Неуловимый Дин Винчестер

За все время «работы» Дин никогда не испытывал стыда за свои поступки. Ему не было совестно перед теми, у кого он воровал или подставлял, к тому же они все, по большей части были настоящими зажравшимися ублюдками. Дин на самом то деле и не задумывался никогда об этом. Все, что ему хотелось — заработать денег на лечение брата, а способ его не волновал. Но не смотря на отсутствие совести, Винчестер никогда никого не убивал. Это был принцип. Но все когда-то бывает в первый раз, правда? Потому как сейчас Дин сидит в машине Каса, в наручниках, и это не их обыденная встреча, где они мило беседуют и трахаются позже. Нет. Сейчас Дин не пассажир, а преступник. Преступник, которого поймали. И Дин испытывает неимоверно жгучий стыд. Не потому что его поймали, нет, ему стыдно перед Касом, чье доверие он использовал все это время. И Дину больно. Больно, потому что он знает, что за спиной у него никого не осталось. Бобби мертв. Он и сам убил человека. Кто бы сказал Винчестеру там в прошлом, что наступит такой день, он бы не поверил никогда в своей жизни. Все его принципы полетели в унитаз и были благополучно смыты. Дину никогда не отмыться от крови на его руках. Аластер был ублюдком, да. Он убил Бобби. Он и его убить хотел. Но он был человеком, в конце концов. Хотя, конечно, хотелось бы Дину сказать, что он просто защищался, но в тот момент, держа пистолет, Дин хотел только одного — пристрелить урода. Тогда его руки не дрогнули. Зато теперь дрожат. На них ещё есть засохшая кровь (Дин даже не уверен его ли она или Аластера, а может их обоих). Но что ещё более ужасно — это тяжеленная, гнетущая тишина в машине. Кас сидит за рулём. Его мрачное лицо как будто застыло, а взгляд прикован только к дороге. Дин не представляет, насколько преданным он чувствует себя сейчас. Винчестер понимает, что все это напускное спокойствие — лишь прикрытие. Они были близки долгое время, так что Дин может с лёгкостью сказать, что сейчас Кастиэлю очень больно. Его плечи напряжены, челюсть сжата, он едва хмурится, но знающий Дин все равно видит настоящую и праведную злость в теперь ледяных глазах. Это режет в самое сердце. Винчестер такой ублюдок по отношению к Касу. Дин смотрит в окно. Решетка на нем отчётливо даёт ему понять, что теперь все кончено. Ночной пейзаж совсем не успокаивает, а только наоборот угнетает и угрожает. Но Винчестер не знает куда ещё смотреть. Ему не выдержать, если Кас бросит на него взгляд через зеркало заднего вида, или, что ещё хуже, повернется к нему. Дин знает, что это разрушит их обоих. Знакомые пейзажи сменяются на дома, и он знает, что они очень скоро окажутся возле участка. Дин так и не осмеливается посмотреть в сторону поймавшего его детектива. «А ведь осталось совсем чуть-чуть накопить» думает он, чувствуя, как руки затекают в этих проклятых наручниках. Винчестер знал, что рано или поздно заплатит за свои преступления. Но он надеялся, что хотя-бы успеет помочь Сэму. Итак, сейчас Винчестер потерял все — Каса, Бобби, какую никакую работу и, возможно, брата. К этому всему — убийство человека. Что можно ещё сказать? Он в дерьме? О, да, и это ещё очень мягко сказано.

