***
Когда Хосок возвращается в спальню, он вполне законно напуган. Комната погружена в темноту, Юнги выключил верхние лампы, а также более мягкие на прикроватных тумбочках. Из шумного города за окном всё ещё льется свет. Это Токио, и повсюду ярко сияют огни, но подтекст есть. Он слышит, как Юнги резко вдыхает в тот момент, когда открывается дверь, так что он определенно не спит, несмотря на темноту, и это заставляет Хосока ещё больше беспокоиться. Есть ровно две возможные причины, по которым Юнги намеренно выключает свет до того, как Хосок выйдет из ванной. Либо притвориться спящим и избежать встречи с Хосоком, и, возможно, даже испугаться необходимости отказать Хосоку, либо… полная противоположность. Он не знает, какой вариант пугает его больше. Зайдя за угол, он находит Юнги в той же позе, что и прошлой ночью. Он лежит на его стороне кровати с натянутым одеялом, лицо освещено телефоном, всего две вещи отличаются от предыдущей ночи. Во-первых, он не купается в мягком, тёплом свете ламп на прикроватных тумбочках, поэтому то, как он лежит там в темноте — его глаза находят Хосока в тот момент, когда он поворачивает за угол — делает его почти призрачным и определённо очень пугающим. Во-вторых, возможно, более существенная разница в том, что он лежит в постели без рубашки. Хорошо. Очевидно, тогда это вариант номер два. Он осторожно приближается к кровати, чувствуя себя немного хищником, чья жертва уже обнаружила его, но остаётся неподвижной, позволяя ему подойти ближе, упиваясь затишьем перед бурей. Юнги смотрит на него широко раскрытыми глазами, затем выключает телефон, пряча лицо в тени, и кладёт его на тумбочку, прежде чем повернуться к нему. Ладно… значит, это происходит. Это происходит по-настоящему. Когда Хосок подходит к кровати, он просто стоит там на мгновение, не зная, что делать дальше. Что было бы, если бы он просто повернулся к своему чемодану, схватил свежее нижнее бельё и оделся? Остановит ли его Юнги? Или, может быть, он слишком много в это вкладывает. Юнги без рубашки и явно намеревается посвятить своё внимание Хосоку, но это не обязательно означает, что он хочет что-то начать, не так ли? Нет, он снова ведёт себя самонадеянно. Ему действительно следует одеться; он слишком долго стоял здесь, уставившись на своего лучшего друга, разум затуманен неоправданным возбуждением. Он собирается развернуться, когда Юнги внезапно начинает действовать. Садясь, он обнажает весь свой бледный торс, когда одеяло падает ему на колени, и его глаза всё ещё широко раскрыты, но в них есть голод, показывающий, что Хосок, каким бы самонадеянным он ни был со своим предположением, определённо не ошибся. Они молчат, оба пристально смотрят, дышат немного тяжелее, чем необходимо, но в остальном совершенно неподвижны. Он должен что-то сделать, но что? Это может быть немного смелый шаг, почти граничащий с комедийным, но он решает, что лучше сделать что-нибудь смешное и сверх меры, чтобы они могли в конечном итоге посмеяться над этим, чтобы снять странное напряжение, чем вообще ничего не делать. Сделав глубокий вдох, Хосок протягивает руку, ослабляя узел на полотенце и позволяя ему упасть на пол, так что он стоит перед Юнги совершенно голый, член всё ещё в основном мягкий, но уже твердеет, напряженность ситуации вызывает покалывание горячего возбуждения по его телу. Но Юнги не смеётся, даже не хихикает. Юнги сглатывает, его глаза сразу же останавливаются на увеличивающемся члене Хосока, и все колебания, которые оставались в Юнги, заметно испаряются, когда он встает на колени посреди кровати, голый, как и Хосок, со своим собственным стояком. Ничего не могло помешать Хосоку забраться на кровать и потянуться к Юнги на ходу. Их руки находят друг друга, пальцы переплетаются, когда Хосок делает два шага на коленях к Юнги, забыв обо всём стыде. Когда их губы наконец встречаются, в этом есть такой уровень отчаяния, которого он не ожидал. Это похоже на прорванную плотину, и теперь течение тянет их за собой, угрожая утопить в возбуждении и желании. Рот Юнги на его губах настойчив в том, как он двигается. Мин выравнивает бёдра, соприкасаясь твёрдыми членами, заставляя их дрожать и стонать друг другу в рот. — Чёрт, — шепчет Юнги, — я не был уверен, что ты снова будешь готов к этому… — Конечно, я готов, — Хосок бормочет в ответ, отчаянно целуя шею Юнги, блуждая руками по его бокам и спине. — Мог бы и не быть. Подумал, что, возможно, выставляю себя дураком, ожидая в постели голым. — Думал, что выставляю себя дураком, выходя из ванной голым. — Мы чертовски глупы, — Юнги смеётся, снова целуя его, жадно и нетерпеливо. Хосок отвечает смешком, растягивая губы в улыбке. Он чувствует облегчение, узнав, что Юнги снова хочет его, на самом деле отчаянно нуждается в этом, и всему просто мешала их обоюдная неуверенность. Им действительно следует поработать над своим общением, думается ему, но он безумно счастлив, когда держит Юнги на руках, одна ладонь у него на пояснице, другая нежно обхватывает его щёку, когда они целуются. Он продолжает целовать Юнги вот так: уверенно, со всем счастьем и преданностью в груди, пока не чувствует, как блуждающие руки Юнги поднимаются к его груди, сильно толкая, от чего Хосок падает назад на подушки. И он подчиняется, улыбаясь, его руки снова тянутся к Юнги, когда тот седлает его. Это происходит, это действительно происходит. Когда Юнги начинает целовать его в шею и продвигается дальше к груди, Хосок чувствует нервное трепетание в животе. Теперь, когда он может быть уверен, что сегодня вечером что-то произойдёт, он должен выполнить своё обещание и предложить Юнги поменяться местами, если он вообще хочет зайти так далеко. И он действительно нервничает из-за этого, но, как ни странно, это не совсем плохо. Это будет по-другому, это определённо будет больно, учитывая, какой чертовски большой и толстый Юнги, но он знает, что ему любопытно, более того — он хочет. Хочет чувствовать Юнги таким образом, чтобы его держали и дарили ощущение принадлежности. Кроме того, он думает, что это справедливо, учитывая, что его очередь уже была. Знакомое тепло разливается по нему, когда Юнги целует его в живот, нежно проводя руками по бёдрам, опускаясь к мягкой внутренней стороне. Это успокаивает, но в то же время это так чертовски наводит на фантазии, что его эрекция дергается у груди Юнги, смазка на головке размазывается по нежной коже. Хосок ахает, когда Юнги достигает его паха, проводя языком по тазобедренной косточке. Одна рука в волосах Юнги, он закрывает глаза и просто чувствует. Юнги не задерживается слишком долго, может быть, потому, что уже поздно, или потому, что он просто не может больше ждать, или, может быть, немного того и другого. Хосок не может сказать, и это действительно не имеет значения, когда Юнги целует его яйца, заставляя его бёдра дрожать. — Блять, хён. Его хватка в волосах Юнги непроизвольно усиливается, когда Мин проводит языком по подёргивающейся длине, и он не может сдержать стон, когда Юнги обхватывает своим горячим ртом головку и несколько раз жёстко поводит головой. Ответный стон Юнги вокруг его члена только усиливает нарастающее удовольствие. — Хён, я так сильно тебя хочу, — шепчет он, закрыв глаза, подавленный, и Юнги снова стонет, на мгновение сосредотачивается на кончике, прежде чем снова глубоко заглотнуть его и отпустить с громким чпоком. — Да, я тоже. Когда Юнги отпускает член и приподнимается, чтобы посмотреть на Хосока, его глаза прикрыты, а дыхание тяжёлое, очень похожее на тяжесть его собственной эрекции, прижатой к нижней части живота Хосока. — Ты случайно не взял с собой в эту поездку презервативы? — спрашивает Юнги, немного застенчиво улыбаясь. — Потому что я этого не делал. Хосок кивает, прижимаясь к его губам, ловя их в ещё одном поцелуе. — Вообще-то, взял. Юнги выглядит почти удивлённым, но на его лице расплывается улыбка, и он быстро слезает с него, чтобы позволить Хосоку встать. Он делает это, слегка спотыкаясь в полумраке. Это забавно и, может быть, немного неловко, учитывая, что Юнги на самом деле иногда находит кого-то на одну ночь, а Хосок — нет, но всё же он тот, кто носит с собой необходимую защиту. Но Юнги не комментирует это, и, когда Хосок возвращается в своё прежнее положение, он нетерпеливо забирается к нему на колени, теперь снова сжимая бутылку клубничной смазки. Он до сих пор улыбается, когда Хосок кладёт презервативы рядом с ним, протягивает ему смазку и притягивает для глубокого и страстного поцелуя. — Как ты хочешь это сделать? Вот так? — многозначительно спрашивает Юнги, когда они отстраняются, и нервное трепетание в животе Хосока становится сильнее, чем когда-либо. — Эм, я подумал, может быть, ты захочешь… возможно, заняться мной сегодня вечером? Пару секунд Юнги просто недоверчиво смотрит на него. — Ты имеешь в виду, как… О. Он снова смотрит на презервативы с пониманием в глазах: — На самом деле, я не думаю, что они мне подходят, если честно, — признаётся он с широко раскрытыми глазами и выражением боли на лице. Это так неуместно для Юнги, который несколько раз рассказывал о своём сексуальном мастерстве — смущаться из-за того, что в реальной жизни его благословили в отделе размеров. — И мне также пришлось бы потратить много времени, растягивая тебя… Мой член на самом деле не такой… дружелюбный новичок. О боже, это звучит так плохо, — он хлопает себя ладонью по лицу, его щёки пылают. — Нет, все в порядке, хён, — успокаивающе говорит Хосок, потирая бёдра Юнги вверх и вниз. Он бы