могла, но вместо этого она склонила голову набок. Бендж опустил подбородок, а затем и руки, и усмехнулся. — Что? Тебе я тоже не нужен? Он был другим, этот Бендж. Лианна сделала осторожный шаг вперед, но он не двинулся с места, и она сделала еще, приближаясь, удивляясь, как по-разному могут выглядеть люди, образы которых ты запечатлел в своем сердце. Оказывается, эти образы постоянно менялись, потому что люди тоже менялись. Этот Бендж не был мальчиком, что любил лазить по стенам, не был задиристым юнцом и не был юношей, желающим проявить себя. Этот Бендж был уставшим от самой жизни мужчиной с тяжким грузом на плечах, — поняла Лианна, уткнувшись влажным носом в его ладонь. Этот Бендж хотел спокойствия превыше всего остального. — Привет, — шепнул он, осторожно почесывая ее за ухом, отчего по ее телу прошла приятная дрожь, — откуда ты? Лианна не знала. Она даже ответить ему не могла. Так что она лизнула его пальцы, и Бендж засмеялся, и его смех оказался таким же, как Лианна запомнила — как раскат грома перед оглушительной тишиной грозы. Она посмотрела на него, внимательно, стараясь подсказать ему, что это она, Лианна. — А ты ведь не просто волк, — не распознав ее намеки, улыбнулся Бендж. — Ты лютоволк. Не думал, что вы обитаете по эту сторону Стены, — его лицо вдруг омрачилось, и его рука соскользнула с ее головы. Бендж сел прямо в снег, сложив руки на коленях, и закусил губу, посмотрев на Лианну так, будто ему снова было десять и он отчаянно нуждался в совете. — Сегодня я убил человека. Лианна не могла ничего на это сказать, поэтому и сама уселась на снег. Бендж покачал головой. — Лорд Винтерфелла казнит дезертиров, бежавших со Стены. Отец делал это, но я никогда не думал, что и мне придется, — он закусил губу, — парнишке было едва ли тринадцать. Его отправили в Дозор за воровство. А я убил его. Это объясняло запах крови, но никак не тот факт, что Бенджен ходил в одиночку по Волчьему лесу. Ночью. Зачем нужен язык, если ты все равно не можешь поговорить с теми, кто тебе дорог? Лианна издала скулящий звук, и Бендж обратил на нее больные, почти прозрачные глаза. — Мне придется делать это снова и снова, если Нед не вернется с этой проклятой войны. Я уже потерял надежду на то, что вернется Лианна, так что Нед — это все, что осталось от нас. Но если его не станет, мне придется продолжать род. Жениться на родовитой леди и произвести на свет новых Старков. Лианна легла. Прямо туда, в рыхлый снег, почувствовав, что не может больше сидеть. Она никогда не думала об этом, признаться, даже этим днем вороны почему-то волновали ее куда больше чем северные лорды, но Бендж был прав. Это стало бы его обязанностью, будь он лордом Винтерфелла. И это же стало бы его могилой. Бенджен подышал на замерзшие пальцы и потрепал ее по левому уху. — Моей сестре всегда хотелось быть волчицей. У животных ведь все проще, не правда ли? — он вздохнул. — Если эта война закончится не так, как я даже не смею надеяться, я надену черное. Лианна резко подняла нос. Лицо Бенджена было серьезным. — От меня всегда будут требовать того, что я не могу дать. У меня была юность, свобода и любимый человек, и все это исчезло за одну ночь. Я ненавидел это, я до сих пор ненавижу это. Но избавиться от Бенджена Старка и стать кем-то другим просто так я не могу, — он невесело фыркнул, — я не Джейме, никто не возьмет меня в Королевскую Гвардию с распростертыми объятиями, быть септоном, являясь мужеложцем, было бы слишком иронично, а Дозор… Дозор на севере. Дома. Почувствовав вес ее головы на своих коленях, Бенджен заметно растерялся, но все-таки погладил ее, все так же осторожно, будто не веря, что Лианна не откусит ему полруки. Теперь к остальным запахам прибавился еще сургуч и молоко — письма и завтрак. — Я не могу взять тебя в Винтерфелл, — вздохнул Бендж, перебирая ее шерсть. — Но взял бы, если бы мог. Он встал, отряхивая снег с плаща и штанов, и, похлопав Лианну по голове, развернулся. Она хотела окликнуть его. Спросить, почему он бежит от нее, если она готова слушать, сколько потребуется, почему он так боится, что даже она превратится в прах воспоминаний в его руках, если она