***

Кас не знает что делать. Его сердце рвется на куски. Все рушится изнутри, как будто вся его душа истерзана. Он знал, он так и знал, что его доброта и наивность ещё аукнется ему. Если по дороге к складу Кас все ещё мог заставить себя подумать, что все это жалкий розыгрыш, то когда забегает в помещение, умирая из-за страха от слов «один убит», он видит на коленях его. Его парнишку. И фбр’овца, надевающего наручники на руки, покрытые веснушками. Кас не видит их под фланелью, но знает. Он до такой боли знает, сколько там этих веснушек. Их взгляды сталкиваются, но ни Новак, ни Дин не способны удержать их и секунду. Все что остается — смотреть как покорного Винчестера выводят со склада. Детектив даже не замечает шума вокруг. Не слышит, как вызывают кого-то. Как сообщают о трупе. Звуки сирен. Ничего из этого он не слышит. Все становится одним большим писком в ушах. Все его внимание на Дине, которого усаживают в его машину. Как преступника. И он везёт его в участок. Он правда делает это. Его работа ловить преступников. У Каса вся жизнь ушла на это. Он столько стрался и трудился, чтобы быть детективом. Чтобы гордится собой, гордиться тем, что он ловит преступников, несёт правосудие. И что теперь оказывается? Он всего лишь жалкий, наивный придурок со значком и пистолетом. Кас сжимает руки на руле, слыша, как его собственные зубы скрипят от напряжения в челюсти. Всего один раз он отваживается бросить взгляд на… на Дина. Отвернувшийся к окну и печальный. Как это отличается от той улыбки, которую Новак так любил. У него аж сердце сжимается от собственных мыслей. Те, кого предавали, смогут понять то, что чувствует сейчас детектив. Боль похожа на удар ножом. В спину. Остро и невыносимо. На горизонте появляется участок. Вот и всё. Кас видит, как у входа его ждёт Ханна с парой офицеров. На ее лице тоже можно разглядеть растреяность и неуверенность. Но раз она встречает его, значит, все удалось, и файлы с делом Винчестера дошли до нее. Там ведь есть и все на Дика Ро́мана с Захарией. Наверное, их уже арестовали. Машина скрипит, когда Новак тормозит. Эта остановка ощущается, как остановка его собственной жизни. Он выходит, хлопая дверью, и Ханна тут же у нему подскакивает. — Кас, какого черта происходит? — спрашивает она тут же. — Я ничего не понимаю… Он устало смотрит на нее в ответ, надеясь, что она увидит то, как ему тяжело прознести и слово. Но он знает, что должен все объяснить. Их отвлекают офицеры, открывающие дверь машины со стороны, где был Дин. — На выход, — говорит один из офицеров. И Винчестер покорно выполняет это. Он не поднимает головы и смотрит на свои ноги. Второй офицер толкает его ко входу в участок. — Кас? — снова раздается голос Ханны. Новак вздыхает, понимая, что все это время задерживал дыхание, наблюдая, как его странная любовь скрывается за стеклянными дверьми. Он переводит взгляд на нее. — Вы задержали Захарию и Ро́мана? — Твоих улик было более чем достаточно, чтобы закрыть этих ублюдков. Они оба сейчас на допросе. — она улыбается, не замечая горя на лице детектива. — Видел бы ты лицо Наоми. Она же все пресмыкалась перед этим прокурором. Это стоило того. Она замолкает, кажется, замечая, что Кас не разделяет ее веселья. — Что с тобой? Разве ты не рад? Ты поймал Винчестера! — Бобби Сингер мертв, — начинает он из далека, — владелец автомастерской. — О, мне жаль, — она немного молчит, — разве вы были так близки? Почему он умер? Кас зажимает пальцами переносицу. Он не узнает собственного голоса, когда отвечает: — Ханна, это все слишком… Это долгая история. Я… Он… В конце концов, он не находит больше слов и измученно замолкает. — Это связано как-то с тем, откуда ты взял файлы? — Ханна, — останавливает он ее. Он