солгал, если бы сказал, что не был немного расстроен из-за того, что ему отказали, но, снова посмотрев на твёрдый член Юнги, он понимает, что, возможно, тот был прав. Он действительно большой, до такой степени, что это даже пугает, особенно если подумать о том, чтобы трахнуться с ним. Юнги снова целует его, подталкивая руку Хосока, которая теперь сжимает смазку. — Могу я прокатиться на тебе? — спрашивает он, и какое бы разочарование Хосок ни испытывал раньше, оно растворяется в воздухе. — Пожалуйста, — это всё, что он может выдавить, чтобы не пускать слюни, потому что это должно быть самое горячее, что он когда-либо представлял в своей жизни. Юнги ухмыляется, вставая на колени, широко расставив ноги по бокам от Хосока, и тот наблюдает, как он открывает бутылку смазки и выдавливает её на пальцы. Мин выглядит совершенно великолепно в таком виде, обнажённый и возбуждённый, его бледное, худое тело купается в мерцании отражающихся неоновых огней снаружи. Проводя рукой вниз между ног Юнги с намерением, Хосок чувствует себя иначе, чем прошлой ночью, когда всё просто развивалось между ними, органично, но непредсказуемо. В воздухе витает настойчивость и обдуманность, и на этот раз он меньше нервничает из-за этого. Просовывая средний палец внутрь, он снова сталкивается с дразнящим теплом и мягкостью, отчего его член нетерпеливо подёргивается. Юнги на секунду сжимается, брови сходятся вместе, прежде чем выражение его лица разглаживается, а тело снова расслабляется. — Да, — шепчет он, сознательно разжимая кулаки, принимая вторжение гораздо быстрее, чем прошлой ночью. Он кажется решительным, начиная двигаться на пальце Хосока всего через пару секунд. На этот раз Хосок не ждёт команды, добавляет второй палец через минуту или две, и в ответ Юнги падает вперёд, кладя руки на грудные мышцы Хосока и начинает насаживаться на длинные пальцы, закрыв глаза. Из старшего вырывается тихий стон, выражение лица становится блаженным, а на губах появляется улыбка. Хосок чувствует, как его сердце наполняется гордостью от осознания того, что это он тот, кто заставляет Юнги чувствовать, звучать и двигаться подобным образом. Он тот, кто получает возможность испытать этот потрясающий вид. На этот раз он добавляет третий палец, наблюдая, как Юнги шипит и сжимается над ним, прежде чем быстро наклоняется и снова целует Хосока, предположительно, чтобы отвлечься от боли. — Слишком много? — спрашивает Хосок, готовый выйти, но Юнги настойчиво качает головой, прерывистый стон вырывается из него, когда Хосок касается его простаты. — Нет, нет… Чёрт. Это много, но так хорошо, не останавливайся, детка. Ласковое обращение ускользает от него так легко, как будто он его вообще не замечает, но сердце Хосока бьётся быстрее, рука движется с новой силой. Между поцелуями Юнги вслепую тянется за презервативом, наклоняется и нетерпеливо разрывает фольгу зубами. Хосок на самом деле впечатлён тем, как умело Юнги раскатывает его по члену — впервые на чей-то, кроме его собственного, на который когда-либо была причина сделать это, учитывая, что это всего лишь его второй раз, когда Мин снизу. Хосок всё ещё пытается поверить, что Юнги решил испытать это именно с ним. — Готов? — спрашивает Юнги, заставляя Хосока усмехнуться. — Разве не я должен спрашивать тебя об этом, хён? — Блять, я так готов, ты даже не представляешь. — Тогда продолжай, — говорит ему Хосок, положив руку Юнги на талию. Таким образом, по крайней мере, Юнги будет полностью контролировать глубину и темп. Ну, это если Хосоку удастся продержаться достаточно долго — волны возбуждения уже бушуют в его теле, несмотря на то, что до сих пор его почти не трогали. Но дело в том, что он действительно слаб, и просто мысленный образ Юнги, его хёна, сидящего на нем вот так, уже похож на грёбаный влажный сон. Юнги подаётся вперёд, когда Хосок вытаскивает из него свои пальцы, держа член Чона за основание, чтобы он оставался устойчивым. Очевидно, что он уже сталкивался с этим раньше, и — если Хосок правильно помнит — в этой же позе он трахнул Чимина в их самый первый раз. Крошечная его часть чувствует зависть к Юнги, считающему, что Чимин более способен обращаться с членом, чем он сам, но Хосок понимает его рассуждения. Чимин далеко не был девственником, когда переспал с Юнги в первый раз, и сейчас уже определённо слишком поздно для длительной прелюдии, но он надеется, что у него будет шанс в другой раз, теперь, когда можно с уверенностью предположить, что Юнги захочет его снова. Со стороны Юнги остается лишь немного повозиться, пока кончик члена Хосока не окажется между его ягодицами, и на этот раз первый толчок происходит без сучка и задоринки. Хосок задыхается от этого ощущения, тугой жар охватывает его, засасывая внутрь. Он смотрит в лицо Юнги, наслаждается тем, как тот сидит на нём сверху, приоткрыв рот и тяжело дыша, когда он медленно опускается по всей длине. Вероятно, это один из самых сложных выборов, которые ему когда-либо приходилось делать, решая, сосредоточиться ли на выражении лица Юнги или на точке, где они соединены, и его глаза мечутся между ними, пытаясь запечатлеть образы в своём сознании. По его мнению, Юнги впускает его намного быстрее, чем прошлой ночью (и с гораздо меньшей болью, подсказывает тихий голос в голове Хосока), его задница соприкасается с бёдрами Хосока менее чем за минуту. — Вау, — выдыхает он, полностью садясь, руки Хосока обхватывают изгиб его бёдер почти непроизвольно. — Больно? — спрашивает он, тяжело дыша, и Юнги качает головой, делая паузу, а затем вместо этого кивает. — Немного, — шепчет он. — Но это не слишком. Это просто… так глубоко. С этим утверждением Хосок полностью согласен. Чувство, что он снова насадил Юнги на свой член, его давление и тепло сводят с ума. Он хочет двигаться, так отчётливо жаждет трения, что ему приходится бороться со своим телом, чтобы не ёрзать, не толкаться в Юнги, прежде чем ему дадут на это разрешение. — Это плохо? — спрашивает он, чтобы отвлечься от этого желания и потому что ему нужно знать, хорошо ли вообще Юнги. — Ты бы предпочел снова попробовать миссионерскую позу? — добавляет он, когда Юнги не отвечает сразу, вместо этого глубоко дыша, чтобы сосредоточиться на расслаблении. Проходит еще несколько секунд, но затем Юнги качает головой, и на его лице появляется легкая улыбка. — Нет, это хорошо, это много, но это хорошо. — Да? Юнги выдыхает, волнообразно качая бёдрами, и взаимная дрожь пробегает по ним обоим. — Так хорошо, — почти хнычет он, повторяя движение. Хосок в ответ сжимает его сильнее, впиваясь пальцами в кожу, когда снова задыхается. Юнги прав, потому что это действительно так хорошо, настолько, что Хосок несколько растерялся. Он любит секс так же сильно, как и любой другой парень, но за всю свою жизнь он ни в кого не влюблялся так сильно, как сейчас в Юнги, и это довольно странная мысль. Они едва начали, а его уже трясёт от необходимости двигаться, от необходимости гнаться за оргазмом. Чёрт возьми, если он не будет осторожен, то кончит до неловкости быстро, а это последнее, чего он хочет. Не после своего потрясающего провала накануне вечером. Вместо этого он собирает всё своё внимание и осторожно начинает двигаться вверх, когда Юнги насаживается. Они оба стонут, хрипло и высоко, и Юнги позволяет своим рукам немного блуждать, пощипывая соски и нежно проводя ногтями по груди Хосока, когда тот использует свою хватку на бёдрах Юнги, чтобы потянуть его вперед, помогая движению и слегка ускоряя темп. — Хён, — шепчет он, хотя ему больше нечего сказать, и Юнги хнычет в ответ, его голова наклоняется вперёд, длинные каштановые волосы падают ему на лицо. — Чёрт, я думал об этом весь день, — бормочет он, слова выходят невнятными, но Хосок в конце концов понимает их, его пульс учащается, а бёдра приподнимаются в ответ. — Да? — Мгм, — Юнги кивает, нахмурив брови. — Не мог перестать думать о твоём члене, что, чёрт возьми, ты со мной сделал? Хосок недоверчиво смеётся над этим признанием, и на лице Юнги видна смесь застенчивого огорчения и безрассудной похоти, когда он слышит свои собственные слова. — Даже не спрашивай, я весь день был таким. — Чёрт возьми, правда? — Да, я так волновался, что ты, возможно, не захочешь делать это снова после прошлой ночи. Юнги качает головой, снова хмыкая. Они всё ещё двигаются, теперь намного быстрее, и Юнги начинает приподнимать бёдра при каждом движении, близко к тому, чтобы фактически подпрыгивать на члене Хосока. — Сок-а, забудь об этом, пожалуйста, — при следующем толчке вверх Хосок врезается в его простату, и Юнги стонет достаточно громко, чтобы эхо разнеслось по комнате. — Ты хорошо трахнул меня прошлой ночью, и… о боже… сейчас у тебя всё получается ещё лучше, так что, чёрт возьми, прекрати занижать себя! Хосок не может ответить, ощущения слишком сильные и слишком подавляющие, чтобы сделать что-либо, кроме как кивнуть, вздохнуть и ещё крепче сжать Юнги, фактически притягивая его вниз и толкаясь обратно. Он может сказать по углу, под которым они движутся, что теперь он толкается прямо в простату Юнги при каждом движении, заставляя того сжиматься вокруг него и ускоряться ещё больше. Это заставляет Юнги стонать громче, может быть, слишком громко, учитывая поздний час, его руки теперь лежат на ногах Хосока, чтобы держать осанку прямо, поддерживая себя, когда он подпрыгивает вверх и вниз. Его бёдра, должно быть, горят от того, как сильно он двигается, но либо Юнги ещё не замечает, либо он намеренно игнорирует это, потому что ему