прям здесь, здесь и сейчас. Она приготовилась к прыжку. И тут загремело небо. Сначала это были далекие звуки, но они все приближались, становясь все громче и складываясь в одни и те же слова, набатом отдающиеся в ее голове. — ЛИАННА! ЛИАННА! Лианна вдрогнула и проснулась. Где-то на далеком севере большая белая лютоволчица подняла голову и завыла. Лианна распахнула глаза, толком не осознавая, где сон и где явь, и перед ее глазами не сразу очертилось лицо человека, что упрямо тряс ее за плечо. Это был Уэнт — в рубахе и без дублета, очевидно, только что проснувшийся сам. — Что… — разлепила она губы, но Освелл уже схватил ее за руку и потянул из кровати, что ей так любезно предоставила жена Артиа, красивая полная женщина с большими черными глазами. Ее спутники довольствовались стогами травы, так что Лианне, честно, было не на что жаловаться. — Пожар, — коротко бросил Освелл, не ослабляя хватку, и Лианна, окончательно проснувшись, последовала за ним на воздух. Деревня, с гостеприимством встретившая их днем, была объята огнем. Ярко-желтые языки пламени поднимались вверх по деревянным балкам и столбцам, подпирающим дома, лизали крыши и занавески, и кострище бежало выше, захватывая деревья. Люди носились по деревне: казалось, что их в несколько раз больше, чем в действительности, лица некоторых из них были перемазаны сажей и черны от копоти, другие что-то кричали, но Лианна почему-то не понимала, что именно. В гуще толпы она потеряла Уэнта, выпустив его руку, понятия не имела, где Эртур и Рейгар, и ринулась туда, куда и все остальные — к спускавшейся в ущелье речке, понадеявшись, что Освелл найдет своих друзей, как нашел ее. Кто-то пихнул ее в плечо, и Лианна чудом не налетела на горящий столб, не успев взмахнуть рукой. Огонь лизнул ее левую ладонь, и Лианна вскрикнула, прижав обоженную конечность к груди, сжимая зубы. Десятки людей тащили деревянные ведра, отыгранные в бое с пламенем, плетеные корзины и бочки, — любые емкости, способные держать воду. Их передавали по цепочке, в которую оказалась вовлечена и Лианна: во всеобщем хаосе вряд ли кто-то даже понимал, что она чужая. Просто в один момент какой-то мужчина с темными волосами, собранными в косу, схватил ее за плечо и толкнул в воду, сунув в руки первое из многочисленных ведер. — Быстрее! — скомандовал он, и Лианна подчинилась. Обожженная ладонь пузырилась и блестела алым, больным и горячим, грубое дерево, из которого были сделаны ведра, задело кожу и содрало ее прочь. Лианна почувствовала резкую боль, сжав зубы с такой силой, что те чудом не раскрошились, и протянула очередное ведро стоящей на берегу женщине. Ночь наливалась зарей, и за ее спиной трещало разъедаемое огнем дерево, — это были единственные две вещи, в которых Лианна была уверена. Она оказалась на другом конце от пожара, по колени в воде, босиком, в мужской рубашке навыпуск и порвавшихся на колене штанах. Ладонь пульсировала от боли, и Лианна подумала, что ей совершенно точно придется какое-то время пользоваться исключительно нерабочей правой рукой, но мысль тут же унесло пламя, дым и осознание, что от ее быстрой работы зависит целая цепочка людей. Рядом с ней в реке стоял юноша, профилем похожий на Джейме Ланнистера, но это был, разумеется, не он. Когда они на короткий миг встретились взглядами, в его глазах промелькнула тень замешательства, и он даже крикнул: — Ты кто такая? Лианна же пожала плечами. Ей было некогда придумывать очередную легенду, поэтому она молча сунула в воду новое ведро. Это превратилось в монотонную работу: игнорируя вскрики и всполохи, Лианна смотрела лишь на две вещи, воду и руки, принимающие из ее рук ведра и корзины. Она боялась даже думать о том, что в одном из тех домов сейчас горели ее друзья. Вскоре ее руки, не натренированные даже меч держать, устали, и она, как ни старалась, не смогла поддерживать нужный темп. Толпа всколыхнулась, и ее выдернули из воды одним мощным движением. — Ты что творишь? — прошипел ей в лицо Уэнт, лицо которого было потным и искаженным от ярости. — Опять в героиню играешь? Лианна устало привалилась к его плечу, тяжело дыша и сглатывая тяжелые