***
Это случилось во время отъезда отца Мэри, Уильяма Льюиса, в его непродолжительную поездку в Ноттингем из родного Лондона по личным причинам. В то время вдовец со своей семьёй (коей являлась лишь единственная дочь Мэри) и слугами большую часть своей жизни проводил в небольшом имении вдали от Лондона, которое уже знакомо читателю. И в канун этого его отъезда, случившегося на три дня раньше описываемых событий, доктору Ливси посчастливилось вновь переступить порог давнего друга только лишь с одной целью. Признаться, ради этой божественной и чудотворной цели, как сам в сердцах называл её Ливси, он готов был решительно на все. И после того события в библиотеке, ставшего для Дэвида действительно роковым, влюбленный мужчина и месяца не мог спокойно прожить без её взгляда. Разумеется, встречи доктора с Мэри перестали быть редкими, каковыми они были ранее, они участились, и, благо, это нисколько не смущало хозяина дома. Он ни в чем не смел подозревать друга своей молодости. Перед отъездом Льюис радушно, как и всегда, встретил доктора Ливси, но в ту же минуту огорчил его известием о своих планах на поездку. Впрочем, он позволил Ливси гостить у него столько, сколько тот пожелает, наказав слугам особенно бережно относиться к дорогому гостю и выполнять все его требования без изъятья. Свою дочь Мэри Уильям оставил "на попечение" Ливси, которому доверял, порою, больше, чем себе. Сказать, что подобное расположение дел воодушевило и доктора, и Мэри - не сказать ничего. Мужчина видел в этом возможность побыть с любимой девушкой без опаски того, что его заподозрят в чем-то непристойном, как это часто любил делать чопорный отец Мэри по отношению ко всем своим знакомым. И, казалось, восторг Мэри превосходил радость Ливси во много раз: её душа таяла, млела, трепетала и пылала лишь при одной мысли о свидании с возлюбленным, и эту неземную радость она делила с Ливси в нежных поцелуях и объятиях с доктором. После их обоюдного признания чувства не только не утихли, они разгорелись в их сердцах бушующим пожаром, что столь блаженно грел душу и тело. И в один из прелестных дней их объединения случилось несчастье. Дэвид Ливси расслабленно сидел в гостевом зале у окна и в приятной истоме раскуривал трубку, пока его Мэри бродила по саду на свежем воздухе. Мужчина наслаждался вкусом и запахом табачного дыма, дарившего ему приятную вялость и леность, процесс курения помогал доктору на время забыть о тревогах и тяготах его профессионального долга как врача. Но в тот самый миг, когда Ливси овладела тяга кончить долгий перекур и спуститься в сад к возлюбленной, к нему вбежала напуганная служанка и завопила о том, что с её госпожой случилось какое-то горе. Сиюминутно Дэвид спустился в сад и, найдя Мэри, застал её лежащей на траве без чувств, а на её правой белой ручке, на тонком предплечье, зияла неглубокая, но кровоточащая рана. Доктора объял испуг и тревога за возлюбленную, что было для него нехарактерно, ведь ко всем ранениям его пациентов он относился с хладнокровием и трезвостью духа, однако в этот час речь шла о его любимой девушке. Ливси, трезво оценивая малую тяжесть её травмы, но принимая во внимание бессилие девушки, бережно взял Мэри на руки и отнёс в её спальню, при этом он поблагодарил служанку и распорядился, чтоб та принесла чистой воды и не смела появляться на его глазах в ближайшие часы. Уложив Мэри на постель, доктор внимательно осмотрел новоиспеченную пациентку, и хотя ему было психологически сложно считать любимую таковой, он незамедлительно, с профессиональной трезвостью, но с беспокойством любящего мужчины приступил к осмотру и лечению. Кроме небольшой кровоточащей раны на правом предплечье и нескольких незначительных гематом на верхней части лопаток (что свидетельствовало об ушибе в результате резкого падения на спину (оно, вероятно, было вызвано испугом и неосторожностью, но не исключено применение насилия)) Ливси не нашёл видимых повреждений. Мэри была бледна и слаба, её грудная клетка нервно