yuki no hana

Зимние дни идут так медленно, позволяя двум мальчикам вдоволь насладиться почти детской беззаботностью. Этот лес принадлежит им. По ночам они допоздна разговаривают обо всем на свете, пока Тэхён не проваливается в крепкий, почти младенческий сон. Он никогда в своей взрослой жизни не спал так спокойно и долго. Здорово, когда можно спать спокойно и долго — особенно когда твой сон берегут. Днем они гуляют по лесу, исподтишка наблюдая за зверьем, собирая краснеющие в снегу ягоды, целуясь прижавшись к каждому встречному дереву чтобы потом впопыхах бежать в натопленный дом и бросаться друг на друга, изголодавшись. Потому что им никогда не будет достаточно. Они барахтаются на снегу, покрывшем гладкий лёд промерзшей насквозь реки. Чонгук, разумеется, побеждает, припечатав Тэхена своим телом и держа его руки над головой. И Тэхен не признается, как же ему это нравится — быть побежденным Чонгуком. Он победил его еще тогда в лесу и сейчас продолжает отнимать кусочки его сердца каждый день. — Знаешь… сегодня мой день рождения, — Тэхен произносит это будто бы между делом. Время здесь остановилось для него. — Правда? Тебе исполнилось двадцать пять? — Чонгук делает вид, что удивлен. — Верно. Двадцать пять. Будешь теперь звать меня хеном? — Тэхен уже знает, что обязательно получит в ответ на это «нет». Чонгук взвизгивает от смеха. Его смех серебристо звучит у Тэхена в ушах. Как же приятно слушать его. — Хёном? Ты смеешься? Мне сто пятьдесят два года исполнилось недавно. — Но обратили тебя в двадцать три, не так ли? Тэхен завороженно наблюдает, как на голые, белоснежные плечи падают точёные, аккуратные снежинки. Чонгук укутал его, оставив только лицо торчать из шарфа и лишь тогда согласился поваляться с ним в снегу. «человеческая плоть очень хрупка» — любил повторять он. В то время как сам вышел из их дома в одной раскрытой рубашке. Рубашке Тэхена. — Тебе очень идет снег. Охотник целует вампира в плечо туда, где снежинки падают и не растворяются, мягко проводя языком и слизывая их. — Такой же чистый и светлый как ты. — И такой же ледяной? — Заткнись, — Тэхен целует его, мешая сказать что-то еще. Целует прямо в выпирающий маленький клык, когда Чонгук улыбается его такой ставшей родной грубости. — Я любил снег больше всего на свете, когда был ребенком, — продолжает охотник. Тэхен прячет нос в изгибе ключицы Чонгука. — Там, где я вырос… снег был явлением редким и я всегда так сильно ждал, когда он пойдет. Так сильно ждал, ты даже не представляешь себе. Чонгук молчит и слушает. Он уж точно знает, что значит ждать. И ему так нравится слушать про детство Тэхена. Так сильно нравится, когда он становится еще на один маленький шаг ближе. — А здесь так часто идет снег. он почти шепчет и шепот его тонет в тишине. Нет ничего кроме них. Только стена снега, отделяющая их убежище от всего мира. Нет прошлого, но и будущего тоже нет. Они лежат так пока Чонгук не настаивает на том, что пора возвращаться, иначе Тэхен замерзнет, не обращая внимания на его недовольство, поднимая Тэхена как пушинку и внося его в домик. Он медленно, рассматривая каждую его черточку как впервые, разматывает кашемировый шарф, расстегивает пуговицы на шерстяном пальто и стягивает предмет одежды с него, мокрый и тяжелый от снега. Затем он опускается на одно колено и расстегивает один за другим его ботинки. Тэхен фыркает и стыдливо улыбается. — Делаешь из меня принцессу. Чонгук молчит, ни один мускул на его лице не двигается. Он все еще стоит на коленях и в этот момент резко обнимает Тэхена, притягивая его к себе, обхватывая его руками