Час Волка

      В комнате было тихо. За ее пределами гулял пир, такой, что можно устроить только во время войны — слишком шумный, слишком радостный, и просто… слишком. Лорды и воины пили вино Дорнийских Марок, затягивали песни и веселились, отдавая должное короткой передышке между скукой и смертью, заменив рукояти мечей серебряными кубками. Но в комнате было тихо. Нед лежал, откинувшись на подушку и скрестив руки за головой, прикрыв наготу пуховым одеялом. Он никак не мог отвести глаз от вырезанной на столбе рыбы — она казалась такой настоящей и объемной, что он никак не мог понять, почему она не движется. На комоде у кровати догорала свеча. Нед прикрыл глаза, отчаявшись сдвинуть рыбу с места, и постарался задремать, но и эта попытка закончилась полным провалом. Надо было пить, и как можно больше. Пить, пить и пить, за здоровье невесты, за здоровье жениха, за долгие годы брака и за сильных духом наследников. Простыни так впивались ему в спину, будто в них завелись блохи. Нед мог поклясться, что вместо вен у него под кожей прорезались ежевичные шипы, и теперь циркулировали по телу, рассекая внутренности. По его левую руку простыни зашевелились, а потом он услышал шорох одеяла и одежды, и вес второго тела исчез. Нед открыл глаза. Кейтилин стояла у окна в нижней рубахе, которую не так давно стягивала дрожащими пальцами, и смотрела в ночь так, будто это была и не ночь вовсе. Пламя свечей отражалось на ее густых темно-рыжих волосах, выпущенных из сложной прически и спадающих водопадом по спине, как поток лавы. Кейтилин была очень маленькой и хрупкой на фоне грубо сложенной каменной стены, и еще Кейтилин молчала. Нед вздохнул, и по ее плечам прошла едва заметная дрожь. — Прошу прощения, мой лорд, — не оборачиваясь к нему, но склонив голову, сказала она. — Я не хотела вас разбудить. — Я не спал. Под тканью рубашки заходили косточки — Кейтилин свела лопатки, возвращая себе идеально-ровную осанку первой дочери лорда, и развернулась, откинув рыжие локоны себе на спину и растянув улыбку по бледному лицу. «Красивая», — отстраненно подумал Нед и тут же почувствовал, как невидимые шипы протыкают его кожу. Даже став ее полноправным мужем и разделив с ней ложе, он не мог отвязаться от ощущения, что стал вором, явившимся за тем, что ему никогда не принадлежало. Кейтилин никогда не должна была стать его. — Я могу что-то сделать для вас? — спросила она, и Неду захотелось удушить себя шнуром, что свисал с полога кровати. Кейтилин вела себя, как кукла, которую научили быть хорошей леди и слушаться мужа, и он, седьмое пекло, прекрасно понимал, что это была одна большая ложь. Потому что в глубине души Кейтилин, как и он сам, горела и мечтала сгореть дотла, но она играла положенную роль. Боясь разочаровать его. В пекло это. Нед сел, и одеяло скомкалось у его пояса. — Давай выпьем, — предложил он и кивнул на столик с фруктами и вином, оставленный счастливым молодоженам. По лицу Кейтилин будто бы пробежала рябь — словно лист упал в воду — и она молча послушалась, подхватив кувшин и кубок и сделав шаг к кровати. Нед покачал головой. — Тебе тоже. Взгляд, брошенный на него, так и говорил «сумасшедший», но Кейтилин взяла второй кубок и осторожно села на край кровати, чуть поморщившись и протягивая ему другой. Нед взял и кубок, и кувшин, и щедро плеснул рубиновую жидкость в оба кубка. — За… — начал было он, но Кейтилин, едва получив кубок обратно, сделала изящное движение хрупкой кистью и опрокинула в себя содержимое, осушая кубок до дна. Неду не оставалось ничего другого, кроме как последовать ее примеру. Вино влилось в глотку пряным