слишком хорошо. Его стоны беззастенчивы и слишком громки, гораздо громче, чем прошлой ночью. Пытаясь немного утихомирить его, Хосок поднимает одну руку и прикрывает ею рот Юнги, заглушая шум. Это помогает, но это лишь краткосрочное решение, потому что, когда Юнги приходится немного притормозить, а Хосок упирается ногами в матрас и начинает вбиваться, чтобы немного ослабить нагрузку на ноги Юнги, их бёдра по-настоящему соприкасаются. Мгновенно стоны Юнги превращаются в пронзительный скулёж, протяжный и всепроникающий, и если они не будут осторожны, весь этаж услышит, что они делают. — Надо потише, хён, — шепчет он, и жар разливается у него в животе. Юнги выглядит так великолепно, его спина прямая, бёдра дрожат от напряжения, но он не сдается, продолжает двигаться энергично и настойчиво. — Блять, тогда заставь меня, — Юнги скрипит зубами, убирая руку Хосока ото рта и прижимая её к своему горлу. — Боже мой, — глаза Хосока расширяются, но он осторожно обхватывает рукой горло Юнги, слегка надавливая, и это заставляет Юнги увеличивать темп, стонать, его лицо сморщилось от блаженства. Ему это нравится. Он любит, когда его душат. Хосок понятия не имел, но он откладывает это знание на потом, продолжая держать Юнги за горло и вбиваться в него, желая, чтобы он приблизился к оргазму, потому что Хосок уже близко. Теперь они двигаются с такой силой, что тяжёлая эрекция Юнги ударяется о живот Хосока каждый раз, когда их тела соприкасаются, и Чон смотрит на это, желая, чтобы у него была другая рука, чтобы подрочить ему. Как будто читая его мысли, Юнги обхватывает одной рукой свой член и начинает неистово дрочить. Он слишком быстро двигается сверху Хосока, выглядит слишком хорошо, ощущается слишком хорошо, и то, что Юнги вот так ласкает себя, только толкает Хосока ещё ближе к краю. — Хён, притормози, пожалуйста, я не могу, хён… Юнги смотрит на него сверху вниз, тёмная рука Хосока на его горле резко контрастирует с его белой кожей. Он кладет свою руку поверх руки Хосока на своей шее и сжимает сильнее, и Чон выполняет его приказ, оказывая большее давление и наблюдая, как рука на члене Юнги движется так быстро, что выглядит как размытое пятно. В отчаянии он снова зовет Юнги: — Ты заставишь меня кончить, хён, я не могу сдерживаться в таком темпе, пожалуйста… Всего этого слишком много, и по тому, как он сжимается, он может сказать, что Юнги близко, но он точно ближе, парит прямо на краю, сдерживаясь изо всех сил. Он не хочет кончать раньше Юнги, ему нужно убедиться, что Юнги наслаждается до самой последней секунды, но темп невероятно жёсткий, и Юнги сжимается вокруг него, стонет и хнычет всё громче и громче, чем сильнее Хосок сжимает его горло, пока Чон больше не может сдерживаться. Он переходит через край с прерывистым криком, который напоминает имя Юнги, сжимая руку сильнее, перекрывая весь шум, кроме его собственного тяжелого дыхания, когда кончает. Юнги всё ещё двигается на нём, теперь он снова больше раскачивается, чем подпрыгивает, без помощи Хосока, чтобы поднять его, но в конце концов — наконец-то — Хосок чувствует влагу, ударившую по его груди и подбородку, сквозь густой туман возбуждения, так что, по крайней мере, он знает, что Юнги тоже кончил. Он всё ещё не пришел в себя, когда все движения прекращаются, руки Юнги опускаются по бокам, держась за него, как за якорь. Когда он приходит в себя, Юнги как раз в процессе падения вперёд, рука Хосока до сих пор на его горле, но больше не давит. В его дыхании слышится хрип, и когда он ложится, то неподвижен на Хосоке, если не считать его судорожных вдохов и выдохов, так что Чон обнимает его, пытаясь посмотреть вниз, чтобы проверить, как он. — Это было слишком? Я сделал тебе больно? Качая головой, Юнги поворачивается к нему лицом, но не открывает глаз. — Это было так хорошо, боже, — хрипит. На самом деле звучит не очень хорошо, и Хосок пытается проверить его шею в темноте. Он действительно выглядит немного потрёпанным. — Я думаю, что сдавил тебе горло, хён. — Ммм, это было так чертовски горячо, — Юнги улыбается, всё ещё не открыв глаза. — Но не в том случае, если я причиню тебе боль, — Хосок спорит. — Или если гримёр–нуны придут за мной, чтобы открутить мою голову. Это заставляет Юнги усмехнуться, голос ещё звучит хрипло, когда он говорит: — Они не узнают, что это был ты, не волнуйся, я им не скажу. Мин бормочет, медленно моргая. Затем он снова со вздохом приподнимается, придвигаясь ближе, чтобы поцеловать его, но останавливается прямо перед его лицом. — Упс, — он застенчиво улыбается, на мгновение прижимаясь губами к губам Хосока, прежде чем поднять руку, чтобы вытереть подбородок. — Забыл, что такое иногда случается. — Что, ты стреляешь спермой повсюду? Юнги хлопает его по плечу, явно смущенный: — Пошёл ты, Сок-а. Хосок смотрит на себя сверху вниз, придерживая презерватив, когда Юнги осторожно встает. Выходить после того, как он стал мягким, всегда кажется странным, но это добавляет новый слой странности, когда он видит, что его верхняя часть тела покрыта спермой и смазкой, где последние остатки стекали вниз, образуя лужу под его пупком с толстыми брызгами по всему животу и груди. Снова вздохнув, Юнги делает попытку встать с кровати: — Я схожу за полотенцем, чтобы тебя вытереть, — говорит он, но не успевает далеко уйти, как Хосок хватает его за руку. — Нет, хён. Всё в порядке, я сделаю это. Приподняв бровь, Юнги поворачивается, чтобы посмотреть на него: — Сок-а, ты весь в сперме. — Да, я буду осторожен, не волнуйся, — он садится, не выпуская руки Юнги. Мин выглядит совершенно сбитым с толку, но на его губах играет улыбка. — Почему? Это совсем не логично. — Нет, логично, — утверждает Хосок. — Ты был снизу ради меня, я должен позаботиться о тебе. Улыбка Юнги становится шире, он придвигается ближе и кладёт ладонь ему на щёку, чтобы притянуть к себе для поцелуя. — Ты слишком хорош для этого мира, детка. У меня всегда было предчувствие, что ты будешь лучшим услуживающим топом, — шепчет он в губы Хосока, снова целуя его. — Что это? — спросил он. — Эм, топ, который любит хорошо заботиться о его пассивах и хочет доставить им удовольствие, включая последующий уход и тому подобное. Актив, который прислушивается к тому, чего хочет их пассив, — Юнги ухмыляется, объясняя. Хосок хмыкает, снова целует его, на мгновение игнорируя подсыхающее месиво на его теле. — Хм. А я подумал, что это просто хорошие манеры. Но я думаю, что смогу жить с этим описанием. Так… значит, ты из доминантных пассивов? — О, так ты знаешь этот термин? Невероятно, — Юнги приподнимает бровь, глядя на него, затем наклоняется в сторону, чтобы поднять с пола полотенце Хосока, которое он взял ранее. — Могу я отдать тебе хотя бы это, мой могучий топ? — К чёрту доминантных пассивов, ты просто придурок, — говорит Хосок и переворачивает его, чтобы сильно шлёпнуть по заднице. Юнги визжит в притворном ужасе. Хотя это кажется оправданным, потому что он, чёрт возьми, действительно засранец. 20 Октября 2019 Следующий день гораздо более спокойный, чем предыдущий, и не только с учётом их расписания. Приняв ещё один быстрый душ накануне вечером, Хосок снова просыпается в объятиях Юнги. На этот раз он встретился не только с сонными глазами своего хёна, но и с впечатляющим синяком на шее Юнги от удушья. И да, он слегка волнуется по этому поводу, но Юнги уверяет его, что всё в порядке, надевает толстовку с высоким воротом, несмотря на то, что на улице ещё не слишком холодно. Но так как Юнги вообще любит оставаться в тепле, никто ни в коем случае не ставит под сомнение его выбор одежды. Общение со стилистом Юнги — ещё один стресс-тест для слабой нервной системы Хосока, когда он краем глаза наблюдает, как Мин отводит её в сторону, тихо разговаривая. В конце концов она кивает, отсылает Юнги в другую комнату и хватает свой набор косметики, чтобы последовать за ним, выглядя в равной степени удивленной и шокированной. В свой последний день в Японии они отправляются в сельскую местность, дают ещё одно интервью и проводят ночь в спа-отеле, который предлагает частный онсен. Там также будут какие-то съёмки, скорее всего, для бомбочки, но большая часть ночи останется свободна. Теперь поход в онсен — потенциальная проблема с синяком, но его нервы вскоре успокаиваются, когда он узнает, что будут задействованы камеры, а это значит, что все они должны носить майки и боди, чтобы прикрыться, а обычная одежда Юнги закроет его шею и тем самым избавит их от смущения. Большинство из них, скорее всего, разденутся, как только съёмки прекратятся, но Юнги вечно ленив, и то, что он не избавится от лишнего слоя, не вызовет подозрений. Так что в целом этот день проходит гораздо спокойнее, чем предыдущий. Но это только до окончания ужина, когда они возвращаются в комнаты, чтобы подготовиться к походу вначале источники. У них с Сокджином самые дальние комнаты по коридору, и Чимин, чья комната находится на полпути, идёт с ними, чтобы собрать свой чемодан и другие вещи. Их снова засняли, когда они входили в свои гостиничные номера, так что Чимину пришлось притвориться, что он на самом деле остановился в предназначенном для него номере. — Съёмки на сегодняшний вечер отменены, — радостно сообщает им Чимин, и Хосок чуть не спотыкается о собственные ноги, но в последний момент спохватывается. У него короткое замыкание в мозгу. Никаких съемок, никаких боди. — Правда? Как так получилось? — спрашивает он, слишком хорошо осознавая, что его голос звучит немного более пронзительно, чем ему