надеется, что в его взгляде достаточно мольбы, — я потом все объясню, пожалуйста? Видимо, она наконец улавливает что-то в его тоне и голосе, так как кивает, больше ничего не спрашивая. — Идём, я распечатала все данные на Винчестера. Ты же сейчас в допросную, да? Кас кивает и следует за ней. На входе он встречает офицеров которых видел всего сутки назад, когда пришел обвинять Дика Ро́мана в распространении наркотиков и Захарию в пособничестве с этим. Они выглядят растерянно, но кивают в знак приветствия. Ханна забегает в кабинет, а сам Новак идёт прямиком к допросной. Ноги отказываются его слушаться, но он заставляет себя идти. Он ненавидит даже мысль о том, что ему сейчас придётся делать. Кастиэль останавливается возле стекла напротив допросной. Дин не увидит его, а вот он может. Боль по новой режет где-то в животе и горле. А через секунду, наверное, чтобы добить, к нему подходит Ханна и протягивает папку под названием «Дин Винчестер». — Вот, Кастиэль, — говорит она. — Спасибо, — хрипит в ответ Новак. Он выхватывает папку резче, чем хотел, раздраженный на пустом месте. Эта история начиналась легко и казалась неплохой, но то, к чему теперь все пришло… В этой комнате людей допрашивают, здесь не церемонятся, требуя ответов. Детектив глубоко вздыхает и нершительно открывает дверь. Там за одиноким белым столом сидит он, Дин во всей красе, в наручниках и с подбитым глазом. Он заигрался и теперь придётся расплачиваться. — Вы не выглядите счастливым, детектив! — лучезарно улыбается Винчестер, увидев вошедшего. — Зато, ты слишком доволен, — отвечает Кастиэль, кидая на стол увесистую папку с делом и не сдерживая болезненного смешка, — для человека, которому грозит двадцать лет тюрьмы. Дин опускает взгляд, и вся его напускная уверенность отходит назад. Приятно, что не одному Касу здесь больно. — Ты… — начинает он, но захлопывает рот, потому что слова застревают комом в его горле. Дин поднимает на него взгляд. — Прости, — наконец говорит он. — Ты извиняешься за прослушку? — едко спрашивает Кастиэль. — Или за то, что лгал? Использовал? Следил? За что ты извиняешься? Боль отчётливо отражается на лице Винчестера. — За все, — тихо отвечает он, — за все, Кас. Прости, я… Мне очень жаль. Я говорил, что ты можешь пожалеть о своих словах. Винчестер выдыхает, очевидно намекая на недавнее «признание» Каса. — Хоть что-то было правдой? — вопрос срывается раньше, чем Новак успевает остановить себя. — Или только я был счастлив, как идиот? Для тебя это была игра? Дин только успевает резко покачать головой, но не успевает сказать — в допросную заглядывает Ханна. — Твой брат звонил… Габриэль, я рассказала ему, эм, обо всем… — говорит она Касу и замолкает. А потом добавляет. — Я… Мне присоединиться? Это почему-то раздражает его сейчас, хотя раньше никогда бы не отказался от ее помощи. — Нет. — его ответ звучит резко в тишине, и ему сразу же становится неловко и стыдно перед Ханной. Он исправляется, — нет, спасибо, я сам. Она кивает, хотя выглядит озадаченно и расстроенно его раздражением. Кас не имеет права срываться на ней. Не на той, кто готова всегда ему помочь. — Прости, — добавляет он, когда Ханна почти закрывает дверь. Кастиэль не уверен, что она услышала его. И он совсем забывает про Габриэля. Его брат ведь тоже замешан во все этой истории. С его ведь заказа все началось. Эта идиотская формула. Взгляд Кастиэля возвращается к Дину. — А теперь рассказывай. Все. Ты убил Аластера? — Да, — голос Дина такой тихий, Кас убивается, вспоминая, в какие ещё моменты он мог звучать так же тихо и хрипло. — Ты убил человека. — Я… Да, я знаю. — И это… — Кас не знает, как заставить себя спросить это, — это не первый труп на твоих руках? — Нет, Кас — звук его