сгустком тумана, и Нед сделал пять больших глотков, следя из-под ресниц за Кейтилин, которая как ни в чем не бывало наполнила свой кубок и теперь будто бы ждала его, разглядывая большими синими глазами Талли. Это было самое дурацкое соревнование, которое только можно было себе представить. Нед мог представить Роберта, играющего в «кто кого перепьет» с друзьями и даже с девушками, но точно не с леди и собственной женой. Лианна бы победила, это во-первых. Во-вторых, это даже звучало по-идиотски. Но вот он сидит, Эддард Старк, — в чем мать родила, но с кубком в руках, — и напивается с молодой женой, что любит его убитого старшего брата. Это даже звучало, как начало плохого анекдота. Три полных кубка спустя Кейтилин вдруг кинула свой опустевший кубок прямо на простыни, поджала под себя ноги и запустила пальцы в огненное месиво волос, издав звук, напомнивший Неду скулеж собаки. Он так и замер. Дело было в том, что он не знал ее. Точнее, не так. Он знал ее, как суженную Брандона, и, честно признаться, не обращал на нее пристального внимания. Прибыв в Риверран накануне, Нед с удивлением узнал, что Кейтилин настояла на северной свадьбе — в богороще, полагаясь на традиции и обычаи севера, и сказал «хорошо», даже не задумываясь. Сейчас же он думал, что ей, по сути, пришлось выйти за чужака, дать чужие клятвы в чужом месте перед чужими богами, — все это не проронив и слезинки. Кейтилин держалась так, будто выходила замуж за короля и на нее смотрело все королевство — прямая, прекрасная и решительная. Но эта девушка на смятых простынях не была Кейтилин Талли. Она была Кейтилин Старк. И Кейтилин Старк смеялась, спрятав лицо в ладонях, будто бы от Неда, но на самом деле от всего мира. Капли вина на белых простынях было не отличить от капель ее девственной крови. Нед понятия не имел, как к ней подступиться. К собственной жене. Старые боги, он даже не знал, как к ней обратиться! — Кейтилин, — все-таки решился он, осторожно ставя заметно полегчавший кувшин на пол и касаясь пальцами ее обнаженного колена. Кейтилин в ответ мотнула головой, будто отгоняя муху, и Нед, замешкавшись, осторожно обнял ее за плечи и потянул на себя, и она поддалась, как воск, растекаясь в его руках и цепляясь ладонями за собственные локти, словно стараясь защитить себя неприступной стеной. — Мне жаль, — выдавил он, будто вырывая из груди собственное окровавленное сердце, и Кейтилин шумно втянула в себя воздух, резко отстраняясь. Ее глаза наполнились осмысленностью — будто где-то в голубом тумане потянули за нужную ниточку, и тяжелая декорация идеальности упала на свое место, с грохотом прикрывая закулисье. Это была поразительная перемена: перевоплощение века. Нед бы мог поаплодировать, если бы мог. — Вам жаль? — тихо спросила она ровным голосом, и Нед поджал губы. — А тебе нет? — Я благодарна Семерым, что свели нас под счастливой звездой, — сказала Кейтилин, и это напомнило Неду его мать. Лиарра приветствовала лордов, до которых ей не было никакого дела, точно таким же тоном. Будто незримую книгу перед глазами держала и выхватывала нужные реплики. — Чушь, — сорвалось с языка, прежде чем Нед успел себя остановить, и брови Кейтилин взлетели вверх, как два крыла. — Чушь, — будто не веря, повторила она. Нед кивнул. — Чушь собачья. И чем быстрее мы признаемся друг другу, что предпочли бы оказаться где угодно, лишь бы не здесь, тем лучше. Это хотя бы будет честно. — Семья, долг, честь, — будто бы пропела Кейтилин, возвращая на лицо то самое отстраненное кукольное выражение, что так не нравилось Неду. Он на миг смежил веки. Он никогда не умел говорить