хотелось бы. К счастью, ни Чимин, ни Сокджин, похоже, ничего не заметили, идя по коридору рядом с ним. — Вроде была какая-то проблема с освещением, и на всё это ушло бы слишком много времени, — объясняет Чимин. — Они сняли момент, где Намджун-хён и Тэтэ гуляют по саду, и нам придётся снимать кадры завтра утром, притворяясь, что это полдень. Но расписание на сегодняшний вечер свободно! — заключает он, исполняя небольшой танец, чтобы передать своё волнение. — Если ты планируешь заниматься непристойными вещами с Чонгуки в ванне, я НЕ пойду, — строго говорит Сокджин, указывая в направлении Чимина, когда они проходят мимо его комнаты, не останавливаясь. Острый взгляд, который он получает в ответ, в значительной степени сродни «вызов принят», и Сокджин закатывает глаза, раздражённый вздох покидает его рот. — Мне всё равно нужен был массаж. Хочешь тоже пойти? — спрашивает он Хосока, который может быть, а может и не быть на грани паники. Юнги был слишком взволнован онсеном в последние дни, чтобы просто оставаться в своей комнате, и Хосок тоже не хочет, чтобы он пропустил неожиданно свободную ночь с другими, особенно не из-за того, что он спит с Хосоком, который, по-видимому, не знает основ безопасного секса. Однако прежде чем он успевает ответить, Чимин уже вцепляется в него, как морская звезда. — Неееет, хён. Ты должен пойти с нами, мы не тусовались целую вечность! Мне кажется, что с тех пор, как мы переехали, я вообще не видел тебя наедине. Он добавляет огромные надутые губы и умоляющие глаза, которые не должны действовать на взрослого мужчину, но ужасно эффективны, когда упомянутый мужчина — Пак Чимин. — Может быть, это потому, что вы были заняты тем, что вытрахивали друг другу мозги всякий раз, когда были дома, — проговаривает Хосок, а Чимин задумчиво постукивает себя по подбородку. — Это может быть правдой, — признаёт он, прежде чем хитрая улыбка расползается по его лицу, когда Сокджин давится в знак протеста. — Это всё равно что говорить о том, что твой ребёнок занимается сексом, прекрати! — визжит он, ударяя Пака по руке. — Радуйся, что ты только услышишь об этом. Я должен был это услышать И увидеть! — отмечает Хосок, и Чимин драматично закатывает глаза, когда они подходят, чтобы встать перед комнатой Сокджина. — Это было почти четыре года назад, когда ты перестанешь обвинять меня в этом? — спрашивает Чимин, и Хосок собирается пуститься в разглагольствования о том, сколько раз он на самом деле видел и слышал, как они оба это делали, когда Сокджин поднимает руку, крича «Что было четыре года назад?», на что Чимин просто отмахивается от него. — Он видел, как Куки катался на мне. — Боже мой, я ухожу. Прекрати рассказывать мне, как ты осквернил моего ребёнка! — О, поверь мне, — подмечает Хосок. — Твой ребёнок был осквернён всеми возможными способами. Стонущий Сокджин использует свою ключ-карту, чтобы войти в комнату, и закрывает дверь, не оглядываясь на них. Их небольшое подшучивание немного успокоило Хосока, он понимает это, как только переодевается для ванны. Может быть, Юнги ещё не слышал об отмене съёмок и всё равно появится прикрытым, и тогда никто не сможет заставить его раздеться. Он продолжает говорить себе, что всё в порядке, и они уедут отсюда нераскрытыми, и, конечно, когда он входит в онсен в сопровождении детей, он обнаруживает Юнги, одетого в черное боди и белую футболку, сидящего вместе с Намджуном, который без рубашки. — Зачем ты надел всё это, хён? Я же говорил тебе, ты не должен был этого делать! — восклицает Чимин, как только видит их хёна. Входя в воду, он подползает поближе к Юнги, и у него такое выражение лица, какое всегда бывает, когда он что-то замышляет. Хосок видит, что шансы на то, что его не разоблачат, уменьшаются. — Ммм… — Юнги открывает рот и снова закрывает его. Он совершенно очевиден, но Хосок не знает, что сказать, чтобы отвлечь от него внимание, поэтому лишь с ужасом наблюдает, как Юнги чешет затылок и говорит: — Защита от солнца? Комментарий звучит больше как вопрос, чем утверждение. Учитывая, что уже почти восемь, а солнце село час назад, он фактически преподносит это Чимину на блюдечке с голубой каёмочкой. Пак прищуривает глаза, смотрит на Намджуна, который пожимает плечами, как будто ему действительно всё равно, и возвращается к Юнги, прежде чем осознание вспыхивает на его лице. — У тебя засос, — говорит он как ни в чем не бывало. Глаза Юнги расширяются, и в лёгкой панике он тут же качает головой. — Нет, о чём ты говоришь? — бормочет он, предательский румянец уже разливается по его щекам. Возможно, сказав «да», он избавил бы себя от дальнейших неприятностей, но как бы то ни было, Хосок даже не слишком удивлен, когда Чимин практически бросается на него и — под удивлёнными взглядами Намджуна и Чонгука — в считанные мгновения одолевает Юнги, чтобы снять ткань с его шеи. Он ахает, когда обнаруживает синяк, как и Хосок, сидящий прямо напротив Юнги и видящий его впервые с утра. Он должен признать, что это не так уж плохо, но он очень чётко имеет форму большого пальца, а тепло от воды подчёркивает тёмно-красный цвет на бледной коже Юнги. Секунду никто ничего не говорит, затем Юнги высвобождается из хватки Чимина и с раздражением натягивает ткань обратно. Он не осмеливается взглянуть на Хосока. — Вау, хён, — бормочет Чонгук. — Откуда у тебя это? — спрашивает Чимин, широко раскрыв глаза. Юнги скрещивает руки на груди. На самом деле он не выглядит злым, но немного преувеличивает своё недовольство, может быть, чтобы показать Чимину, насколько нежелательным было вторжение, может быть, как средство отвлечь их и высмеять всю ситуацию. Это далеко не первый раз, когда кто-то из них появляется с засосом, даже Хосок делал это, но видимый синяк от удушья наверняка в новинку. — Не твоё дело, большое тебе спасибо, — ворчит Юнги, но Чимин остаётся невозмутимым и теперь сосредотачивает своё внимание на Хосоке. — Разве вы двое не живёте в одной комнате? — спрашивает он, его тон неразборчив. — Да… О Боже, что происходит? Чимин поворачивается к Юнги и обратно к Хосоку, прежде чем покачать головой, с насмешливым упрёком на лице, когда он говорит. — Может быть, тебе стоит присмотреть за хёном в следующий раз, чтобы он не общался с людьми, которые пытаются его убить. Облегчение захлёстывает его, когда он понимает, что Чимин на самом деле ничего не подозревает, настолько, что действительно находит слова, чтобы присоединиться к шутке. — Он мой хён, я же не могу запереть его в комнате, чтобы помешать переспать с кем-то. Это глупый комментарий, в основном он ухватился за возможность дистанцироваться от нынешнего состояния Юнги, и он оглядывается на него, ища хоть малейший признак обиды на лице Мина. Будучи настолько погружённым в свой собственный кризис идентичности, неужели он оставляет чувства Юнги вне уравнения? Черт возьми, им действительно нужно поговорить. Его хён, однако, выглядит таким же невозмутимым, как всегда, закатывает глаза и раздражённо отталкивает Чимина. — Никто не пытался убить меня, боже мой, — Юнги теперь ворчит ещё больше. — У меня был секс, меня пытались придушить, ситуация немного обострилась. Мой стилист знает и хорошо поработал над этим. Теперь доволен? Чимин просто снова качает головой, улыбаясь, и придвигается ближе к Чонгуку, который обнимает его, положив недавно татуированные пальцы ему на плечо. — Ты дикий в эти дни, хён. Секс, удушье… А я думал, что с возрастом люди становятся скучнее. Намджун фыркает, и Юнги мстит за комментарий, высовывая язык, но теперь он тоже улыбается. Он бормочет что-то о том, чтобы показать Чимину что-то дикое, но вопрос, похоже, уже решён, и Пак больше не настаивает. В каком-то смысле Хосок разделяет его восторг теперь, когда неминуемая угроза миновала. Но он не может отрицать, что часть его, независимо от того, насколько всё это ошеломляюще и ново, хотела проболтаться, показать Юнги, что ему не всё равно, что это не просто случайная связь с ним. Чонгук наклоняется, шепчет на ухо Чимину, и весёлое хихиканье и кивок, которые он получает в ответ, являются верным признаком того, что они что-то задумали. По тому, как Чонгук проводит рукой по позвоночнику Чимина, становится совершенно очевидно, что именно. — Эй, соблюдайте возрастной рейтинг! — Намджун предупреждает их, поднимая палец. Хихикающий Чонгук берёт Чимина за руку, встаёт, и они поворачиваются, чтобы подвинуться в другую часть онсена. — Это общественная баня, — предупреждающе говорит Намджун. — Они закрыли его для нас, хён, мы забронировали весь объект, — небрежно отвечает Чимин через плечо, ни один из них не делает ни малейшего движения, чтобы остановиться. — Публичная. Баня, — настаивает Намджун, раздувая ноздри и впиваясь острым взглядом в их спины. — Не волнуйся, мы просто посмотрим на звёзды, — говорит Чонгук, и они уходят. Хосок смотрит им вслед, улыбаясь и чувствуя себя лучше теперь, когда они свободны. — Как ты думаешь, нам стоит вылезти из воды? — спрашивает он, и Юнги хихикает. Намджун смотрит на него со смесью раздражения и самодовольства на лице, смотрит туда, где только что исчезли дети, и обратно на Хосока. — Ты не тот, кто должен такое говорить, — он усмехается, и за этим кроется смысл, которого Хосок не понимает. Это сбивает с толку и немного тревожит. — Что, я? Я никогда не делал ничего такого в общественном месте, как это. — О, правда? — брови Намджуна поднимаются до самой линии волос, и его взгляд становится пронзительным, когда он смотрит на них. — Я мог бы поклясться, что это вы