сгустки, застревающие в ее горле. Освелл заметил ее изуродованную ладонь, бросив что-то восхитительно-язвительное и дерзкое, и собирался уже было закинуть ее на плечо, как мешок, но Лианна, почувствовав это, отстранилась, замотав головой. — Отсюда надо выбираться! — воскликнул Освелл. — Эти люди суеверны, они обвинят в этом нас, ты разве не понимаешь? — Бред, — сухими губами прошептала Лианна. — Они горят. — И мы сгорим, если останемся, — Уэнт схватил ее. — Ты им никак не поможешь, не дури! — Рейгар и Эртур! — оглянувшись на неутихающее пламя, прокричала Лианна, пытаясь перебить треск и гомон. — Где они? — Я не знаю, — его пальцы тугим кольцом обхватили ее запястье. — Но нам надо уходить. Лианна, не стесняясь в выражениях, высказала ему, что думает об этой затее, но Освелл лишь нахмурился и потянул ее за собой. — Я поклялся защищать тебя, и пекло, если я не сделаю это! Лианна дернулась, как в висельной петле, и уперлась ногами в землю. — Ты и Рейгару обещал защищать его? Разве может принц этого проклятого королевства быть незначительнее меня? — Ну он считает, что так и есть! — не остался в долгу Уэнт, и вскрикнул, когда Лианна укусила его запястье, как взбесившаяся волчица, и, высвободившись, бросилась прочь, босиком по корням деревьев, земле и иголкам, осыпавшимся с сосен. Прямо туда, где буйствовал костер смерти, что, возможно, уже взяла под крыло еще двух дорогих ей людей. — РЕЙГАР! — прокричала она, пробежав мимо вереницы людей, пытающихся сладить с пожаром за счет противоположной ему водной стихии. Пламя же будто насмехалось над каплями воды, становясь более грозным и опасным, будто наливаясь силами тех, кто их потерял в этой борьбе. — ЭРТУР… — Лианна захлебнулась. Она стояла в самом центре деревни, что всего несколько часов назад была такой спокойной и необычной, а теперь была похожа на угли в разожженном камине, в воздух поднимались клубы дыма, стоял ужасный запах гари, и дышать было почти нечем. По ее лицу струился пот, заливая глаза и слепив ресницы, и Лианна вытерла веки здоровой рукой, в отчаянии оглядываясь. И тут она увидела его. Рейгар бежал к одному из горящих домов, и за ним едва поспевала женщина, кричащая «Пемо! Айрис!», и у Лианны все внутри похолодело, и она поняла, что не может дышать, не сводя глаз со здания, из которого, теперь она явственно слышала, раздавались крики. — Там еще мой муж! — прорыдала женщина, когда они оказались ближе. — Они все там, они… Лианна превратилась в статую, замершую во времени. Ей хотелось кричать и бежать вперед, размахивая руками, прося помощи, потому что горели дети, седьмое пекло, а жители тушили не тот дом. Но Рейгар не стал кричать и просить помощи. Увидев Лианну, он коротко кивнул ей, после чего развернулся и вошел в дом, из окон которого уже вырывалось пламя. Лианна прижала руку ко рту — казалось, прошло несколько лет, прежде чем Рейгар вновь показался на пороге, неся потерявших сознание от дыма детей, опустив их на землю перед рыдающей женщиной, и снова скрылся в доме. «Безумец!» прокричала бы Лианна, если бы ее горло не пересохло от жары. Когда рождается один Таргариен, боги… Пламя и кровь. Девиз дома Дракона. — Лианна! — окликнул ее Эртур, взмочаленный почище нее самой. За его спиной показался взбешенный Освелл, но Лианна едва ли взглянула на него. Ей было сложно смотреть на что-то, кроме горящего, как щепка, дома. — Лианна, где Рейгар? Лианна молча ткнула пальцем в дом, и Эртур грязно выругался. — Не геройствовать, чтоб тебя! Я же сказал не геройствовать! — У них один синдром на двоих, — буркнул Уэнт, потирая укушенное запястье, но им троим действительно было мало дела друг до друга. Над их головами клубился дым, создавая плотную завесу меж внешним миром и миром реальным, где горели люди. Три пары глаз были прикованы к двери, что уже успела сгореть, зияя черной открытой дырой, в которой бушевал, свирепствовал огонь. На секунду Лианне показалось, что она увидела мелькнувшие меж сгустков пламени белые волосы, и она облегченно выдохнула. В следующий миг красивая двухъярусная крыша, что так впечатлила ее накануне, рухнула вниз, погребая под собой всех, кто находился в доме.