с женщинами. Это был удел Брандона, их любимца, яркого, мужественного, громкого, сильного. Брандон-горячая голова, Брандон-умелец, Брандон-воин. Он был среди любого общества, как рыба в воде, умел нравиться и завоевывать доверие, ласку и любовь. Дикий Волк, вожак стаи. Где Брандон был королем, Нед был советником. Тихий волк, слуга вожака. — Ты любишь Брана, — устав играть в эти игры (в чем смысл? он даже правил не знал), выдохнул Нед, и глаза Кейтилин расширились, став огромными, как блюдца. Ага. Она не думала, что он поднимет эту тему. Что же, в нем все-таки текла волчья кровь. Нед позволил себе перехватить ее ладони. Кейтилин не вырывалась. Она закоченела, как слепок искусного мастера, и не сводила с него больных уставших глаз. — Ты любишь Брана, и я не могу это изменить. Ты не хотела меня, ты хотела его, но его убили, и тебе пришлось выйти за меня, чтобы сохранить столь необходимый союз между нашими семьями, — ее ногти впились ему в кожу, но Нед даже не обратил на это внимания, — и ты ненавидишь это. — Не надо, — дрогнули ее губы. Кейтилин выглядела так, будто была готова упасть в обморок. В любой другой ситуации Нед бы прекратил. Но он знал, что если даст портьерам снова захлопнуться, а маске вернуться на место, Кейтилин вживется в роль куклы, насильно влезет в шкуру волка, что будет раздражать ее нежную кожу и мешать дышать, и он не узнает, что у нее в голове. Никогда. — Тебе пришлось принести чужие клятвы и возлечь со мной, и ты ненавидела каждый миг. Ты бы заплакала, но ты пообещала себе, что не будешь этого делать, потому что это твой долг, как первой дочери Хостера Талли, лорда Речных земель. Кейтилин, — Нед провел большим пальцем по ее костяшкам, белым от напряжения, — поверь, мне жаль. Ты его любила, но мне он был братом. Кейтилин открыла рот, будто сказать что-то хотела, и Нед улыбнулся, но тут она зажмурилась, втянула в себя воздух… и заплакала. Ее лицо исказилось, а слезы — соль, разъедающая глаза, — будто ждали своего часа, чтобы оросить впалые щеки. Кейтилин качнулась, и Нед утянул ее обратно в свои руки, позволяя ее пальцам вцепиться в свои плечи. Он подумал о Лианне, скрытой от его глаз и наверняка одинокой, и на короткий эгоистичный миг пожелал, чтобы это она была сейчас в его руках, а не Кейтилин. Все было бы намного проще. Но Лианна никогда бы не стала плакать при нем, больше нет. В какой-то момент своей жизни она решила, что слезы — это проявление слабости, и даже когда ей было больно, Лианна не плакала. По крайней мере, когда он был рядом. Вот только Кейтилин и не была Лианной, хотя с этой ночи они и разделяли одно фамильное имя. Нед, наверное, захмелел от вина, но ему впервые пришло в голову, что его сестра и жена прекрасно бы уживались вместе в Винтерфелле. После смерти матерей они обе неплохо справлялись с обязанностями, что обычно ложились на плечи жены лорда, и, как показалось Неду, были не такими разными, как мог бы кто-то подумать. Вскоре ее слезы высохли. Кейтилин отодвинулась, заправляя непослушные пряди за уши, и обхватила себя руками. Потом она посмотрела на него синими-синими глазами, чуть покрасневшими и припухшими, и провела ладонью по влажной щеке, смаргивая остатки влаги. — Вы когда-нибудь любили, мой лорд? — спросила она, и Нед недовольно качнул головой. — Нед. Пожалуйста, никаких «лордов». Нед. — Нед, — повторила Кейтилин, и он едва улыбнулся. На ум пришли фиалковые глаза, густые черные волосы, загорелая кожа и тонкие запястья. Пухлые губы, мягкие черты лица, острый ум и смех, за который можно было броситься на острие меча. — Любил, — признался он, неловко запуская