и утыкаясь лицом в живот. У Тэхена внутри сердце ноет приятной болью, стучит так громко, что оглушает его самого. Чонгук слышит, слышит всегда. Этот звук — его сон, его спокойствие, его нирвана. Он старается не думать ни о чем сейчас. Ни о времени, что им отведено. Ни о том, что их ждет. Он просто молча поднимается на ноги и берет Тэхена за руку. Он проводит его в дальнюю комнату, однажды хитро сверкнув красными от перевозбуждения глазами. Тэхен ничего не спрашивает — он-то знает, что пытаться выпытать что-то у Чонгука, когда тот задумал хранить секрет — гиблое дело. Поэтому просто доверительно следует за ним, как делает всегда. Чонгук открывает дверь в помещение. Тэхен до этого почти не бывал в этой комнате, но сейчас она выглядит… совсем иначе. Тэхен распахивает глаза. Занавески сняты, окна, оказывается, выходят на солнечную сторону, а он и не видел этого. Свет падает просто изумительно. Комната выглядит гораздо просторнее, чем казалось до этого. Лишние предметы исчезли, стены словно стали светлее. Чонгук тянет его за рукав, заставляя посмотреть в левый угол и задержать взгляд на чем-то большом, накрытом тугим, сероватым полотном. Они переглядываются. Чонгук подходит к тайне покрытой тканью и медленно, бережно спускает её, не отводя взгляда от того, как Тэхен весь застывает, пораженный увиденным. — Ты же отдал мне бирку. Ты думаешь, я забыл? Мольберт, кисточки, краски, листы. Масляные краски. Множество оттенков предельно натуральных, живых цветов. Это невозможно красиво. «Все готово — только твори» — будто говорят эти предметы. — Откуда ты знаешь, что именно масло? — восторженный шепот заставляет душу Чонгука вспыхнуть от гордости, он улыбается словно довольный лис. Ему бы так хотелось запечатлеть каждую эмоцию на лице Тэхена сейчас… — Пару раз я видел работы Ван Гога вблизи… уверен, что это было масло. Он делает шаг к заворожено смотрящему на предметы перед собой Тэхену. — Рад, что чистый воздух заставляет тебя спать так крепко, что ты, порой, не замечаешь, как я ухожу по ночам, — он хитро подмигивает, — С днем рождения. Поцелуй куда-то в висок заставляет Тэхена наконец очнуться. Чонгук даже не представляет, что для него значит этот подарок. — Цвета…- Тэхен подходит к мольберту и разложенным вокруг краскам. Он пораженно качает головой, — с ума сойти можно. Эти оттенки. Это просто невозможно, — он пальцами проводит по сиене, растирая её по подушечкам, внимательно рассматривая пигмент. — Ну… я слишком долго живу в лесу, поэтому знаю все оттенки зелени, дерева, снега. Хочу чтобы ты рисовал только самым лучшим. Всю свою жизнь он думал, что его судьба, суть его бытия — убить вампира и сейчас он готов распрощаться со званием охотника. Он никогда не был настоящим охотником, но это знание однажды помогло собрать себя воедино из тех маленьких, полных боли крупиц, на которые он рассыпался, когда жизнь резко дала под дых. Он забыл того мальчика, каким был раньше. Он забыл о том, как играл на фортепиано и рисовал, и как пел… И сейчас он вспоминает себя совсем маленького, до тех страшных времен. Сидящего с альбомом для рисования в руках и любовно рисующим своего пса. Бегущим на урок музыки после школы. И, кажется, у него снова есть силы и смелость чтобы быть таким маленьким, беспечным и любопытным каким он запретил себе быть чтобы не было так ужасно больно. Чтобы позволить этому внутреннему ребенку не бояться выйти наружу. Не бояться, что все дорогое ему снова отнимут так жестоко. Потому что он наконец знает — его никогда не дадут в обиду. Он чувствует это в прохладном поцелуе в висок. Эту защиту, эту