Ядовитый

Вопреки всем обидам и сожалениям Минхо вспоминал своих родителей с любовью, будучи благодарным за жизнь и то, куда привел весь его трудный путь. Да и удивительные рассказы бабушки заставили его с восхищением взглянуть на мать, оставившую его. Танцы стали его страстью. Хан заметил, что глаза Ли горят по-особенному, когда он говорит о чем-то, что вдохновляет его, о том, что он любит и о том, что ему интересно: тон его голоса становился мягче, начинал сам рассказывать — говорить больше, улыбался, поэтому Джисон хотел узнавать все больше о вещах, которые приносят его соседу удовольствие, чтобы чаще видеть того счастливым и поглощенным своими увлечениями. — Почему именно хореографом? — удивился собеседник, дабы подольше поболтать и насладиться едой под чудесный, восторженный рассказ. Линхо поведал Хану историю о прошлом, правда не вдаваясь в печальные подробности, о которых было рано упоминать. Говоря о танцах и семье, парень будто снова возвращался в беззаботное и радужное детство, где он был любим. Лицо его приобретало лёгкий румянец от смущения, губ касалась нежная улыбка, а глаза становились большими и круглыми и сияли. В такие моменты он совсем забывал об этикете, особенно находясь в комфортном обществе близкого друга, он кушал и все болтал о своем. Джисон в ответ кивал, задавал вопросы, смеялся, хихикал, но не отрывал взгляда от прекрасного рассказчика, который казался таким живым и воодушевленным. Еда, конечно, придавала диалогу свой шарм, ведь корейская кухня богата своими разнообразными соусами, бульонами и прочим, от чего во время трапезы не грех было запачкаться и измазаться. — Ох, — ахнул Хан, положил палочки и потянулся правой рукой через стол к лицу Минхо, который на секунду застыл в недоумении, — У тебя тут… Кажется, курочка была настолько вкусной, что все лицо Минхо захотело ее попробовать, включая щеки и подбородок. Хан же хотел только помочь, убрав следы соуса с лица собеседника. Он будто не видел в этом действии ничего смущающего, чего не скажешь о Ли, чье сердце выскакивало из груди буквально от любого взаимодействия и, конечно же, от прикосновений непривыкший к посторонним контактам. Джисон же был очень тактильным и открытым в этом плане, что совершенно отличалось от взглядов Ли. Бельчонок не нарочно задел уголок губ Минхо, от чего тот встревоженно поднялся из-за стола, моментально покидая столовую. Это было мимолетное невинное касание без задней мысли, Хан лишь проявил заботу о дорогом ему человеке: для него это было в порядке вещей. Хотя это действие также заставило его вспомнить о том, как он вовсе не невинно трогал лицо хулигана без разрешения: наверное, это было подло с его стороны, но поддавшись желанию, он не мог устоять перед соблазном. Ведь то, что остаётся тайным не может навредить. Минхо часто вел себя странно, когда дело доходило до отношений, даже дружеских. Хулиган, охваченный паникой, заперся в ванной, где тоже не чувствовал себя в безопасности. Хан действительно был серьезным испытанием для него. Парень вновь прокрутил произошедшее в своей головe: Джисон вдруг ни с того ни с сего потянулся к его лицу — это уже было большой неожиданностью, но дальше его мягкие тонкие пальцы так аккуратно, но естественно коснулись его губ. Выражение Ханни при этом было крайне спокойным, что еще больше раздражало задиру. Такое действие он мог бы счесть за нарушение личного пространства и игнорирование его границ, но сейчас его заботило совершенно иное. Что вообще происходит между ними с Джисоном? Почему его совсем не оттолкнуло это наглое и совершенно неприемлемое движение, которое неожиданно так отразилось на Ли, который теперь не мог объяснить вдруг учащенное сердцебиение и дыхание, и жар, и внезапное смущающее желание. Ли стоял, опершись на раковину, с лица его стекали крупные капли ледяной воды, что должна была помочь ему прийти в себя. Парень старался не слушать своих мыслей, наоборот обратил внимание на окружающие звуки: капля падает и разбивается о воду в раковине, после вторая и третья, но это совсем не помогло, ведь сегодняшний поступок Джисона напомнил ему и о другом, том, что он пытался забыть так упорно. Он плюхнулся на крышку унитаза и начал массировать виски — голова внезапно разболелась. Ком подступил к горлу, вызывая неприятное чувство тошноты и горечи. Что же тогда произошло на самом деле: « Хан и Минхо усердно занимались до поздней ночи. Конечно, такая нагрузка была нелегким испытанием для хулигана, который не привык так много времени сидеть на одном месте, посвящая себя умственной активности, поэтому быстро выдохся как бы не старался. Он ненадолго прилег на столик, прикрываясь стопкой учебников. И хотя Ли знал, что Хан заметит его отлынивание, он больше не мог терпеть, усталость