пальцы в собственные волосы и оглядываясь в поисках шнурка, чтобы перехватить их у шеи. Шнурок почему-то оказался у Кейтилин. Он потянулся за ним, но она отрицательно покачала головой. — Позвольте мне, Нед. Он внимательно посмотрел на нее и повернулся спиной. Вновь раздались шорохи — встав за ним на колени, Кейтилин осторожно отвела прядки от его лица, захватив те, что падали на лоб и постоянно лезли в глаза, и аккуратно принялась за дело. — Вы все еще любите ее? — спросила она как бы между прочим, и на секунду Неду показалось, что она его обвиняет. Обвиняет в том, что он питает к кому-то чувства, к кому-то другому. Это было верхом лицемерия, и он почти вспыхнул, но потом понял, к чему был тот вопрос. Кейтилин завязала ему волосы, и он оглянулся на нее через плечо. Она хотела узнать, одна ли в своем горе. Что же, пусть это было единственное, в чем они совпадали, — Нед не мог ей соврать. — Да. Она подняла на него глаза. — Она жива? — Да. Нед нервно почесал шею. Эта дурацкая привычка появилась у него еще в Винтерфелле, и теперь упрямо не хотела уходить. Будто и правда колючки под кожей росли. Кейтилин глубоко задумалась, сложив руки на коленках и перебирая пальцами ткань ночного платья. Нед, изучая ее профиль, отстраненно подумал, что ее красота все-таки отличалась от красоты Лианны; Кейтилин Талли с ее чистой, нетронутой веснушками и родинками молочной кожей, тонкими розовыми губами, мягкими изгибами и темно-рыжими волосами была воплощением утреннего солнца, ласкового и нежного. Лианна же была луной — далекой, загадочной, прекрасной потусторонней, дикой красотой, в честь которой барды писали баллады. «Волки, скалясь, идут». Хотела бы Лианна, чтобы Нед шел на войну? Шел убивать? Лианна, которая поморщилась, когда они с Робертом возвратились с охоты, неся молодую лань на плечах? «Я люблю дичь, Нед», — сказала она тогда. «Но это не значит, что я не сочувствую тем, кто умирает ради веселья людей». А теперь он должен был убивать солдат — чьих-то сыновей, братьев и отцов, потому что так было правильно: так велела честь. Но это не значило, что он будет радоваться этому. Этого всего могло и не быть, и он был бы куда счастливее. Он не был Робертом — вот кто пьянел при одном виде крови и сносил головы, как фигурки кайвассы с поля. Нед вздохнул, и только тут понял, что Кейтилин вопросительно смотрит на него, будто ожидая ответа. Он нахмурился. — Я… — Не слушали, — Кейтилин будто бы усмехнулась, если Нед не был безбожно пьян и ему не мерещились чудеса. — Просто… — она вздохнула, — вы, наверное, поедете к ней? Вы любите ее. Нед молча покачал головой, а затем, все также не произнося ни звука, взял ее правую ладонь в свою и поцеловал изящные костяшки. — Я могу быть влюблен в нее, — медленно произнес он, — но я никогда так не предам собственную жену. Эддард Старк был для нее загадкой. Кейтилин никогда прежде не оставалась с ним наедине и даже не перекидывалась более, чем двумя фразами, а потому оказалась совершенно не готова к нему. Эддард был совсем не тем человеком, каким она его воображала. Он был так похож на Брандона, что ее сердце предательски пропускало удары, когда она смотрела на него, будто желало поверить, что это и не Эддард вовсе, а Бран, вернулся с того света ради нее одной. У них были одинаково широкие плечи и одинаково хмурые брови (наверное, все Старки рождались с хмурыми лицами, другого объяснения Кейтилин не видела), и когда Нед улыбался, у его глаз собирались мелкие морщинки, делавшие его похожим на лису. Но в отличие от Брандона, он не любил охоту, пиры, женщин и веселье. Эддард Старк был рожден