***
— Матерь Божья! — восклицает мисс Нэнси, провоцируя наше пробуждение. Распахиваю глаза, тёплые крепкие руки обнимают меня за талию, я лежу на груди парня, его щека удобно упирается мне в макушку. Так вот почему во сне вдруг стало так тепло и уютно, холод исчез. — Дети, вы провели здесь всю ночь?! — женщина шокировано подходит ближе и поднимает голову к потолку. — Какой кошмар! — на осознании нашего заточения сюрпризы не заканчиваются. Вскакиваю на ноги, ненароком задевая челюсть брюнета, за спиной громко клацают челюсти и доносится тихий вой. — Я объясню, ключ сломался, мы пытались выбраться, но… — начинаю лепетать на ходу, объясняя происходящее. — Кто это? — хозяйка недовольно сводит брови, расставляя руки по бокам в материнской позе, цепляясь взглядом за сидящего на полу парня, что прицепился к своей челюсти. — Разве мы это не обсуждали? Никаких парней в магазине! — Я посетитель, забрёл в подвал, — отнекивается Чон, поднимаясь с деревянных половиц. — Я оплачу этот беспорядок, не волнуйтесь, — видно, что ему не приятно это произносить, смотреть на мисс Нэнси вовсе. — Вам стоит тщательней заботиться о безопасности сотрудников, всю ночь взаперти провести в холодном помещении — затея так себе. — Мы все исправим в краткие сроки, извините за неловкую ситуацию, — женщина виновато поджимает губы, сбавляя обороты. — Но и вам нельзя здесь находится. — Уже ухожу, — Чонгук странно смотрит на меня напоследок и спешно уходит. А ведь я так и не узнала, где проходит выступление и во сколько, вот дура. — Ты в порядке? — мисс Нэнси накрывает материнское чувство, тщательно осматривает меня на наличие увечий. — Прости меня, моя халатность заставила тебя просидеть здесь всю ночь с незнакомым парнем, кто знает, что у него было на уме. — Все в порядке, почините дверь, у меня сегодня выходной, ладно? — устало потираю глаза, мечты о мягкой кровати не отпускают, спина с жуткой крепатурой. — Конечно, отдыхай. Я боготворю книги, но интернет — лучшее, что придумало человечество. За пару минут отыскала место проведения фестиваля и время начала, на часах почти восемь, проспала довольно долго, но успеваю. На всех парах несусь, чтобы увидеть брюнета ещё раз, внутренний голос подсказывает, что если не сделаю это сейчас, то упущу шанс и мы больше не встретимся. Как глупо, бояться потерять связь с человеком, с которым знакома несколько часов. Фестиваль в самом разгаре, людей тьма, к сцене не подобраться, громкая музыка бьет по ушам, крики и разговоры призывают убраться отсюда поскорее, не моя среда обитания. С понурым лицом разворачиваюсь и направляюсь к выходу, разочарованно присосавшись к трубочке стаканчика с колой. — Уже уходишь?! — слышу за спиной, голос не ровный, запаханный. Останавливаюсь, парень подбегает ближе, останавливаясь визави и тяжко дышит, грудь высоко вздымается, на лице яркая улыбка, бежал долго выходит… Ко мне? — Да, слишком много людей, пугающе, — берусь за сумочку на плече, сильно сжимая. Надо же ляпнуть такое, выгляжу максимально нелепо. — До последнего сомневался, что придёшь, тот поцелуй, я хочу ещё раз извиниться и… — бросаю стаканчик на траву и настигаю Чона, обнимая за шею, к черту извинения, пусть уже закончит начатое. Накрываю его губы своими, затягивая в страстный, мокрый поцелуй, Чонгук тут же плотно прижимает меня к рельефному торсу, перенимая инициативу. Не нужны страдания о прошлой любви, нужно спасти и уберечь новую вспыхнувшую влюблённость. Дыхания не хватает, немного отстраняюсь, перевести дух, припухлые губы растягиваются в лёгкой счастливой улыбке. — Беру свои слова обратно, я знаю, что тогда на меня нашло. — Споёшь для меня ещё раз? — Для тебя готов петь бесконечно.Библиотекарша
16 декабря 2021 г. в 13:45
С самого начала устроиться консультантом в книжный магазин казалось хорошей идеей, спокойствие и умиротворение, мир Стивена Кинга и Джеффри Дивера, сплошное удовольствие, никакого давления. В свободное время новенькие, пахнущие свежей печатью книги радовали белёсыми страничками, идеальными уголками и крепким современным переплётном. По вечерам я спускаюсь в подвал, где хранятся редкие экземпляры, вытираю полочки, сдуваю пылинки с каждой дорогой сердцу книги, хоть и прочесть все нет возможности, человеческие годы слабее моих возможностей. Блуждаю между стеллажами, радуясь, что каждая находится на своём законном месте, идеальные не идеальные друзья, с фантастическими историями внутри, иными вселенными. Но есть одно большое «НО». Подобные залы закрыты для посетителей, но для особо любопытных нет преград, всегда когда здесь появляется чужак происходит катастрофа.
