Крещение кровью | Baptism in Blood

Одно и то же... всегда одно и то же. Боль, жжение, вспышка света. Он знает, что привязан к Унылому Альберту. Всё болит. Он закричал, повсюду была кровь. Он мог видеть его. Весемира. Просто где-то на периферии. Тот спросил, хочет ли он продолжить, говорит, что они могут остановиться. Он хотел сказать "нет", но из его рта донеслось "да". Он не мог противится. Клетка, боль, ярость. Он увидел меч. Увидел, как его серебристое лезвие сверкнуло в свете магии, направленной прямо на него; глаза Весемира расширились и потемнели. Он снова закричал. Весемир отшатнулся. Повсюду кровь. Всё, чего хотел Геральт, – это набросится на мужчину и вырвать ему глотку. Меч снова понёсся в его сторону, он почувствовал боль от серебра и взвыл. ----- Геральт, вздрогнув, проснулся. Его сердце бешено колотилось в груди, всё тело покрылось испариной. Простынь была зажата в кулаках, и он наполовину сполз с кровати. Проморгавшись, он понял, что находится в безопасности в своём доме в Туссенте. Глухо застонав, Геральт огляделся. Кровать была в полном беспорядке. Одна нога, согнувшись, всё ещё была на кровати, а его метания во сне отправили одну из подушек в чернильницу на столе. На стене красовалось тёмное пятно, а начавшие стекать чернила тихо капали на пол. Сбитые им мечи, которые он вечером прислонил к стулу, теперь в беспорядке валялись на полу. Геральт облизал губы и закрыл глаза. Он почувствовал кровь. Его кровь. Медный привкус неприятно коснулся языка, когда он проверял свой рот, оценивая повреждения. Быстро заживающие раны украшали внутреннюю сторону его щёк и губ. Геральт застонал. В последнее время такие случаи происходили всё чаще и чаще. Он сонно прокрутил в голове последние события, чтобы привести мысли в порядок и настроиться на сегодняшний день. Геральт уже год как был частично на пенсии. Всё это время он жил в этом имении и ему удавалось существовать, заключая контракты только с местными. Прошло более четырёх лет с тех пор, как Цири предотвратила катаклизм. Первые три года он провёл на пути непосредственно с ней, тренируя её. Переучивая. Превращая её в наилучшего ведьмака, которого он мог бы воспитать без проведения испытания травами. На данный момент она планирует провести зиму с Йен и попытаться наладить отношения с отдалившимся от неё отцом в Нильфгаарде. Быстрый захват власти и возвращение к мирной жизни после того, как Нильфгаард взял Темерию и Реданию, было ошеломляющим. Со смертью Радовида был спущен последний флаг, и Нильфгаард немедленно приступил к организации торговых путей через весь Велен. Эмгыру удалось не только выиграть войну, но и продолжать держать узурпаторов в страхе, чего Геральт никак не ожидал от этого человека, особенно учитывая отсутствие Цири рядом с ним. Ведьмак находился в своей комнате в "Хамелеоне", когда появилось странное сообщение, в котором его просили встретиться с каким-то гонцом из Туссента. Всё это привело его сюда. В княжестве были свои проблемы. Геральт встретил старого друга, которого давно считал мёртвым... Региса. Он, как оказалось, был связан с убийствами, для раскрытия которых его пригласили в Туссент. После того, как им удалось раскрыть тайну убийств, молодой вампир Детлафф, кто и стал исполнителем, в ярости убил старшую сестру княгини. Всё это вылилось для Геральта в три месяца тюрьмы. Регис и Лютик сумели уговорить Анну Генриетту выпустить его. Оказавшись на свободе, Геральт и Регис посещали её, чтобы сообщить о заговоре против неё. Она им не поверила. В свою очередь, Лютик стал одним из тех, кто положил начало череде событий, приведших к государственному перевороту, в результате которого княгиня оказалась под замком во дворце Боклера. Она провела там уже девять месяцев в ожидании суда. Сейчас Туссентом руководит капитан гвардии Дамьен де ла Тур. Он поклонялся земле, по которой ступала Анариетта. Он был очарован ею и влюблён по уши, как и многие другие. Когда Лютик в качестве доказательства принёс ему коллекцию записей