для печали, тишины и скорби, и это не могло не волновать ее. Кейтилин привыкла знать, что происходит. Привыкла разбираться в ситуации, думать наперед и угождать всем. Это то, как ее растили, — идеальную маленькую леди с большой задачей. Но угодить Неду она никак не могла. Разумеется, он не говорил ей этого. Они были женаты уже почти две седмицы, и он уже совсем скоро собирался дальше, на войну, а Кейтилин так и не сложила паззл воедино, держа в руках мелкие части и не понимая, где их место в той трагической картине, что представлял из себя Тихий Волк. Он ясно дал понять, что ему не нравилось, когда она вела себя по всем нормам этикета, он заставил ее говорить о вещах, о которых, как она думала, ей говорить запрещалось, вытащив наружу все то, что она запрятала до свадьбы в самом темном углу своей души, и делал это все так, будто это не стоило ему ни малейшего труда. Что ее поразило больше всего — то, что на этом все закончилось. Он не пытался говорить с ней после той ночи, а она знать не знала, как к нему подступиться. Нед проводил свои дни за картами в компании Джона Аррена, ее отца, Хоуленда Рида (невысокого юноши с Перешейка, который Воин знает каким образом свел знакомство со Старками) и еще нескольких северных лордов, включая лорда Мандерли и даже Карстарка. Ночами же они с Недом выполняли супружеский долг, а потом лежали по разные стороны кровати, как абсолютно чужие люди, кем они, по сути, и были. Чужими. — Это ужасно, — жаловалась Лиза, когда они сидели в ее небольшой светлой комнате и вышивали, пока внизу во дворе все готовились к войне. — Поверить не могу, что отец заставил нас выйти за них. Тебе еще повезло, Эддард Старк хоть лицом приятен и есть за что ухватиться, а Джон старый и обвисший и напоминает кисель! Кейтилин бросила на сестру недовольный взгляд. Лиза завела песню о том, как несправедлива жизнь, около луны тому назад, когда отец сообщил им о том, что собирается заключить с Севером и Долиной военный союз и что они сыграют в этом союзе самую главную роль. Кейтилин, честно признаться, тогда была слишком слаба после лихорадки, что захватила ее после извещения о смерти Брандона, чтобы что-то говорить и возмущаться, так что Лиза делала это за нее. Поразительно, каким разным может быть человек в семейном кругу и среди посторонних. Те гости, что считали Лизу тихой и скромной, просто никогда не видели ее в компании Кейтилин. У Лизы, к сожалению, был просто отвратительный характер. — Я даже передать тебе не могу, как мне противно, когда он заваливается на меня и пыхтит в шею! — Лиза так сильно ткнула иголку в ткань, что та жалобно затрещала. — Уж Старк наверняка хотя бы помнит, где трогать! Кейтилин покраснела. Она не могла сказать, что получала от ночных эпизодов супружеского долга какое-то небывалое удовольствие — в первый раз даже неприятно жгло — но Нед всегда был ласков. Они делили ложе молча, но он никогда не делал ничего неожиданного, а иногда, когда его губы касались тайного места на ее шее, о котором Кейтилин даже не подозревала, ей было даже приятно. Отчасти она сочувствовала сестре — находящийся в летах лорд Аррен не производил впечатления даже в одежде, что уж говорить без нее, а Нед… Нед был по-своему красив. Той тихой красотой, что не слепит, не бьет по глазам, а осторожно приманивает к себе, будто боясь спугнуть. — Он… нежен, — призналась она, и Лиза недовольно цокнула языком. — И наверняка не так плох без одежды! Ее правда. Без одежды Нед был весьма неплох. Прошлой ночью Кейтилин даже засмотрелась на его ключицы, что игриво выглядывали у плеч, позволяя бликам пламени отражаться