двое трахались друг с другом последние две ночи подряд… прямо рядом с моей комнатой. Тишина длится, кажется, целую вечность, но, вероятно, это всего лишь пара мгновений. Разум Хосока совершенно, абсолютно пуст. — В следующий раз, когда вы решите попробовать БДСМ, пожалуйста, подумайте о нас, бедных душах, которые просто пытаются заснуть. — Ммм… — снова произносит Юнги, в равной степени растерянный. Они встречаются взглядами на долю секунды, оба мгновенно отводят глаза, и Хосок чувствует себя униженным, страх поднимается в его груди, как желчь. — Ты ничего не сказал, — бормочет Юнги едва слышно. Намджун сдвигается с места, на котором сидит, выражение его лица всё ещё в основном не впечатлённое, но хитрая улыбка угрожает пробиться сквозь. — Я спал в ту первую ночь. Проснулся, потому что мне показалось, что я слышал, как кто-то… как будто ему больно или что-то в этом роде. Но потом всё стихло, я слышал, как ты говоришь, но не то, что ты сказал, так что я снова задремал. Проснулся ради… грандиозного финала, — объясняет он, и они оба опускают глаза, их лица горят от стыда. — Хотя прошлой ночью, я имею в виду, какого хрена? Что вы вообще делали друг с другом? Кроме того, с каких это пор вы, ребята, вообще трахаетесь, разве ты не натурал, Хоб-а? Горячие и холодные мурашки пробегают по спине Хосока, и они не имеют абсолютно никакого отношения к температуре воды, в которой он сидит. Всё ещё безучастный, он просто смотрит на своего лидера широко раскрытыми глазами, пытаясь составить связное предложение, но его разум как будто опустел. Вместо этого заговаривает Юнги: — Да, это так, оставь его в покое. Это было случайно, ясно? Мы были немного возбуждены, возможность была, и всё это просто каким-то образом произошло. Извини, что побеспокоили тебя, это больше не повторится. — Случайность? Случайность. Хм. Этого больше не повторится. — Да, ты знаешь… — Юнги замолкает, его лицо и уши до сих пор ярко-красные. — Нет, я не знаю, — Намджун качает головой. — Я никогда не трахал своего друга и коллегу «случайно» две ночи подряд. Я имею в виду, не то чтобы я осуждаю, ты можешь делать всё, что хочешь, просто, может быть, постарайся не разбудить весь отель в следующий раз, когда… произойдёт случайность. — О, чёрт возьми, Намджун. Он только что сказал тебе, что это была ошибка, — Хосок встает, прежде чем успевает остановиться, смущение и стыд сменяются беспомощным гневом. Глаза Юнги расширяются, и паника мелькает на его лице. — Это не то, что я… — начинает он, но Хосок перебивает его. — Мы трахались, это была глупая идея, и мы сожалеем, что втянули тебя в это. Ты это слышал, это больше не повторится, — он выплёвывает последнюю часть яростнее, чем любая реплика, которую он когда-либо произносил на сцене. Намджун смотрит на него, открыв рот, его прежняя насмешливая улыбка теперь исчезла и сменилась беспокойством. — Хосок-а, — говорит он спокойно, но Хосок этого не понимает. Ему нужно уйти от этого, от Намджуна, который выглядит так, будто не может решить, злится он или хочет посмеяться над ними, и от Юнги, который, по-видимому, совсем не пострадал от скрытности Хосока и вместо этого, кажется, сожалеет, что всё это вообще произошло в первую очередь. Он унижен и осмеян, и сейчас это просто невыносимо. — Я иду в свою комнату, — говорит он, поворачиваясь и отвешивая жёсткий поклон Намджуну, игнорируя Юнги, который всё ещё пялится на него. — Прости, что тебе пришлось слушать это дерьмо. Я прошу прощения. Затем он поворачивается, плотнее обматывает бёдра полотенцем и выходит так быстро, как только может. На полпути к выходу он слышит рычащий голос Юнги: — Ну, это было чертовски гладко, спасибо, Намджун-а. Хосок не останавливается, чтобы послушать. Состроив гримасу, чтобы не привлекать к себе внимания проходящих мимо сотрудников, он хватает остальные свои вещи и уходит.***
Уже в комнате он решает принять долгий горячий душ. Его так и подмывает заплакать — всё равно на него льётся вода — чтобы выплеснуть накопившуюся тревогу и непреодолимое давление, которые он испытывает, из своей системы, но он сдерживает слёзы, запирая своё разочарование и стыд в груди, пока либо не взорвётся, либо не получит шанс всё это высвободить в танце. Тебе больше некого винить, кроме себя, говорит тоненький голосок. Теперь твой друг знает, что ты трахался со своим другим другом две ночи подряд, и каждый раз ты выставлял себя полным дураком. Благодаря ему Юнги теперь бегает с синяком размером с гребаную башню Намсан на шее, дети думают, что он переспал со случайным незнакомцем, и Намджун, вероятно, никогда не позволит ему забыть об этом. И в довершение всего — Юнги назвал их роман случайностью и вопросом удобства. Так что, по сути, это ошибка. Ну, тебе было интересно, что он думает, произносит внутренний голос, когда Хосок вытирается полотенцем и надевает пушистый белый халат. Теперь ты знаешь. Вернувшись в свою комнату один, с целой одинокой ночью впереди, он вдруг чувствует себя невероятно маленьким и потерянным, целую минуту стоя посреди комнаты и не зная, что с собой делать. Включив телевизор, а затем снова выключив, может быть, через минуту бессмысленного разглядывания, он смотрит в окно в тихую темноту. Так мне и надо, думает Хосок, за то, что на этот раз не был начеку. Так легко было ввязаться в эту историю с Юнги. Он даже не беспокоился весь день о недостающих прикосновениях и близости. Он был так уверен, что, как только у них снова появится возможность побыть наедине, они просто вернутся к новообретённой привычке. Или, может быть, он вообще не думал, он не знает, но он точно не ожидал оказаться один в комнате, прячась от остальной группы, желая оказаться в своей постели, чтобы он мог, по крайней мере, умереть спокойно, может быть, с Микки на руках. Стук в дверь отрывает его от размышлений, и он поднимает голову и смотрит на дверь, на мгновение прищурившись, как будто его глаза могут развить рентгеновское зрение. Звонок не прозвенел, желая сохранить всё в тайне, чтобы Хосоку не пришлось гадать, кто это. Он встаёт, медленно проходит через комнату, но как только подходит к двери, он открывает её без колебаний, не утруждая себя проверкой текущего наличия на нём одежды. Юнги выглядит маленьким и неуверенным, когда стоит в коридоре, одетый только в свой собственный белый халат и тапочки, с мокрыми волосами и синяком в форме руки на шее, выставленным на всеобщее обозрение. Он крутит в руках ключ-карту от его комнаты и смотрит на Хосока из-под чёлки. — Прости, что сказал, что это ничего не значило, Хосок-а, — глаза Юнги умоляют, его голос немного дрожит. — Я просто хотел, чтобы Джун отстал от нас, но я не думаю, что это было ошибкой… это много значило для меня. Хосок понимает. Он понимает, но слов, чтобы передать своё понимание, ему не хватает. Поэтому вместо этого он отходит в сторону, жестом приглашая Юнги войти, и изменение атмосферы снова становится ощутимым. Возможно, слова вообще являются корнем их проблем, потому что всякий раз, когда они не говорят, а просто действуют, их тела, кажется, прекрасно общаются. И, может быть, его мысли очевидны, их легко прочесть на его лице, потому что Юнги не проходит дальше, чем мимо двери, закрывает её за собой и прислоняется к ней спиной, когда фигура Хосока толкает его внутрь номера. Юнги кладёт руки на плечи Хосока, притягивая его к себе, и закрывает глаза, когда Чон наклоняется, чтобы прижать их губы друг к другу. Юнги издаёт довольный вздох и обнимает Хосока за шею, их тела прижимаются к двери. Этот первый поцелуй отличается от двух других предыдущих ночей. Очевидно, он менее робкий, чем их самый первый, но и намного менее отчаянный, чем второй. Теперь есть удовлетворение, которое не проявлялось раньше, пока дело не было сделано и их тела не были расслаблены. На этот раз Хосок чувствует себя по-другому. Он спокоен, сосредоточен, даже напорист, от его прежней неуверенности не осталось и следа. Несмотря на всё, Юнги вернулся к нему, рискуя быть обнаруженным ещё больше, потому что Намджун мог прийти в их комнату, стремясь продолжить обсуждение этого вопроса. Или любой другой участник мог бы решить нанести им визит, может быть, Чимин и Тэ захотят пойти выпить, а потом они, возможно, окажутся перед этой комнатой и услышат, как они трахаются. Потому что то, как они целуются сейчас, не вызывает у него никаких сомнений в том, что он снова переспит с Юнги сегодня вечером, и на этот раз это не будет поспешный быстрый секс посреди ночи. На этот раз едва пробило девять, и у них есть вся ночь. На этот раз комната не тёмная, а залита мягким тёплым светом и пахнет сосной и кедровым деревом, напоминая ему о том, как Юнги пах в прошлом. На этот раз у Юнги нет причин быть здесь, кроме желания быть с Хосоком. Юнги мычит ему в рот, приоткрывает свой ещё шире, чтобы позволить Хосоку углубить поцелуй так, как ему заблагорассудится. Он крепко держит его, пока Хосок проводит руками вверх и вниз по его бокам, махровая ткань грубая под пальцами, и когда Чон скользит руками вниз к ягодицам Юнги и тянет его вверх, тот, кажется, слишком готов к прыжку. Хосок держит его вот так, обеими руками поддерживая, ноги Юнги обхватывают его талию, их бёдра прижаты друг к другу. Юнги ещё не тверд, но уже близко, предвкушая, как он целует Хосока, берёт инициативу на себя, пока Чон занят тем, что несёт его обратно в комнату и осторожно кладёт на середину кровати, не прерывая поцелуй. Только тогда он отстраняется, чтобы посмотреть на Юнги в тёплом жёлтом свете прикроватных