прислуги и, в конце концов, личные дневники княгини, это определило её судьбу. Лютик, в свою очередь, связался с Йен и со всей серьёзностью сообщил ей, что Анна Генриетта неспособна продолжать править. Переворот был быстрым. И желанным. У княгини был публичный нервный срыв во время турнира, на котором присутствовала большая часть населения. Последующая за этим тирада о своём превосходстве над остальными перевернула годы традиционного мышления и бросила длинную тень как на Цаплю, так и на странствующих рыцарей, которые пытались защищать княжество своими сказочными заявлениями и решениями. Население с радостью приняло Дамьена и его людей, узнав, какой жестокой и бессердечной была Анна Генриетта. Йеннифэр была прислана, чтобы намекнуть де ла Туру не забывать об интересах Империи, когда княжество оправится от переворота. Когда она приехала, то узнала напрямую от самого Дамьена, что его не очень интересует управление княжеством, и он будет рад, если с него снимут обязанности как можно скорее. Она также узнала о суде, через который прошёл Геральт. Йеннифэр не стала ждать ни минуты, чтобы вручить причитающуюся ведьмаку награду, и открыла портал к нему. Геральт помнил, что тогда он только вернулся с полей и был весь в грязи. Он уже нагрел бадью с помощью Игни, и стоял в тёплой воде, пытаясь убрать что-то прилипшее к волосам на груди, когда открылся портал. Одним плавным движением он потерял равновесие на скользком деревянном дне бадьи, бросил Ирден и опрокинул целый поднос с сильно пахнущими маслами для ванны в воду, куда следом приземлился сам. Звук смеющейся над ним Йен в замедленной съёмке будет преследовать его в ночных кошмарах. Он быстро взял себя в руки, отбросил поднос и схватил полотенце, пытаясь сохранить остатки достоинства. – Ну, по крайней мере, ты пытаешься научиться мыться с тех пор, как мы виделись последний раз, – съязвила чародейка, пытаясь скрыть улыбку. Это напомнило ему об их последней встрече. На тот момент, когда Геральт в последний раз её видел, они с Цири уже несколько месяцев выслеживали монстра. Они не мылись бог знает сколько времени и базовые потребности отошли на второй план. Им с Йен пришлось долго разговаривать, чтобы разобраться в том, что осталось, когда джинн разорвал связь между ними. Сердце чародейки тогда разбилось на тысячу аметистовых осколков, когда Геральт сказал, что ничего не чувствует. Они поссорились в Каэр Морхене, откуда она телепортировала ведьмака в озеро. В общем, в тот раз всё было отодвинуто в сторону, проигнорировано и отложено в долгий ящик. Как только они наконец сели, чтобы поговорить, она признала, что связь для неё в тот день тоже разорвалась, но, не имея реального опыта семейной любви, она истолковала то, что продолжила чувствовать, как любовь романтическую. Она приравняла это ощущение к сидению в доме во время снегопада, с кружкой горячего чая и тёплым очагом. Безопасное, уютное, тёплое и родное, объясняла она ему сквозь слезящиеся глаза и заплаканное лицо. Она сказала, что видит в нем брата. Затем Йеннифэр рассказала ему о том, к кому, как он догадывался, велось с самого начала. Она рассказала ему об Эмгыре. Геральт промолчал, когда она заговорила о нем и том, чем они занимались параллельно с поисками Цири. Он позволил ей закончить, а затем напрямую сообщил, что знал. Он понял, что между ними что-то происходит в ту секунду, когда она сказала ему "Доложить Эмгыру". И нежелание обсуждать это, когда он спрашивал её несколько лет назад, всё подтвердило. Это одновременно расстроило и заинтриговало её. Он рассказал, что кроме периодических визитов в бордель, его особо не интересует постельная тема. Сразу же посыпались вопросы о его предыдущих завоеваниях и так активно, что это застало Геральта врасплох. Ведьмак знал, что она будет относиться к этому как к одной из величайших загадок века, но она прекратила расспросы, как только Цири вернулась в лагерь с прекрасной косулей на ужин. С этого момента они с Йен время от времени контактировали