на бледной коже, и не успела отвести взгляд до того, как его заметил Нед. Но даже тогда он ничего не сказал. Ни слова. — Я могла быть Ланнистер! — продолжала тем временем яриться Лиза. — Джейме, по слухам, очень красив! И богат! «Богат, как Ланнистер», прекрасная поговорка! Кейтилин слушала сестру вполуха, придирчиво осматривая вышиваемого лютоволка, что казался ей слишком добродушным, не диким, почти домашним… Лютоволки были совсем другими. Был Брандон, состоящий из улыбок, оружейной стали и запаха хвои, и был Нед, состоящий из воска, громовых туч и льда. — Джейме теперь королевский гвардеец, Лиза, — едва подавила зевок она. — И ему не до тебя, это уж точно. — Точно, — отозвалась сестра, — он предпочитает собственную сестру. Ходят слухи… — Не говори чепухи, — отозвалась Кейтилин, поморщившись. Она ненавидела дешевые сплетни и тех, кто их разносил. Лиза послушно вернулась к обсуждению своего мужа, в котором принимать участие, увы, по-прежнему хотела только она одна. — И мало того, что он так отчаянно хочет наследника, что бьется во мне каждую ночь, так отец еще и отослал Петира до свадьбы, вспомнив… — Лиза запнулась и, закусив губу, посмотрела на Кейтилин. Кейтилин приподняла брови. — Вспомнив, как он тебя обесчестил и чуть не зачал в тебе дитя? Действительно, как отец мог! Петир должен был быть благодарен, что его помиловали и не отослали сразу же! — Ему не обязательно было об этом знать! — огрызнулась Лиза. — И это ты ему все выдала, разлучив нас! Кейтилин раздраженно отложила шитье, и лютоволк без одного уха и с пустыми глазами недовольно оскалился на нее с ткани. — Ты не могла оказаться беременной перед лордом Арреном, Лиза! Он бы расторг помолвку, и больше бы тебя никто не взял — или ты забыла, что ты всего лишь младшая дочь? У тебя бы родился бастард, обреченный на жалкое существование, без титулов, земель и чести! Грязный бастард! Глаза Лизы наполнились слезами ярости. — Конечно, давай, попрекай меня, Кет! Думаешь, я не знаю, что я — не ты? Я не старшая дочь, я не так ценна, как ты, не так красива, как ты, не так умна, как ты! Я нужна только старому мужлану без наследников и проблемами с кашлем! Так что молодец, что лишила того единственного, что было моим по-настоящему! — Петир никогда не был твоим! — всплеснула руками Кейтилин и тут же пожалела об этом. Глаза Лизы сузились. — Вот как, — сладко проворковала она. — Разумеется, он не был моим. Ничто никогда не может быть только моим, верно, Кэт? Даже Петир ползал у твоих ног, а ты взяла и отвергла его ради мужика, который все равно помер! Кейтилин отшатнулась. Лиза могла бы с тем же успехом ударить ее по лицу. — Лиза… — не веря своим ушам и той жестокости, что лилась изо рта ее родной сестры, выдохнула Кейтилин, но Лиза уже была на ногах, и Кейтилин даже не попыталась ее перехватить. — Мне все равно, что он влюбился сначала в тебя. Мне не привыкать быть вторым вариантом, — у дверей вдруг сказала Лиза. — Но у меня мог быть его ребенок. Я бы наврала Джону, что он просто родился раньше срока, и так у Долины был бы наследник, а у меня — что-то мое. Частичка Петира. — Ты не в себе, — прошептала Кейтилин, и Лиза безразлично пожала плечами. — Возможно. Но я не оставлю попытки. В конце концов, я скоро войду в Орлиное Гнездо полноправной хозяйкой, и там уже ни ты, ни отец не будете указывать мне, что делать. С этими словами Лиза вышла вон, оставив после себя лишь запах своих духов — слишком сладкого и густого аромата, от которого у Кейтилин всегда кружилась голова, а Кейтилин бессильно упала в кресло. Она еще не знала, что пройдут годы, прежде чем она вновь