вздымалась при глубоких вздохах. Доктор смочил ватку несколькими каплями нашатырного спирта и поднёс к ноздрям девушки, что способствовало её пробуждению. Очнувшись, она вяло встрепенулась и тут же воскликнула от боли в предплечье. Девушка осмотрелась по сторонам и успокоилась, найдя взглядом любимого Дэвида, что уже сидел подле неё на кровати и смачивал в тазе с водой чистые тряпки, чтобы вытереть с раны кровь и приступить к перевязке. Рана была неглубокая и не способна была вызвать беспокойство и уж тем более причинить тяжкий вред здоровью, однако девушка была встревожена. Благо, кровь относительно быстро свернулась, и кроме ощутимого дискомфорта Мэри не чувствовала особых тягот. По просьбе Ливси она приняла полусидячее положение, придвинувшись к любимому поближе, и дала ему руку. Все просьбы и обращения были произносимы доктором с особой нежностью и мягкостью в добром голосе. Он полушепотом говорил ей, как сильно он её любит, чтобы она не переживала о ране. — Я залечу ваши раны, любовь моя... - ласково прошептал Ливси и поцеловал её пальцы. Он осторожно обматывал предплечье девушки бинтом в несколько слоев, попеременно смотря то на руку, то нежно любуясь прекрасным лицом Мэри, что в данную минуту выражало сожаление и стенания. Весь процесс наложения бинтов доктор осторожно, чтоб не волновать пациентку, спрашивал её об обстоятельствах, при которых произошло ранение, но девушка не смогла ответить. Она не понимала, она не помнила. —Милый Дэвид, я не помню, что случилось, простите мне. Я... Я напугана, - дрожащим голоском шептала Мэри и с надеждой смотрела на доктора, который уже кончил с лечением и внимательно глядел на возлюбленную. Он был неуверен в насильственном причинении раны, но было заметно, что она была резаной. Доктор-судья с холодным спокойствием произнес: — Всех, кто обидел моё сокровище, непременно будет ждать суд. Ливси поцеловал кисти её нежных рук, и, когда она легла, положил голову на бедро девушки. Она ласково гладила его по волосам парика и шептала нежные слова любви. Вскоре спокойствие и нежность разлились на сердце у Мэри и Дэвида, как это бывает у всех любящих друг друга людей, переживающих за здоровье близкого человека, когда все беды отступают. И в эти чудные моменты Мэри, наслаждаясь близостью доктора Ливси, думала уже совсем не о своей ранке. Она снова и снова представляла образ доктора, перевязывающего её рану. И девушке казалось, что этот миг был особенно интимным: осторожный врач, являющийся вместе с тем возлюбленным, сосредоточенно накладывал бинты, промывал рану; его тёплые пальцы скользили от локтевого сустава к запястью, нежно поглаживали... Мэри вспоминала, какую невероятную ласку могут дарить эти пальцы, она вспоминала и будто чувствовала столь родной и милый запах: камфоры и шалфея. Так пахли руки Ливси, когда он лечил её от простуды несколько месяцев назад, холодной, промозглой весной. Молодая девушка с особым чувством томно встрепенулась, отчего доктор обратил на неё внимание и сел на постели, приблизилась к нему и прильнула к его губам жарким поцелуем. Её губы нежно и трепетно касались его губ, девушка обнимала доктора, зацеловывала его щёки, лоб и нос с горбинкой, после вновь переходя к губам и наслаждаясь прелестью чувственного поцелуя. Не прекращая ласкать уста любимого (на что он с нежностью ей отвечал), она повлекла его за собой на постель, снимая жилет и стягивая с доктора сорочку, и тот вскоре занялся её платьем. Мужчина ласково улыбнулся девушке, осторожно ложась на Мэри сверху; он обхватил её тонкие запястья и заломил руки кверху, целовал девушку и наслаждался тем, как её тёплое, прекрасное тело близко приникает к его телу, а её грудь чувственно вздымается от глубоких, возбужденных вздохов. Доктор Ливси страстно целовал её губы и проникал языком в её жаркий ротик, и молодая особа тихо постанывала от удовольствия и одаривала Дэвида ответной лаской. Томные поцелуи спускались все ниже и ниже: Ливси освободил тело Мэри от белья и ласкал