— Черт возьми! — ругается кто-то у входа, от неожиданности роняю пылесборник, словно померещилось, магазин давно закрыт, тетя Ненси сгребает кассу для отчёта наверху, а дух прошлого ни разу не являлся ко мне, до этих пор нервы были стабильны. Начитавшись фантастики, с каждым опасливым шагом на звук накручиваю себя все пуще, кусая пухлые губы до боли. Картина, представшая перед глазами, гораздо хуже гостей с потустороннего мира, мужская особь агрессивно дергает ручку бронированной двери, его вороные волосы покачиваются от коротких движений, на первый взгляд небрежная из-за бесформенного размера, темная одежда сидит на нем как на громоздкой вешалке, высокий, мускулистый парень то и дело бранится, в попытках к кому-то дозвониться. Смышлёностью не отличился, в подвалах нет сотовой связи, абсолютно нигде, мы буквально в просторном гробу, отрешённые от внешнего мира.
— Прекрати ломать дверь, — подаю признаки присутствия, строго нахмурившись. Незнакомец удивленно резко оборачивается, негодование на симпатичном лице сменяется недовольством. Он не похож на типичного посетителя книжного магазина: бунтарский вид, на ушах нет свободного места от украшений, губу украшает кольцевая серебряная сережка, штанга в брови поблёскивает под мощной светодиодной белой лампой, чёрные татуировки обвивают правую руку, не забывая скрасить кисть, свободные штаны скрывают подкаченные бедра и большая футболка одного серого глубокого тона отлично сидит на широких плечах, не смотря на габариты его округлая грудь выпирает, пробуждая во мне зарождение комплексов. Его темные, достаточно большие для азиата глаза, застыли в негативном ключе, припухлые губы растянуты в скупую полоску, шрам на щеке напоминает о его активном агрессивном прошлом.
— Дверь заперта, чего пялишься? Открой дверь своим ключом! — грозно требует, словно точно знает, что я здесь работаю.
— Откуда ты знаешь, что я здесь работаю? — вооружённо складываю руки на груди, моя внешность не бросается в глаза как «книжный червь».
— Хелли, открой мне дверь, — читает имя на бейджике, указывая пальцем на пластиковый белый прямоугольник с расписными буквами. По уровню смышлёности сходимся.
— Тебе нельзя сюда заходить, — причитаю, доставая связку ключей, тетя Нэнси обещала вызвать слесарей и починить злосчастную дверь, поломки не редкие, словно подвал хочет взять меня в заложники дважды в неделю, привычное дело. Выставляю ключ в замочную скважину, краем глаза замечаю матовую чёрную кожаную обложку книги в руке парня, которую он старательно прячет за крупным бедром. — Положи на место, — укоризненно чеканю, — её нельзя купить, это редкий тираж.
— Ещё чего, — выдаёт брюнет и толкает меня плечом, хватаясь за ключ, времени нет, за исчезновение редкой книги мне прилетит, во век не отработаю. В сердцах бью парня локтем по предплечью, в совокупности с его ярким целенаправленным намерением сбежать, и физической силы, резкий удар и тихий треск заставляет нас обоих застыть в изумлении. — Черт, блядство! — взвывает от боли, хватаясь за ушибленное место вместе с книгой, зону удара пронзает иголками, притупленное ранее ощущение, ярко даёт о себя знать. — Ты сломала мне кость, сумасшедшая! — яростно ругается, пользуюсь его рассеянным вниманием и отбираю украденное, Шан Ян и Аристотель теперь в безопасности.
— Просто трещина, не ной, — отмахиваюсь от вины нанесения тяжелых увечий, прижимаю «большую книгу власти» плотно к груди. — Открывай давай.
Незнакомец решает не драться на кулаках за дорогую, но не стоящую моей жизни книгу, ведь итог борьбы очевиден, и поднимает на уровень глаз ключ, а точнее, что от него осталось.
— Это была не кость, — обнадёживает, шумно сглатывая. Между длинных пальцев зажато только ушко спасительного ключа, а сама основа любезно скрылась в скважине без единого свободного миллиметра, за который можно схватиться.