собственного имени разрывает всё изнутри, — я никогда раньше… Это не в моих принципах. Не было, до сегодняшнего… — Принципы? — едко плюет Кас. — Какие у преступника могут быть принципы, Дин? Они оба называют друг друга по именам, зная, как больно это ранит. С каждым словом, это становится все более невыносимым. — Почему бы тебе просто не спросить меня обо всем прямо? — хмурится Дин. — Чего ты ходишь вокруг да около, а? Тебе ведь хочется узнать? Спрашивай. — О, а ты собираешься быть честным? — глаза Новака сужаются. — Таким же честным, как и ранее? — Больше нет смысла врать. Ты уже поймал меня. Они оба снова замолкают. На какое-то время повисает блаженная тишина, нарушаемая только шумом вентиляции. О, это будет долгая ночка. И далеко не в приятном смысле. — Ты хочешь рассказать? Хорошо, тогда вперед. — наконец говорит Кастиэль. — Говори. Пока у тебя есть такая возможность. — Кас, я не знаю… — Дин замолкает, а потом пробует снова, — я не могу, не знаю, с чего начать. Да, я воровал, да все так, как ты думаешь. Да, я вставил прослушку в твою машину и в телефон тоже. — Что? — тихо срывается с губ Каса. — Ты и в телефон эту дрянь запихнул? Зачем? Он достает свой телефон, пытаясь понять куда Дин мог затолкать прослушку. — Прости, у меня не было выбора, я должен был… — Следить за мной, — кивает Кас, поджимая губы. Боль режет ему по самому сердцу. — Изначально, я этого не хотел, — практически бесшумно продолжает Дин, — я не знал, что ты детектив. Все стало сложнее, после того, как ты рассказал об этом. — Ты винишь меня? — шепчет Кас. Он слышит собственный гнев. — Нет, ни в коем случае, это… — Винчестер замолкает, — прости. Я не представляю, как это отвратительно выглядит с твоей стороны. Кастиэль отводит взгляд, закрывая глаза и зажимая пальцами переносицу. Он не хочет думать об этом. Это невыносимо. — Улик более чем достаточно, чтобы упрятать тебя за решётку, — говорит он наконец, — все что я хочу знать, зачем. Зачем ты это делал? Зачем воровал? Так нужны были деньги? Дин опускает взгляд, а потом смотрит в сторону. Кастиэль знает — он что-то не договаривает. Ключевой пазл. Самое главное в раскрытии преступления — мотив. А Дин до сих пор не дал внятных объяснений по этому поводу. Но и выглядит так, будто и не намерен это делать. — Тебе сократят срок, если ты расскажешь все, — детектив заставляет себя говорить, — зачем, почему, как, а главное, твои подельники. Я знаю, что это целая паутина таких наемников, вроде тебя. Скажи, кто тебя нанял, кто отдавал приказы, с кем ты работал. Дин снова не отвечает. Предан. Это было бы даже мило, если бы не так грустно. — Бобби Сингер, — Кас замечает, как Дин поднимает на него взгляд, — он был убит. Почему? Винчестер неровно выдыхает. На этот раз, видимо, решает ответить. — Он узнал, кто такой Аластер, хотел предупредить меня. Я... Аластер его и убил. — Да, так оно и есть. — Кастиэль решает рассказать ему. Кажется они были близки друг с другом. — Он звонил мне перед своей смертью. Рассказал где тебя найти и предупредил об Аластере. — Кас кивает на папку, лежащую на столе. — Всю эту информацию о тебе и об остальном… Это он прислал. А когда я приехал к мастерской, Сингер уже был мертв. — Вот как, — только и отвечает Винчестер. — Я не смогу помочь тебе, Дин, — тихо выдыхает Новак, чувствуя, как его разрывает на куски, — если ты не начнёшь говорить. — Я не могу. — Он смотрит ему в глаза, когда говорит это. Кастиэль не сомневается, что это правда. Поэтому просто кивает, встаёт и выходит из допросной. Его голова так болит, что все взрывается изнутри. Он не помнит, как падает на маленький диванчик в своем кабинете и, видимо, засыпает от полного изнеможения. В его голове совершенно пусто, как и в душе́.