её нежную, белую грудь, осторожно и с наслаждением кусая и зализывая чувствительные сосочки, он обхватил руками стройную талию девушки и целовал её ребра, подрагивающий живот, непременно при этом касаясь языком пупка, и коротко приникал губами к тазобедренным суставам. Нежная Мэри млела от приятной ласки доктора, она чувственно вздыхала и ёрзала на постели, будто пытаясь "подставиться" под поцелуи Дэвида. Она желала намного большего удовольствия, и потому блаженно и томно произнесла: — Дэвид, я ощущаю такой жар... О, я вся ваша, но помогите мне! Доктор лишь засмеялся так, как смеялся в любой жизненной ситуации, и с удовольствием для себя самого наконец прильнул устами к лону девушки. Мэри с благодарностью в голосе простонала и слегка приподняла бедра для удобства любовника. О, стоит ли мне описывать нежные и чувственные ласки, которыми одаривал доктор Ливси свою возлюбленную в этот день? Надеюсь, читатель не откажется от трепетного и порой детального описания любовных сцен. Итак, Ливси чувственно целовал её влажные половые губы, стройными и аккуратными пальцами раздвигал малые, касался языком промежности девушки и чувствительного клитора, нежно посасывая его. Дэвид вылизывал нежные органы возлюбленной, осмеливаясь проникать языком в её влагалище, и после этого всего ласкал Мэри ловкими тёплыми пальцами. Девушка, как ей казалось, сходила с ума от удовольствия, она томно вздыхала и на выдохе с мольбой и страстью произносила имя доктора, несильно хваталась за волосы парика мужчины, как бы стараясь отодвинуть его от себя, не выдердживая столь сильного накала страстей в её сердце. По прошествии нескольких мгновений Мэри наиболее громко выразила свои восторги и, не сдержавшись, излилась в руку Ливси, и по ней стекли тёплые, прозрачные струйки женских соков. Это вызвало неопределённую нежность и счастье на душе доктора, в то время как девушка смутилась, густо покраснела и, закрывая лицо ручками, начала в смущении просить прощения за несдержанность. — Мэри, милая моя, не бойтесь, прошу вас. Я столь рад тому, что имею счастье дарить вам наслаждение, и так жестоко с вашей стороны стесняться этого наслаждения. - произносил успокаивающе Ливси, обнимая девушку за плечи. - Вы очаровательны в эти чарующие мгновения... — Ах, доктор! - томно прошептала Мэри в ответ на его красноречивые высказывания и, вновь уместившись на подушках, привлекла доктора к себе. Ливси лёг на девушку, вновь накрыв её тело своим, осторожно обхватил её запястья у неё над головой,предварительно побеспокоившись о её болевых ощущениях. Она раздвинула свои стройные ножки и, когда она шепнула доктору, что готова, Мэри ощутила проникновение его крупного члена в своё влагалище, и ей это было невыразимо приятно. Столь хорошо и сладко было ей ощущать уверенные и неспешные движения доктора, которым она поддавалась, Мэри выгибала спину, прижимаясь к телу Ливси плотнее, стонала, и эти стоны донельзя возбуждали желание Дэвида. Он чувствовал, как ей хорошо и сладостно в эти моменты, и втайне гордился собой не только как врачом. И, слыша голос Мэри, Ливси хотелось ещё быстрее и резче двигаться в девушке, но он всегда был осторожен и заботлив. —Ах, как вы сладко стонете, моя дорогая, дышите глубже! Замечательно, какая прелесть! - произнес доктор Ливси в свойственной ему манере, отчего Мэри засмеялась и содрогнулась под ним. Она попросила его остановиться, лечь на её место, а сама ловко и осторожно***
Позже, через три четверти часа, они лежали, по обыкновению, взявшись за руки. Она, положив голову на его груди, прислушивалась к приятным чувствам, все ещё ласкавшим её сердце, а доктор внимал её тихим вздохам и всегда что-то спокойно рассказывал, как и сейчас. Мэри слушала его приятный и столь родной сердцу голос и иногда смеялась с его удачных каламбуров. Действительно, что же ещё можно делать после хорошего секса с доктором Ливси? Лишь только служанка неодобрительно смотрела на окно комнаты Мэри, освобождая сад Уильяма Льюиса от сорняков.