через письма или через их дочь. Так что её появление в спальне было столь же неожиданным, сколь и желанным. Когда чародейка сообщила ему, что в обозримом будущем она будет часто путешествовать туда и обратно между княжеством и Вызимой, Геральт был удивлён и обрадован. Одевшись, он представил Йен Варнаве-Базилю, своему мажордому, и Марлене, своей кухарке. После знакомства ведьмак и Йен пообедали в саду, и он снова ввёл её в курс последних событий в Туссенте. Она был крайне удивлена, узнав, что за короткое время здесь Геральт сумел выбить себе небольшое место среди местной аристократии. Он рассказал ей обо всех известных ему событиях, большинство из которых могли оказаться бесценными для Йен, как для советницы Дамьена. Затем настала её очередь сообщить ему, что император отправится в княжество из Вызимы в знак солидарности, чтобы избрать нового князя, по пути посещая владения в своего рода турне. Быстрый стук в дверь вырвал Геральта из воспоминаний. Варнава-Базиль быстро прошаркал в комнату, неся небольшой таз с водой и тряпку. – Я слышал, как вы снова подняли здесь шум, – сказал мужчина без предисловий, – подумал, что стоит заранее подготовиться. Геральт перевернулся, упёршись локтями и лбом в пол. – Ви-Би, что бы я без тебя делал? – ведьмак застонал, подтягивая под себя затёкшую ногу, которая до этого лежала на кровати. Он немного пошатнулся, ожидая, когда утихнет покалывание. – Удивительно, как вы вообще когда-либо функционировали без меня, – искренне сказал мажордом, наклоняясь, чтобы помочь Геральту подняться, – говоря о делах, сегодня вам нужно выглядеть как можно лучше. Прибудет нильфгаардский посланник и я не допущу, чтобы вечером вы появились на балу как дикарь с рваным ртом. Геральт застонал и позволил Варнаве-Базилю отвести себя к стулу. Он раздражённо сел и инстинктивно растёр колено, которое не переставало беспокоить после того, как ему раздробили кость. С годами боль становилась всё меньше, но в такие дни, как этот, когда казалось, что впереди гора дел, она пульсировала с новой силой. Геральт хмыкнул. – Какие у нас планы на сегодня? – ведьмак снова провёл языком по ранам во рту. – Ну, во-первых, – усмехнулся Варнава-Базиль, – вы снова порвали губу, так что мы должны привести её в порядок. Во-вторых, нам нужно тщательно вас побрить. Вы же знаете этих нильфгаардцев с их насмешками по поводу ненужных волос на теле. Геральт вздохнул и провёл рукой по жёсткой щетине на подбородке. – Мне нравится носить бороду теперь, когда я могу ухаживать за ней, – проворчал он. – Наличие или отсутствие бороды лично для меня не имеет особого значения. Йеннифэр оставила конкретные инструкции, чтобы я убедился, что вы чисты, выбриты и презентабельны, – упрекнул его Варнава-Базиль, беря тряпку, смоченную в спирте, и прикладывая её к повреждённым губам Геральта, – как вам это каждый раз удаётся? В первый раз я ещё мог подумать, что вы проголодались во сне. Однако сколько можно? – Ну, у меня клыки острее из-за мутаций, – протянул Геральт, ощупывая языком зубы, – я думаю, всему виной кошмары. – Да, кошмары, – проворчал Варнава-Базиль, нанося на тряпку небольшую капельку Белого мёда, – кошмары, из-за которых вы выглядите так, будто пожевали шар моргенштерна. Геральт, вам нужно с кем-нибудь поговорить об этих кошмарах. Вам нужно спросить Йен о них или кого-нибудь ещё. Боюсь однажды утром я приду сюда, чтобы разбудить вас, и вы нападёте и изобьёте меня до такой степени, что не сможете потом сказать, где кончаюсь я и начинается ковёр. Геральт хмыкнул. Такое вполне могло случиться. Он видел, как ведут себя люди, травмированные войной. Тот факт, что у него не было подобных проблем на протяжении многих лет, всегда удивлял его. Он списал это на ведьмачьи мутации и оставил всё как есть. Шарканье у двери спальни и тихое урчание заставили обоих мужчин замереть. Геральт моргнул. В дверном проёме стоял большой ворон и, моргая, смотрел на ведьмака. Варнава-Базиль просто перевёл взгляд с Геральта на