— Все нормально, тетя Нэнси пойдёт на обход и вытащит нас, — стараюсь сохранять позитивный настрой, ведь закрыть магазин без проверки хозяйка не может, правда? Основной свет тут же гаснет, рабочей остается только желтая щадящая подсветка стеклянных полок, просторное помещение окутывает полумрак. Уход за книгами очень важен, автоматическое контролируемое отопление не выключится из-за подключённого энергосберегателя, последняя надежда в лице женщины благополучно отключила электричество и покинула окрестности магазина. В отличие от нас, книги в комфорте и безопасности. В подвале нет окон, солнце пагубно влияет на книги, кричать о помощи попросту не куда, благо уборная есть с принадлежностями для уборки и санузлом.
— Твоя Нэнси забила болт, — пререкается парень, огорчённо проводит ладонью по лицу, стряхивая воображаемый пот.
— Если бы не ты, этого всего бы не произошло! — отстранённо фыркаю и безразлично отправляюсь поставить книгу в кожаной обложке на место. Займусь этим прямо сейчас, времени у меня полно, вымою здесь все на неделю вперёд, сокращение последующих смен, карма меня настигла, не стоило откладывать поручения на недели.
— Я?! — громко возмущается парень, настраиваясь на громкий конфликт и следует за мной хвостиком, с уходящей спиной неприятно ссориться. — Это ты сломала ключ, без твоего обострённого чувства справедливости и плачевных навыков борьбы мы бы здесь не застряли!
— Это твоё наказание, воровать — грех! — фиксирую издание на стеклянную подставку, стряхивая пылинки. — Я защищалась, ты пихнул меня, кто держал ключ — тот и виновен, — разворачиваюсь к нему, парень тем временем бесстыдно игнорирует меня, лапая своими руками аккуратно разложенные книги, небрежно переставляет, будто ищет что-то конкретное. — Не трогай! — настигаю его, героически прикрывая детище Нэнси своим телом.
— Делать больше нечего, выбираю что прочесть, — беззаботно пожимает плечами, поняв алгоритм расставленных книг, направляется в следующую зону, история его ничуть не привлекла. Наспех ставлю осквернённые книги на место и спешу проконтролировать следующее нападение на полки.
— Бога ради, перестань! Решил ментально доканать меня? — не выдерживаю, наблюдать как он небрежно зажимает кончик идеально страницы пальцем физически больно сердцу. — Не трогай ничего, не прикасайся к книгам! — выхватываю вещь за край, незнакомец берётся за другой, оттягивая на себя.
— Слышишь, коней попридержи, указывать мне что делать не смей, — грозно супится, обстановка накаляется, мы то и дело дергаем книгу как жадные маленькие дети игрушку, переплет рвётся вдоль, разделяя книгу на две ровные части. Я шокировано выпучиваю глаза, вся жизнь пронеслась перед глазами, а парень сглатывает, аккуратно отставляет свой отвоёванный кусок на полку, четко хлопнув по странице. — Ну нет, так нет, — произносит словно тут не причём, заводит руки за спину и быстро скрывается за стеллажном.
— Гавнюк! — ору во все горло, я пыталась быть лояльной, не срываться на человеке, не позволять эмоциям взять верх. Шумно кладу остатки книги на место и тяжёлыми шагами следую за парнем, намереваясь как следует отметелить. — Тебе придётся заплатить за испорченную книгу, хватит бегать! — осматриваюсь, на горизонте дезертира не видно, не слышно ни шагов, ни мужского голоса, тишина и собственные частое дыхание. — Эй, — опасливо оглядываюсь, расторопно выходя в коридор, вдоль начала рядов.
— Тут я, — парень выходит из-за двери уборной, отыскал пластиковый стаканчик и с упоением попивает проточную воду. Отвратительно, но мы в экстренной ситуации, от обезвоживания не согнёмся. — Заплачу, не беспокойся.
— Зачем тебе нужна была эта книга, захотел продать? Лучше уж в музей направиться, там выручка поболее, — и правда, пятьсот долларов небольшая сумма для Нью-Йорка, даже на чёрном рынке и с хвалебной запудренной историей дадут не свыше шестисот.
— Не твоё дело, — бросает пустой стаканчик в урну, предварительно сжимая пластик в кулаке до ужасающего вида. Хоть не свинья, все не так плохо.
— Как тебя зовут?
— Хочешь сдать меня ментам? Джефф, так пойдёт? — саркастично выгибает бровь.
— Прелестно, кореец с именем главного героя из сопливого романа о лошадях, — отвечаю колкостью и присаживаюсь на стул возле стола для реставрации переплётов и обложек, беготня утомила.