все-таки одолела даже упорного задиру. Минхо не заметил, как летит время, а проснулся только тогда, когда Джисон аккуратно прибирался в комнате и готовился ко сну — как раз в тот момент, когда друг стелил «кровать» на полу. Забота бельчонка была приятна Лино, поэтому-то он и притворился спящим всего на несколько минут, как это часто делают дети. Парень слышал шорох, шепот, разговор с отцом, с котами, и, наконец, щелчок кнопки лампы. Блаженная темнота окутала комнату, а вместе с ней обычно приходит и крепкий сон, уносящий все трудности минувшего дня. До этих пор Ли всегда спал один, даже если и приходилось несколько раз ночевать с Ханджи, хулигану удавалось спихнуть того с матраса и наслаждаться сном в одиночестве: но не теперь, когда напористый бельчонок думал, что его сосед сладко спит, и осмелел в темноте. Но Минхо лишь замер в ожидании, продолжая притворно посапывать. Тогда он понял, что совершил ошибку. Джисон в тот момент был таким откровенным, таким настоящим и ничуть не стеснительным — смелым, но осторожным, и Лино, конечно же, не смог устоять и здесь, потому что и он на долю секунды заинтересовался происходящим, пытаясь почувствовать чужие движения, запоминая теплое дыхание и трепет сердец — своего и Его.» — Что же я натворил? — тихо корил себя за слабость хулиган. Рядом с Джисоном Мино мало-помалу начал мечтать, хотеть жить и поддаваться мимолетно возникающим желаниям. — Что-то случилось? — Хан сразу поспешил за другом, но захлопнувшаяся перед его носом дверь оставила его на пороге уборной. Он осторожно постучал. Ли боялся нового чувства, потихоньку овладевающего им. Оно было новым и странным, до ужаса неправильным и неприличным. Хулиган был не из открытых людей, что легко обсуждали свои переживания с другими людьми — этому было проще избежать всех вопросов, скрываться и игнорировать свои чувства и чужие. Такое поведение он не считал эгоистичным — только способом социализации. Как говорится, каждый справляется с трудностями по-своему, а научить новому всегда очень непросто. — Нужна помощь? Ласковый, заботливый и нежный Джисон заставлял Минхо страдать — «Это ложь. Я не заслужил. Я никогда не смогу его отблагодарить. Я не тот, кто ему нужен. Я не достоин. Он слишком добр, слишком мил.» Множество сомнений таились в душе хулигана, с тревогами своими он справлялся сам. Но помощь ему действительно была нужна, не физическая, а эмоциональная. — Я могу говорить через дверь? — иначе голос Ли стал бы дрожать, из-за чего тот бы замолчал снова. Если вспомнить, то сначала задира хотел открыться Джисону и отблагодарить, поэтому он решил хотя бы эти задумки воплотить. — Да, конечно. Я слушаю, — Хан опустился на пол, прислонившись спиной к двери. Его тут же окружили любопытные Суни и Дори. — Почему ты. Той ночью, когда мы занимались. Я не спал, — Минхо было трудно построить предложение целиком, так он был смущен и растерян. Замолчав, он прикоснулся к своим губам, копируя запомнившиеся движения друга. Он в точности повторил каждое касание, но ощущалось это иначе; не вызывало волнения и дрожи - это было сухо. Услышать подобное Ханджи совсем не ожидал: его будто поразила молния. К этому разговору он и сам не был готов, ведь был уверен, что тогда хулиган спал. Но сейчас у него не было времени на отговорки или оправдания перед самим собой, потому что за дверью ждал ответа тот, кто, переступив через себя, смог заговорить о проблеме, гложущей его. О лжи, отмазках здесь не могло быть и речи, с возлюбленным необходимо быть предельно честным. Собрав волю в кулак, набрав побольше воздуха, он начал: — Я лишь хотел проверить, — конечно, даже Хан не хотел говорить прямо, как есть, поэтому он принялся подбирать нейтральные слова. Хотя теперь ему казалось, что все сказанное звучит глупо и неправдоподобно, — Твои губы выглядели мило, поэтому я подумал, что могу прикоснуться, пока ты спишь. Иначе ты бы никогда не разрешил, верно? Я имею в виду, мне так жаль, что это потревожило тебя и доставило неприятные ощущения. Я знаю, что виноват и никогда не сделаю чего-то похожего без твоего согласия. Пока он это говорил, Джисон думал, что несет полнейший бред, что его мысли совершенно отличаются от того, что он по-настоящему хотел бы сказать или мог бы придумать, а соврать, наверное, было бы лучшим вариантом: например, у Ли во сне слюнка потекла или муха села на лицо. Было столько идей, а рот выдавал такую чушь, глупую, просто идиотскую чепуху, которая хоть и была на какую-то долю правдой, но отличалась содержанием. Ведь если уж говорить откровенно и искренне, то губы Минхо выглядели соблазнительно, а пальцы Джисона сами тянутся к лицу хулигана, дай им только шанс. И парень благодарил всех Богов на свете, что то были лишь какие-то пальцы.