ламп. Он осознает, что не улыбается, но Юнги, похоже, не возражает против его сосредоточенности. Не торопясь, Хосок протягивает руку и развязывает узел его халата, позволяя концам пояса упасть в стороны. Он тянет полы в сторону, открывая их по отдельности, чтобы обнажить тело Юнги, как будто разворачивает подарок. Если подумать, то это именно то, на что это похоже. Он забирается на кровать, оседлав бёдра Юнги, точно так же, как старший делал это прошлой ночью. И точно так же, как Юнги, он начинает целовать огромное пространство мягкой кожи под ним, начиная с линии челюсти Мина и продвигаясь вниз, впитывая и запоминая каждый звук, который издаёт Юнги. Поцелуй в его ключицы вызывает тихий вздох, а мазок языком по одному из сосков Юнги приводит к легкому стону. Он тщательно исследует тело старшего, целуя и прикасаясь, ощущая редкие волосы на его голенях, изгибающиеся мышцы бёдер, мягкость нижней части живота. На бёдрах Юнги множество крошечных синяков, оставшихся там, где Хосок слишком крепко сжимал его прошлой ночью, и он целует их тоже, успокаивающе проводя языком по повреждённой коже. Он садится и раздвигает ноги Юнги, чтобы прочертить длинную дорожку поцелуев с открытым ртом от левого колена до паха, оставляя ещё один засос возле тазобедренной косточки. Юнги наблюдает за ним всё это время, прикрыв глаза и учащая дыхание с каждой минутой. Однако, в отличие от предыдущей ночи, он остаётся совершенно податливым, позволяя себе получать удовольствие. Его удивительно послушное поведение только больше успокаивает Хосока, давая знать, что Юнги доверяет ему достаточно, чтобы позволить взять инициативу в свои руки, достаточно, чтобы Юнги в конце концов закрыл глаза, запустил руки в волосы Хосока, позволив всему своему обычному самообладанию уйти и просто чувствовать. К тому времени, как Хосок устраивается у него между ног и оказывается в непосредственной близости от пульсирующей эрекции Юнги, его хён буквально извивается на кровати от длительной прелюдии, тихо постанывая. Одна его рука всё ещё зарыта в волосы Хосока, часто слегка дёргая, другая, левая, блуждает, цепляясь за простыни, за собственную ногу, лаская любую часть тела Хосока, до которой он может дотянуться. Вблизи член Юнги выглядит ещё более устрашающе, но он не отступает от вызова и, двигаясь ниже, ведёт языком длинную широкую полоску от основания до головки. Примерно на полпути член сильно дёргается и бьёт Хосока прямо по лицу, заставляя их обоих хихикать. Хосок с улыбкой поднимает глаза, прежде чем продолжить свой путь, и смотрит на выражение лица Юнги, такое счастливое и расслабленное, его плечи слегка подрагивают от смеха, дёсны выставлены напоказ, но глаза до сих пор закрыты. Это заставляет сердце Хосока наполняться любовью так же сильно, как внезапный стон Юнги, когда он достигает головки, что заставляет его собственный член набухать, может быть, скорее от простого возбуждения, чем от нежности. Он хочет попросить совета, хочет, чтобы Юнги дал ему указания, как заставить его чувствовать себя хорошо, но на этот раз он сдерживается. Никакой неуверенности, никаких дальнейших расспросов. Он собирается заставить Юнги чувствовать себя хорошо, полагаясь на своё мастерство и делая это на своих условиях. Обхватив рукой толстый ствол Юнги, он поднимает его и направляет в рот, не отрывая взгляда от лица Мина. Это отвлекает его внимание от члена во рту, но это окупается, когда он становится свидетелем того момента, когда глаза Юнги открываются, и взгляд падает на него. Застонав, Юнги запрокидывает голову назад, пальцы в волосах Хосока сжимаются сильнее. — Чёрт возьми, Сок-а. Хосок широко улыбается в ответ, вбирая его с ещё большим рвением. — Никогда не думал, что однажды у меня будет такой вид, — Юнги ахает, приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть на Хосока. Его рот расслабляется, и голова снова запрокидывается, когда Хосок прижимает свой язык к нижней стороне головки, сильно посасывая и втягивая щёки, чтобы создать вакуум, опускаясь так низко, как только может. Он отталкивается исключительно от того, что ему лично нравится, когда он получает минет, но, похоже, это прекрасно работает и на Юнги. Грудь Юнги вздымается к тому времени, когда Хосок отрывается и на мгновение вертит головой, чтобы дать передышку своей напряжённой челюсти. — Думал о том, чтобы я часто отсасывал тебе? — дразнит, но Юнги, кажется, слишком возбужден, чтобы понять шутку, потому что всё, что он получает от него — это придушенное жалостливое хныканье, когда Чон возвращается к члену, и Юнги позволяет себе упасть обратно на кровать, обе его руки теперь зарываются в волосы Хосока. — Блять, пожалуйста, почему ты так хорош в этом? Ты уверен, что это у тебя в первый раз? — он беспомощно хнычет. Хосок хихикает, снова отстраняясь, и нависает над лицом Юнги. Он опирается руками по обе стороны от головы Мина, чтобы поцеловать его, наслаждаясь тем, как руки и ноги старшего немедленно обхватывают его, чтобы притянуть ближе. — На самом деле, мой вечно возбуждённый сосед по комнате однажды предложил научить меня, но я отказался. Наверное, мне следовало согласиться, — он улыбается во время следующего поцелуя, обхватывая член Юнги рукой и крепко сжимая. — Поверь мне, ты чертовски здорово справляешься сам, — Юнги задыхается, целуя его глубоко и жадно, его бёдра всё ещё извиваются под рукой Хосока. — Мм, тогда мне стоит вернуться к этому? На этот раз Юнги качает головой, обхватывая ладонями щёки Хосока, и сближает их лбы, пока они не соприкасаются. Долгое мгновение никто из них не двигается, только голова Хосока качается, и они просто медлят, вдыхая друг друга. Затем глаза Юнги снова находят его, и в них появляется блеск, которого Хосок не видел ни в одну из предыдущих ночей. — Трахни меня, — шепчет он. Хосок ждал, когда Юнги произнесёт эти слова, даже ожидал их, но на самом деле слышать их всё равно кажется другим, особенным и приятным. Он мурлычет и утыкается носом в висок Юнги, прежде чем наклониться, чтобы снова поцеловать его. — Тебе не слишком больно? — спрашивает он, проводя рукой по боку Юнги. Мин качает головой, улыбаясь, тело выгибается от прикосновения: — Я в порядке, детка. — Хорошо, — Хосок кивает. — Ты принёс… — Да, — похлопывая по левой открытой стороне своего халата, Юнги в конце концов находит карман и лезет в него, чтобы достать чёртову клубничную смазку, которую так полюбил Хосок. Он приподнимает бровь, когда Юнги протягивает ему бутылку. — Самонадеянно, не так ли? — издевается он, заставляя Юнги закатить глаза и немного покраснеть. — Можем ли мы вместо этого согласиться на «обнадёживающее»? — он притягивает голову Хосока к себе для ещё одного поцелуя, на этот раз более короткого, нетерпение заставляет его снова ёрзать. В конце концов Хосок кивает: — Повернись. Нежно касаясь колена Юнги, он жестом велит ему сомкнуть ноги, и Юнги прикусывает губу и долго смотрит на него, прежде чем повернуться, выполняя приказ Хосока. Он помогает расположиться Юнги, заставляя его лечь по центру кровати, сложив руки под головой. Он хватает одну из дополнительных подушек и кладёт её под пах Юнги так, что его спина красиво выгибается, а ягодицы выставлены на всеобщее обозрение. Они не разговаривают, но Хосок замечает довольную улыбку, появляющуюся на губах Юнги, когда он прижимает член Мина к его животу, прямо перед тем, как надавить на поясницу, чтобы направить его вниз. Сидя на корточках, он просто мгновение смотрит на Юнги, распростёртого на кровати, обнажённого и расслабленного, и в то же время полного предвкушения того, что Хосок может с ним сделать. Его бледная кожа, кажется, светится в тёплом свете спальни, и Хосок не может смириться с ярко выраженным изгибом его задницы и слегка раздвинутыми стройными бёдрами, которые сигнализируют о приглашении встать между ними. Слова срываются с его губ еще до того, как Хосок успевает обдумать их как следует, слишком захваченный внезапным желанием, которого он никогда раньше не испытывал за все те годы, что знал Юнги. — Ты чертовски великолепен. Честно говоря, он не знает, какой реакции ожидал от Юнги, но уж точно не того, что он будет хныкать и краснеть самым милым, самым невинным образом. Он ёрзает, возможно, не зная, как отнестись к комплименту, пытается замаскировать свой восторг от похвалы игриво-раздражённым фырканьем и покачиванием задницей. — Если тебе это нравится, может быть, тебе стоит что-то с этим сделать, — ворчит он, и Хосок сдерживается, чтобы не рассмеяться над его привлекательностью. Вместо этого он заходит Юнги за спину, открывает бутылочку со смазкой и наносит немного на ладонь. Согревая её между пальцами, он ещё раз проводит сухой рукой по позвоночнику Юнги, вниз к левой ягодице, слегка оттягивая. — Выгни спину, — приказывает он, и когда Юнги делает это, Хосок снова раздвигает половинки, впервые по-настоящему глядя на него. У него сложилось впечатление, что его сексуальный опыт был довольно обширным, и не похоже, что время с Юнги полностью изменило это впечатление. Но вся сфера анального секса была для него загадкой ещё два дня назад, и он думает, что ему ещё многому предстоит научиться. Его бывшая девушка Чимин наверняка попробовала бы это с ним, если бы они оставались вместе дольше, так как она была очень предприимчивой, когда дело доходило до секса. Но на самом деле, он правда рад испытывать это со своим хёном, не только потому, что он доверяет Юнги больше, чем любой из своих бывших. Нет, это волнующе, потому что, как бы ни была страшна