— Тогда Раян, звучит по-королевски, — хамски садится на стол, отодвигая в сторону принадлежности на деревянной подставке в сторону, упирается спиной в стену, болтая ногами. — Или знатно обосрешь мою фантазию ещё раз?
— Не упущу шанса. Пьяница предатель из исторической повести.
— Джек?
— Утонувшая в лесу собака, любви хозяина оказалось мало, — грустно хмыкаю, моя любимая книга в детстве, рыдала до истерики, нужно прочесть ещё раз, люблю страдать по выдуманным героям.
— Серьезно? Не нашла ничего получше? — возмущённо закатывает глаза, расставляя ноги шире для удобства.
— Озвучиваю близкое тебе по духу, — язвлю без стеснения, на что незнакомец чуть ли не давится воздухом от неслыханной наглости.
— Не хочу с тобой разговаривать, ведьма из подростковых сказок, которая портит всем настроение и усложняет жизнь. Посидим до открытия в тишине, — запрокидывает голову, складывая руки на груди, блаженно закрывает глаза, погружаясь в мысли.
— Больно надо, воришка, — провоцирую специально, но брюнет с полной отрешенностью не меняет расслабленного умиротворенного выражения лица. — Глупый, вот и оправдаться нечем.
— Не перегибай, библиотекарша, — подаёт признаки жизни, дерзко цокнув языком. — Мы здесь одни, не выводи меня, иначе свяжу и вставлю кляп в рот.
— Не посмеешь, — нахмуриваюсь, звучит он серьезно и достаточно убедительно, чтобы отодвинуть стул и отсесть подальше.
— Хочешь проверить? — вопрос риторический, отвечать не намерена. Спать мне не хочется, принимаюсь реставрировать книгу прямо на полу, царь и бог нагло занял мое рабочее пространство, подсвечиваю фанариком на телефоне, хоть где-то этот бессмысленный гаджет оказался полезным. — Можно потише пыхтеть? — как тактично, я здесь делом занимаюсь, исправляю его оплошность между прочим.
— Можно заткнуться, бездельничаешь - так не мешай другим проводить время продуктивно!
— Вентиляция, — парень уже открыл глаза и безудержно пялится на решётку в высоком двухметровом потолке. — Она по-любому выходит на улицу, — воодушевлённо вскакивает со стола и подходит к ближайшему стеллажу, снимая деревянную лестницу, упрощающую досягаемость к верхним полкам. Идея не плохая, откладываю важное, но второстепенное дело, поднимаясь на ноги. — Держи лестницу, я заберусь наверх, а эту штучка пригодится, — забирает дырокол, напоминающий отвёртку, им реставрируют и выдавливают рисунки на кожаных обложках.
— А почему я держу лестницу? — девушка слабее парня будет, что за недальновидное распределение обязанностей?
— Потому что идея моя, повинуйся и выполняй, если хочешь выбраться, — придерживает лестницу, подставляет под неё стул для страховки, с ожиданием пялится на меня, призывая выполнить указания.
— Не командуй, — вопреки отпору выполняю принудительную просьбу, на свободу все же хочется. Удерживать тяжело, а когда парень становится на первые две ступени, возжелала оторвать себе руки от давящего напряжения. С каждым чужим шагом лестница трясётся все больше вместе со мной, стул помогает, но недостаточно.
— Ты держишь там или от мандража страдаешь? — упирается рукой в потолок, второй старается быстро выкрутить винты.
— Держу, пошустрее там, очень трудно. Сколько ты весишь? Килограмм сто? — подпираю лестницу плечом, выдавливаю из себя каждое слово.
— Пререкаться не мешает, как погляжу, — поджимает губы, спасительный звон упавшего на паркет первого болта даёт надежду и чувство облегчения, и в то же время угнетает — ещё три на подходе. Работа горе-мастера длилась вечность, уже не чувствую правую часть тела, ноги затекли, как и руки, покалывают, пот дорожкой стекает у уха, раздражая, хочется побыстрее избавиться от мучительной щекотки. Гремит металлическая решётка, парень с эхом усмехается в вентиляцию, с легкостью забираясь наверх, тяжесть чужого тела исчезает, позволяя избавиться от соленой влаги и выдохнуть с облегчением. — До скорого, — машет мне на прощание с лицемерной, саркастичной улыбкой. Гадство.
— Камеры тебя засняли, я сдам тебя, если не вытащишь меня, понял? — яростно кричу вверх, держа проклятую лестницу. Хитрец, не стоило ему верить. — Если поможешь подняться, то я никому ничего не скажу, обещаю!