поговорит с сестрой. Нед готовился к войне, но при этом не мог навоеваться с призраками прошлого. Накануне в стойлах Риверрана издохла Искра — видимо, задохнулась, сказали конюхи. Нед приказал похоронить кобылу за рекой и долго стоял над земляным курганом, в слепом отчаянии и тоске. Отец и Брандон преследовали его, возникая ниоткуда и настаивая на своем присутствии: за столом, на прогулке, на военном совете, даже когда он просыпался посреди ночи, чтобы отлить. Это не могло не раздражать, так как они оба упрямо отказывались вести себя молча. Вот и сейчас. — Этот маневр, что вы сегодня придумали, — начал Брандон, опираясь своей призрачной спиной на стену, — лошадиное дерьмо, если хочешь знать. Вы никогда так не победите. — Драконы похитили твою сестру, а ты не можешь выбраться из Риверрана уже поллуны, наверное, тебе слишком уютно между ног молодой жены, — Рикард скрестил руки на груди. — Моей жены, — поправил его Брандон, и отец согласно кивнул. — Верно. Если бы призраков можно было заколоть мечом, эта комната была бы вся в крови. Нед схватился за кубок со спасительным вином. Никогда еще он так не ценил его, как в эти дни. — Нед, — позвала Кейтилин, и Нед посмотрел на нее. Кейтилин сидела у окна и читала при свете свечей, и они, как уже повелось, не говорили, разделяя комфортную тишину пополам. Нед наполнил второй кубок и протянул ей. Как показывал опыт, разговоры у них пока что получались только с кубками в руках. После той самой первой ночи они не пили вместе — следовательно, не говорили. Кто-то мог бы подумать, что это ненормально, но для Неда, признаться, границы между тем, что «нормально» и тем, что нет, уже давно размылись. В конце концов, он рос с Лианной. Кейтилин пригубила вино, окрасившее ее губы в темно-красный, и вскинула него глаза. — Эта война… — нерешительно начала она, — как вы думаете, насколько она затянется? Нед перевел взгляд на Брандона. Тот ответил ему призрачной ухмылкой. — Не смотри на меня, мне откуда знать? Нед подавил желание зажмуриться и посмотрел на жену. — Трудно сказать, — признался он, поджимая губы. — Пока что не все верят, что это война. Эйрис сидит в столице и смеется над нами, а новый десница нашептывает ему, что это лишь глупый мятеж, что умрет в зародыше. Губы Кейтилин тронула улыбка. — Боюсь, наш брак говорит об обратном. Нед против воли весело фыркнул. Кейтилин опустила книгу на колени, но Нед успел выхватить название — «Великие восстания Вестероса». Это его удивило: не так много девушек, кроме, пожалуй, его сестры и Эшары Дейн, интересовались политическими и военными играми. — Почему ты читаешь это? — поинтересовался он, кивая на книгу, и Кейтилин неловко пожала плечами. — Историю полезно знать, разве нет? Нед сделал еще глоток вина (если так будет продолжаться, к концу этой войны он сможет перепить даже Роберта) и сел в противоположное кресло, вытянув занывшие после целого наполненного сборами и стратегиями дня ноги. Кейтилин погладила корешок книги. — Восстание Блэкфайра было обречено на провал, так? Он же все-таки был бастардом, — Кейтилин недовольно сморщилась, будто одно существование бастардов наносило ей личное оскорбление, — он не мог претендовать на престол. Нед припомнил отцовские и джоновские уроки. Лорд Аррен, надо сказать, знавал побольше Рикарда — о том восстании ему рассказывал его отец, когда Джон был маленьким. — Деймон Блэкфайр был бастардом, — согласился он, — но бастардом, признанным и легализованным королем. Говорят, в нем воплотился дух самого Эйгона Завоевателя. Кейтилин не казалась больно впечатленной. — У него не было прав, — она покачала