***

Лианна, широко распахнув глаза, смотрела, как кострище поглощает упавшую крышу, слышала громкое «НЕТ!», изданное то ли Эртуром, то ли Освеллом (право, ей было все равно), и просто не могла. Поверить. А когда до нее наконец дошло, она перестала быть собой. Из нее вырвался вопль, не имевший ничего общего с именем кронпринца, и Лианна кинулась вперед, не думая. Это просто не могло быть правдой. Не могло. Она бы влетела в костер, за плотной стеной которого не могла даже ничего разглядеть, если бы ее не перехватили со спины в подлом захвате чужие руки, прижавшие ее к себе, пока она брыкалась и билась, стараясь высвободиться. — Лианна! Ты не поможешь ему мертвая! — чужим голосом убеждал ее Эртур, но Лианна не верила ему, нет, он сам хотел бы сейчас шагнуть в этот подлый костер, чтобы спасти своего друга, зачем он притворяется ради нее, это все ложь, ложь, ложь… Она закричала. Ее крик поглотил страдающий жаждой огонь, эта предательская стихия, умеющая только отбирать чужое. Рейгар не был его. Проклятие, Рейгар был ее, и Лианна, раздирая горло в кровь, наконец поняла это. Огонь и лед, лед и огонь. Идеальный баланс. Идеальная шутка. Она не знала, когда затихла, перестав сопротивляться, но Эртур отпустил ее, и она упала на колени, беспомощно глядя на толщу огня, что, получив свою жертву, наконец начал затихать. Идеальное жертвоприношение. Лианна всхлипнула. Это была правда. Рейгар погиб, и смерти оказалось достаточно, чтобы Лианна вытащила голову из песка. Пекло. Она любила его. Признание далось с такой легкостью, будто вертелось на языке годами, но Лианна не знала Рейгара даже год назад. Он умудрился перевернуть ее жизнь и поставить все вверх дном, оставляя царапины и глубокие раны. Просто до этого Лианна не догадывалась, насколько глубокие. Самый глубокий удар пришелся прямо в ее сердце. Занималась заря, и это был новый день в Семи Королевствах. Новый день, новая реальность, в которой Рейгар Таргариен был мертв. Лианна сморгнула слезы, что продолжали катиться по щекам, эти жалкие ошметки ее гордости и упрямства, и вытерла нос рукавом. Она не знала, что происходило за ее спиной. Она не знала, потушили ли пожар, или же он все еще горит, не знала, встало ли солнце. Время текло сквозь пальцы, как зыбучий песок, в который Лианна погрузила пальцы в немом горе, и так и сидела, опустошенная, не соображая, где грань трехмерного измерения и где ее чувства и мысли, перемешанные в вихре тоски и боли, а еще ярости, обиды на проклятые горы и на саму судьбу, но больше всего — на себя саму. Вот как, значит. Чтобы понять ценность жизни, Лианне потребовались смерти ее родных. Чтобы понять чувства, ей потребовалось, чтобы любимый человек умер. Ее путь был очертан самой Смертью, нарисован ее когтистой лапой и обрамлен кровью, и куда бы Лианна ни отправлялась, люди умирали. Возможно, Лианна и была смертью. Или, как верили южане, Неведомым. Первый луч рассвета мазнул по земле и остановился на выгоревшем доме, по руинам которого все еще плясали особо живучие языки пламени, но в целом в небо валил лишь густой столб дыма, темно-серого, почти черного, как уголь. Лианна почувствовала, как ее щеки начинают высыхать, стягивая соленую кожу, и рвано выдохнула, качая головой, как отгоняющая муху лошадь. Это казалось ненастоящим. Картиной в плохо склеенной раме. Кругом уже суетились люди, не обращающие на них и толики внимания, и даже их голоса раздражали ее кожу, как тонкие невидимые хлысты. — Лианна, — позвал ее то ли Эртур, то ли Освелл, ей не было дела, — нам пора. Она резко оглянулась на них, мертвецки бледных, постаревших на десяток лет за несколько часов, не веря своим ушам. Куда пора? — Рей… — начала было она, но голос предал ее, и Лианна с силой вонзила ногти в поврежденную ладонь, чтобы не отключиться прям здесь и сейчас. — Мы не можем… — Там нечего хоронить, — жестко оборвал ее Освелл и почему то отвернулся, и Эртур, глубоко вздохнув и скривившись так, будто кто-то