птицу. – Знаете, мне стоило удивиться, – протянул мажордом, отводя взгляд от большого ворона и начиная смешивать немного масла для бритья, – но здесь бывали вещи и постраннее. Геральт свистнул и подозвал животное. Оно подпрыгнуло, бормоча как и любой ворон, булькая и передразнивая. – Итак, кому ты принадлежишь? – спросил ведьмак, наклоняясь, чтобы птица села ему на руку, – Я знаю двух людей, которые используют ворон в качестве фамильяров. Геральт почесал ему шею под перьями. Птица издала удовлетворённый щебечущий звук и взъерошила перья. Пока она наслаждалась вниманием, мужчина искал послание на её лапе. Там ничего не было. Геральт в замешательстве откинулся на спинку стула. Ворон посмотрел на него и начал болтать знакомым голосом. – Мандрагора, жимолость, хмель, красивое растение, красивая птичка, – ведьмак удивлённо опустил руку, и птица снова подлетела к двери, возмущённо крича между словами. – Чудесная птичка, найди его. Белый. Он сидел, уставившись на дверь, когда ворон громко каркнул и выпрыгнул наружу, чтобы взлететь. – Шея, сэр, – протянул Варнава-Базиль, заставив Геральта вздрогнуть и быстро изменить позу, – о чем это он? – Предполагаю, что Регис снова вернулся в этот регион, – сказал Геральт, мысли в его голове были в полном беспорядке, – только один человек из всех, кого я знаю, кроме Йен, тренирует воронов, и это Регис. Йен использует северных ворон, тех, что поменьше, южные - огромные. – Ах, мастер Терзиефф-Годфрой, – нараспев произнёс Варнава-Базиль, проводя острой бритвой по лицу Геральта, – прошло много времени с тех пор, как его видели в последний раз. Он ушёл вскоре после того, как вы вышли из тюрьмы, чтобы разыскать своего друга, не так ли? – Да, последнее, из того, что я слышал, была информация о том, что он направлялся в Вызиму, чтобы разыскать Детлаффа, – сказал Геральт, и в его голосе проскользнул укол ревности, – с тех пор он не связывался со мной. – Рискну предположить, – сказал Варнава-Базиль, наклоняясь, чтобы подстричь бакенбарды ведьмака, – вампирское и наше восприятие времени, вероятно, сильно отличается. – Или он попал в беду, – проворчал Геральт, – даже во время путешествия с ганзой, когда он считался самым рассудительным из нас... у него была удивительная способность попадать в неприятности. К тому же он молод для вампира. Всего четыреста лет или около того. Я сам только что перешагнул столетний рубеж, и никто точно не знает, как долго живут ведьмаки. Геральт затих. По правде говоря, его друг, скорее всего, всё ещё чувствовал себя виноватым. Черт возьми, сам Геральт всё ещё чувствовал себя виноватым во всём, несмотря на то, что Регис объяснил – Геральт никак не мог знать, что вампир жив. Ворон принёс вопросы, которые он успел похоронить в себе. Сложные вопросы. Хотя он и ушёл на хорошей ноте после долгого разговора, было что-то ещё. Геральт чувствовал что-то такое, чего не мог понять. Его мир всегда был абсолютно черно-белым и когда он сталкивался с серыми вещами, он понятия не имел, что с ними делать. Отчасти из-за мутаций, отчасти из-за его ведьмачьего воспитания. Как бы ни старались другие ведьмаки устранить в них любую эмоциональную реакцию на происходящее, все, что они на самом деле сделали – это создали маски для пачки смертоносных машин для убийства, которые всё ещё чувствовали все эти сложные вещи, как и все остальные, но не имели названий для самих чувств. Геральт провёл первые годы своего ведьмачества с широко раскрытыми глазами, удивляясь каждому взаимодействию, которое у него происходило с другими людьми. Если бы ему давали монету каждый раз, когда он слышит: “Ты ведьмак, ты никогда не поймёшь” – он был бы уже богат. Но где-то в глубине головы был голос, который говорил: “Я бы понял, если бы ты объяснил мне.” Весемир неплохо справлялся с этим, когда они становились старше. Он поддерживал идею сопереживания среди ведьмаков после разграбления Каэр Морхена, что сильно помогло Геральту на пути. Тёплая тряпка упала на лицо, возвращая его в настоящее.