силу, эту нежность. Именно это Чонгук и хотел сказать ему. Они больше не вампир и охотник на вампиров. Теперь они муза и художник. И для них началась совсем другая история. Этой ночью Тэхен почти не спит, разглядывая Чонгука в темноте. То как красные прожилки сверкают во мраке. Они не занимаются любовью и не говорят. Они просто пытаются насмотреться на то на что насмотреться невозможно. Когда рассвет поднимается, снег все еще идет. Небо розовеет, сквозь плотные тучи пробивается нежный свет. Ближе к рассвету, когда оба лежат, сплетясь конечностями, он смотрит, как свет утра заливает красивое лицо Чонгука. Выглядит так, будто он спит, но он не спит. И поэтому Тэхен произносит тихое, но самое твердое, полное смысла и решительное, какое только может существовать. — Я люблю тебя. Глаза Чонгука распахиваются, красная бездна смотрит в тепло-карие глаза Тэхена и он готов провалиться туда. Готов на все ради этого бессонного взгляда. — Я люблю тебя, Чонгу, — повторяет Тэхен, уже смотря ему прямо в глаза. Он не боится этой бездны. Уже давно она поглотила его. Тэхен не знает, что именно такое это «люблю», но от чего-то он знает, что ощущает именно это. Именно это тепло. И желание подарить его мальчику все это тепло. Чонгук, кажется, совсем не двигается, когда Тэхен произносит бесценные слова, он тянется к бесконечно любимому телу. Он обнимает его, утыкаясь в лоб, вплотную приблизившись. Чонгук отвечает на объятие, он впивается в Тэхена всем телом, обнимает его бережно и требовательно одновременно. Льнет к нему, жмется, и впервые улыбается так искренне и счастливо. Тэхен проводит рукой по его мягкой щеке, заставляя поднять на себя смущенный, волнительный взгляд. — И ничего не бойся, Гуки. Чонгук кивает как фарфоровая куколка, внимая его словам. Он верит ему. Он верит ему так наивно, как только он и может. самозабвенно, влюбленно, смело и отчаянно. — У нас с тобой все еще впереди. — Тэхен, — говорит Чонгук куда-то в шею своему человеку, — Тэхен, а я ведь тоже тебя люблю, — он произносит это с робостью мальчишки и теплом в голосе. Тэхен вновь вплотную приближается к его лицу. Он дерзко ухмыляется, глядя в глаза Чонгуку. — А я знаю. Тот толкает его в бок. — Придурок! Тэхен смеется, резко прижимая его к кровати, не давая оттолкнуть. — Нет, это ты придурок, а я люблю тебя. Я тебя люблю. Чонгук затихает, не двигается. Не говорит ничего. Немного погодя он все же спрашивает. — Ты правда меня любишь, Тэхен? Тэхен ослабляет хватку, удивленно смотря на беззащитно распластавшегося под ним Чонгука. Безоружный, открытый. Он был таковым всегда перед ним. — Почему ты так удивлен? Чонгук смущенно улыбается ему. — Потому что я никогда не верил, что меня можно любить. Даже И. не верил, но она ведь была как я. А тут ты… Настоящий человек. Последние слова Чонгук произносит так нежно, словно боится поранить их. — Чонгук… Тэхен было начинает, но вампир прерывает его. — Не надо, Тэ. Не надо. Он пальцами проводит по его губам. -Извини. Ты не должен мне ничего доказывать. Ты всеми своими действиями показал, что любишь меня, — он замолкает на считанные секунды, — я просто всегда боюсь, что и это закончится. — И будто бы зная, что Тэхену нечего на это ответить, он продолжает, — но я знаю, что все будет хорошо. Он улыбается самой светлой своей улыбкой. Улыбкой вечного, невзрослеющего мальчика. Улыбкой человека, который отказался смотреть далеко вперед. У него есть только настоящее. Бесценное, важное, хрупкое «сейчас». И в этом «сейчас» он счастлив, как никогда не был. — Я тебе верю. Верю в нас. И я тоже люблю тебя, Ким Тэхён.