ударил его в живот стальным кулаком, медленно кивнул. — Пора уходить. «Куда, куда уходить?» — хотела закричать она, продолжая истязать ладонь, превращая ее в кроваво-обожженное месиво. «Вы не спрячете меня в башне, чтобы я окончательно тронулась умом!» Лианна открыла рот, желая высказать им все, что надсадно ныло в груди, что стучало и билось и что замерло, когда огненная крыша рухнула на землю, но тут клубы дыма зашевелились, как живые. Лианна прищурилась — она почти поверила, что ей показалось, но тут дым зашевелился вновь. И прямо там, среди дыма и пламени, этой яростной и безжалостной стихии, возвысилась мужская фигура, блеклая и размытая на фоне окружающей действительности, будто это был и не мужчина даже, а какое-то мистическое существо, призрак, отпечаток умершей души. Но это был не призрак. Рейгар Таргариен стоял прямо, среди рассеивающегося дыма, и смотрел так, будто вовсе не он сгорел заживо несколько часов назад, а теперь возродился из пламени, как феникс. Поначалу они ничего не говорили. Жители деревни, казалось, и вовсе не заметили, что произошло что-то необычное, и, в то время как Лианна украдкой калечила свою ладонь, чтобы убедиться, что не спит, Эртур шагнул вперед. Она видела только его спину — напряженную, как струна арфы, и могла поклясться, что в его лиловых глазах сидел шок. Возможно, испуг. Но затем Эртур сделал несколько широких шагов, преодолевая разделяющее их расстояние, вступил на тлеющие угли и сжал Рейгара в крепком объятии, мимоходом отстегивая свой плащ. Лианна только теперь заметила, что одежда принца истлела на его теле, оказавшись не в состоянии противоборствовать пламени, и даже его знаменитые волосы первых валирийцев обгорели до плеч, потемнев на кончиках. И разве это имело значение? — Valar Morghulis, — прошептал Освелл, и, будто все еще не до конца доверяя своим глазам, сделал осторожный шаг вперед. Лианна впервые видела, чтобы Уэнт был так растерян, и в любом другом случае она бы посмеялась, но сейчас ей было не до шуток. «Ты поймешь, что я говорю правду, когда увидишь дракона в огне». Тиски, сковавшие сердце, и не думали разжиматься. К горлу резко подступила тошнота, и, когда Освелл сделал еще один шаг, закрывая ее собой, Лианна согнулась пополам, выкашливая свой ужин. Это до ужаса напомнило ей другую ситуацию в других землях. Тогда тоже был рассвет. Солнце вставало, безразличное к переживаниям простых смертных. Лианна, вытерев рот и кое-как встав на ноги, кинула на розовый небосклон взгляд, после чего встретила глаза Рейгара. Она не могла ничего сказать, даже приблизиться не могла, будто ее сознание по-прежнему не могло поверить в его смерть, но все-таки верило, а теперь его снова пытались переубедить, и оно просто... запуталось. Лианна запуталась. Если кто-то говорил, что любовь прочищает мысли, этот кто-то нагло лгал. Либо он ничего не знал о чувствах, либо Лианна ошибалась, и это были не они. Она не стала кидаться Рейгару в объятия и признаваться ему в вечной любви. Она просто опустила ладонь, перестав сжимать ее в насильственных тисках, позволив себе эту малость — поверить в лучшее — и улыбнулась. Солнцу повезло. Или нет. Это уж как посмотреть. Оно встанет завтра, и через седмицу, и через тысячу лет, молчаливый наблюдатель и вершитель судеб. Но рассвету всегда будет предшествовать этот час — Час Волка — время, когда не люди отбрасывают тени, а тени отбрасывают людей. Даже грозное солнце не знает, что может произойти за этот короткий отрезок времени. Кто-то влюбится. Кто потеряет смысл жизни. Кто-то его обретет. Рейгар понимающе улыбнулся ей в ответ, будто знал, о чем Лианна думала. Они не были первыми и не были последними: великие стратегии будут разрушены, многоярусные планы рухнут, обеты утратят свое значение, великие воины будут погребены, недостойные получат жезл власти, легенды станут явью и оживут кошмарами из снов, и все это объединит одно. Никто впредь не будет недооценивать значение Часа Волка.