головой. — В чем был смысл восстания, если у него не было прав? — Права, что были у Дейрона, как у настоящего наследника, тоже подвергались сомнению, — отставив кубок, ответил Нед. — Он был хил, окружал себя мейстерами, а не стратегами, и… — И все равно победил, — отрезала Кейтилин. — Некоторые восстания просто обречены на провал. По его спине будто холодок пробежал — Нед поморщился и выровнял спину. — Это не значит, что люди не могут бороться за то, во что верят. За то, что правильно. Кейтилин посмотрела на него — ее глаза были грустными и напоминали два одиноких сапфира. Она прикрыла глаза. — Даже эти люди смертны. Нед не стал возражать. Вместо этого он спросил ее, какие еще книги она прочитала, и Кейтилин ответила. У них даже завязался спор о значении одной из баллад Онора Кара, известного полвека тому назад поэта, и лишь уже лежа в кровати Нед вдруг осознал, что призраки не беспокоили его весь вечер. Он даже огляделся до того, как задуть свечу. Призраки ушли. Кейтилин осталась. Наутро Риверран опустел. Кейтилин проводила лорда Аррена, возвращавшегося в Долину вместе с Лизой — в силу возраста он не собирался участвовать в сражениях напрямую, предпочитая оставаться в стратегической тени и руководить издалека, с молодой женой. Вряд ли кто-то бы стал его винить. Вслед за Арреном она проводила и собственного мужа. Нед уезжал во главе объединенных сил Севера, Долины и Речных земель и то и дело почесывал шею — он делал так, когда волновался. Кейтилин заметила это на пятый день их брака и запомнила. Сама не знала, зачем. Ей было одиноко. Лиза даже не обняла ее на прощание, отвернувшись и прошествовав к повозке так, будто Кейтилин была ее заклятым врагом, а Нед… Нед обнял ее так, как обнимают родных смертельно больные люди. Она поняла, о чем думал — что он не вернется, — и обхватила широкую спину, насколько ей позволяли руки, уткнувшись в его грудь, прикрытую пластинами кольчуги. От кольчуги пахло сражениями и войной. Кейтилин не хотела терять еще одного Старка. Пусть и нелюбимого. — До свидания, Кейтилин, — прошептал ей на ухо Нед, и Кейтилин нашла в себе силы кивнуть. — До свидания, Нед, — она протянула ему вышитый накануне платок с лютоволком, и Нед взял его, развернув и вглядевшись в рисунок. — Он улыбается? — спросил он, смотря на лютоволка, и Кейтилин решила возразить: — Скалится. — Нет, улыбается, — усмехнулся Нед, аккуратно сложив платок и убрав его за пазуху. — Наверное, он верит в лучшее. «Как и я». Кейтилин осторожно улыбнулась, и Нед, взяв ее руки уже привычным жестом, поцеловал каждую по отдельности. После этого он развернулся и направился к уже выведенному из конюшен скакуну, не оборачиваясь. Кейтилин почему-то знала, что Нед Старк не из тех людей, что оборачиваются. Когда они выехали за ворота: длинная цепочка коней, воинов и копий, она сделала то, чего не делала уже очень давно — побежала, в мгновение ока взлетев на стену по ступенькам, оказавшись на сторожевом посту прямо у каменного зубца, напряженно облокотившись на него и устремив взор на юг, занимавшийся алым пламенем рассвета (войны). Суровый зимний ветер трепал ее волосы, выбивая их из сложной прически, на которую Кейтилин убила почти час, но ей было все равно и на прическу, и на недоуменные взгляды, которыми обменивались стражники. Она сложила руки на животе и изо всех сил пожелала, чтобы война оказалась короткой. И чтобы она, Кейтилин Старк из дома Талли, смогла ее пережить в этом гнетущем неведении и одиночестве. И чтобы у нее, возможно, появился смысл доживать эту войну. Две седмицы спустя мейстер сообщил ей, что она понесла дитя.