эта мысль, его влечет к Юнги совершенно незнакомым ему способом. Может быть, это действительно делает его бисексуалом, он не уверен, и, возможно, это откровение должно напугать его до смерти, а может быть, и нет. Возможно, он только сейчас видит то, что было перед ним в течение девяти лет. Юнги немного ёрзает, когда Хосок проводит подушечками двух пальцев по его сфинктеру, осторожно размазывая смазку. — Холодно? — спрашивает его Хосок, потирая немного сильнее, чтобы создать немного тепла. Несколько секунд Юнги молчит, но ещё больше ёрзает. — Чувствую себя… незащищённым, — наконец он шепчет Хосок успокаивающе проводит рукой по полной попке Юнги. — Ты понятия не имеешь, насколько ты горяч, хён, — говорит он ему, и на этот раз Юнги только дрожит, его уши краснеют от того, как сильно он смущён, пряча лицо в руках. — Ты действительно так думаешь? — спрашивает он тихим и хрупким голосом, полным сомнения. — Боже, да. Хочешь знать, насколько это горячо? — Да… — Юнги дышит глубоко, возможно, чувствуя, что Хосок собирается сделать. Расстегнув перед своего собственного халата, Хосок обеими руками сжимает бёдра Юнги и прижимается к нему, позволяя почувствовать твёрдую длину его члена, который нетерпеливо пытается пробиться между ягодицами Юнги, пока нетронутый, но уже твёрдый, как камень, просто от взгляда на Юнги. Это заставляет Мина стонать и подаваться назад в ответ, как будто пытаясь сразу же насадиться на него. — Подожди, дай я тебя подготовлю, — улыбается Хосок, отстраняясь, когда одна из рук Юнги возвращается, чтобы дотянуться до него, и Юнги немного ворчит, но снова убирает руку, теперь выпячивая задницу без колебаний или застенчивости. Он легко впускает первый палец, расслабляясь вокруг него в течение нескольких секунд, его дыхание ровное. Хосок наблюдает, как палец исчезает внутри Юнги, чувствует сжатие, а затем сознательное расслабление, когда тело старшего раскрывается для него. Когда он добавляет второй палец, он ожидает большего сопротивления, но его не последовало. Юнги глубоко вздыхает при новом вторжении, ещё шире раздвигает ноги и ещё больше выпячивает задницу. — Чёрт, — шепчет он во второй раз, когда Хосок толкает их внутрь, его бёдра немного приподнимаются, а при третьем толчке Юнги прижимается к нему, затем опускаясь обратно на подушку. Дрожащий стон вырывается из него, и он снова краснеет, но продолжает насаживаться на пальцы, двигаясь в устойчивом темпе. К тому времени, как Хосок добавляет третий палец, Юнги без стеснения вжимается в подушку, тяжело дыша в сложенные руки, несмотря на то, что Хосок до сих пор вообще не прикасался к его простате. Он продолжает выжидать ещё несколько толчков, пока не убедится, что тело Юнги привыкло к трём пальцам внутри него. Затем он решительно засовывает все три обратно и сгибает. Юнги напрягается, его спина выгибается дугой, и он запрокидывает голову назад, беззастенчиво постанывая. И как только он начинает, кажется, его уже ничто не остановит, хотя Хосок и не собирается этого делать. Он держит пальцы там, где они есть, вбиваясь всё сильнее и сильнее, и Юнги принимает это, стонет и толкается в подушку с безрассудной самозабвенностью. Хосок испытывает искушение заставить его кончить только от пальцев, но в конце концов Юнги заставляет свои бёдра замедлиться, поворачивая голову, чтобы посмотреть на Хосока. — Пожалуйста, пожалуйста, трахни меня, — шепчет он, сжимая дырочку вокруг пальцев Хосока. Хосок кивает, прижимает головку своего набухшего члена к одной из ягодиц Юнги, влажный кончик размазывается по ней. — Презерватив, — говорит он, осторожно отстраняясь от Юнги, собираясь встать с кровати и добраться до своего чемодана, но Юнги издаёт тихое неодобрительное ворчание, и когда Хосок смотрит на него, в его глазах мольба. — Мы можем сделать это без него? — спрашивает он, и глаза Хосока расширяются, он вспоминает их первый раз две ночи назад. — Ты этого хочешь? На этот раз Юнги даже не краснеет, когда отвечает: — Да, я хочу этого. Я могу потом снова принять душ, мне всё равно, просто… да, я этого хочу. Хосок сглатывает. Это будет его концом, он уверен в этом. — Хорошо, — кивает Хосок и проводит сухой левой рукой по пояснице Юнги. — Оставайся вот так, — приказывает, в то время как другая его рука тянется за смазкой, а Юнги просто мычит в ответ и выгибает спину так сильно, как только может. Он больше не двигает бёдрами, но если сокращение мышц и напряжение в спине являются каким-либо показателем, то он уже чрезвычайно взвинчен и нетерпелив. Хосок быстро приходит в себя, несмотря на то, как хорошо это ощущается, затем он наклоняется вперёд на одной руке, целует шею Юнги прямо там, где находится синяк, в то время как другая рука пристраивает его член. — Готов? — он шепчет Юнги на ухо, касаясь губами его серёжек. — Да. Зная, чего ожидать на этот раз, ему требуется гораздо меньше усилий, и это гораздо менее страшно. Хосок толкается внутрь, сначала только головкой, делает паузу, чтобы дать Юнги привыкнуть. Это так тепло и удивительно, что ему действительно приходится сдерживать себя, чтобы не двинуться с места прямо сейчас. Юнги глубоко дышит под ним, сосредоточенно нахмурив брови, и, отпустив свой член, Хосок наклоняется вперёд, упирается руками по обе стороны от тела Юнги, пока его грудь не оказывается на одном уровне со спиной Мина. — Вот и всё, детка, дыши для меня, — шепчет он, оставляя дорожку поцелуев вдоль позвоночника Юнги, ожидая, когда тот разожмёт кулаки и откроется. — Ты так хорошо принимаешь меня, хён. Юнги заметно гордится собой от этого утверждения, теперь на его губах играет улыбка, когда он сознательно пытается расслабиться. Это взаимное усилие, Юнги выгибается и отталкивается, тихие всхлипы время от времени срываются с его губ, и Хосок целует любую часть Юнги, до которой может дотянуться, неуклонно продвигаясь вперёд. Он начинает с медленных и неглубоких толчков, как только замечает, что Юнги начал тереться о подушку, и Хосок немедленно вознаграждается тихим стоном, когда его вес тела толкает Юнги вперёд в ткань. Однако темп не замедляется надолго, Юнги вскоре теряет терпение, отталкиваясь сильнее, и в ответ Хосок вбивается быстрее, глубже, в конце концов снова добираясь до простаты Юнги. Первое прикосновение к ней заставляет Юнги снова запрокинуть голову, ругаясь, сжимаясь и впиваясь пальцами простыни перед собой. — Чёрт возьми, да. Улыбающийся Хосок наклоняется к нему, повторяя движение: — Да? Вот так? — Ага. Да, вот так, Сок-а, — Юнги хнычет, его бёдра теперь вдавливаются в подушку каждый раз, когда Хосок вбивается в него. Это заставляет Чона на мгновение забеспокоиться, испугавшись, что трение может быть слишком сильным для члена Юнги, но ему, кажется, это нравится, он кричит при каждом толчке, его рот приоткрыт, а глаза закрыты от удовольствия. — Сильнее, — требует он, и Хосок подчиняется, толкаясь достаточно сильно, чтобы кровать начала тихо скрипеть. Это так приятно, и Юнги великолепен под ним, вот так приподнятый, позволяющий Хосоку заботиться о нём, быть с ним вот так. Доверие, которое Юнги показал, заставляет сердце Хосока биться сильнее, чем когда-либо мог его член. Он снова меняет ритм, двигаясь медленнее и глубже, а затем прокладывает себе путь к серии быстрых, резких и неумолимых толчков, каждый из которых нацелен прямо на простату Юнги, и, несмотря на то, что он знает, насколько тот возбуждён, Хосок на самом деле удивлен, почувствовав, как Юнги внезапно напрягается, его дыхание прерывается, а затем дрожь пробегает по всему телу, костяшки пальцев белеют там, где они сжимают простыни, и с длинным стоном, который эхом разносится по комнате, Юнги кончает под ним. — Блять, — выдыхает Хосок, Юнги сжимает его так сильно, что у него перед глазами появляются тёмные пятна. Он всё ещё сильно толкается, трахая Юнги, и когда он начинает замедляться, одна из рук Юнги взметается назад, чтобы удержать его бедро на месте. — Не останавливайся, пожалуйста, продолжай, — он умоляет, и кто такой Хосок, чтобы ослушаться. Он переносит вес на свою поддерживающую руку, подтягивает бёдра Юнги вверх, когда тот поднимается на колени, а затем приподнимает своё тело, ставя Юнги полностью по-собачьи. Он вроде как хочет перевернуть его, чтобы посмотреть на него, но их движению способствует импульс, который он не хочет терять, поэтому он держит бёдра Юнги неподвижно, впиваясь в синяки с прошлой ночи, быстро двигая бёдрами. — Ты так хорошо принимаешь меня, хён. Кто бы мог подумать, что ты хорош не только твоим ртом… — Чёртов ад, — Юнги ругается, сжимая кулаки сильнее. Хосок тянет его вверх до упора, Юнги прислоняется к его груди, широко расставив бёдра. Одна рука Юнги поднимается, чтобы схватить Хосока за волосы, другая держит его за бедро, впиваясь кончиками пальцев достаточно сильно, чтобы оставить синяк. Хосок улыбается. Может быть, это возмездие. Он снова опускает руку вниз, обнаруживая, что Юнги покрыт его собственной спермой, но член до сих пор твёрдый и опухший, поэтому он крепче сжимает Юнги, быстро двигая рукой, когда он входит в него. Мин теперь почти не двигается, позволяя Хосоку использовать его так, как ему заблагорассудится. Он тяжело дышит сквозь стиснутые зубы, а затем его рот открывается от особенно глубокого толчка, бёдра сильно дрожат, и он начинает стонать достаточно громко, чтобы это ещё долго звучало в ушах Хосока. Он подумывает успокоить его, потому что, даже если ни у кого из других участников нет комнаты рядом с ними, люди снаружи в зале определённо услышат их, но он не может заставить себя остановиться, желая услышать, как сильно Юнги любит, когда его так берут. Тепло скручивается у основания позвоночника, его яйца поджимаются, и Хосок снова опускает рот к горлу Юнги, прямо к отметине, которую он там оставил. Он не кусается, но позволяет Юнги почувствовать его зубы, когда его внимание сужается до одной точки между ног, его разум в тумане, удовольствие нарастает и нарастает — Кто бы мог подумать, что тебе нравится принадлежать кому-то, хён? — он шепчет, уткнувшись в кожу, и Юнги снова сжимается, отчаянный стон вырывается из его горла, а член пульсирует в руке Хосока. Он подносит руку к головке как раз вовремя, чтобы уловить оргазм Юнги, на этот раз намного меньшее, и со стоном он последний раз толкается в податливое тело перед ним и тоже кончает. Ему требуется некоторое время, чтобы полностью прийти в себя, Юнги тихо постанывает ему в ухо с каждым новым толчком внутри него. Они оба вспотели, тяжело дышат, и Хосок держится за Юнги, как за спасательный круг, голова Мина покоится у него на плече. Через минуту или две он чувствует, как Юнги хихикает, плечи трясутся от этого движения. — Чёрт. — Да, — соглашается он со слабой улыбкой. — Кто ты такой и что, чёрт возьми, ты сделал с Чон Хосоком? — спрашивает Юнги, лаская его руки, заставляя Хосока тоже смеяться. — Так плохо? — дразнит он, выходя. — Я мог бы поклясться, что тебе только что понравилось… Наблюдать, как его собственная сперма вытекает из Юнги, — совершенно странное ощущение, вызывающее приливы жара по спине, собственничество и гордость. Глупо чувствовать это, но он ничего не может с собой поделать, когда смотрит вниз и всё, о чем он может думать, — это моё, только моё. — Ты невероятный. Я не думаю, что когда-либо кончал дважды за один раз. Да, он определённо ничего не может с этим поделать. Юнги стонет, когда Хосок отпускает его, протягивая руку, чтобы убрать испачканную подушку из-под него. Мин едва дожидается, пока Хосок уберет её, чтобы позволить себе упасть вперёд на кровать, закрыв глаза и раскинув руки, чтобы занять всё пространство. — Я передумал, я не буду принимать душ сегодня вечером, — решительно заявляет он, и Хосок с удивлением наблюдает, когда он встаёт, чтобы принести полотенце. — Ну, я не могу заставить тебя, но ты знаешь, кем это делает тебя, верно? Приоткрыв один глаз, Юнги настороженно смотрит на него. — Кем? — Твинки. — Я, блять, ненавижу тебя.***
На этот раз Юнги позволяет себя очистить, ложась на спину с закрытыми глазами, пока Хосок проводит тёплым полотенцем по его коже. Он следует по влажному следу поцелуями, которые заставляют Юнги хихикать. Глубокое, удовлетворённое урчание в его груди заставляет Хосока удваивать свои усилия. Он также заботится о его дырочке в меру своих способностей, Юнги целую минуту упрекает его за плохой каламбур. После их уборки Хосок включает случайную программу по телевизору, и они прижимаются друг к другу в постели, впервые полностью обнажённые, ни один из них не обращает особого внимания на происходящее. Юнги лежит на боку, прижавшись спиной к груди Хосока, и время от времени он поворачивает голову, вытягивая шею, и наклоняется для поцелуя или двух. Они целуются медленно, томно, и когда Хосок начинает ласкать руки и бока Юнги, проводя кончиками пальцев по тёплому телу перед ним в случайных узорах, Юнги закрывает глаза и прижимается ещё ближе, их тела полностью соприкасаются. Это тоже легко, думает Хосок. Он бы подумал, что секс с другом всё усложнит и поставит под угрозу дружбу, но прямо сейчас он не боится покинуть эту комнату и просто снова стать другом Юнги. Единственное, что несколько беспокоит, — это знание Намджуна и вопрос о том, рассказывать ли участникам или нет. Он думает, что Юнги, возможно, заснул, но через некоторое время он поворачивается в объятиях Хосока и целует его медленно и глубоко. Когда он отстраняется, то продолжает смотреть на губы Хосока. — Я сказал себе, что пришёл сюда с намерением поговорить с тобой, но, честно говоря, мне это было нужно. Мне нужно было быть с тобой вот так и действительно уметь наслаждаться этим. Он делает паузу, сдерживая себя. — Не то чтобы мне не нравились первые две ночи, пожалуйста, не думай так. Но в первый раз это было совершенно непреднамеренно и всё такое. И прошлой ночью я просто вроде как… хотел поскорее заняться сексом и покончить с этим, чтобы быть уверенным, что первый раз не был случайностью. Но мне это нравилось оба раза, просто… на этот раз я чувствовал себя в безопасности и… как будто я мог просто быть собой, если это имеет смысл. Он кажется искренне обеспокоенным, желая убедиться, что Хосок не понял неправильно, и это каким-то образом помогает ещё больше успокоить Хосока. — Нет, я понимаю, — говорит он. — Сегодня было… Это было так по-другому… Я почувствовал, что наконец-то знаю, что делаю, — он беспомощно хихикает, и ответная улыбка Юнги тёплая и обнадёживающая. — Ты был так чертовски хорош сегодня, что я даже не знал, что со мной происходит, — комментирует он, и Хосок чувствует, что улыбается так широко и счастливо, что это почти причиняет боль. — Достаточно хорошо, чтобы это повторилось снова? — он хочет знать, потому что, хоть это уже третий раз за три дня, он точно не знает, что делать дальше. Он знает, чего хочет, но Юнги может просто покончить с этим после сегодняшнего дня. Юнги, однако, кладет ладонь ему на щёку и снова целует его, и на этот раз, когда он отстраняется, он смотрит прямо в глаза Хосоку. — Я хочу, чтобы это случилось снова, — тихо говорит он, кивая своим собственным словам, и волна облегчения захлёстывает Хосока от этого подтверждения. Подперев голову рукой, он протягивает ладонь, продолжая ласкать предплечье и бедро Юнги. — Ты не будешь возражать, если мы не скажем остальным? — спрашивает он, а затем спешит уточнить, потому что последнее, чего он хочет — это чтобы Юнги чувствовал себя грязным секретом, который нужно скрывать. — Я не стесняюсь и не стыжусь того, что сплю с тобой, пожалуйста, не думай так, хён. Просто я хотел, чтобы это было то, что мы могли бы исследовать на наших собственных условиях. Вроде как не хочу комментариев Чимин-и или Сокджин-хёна о том, что мы делаем. Он испытывает облегчение, когда вопросительное лицо Юнги снова превращается в ухмылку. — Конечно, честный парень, маленький грязный секрет не будет распространяться в группе, ты будешь в порядке. Он разражается смехом, когда глаза Хосока выпучиваются, и он корчится от отчаяния из-за того, что не смог донести до него суть. Юнги читает его грёбаные мысли? — Хён, это не то, что я имел в виду, нет! Если это важно для тебя, мы можем сказать им, я имею в виду, что ты тогда тоже всем рассказал о себе и Чимине, а теперь Намджун всё равно уже знает, так что какое это имеет значение… — Сок-а, дыши, — Юнги уже вовсю смеётся, и хотя это не совсем помогает успокоить Хосока, в какой-то степени это работает. — Я просто шучу. Это действительно нормально. У меня не было никаких проблем с разговорами об этом, когда я был с Чимином, но… это были другие времена, и к тому же Чимин был открытым геем, а не… — Таким натуралом, как я, я знаю, я знаю, — обрывает его Хосок, закатывая глаза в притворном раздражении, хотя комментарий на самом деле немного жалит. Он понимает, почему Юнги всё ещё называет его натуралом, он не давал ему повода думать иначе ещё три дня назад, и всё же он здесь, почти умоляет своего друга-бисексуала не рассказывать другим участникам их группы об их романе. И тот факт, что Хосоку, по-видимому, очень нравится время от времени приставать к парню. Или три ночи подряд, уже представляя, как снова это сделает. — А что насчёт Намджуна? — Юнги хочет знать, не обращая внимания на метания Хосока или его надвигающийся кризис идентичности. — Мы не можем заставить его не слышать нас, как бы ему этого ни хотелось. Хосок пожимает плечами. Он размышлял об одном и том же с тех пор, как вернулся в свою комнату, но дело в том, что с Намджуном он не чувствует необходимости что-то делать. Пока он знает, что с ними всё в порядке, Намджун не будет настаивать дальше, в основном потому, что он действительно не хочет знать, что делают другие участники… и с кем. — Честно говоря, если он спросит меня, я скажу ему, что у нас всё хорошо. И если он будет настаивать, я думаю, что просто скажу ему правду? Что мы делаем это как друзья? У него может быть свое мнение, но я знаю, что он доверит нам действовать мудро. Юнги медленно кивает: — Да, я думаю, это не повредит, если он узнает. Он не расскажет остальным, — он соглашается, и на секунду Хосок чувствует укол вины за то, что попросил о секретности, хоть Юнги и не отреагировал плохо. Но затем он отвлекается, когда Юнги прижимается ближе к Хосоку, ёрзает на его плече и бёдрах, чтобы занять нужное положение, и это очень мило и почти заставляет Хосока ворковать. — Я так устал сейчас, — зевает он, целуя грудь Хосока прямо над сердцем. — Эти оргазмы были безумными. Смеясь, Хосок обнимает Юнги за плечи и перекатывается на спину, крепко обнимая Юнги, чтобы согреть его. — Ты продолжаешь это повторять, хён, — он скулит. — Что ж, это правда. Хосок улыбается, и Юнги улыбается в ответ, он чувствует это на своей груди, где его сердце радостно бьётся. — Я рад, хён. Ты не заслуживаешь ничего, кроме самого удивительного. Когда он засыпает, свет забыт, а телевизор всё ещё работает на заднем плане, ему почти кажется, что он слышит шепот Юнги. — В таком случае я получил всё, что заслужил, и даже больше.