— Попробуй обмани, — грозится парень, — ставь лестницу на стул, на вытянутых руках не удержу, — попытка не пытка, будем пробовать. Лестница стоит устойчиво, упирается вторым концом в проем вентиляции, брюнет удерживает её одной рукой, вторую протягивает навстречу. Каждая ступенька как последняя, боюсь сорваться и упасть вниз, не погибну, но ушибусь прилично. Вот уже долгожданный финиш, парень крепко сцепляет наши руки и вытаскивает меня наверх. В вентиляционных трубах темно и холодно, вдалеке шумят проезжающие автомобили и приглушённые голоса. — Нам туда, — если ему так нравится быть командиром, то пускай. Мы ползём в замкнутом пространстве на локтях свыше двух минут, дыхание сбивается, кожа стирается в кровь, каждое движение болезненное. Слабый свет встречает нас в конце пути и очередная преграда в виде решётки.
— Чего застыл? Откручивай.
— Тут такое дело… Я когда поднимал тебя, отложил отвёртку, она осталась вначале, — неловко оборачивается, было бы больше места, стукнула бы по голове, довольствуюсь малым — шлепком по икре, в итоге отхватила сама, мышцы бетонные. — Не проблема, выбьем, — замахивается насколько может и кулаком бьет в решётку, повторяя череду раз, немного выгибая в противоположную сторону, в конце концом решётка поддаётся. — Дерьмо, — дует на раны, свобода даётся не просто.
— Не ной, двигайся.
— Конечно, не у тебя от кулака осталось только месиво, — только его ноги касаются решётки, слышим пронзительный треск. — Назад, назад! — в панике выкрикивает, но слишком поздно. Единственная опора под ним валится вниз в зал подвала, здесь бетон оказался тоньше, не выдержал вес, машинально хватаюсь за лодыжку парня, но чуда не произошло, мы вместе, в сопровождении моего визга и его криков, падаем с высокого расстояния, благо меня внизу ждало мягкое приземление, тело подо мной жалобно замычало. — Блядство, какая тяжёлая, я теперь инвалид, спина болит сдохнуть можно, — сцепляет зубы, не в силах пошевельнуться. Отхожу от падения и аккуратно сползаю с парня, возводя голову к потолку. Разорванная труба повисла, дыра на потолке внушительная, посыпавшаяся шпаклёвка вокруг и куски бетона, на которые приземлился парень, добавляют масла в огонь — тетя Нэнси меня прикончит. Стоило начинать путь ближе к лицевой стене.
— Идея огнище, — расправляю плечи, мне тоже худо досталось. Брюнет прекращает жалобно стонать и поворачивается на бок, сползая с небольших груд как с иголок, мучительно шипит сквозь зубы.
— Я чуть не погиб, идиотка, и спас тебя, между прочим, — попытки встать провалились, немного отползает и укладывается в позе звёзды на пол, сбито дыша.
— Твои предложения больше не рассматриваются, — подсобить нужно, только представить могу, как ему сейчас больно. С трудом поднимаюсь и шаркаю ботинками в уборную, набираю в стакан воды и приношу парню, помогаю сделать пару глотков. Пока брюнет нахмурено пялится в дыру в потолке, снимаю пушистую кофту, остаюсь в легкой майке, и сворачиваю трубой, подкладывая ему под голову, удобное положение должно помочь облегчить боль.
— Не стоит такой благодарности, но если ты настаиваешь, — пошло играет бровями, глядя на ложбинку груди.
— Извращенец, ну и лежи тут один! — гордо фыркнув, подвожусь на ноги, неслыханная наглость, искреннее сочувствие нынче по цене одного пенни.
— Ладно тебе, не дуйся, — говорит мне вслед, — помоги подняться, эй!
— Справишься! — возвращаюсь к прежнему занятию, благо отвертка сейчас не нужна, не велика потеря. Незнакомец настоятельно помалкивает добрые десять минут, не двигается и не подаёт признаков жизни. Нечего его жалеть, получил по заслугам, пускай воспринимает как урок жизни и вкушает плоды необдуманных решений. Кропотливо вожусь с книгой, иногда поглядывая в сторону лежачего, нос чешет, жив.
— Какая черствая, даже не проверяешь, в сознании ли я! — с кряхтением садится, вытягивая ноги, разминает шею до хруста и тут же берется за поясницу, отголоски падения напоминают о себе.
— Не страшно, если что скажу, что ты пробрался сюда по вентиляции и героически погиб, не достигнув цели.
— А камеры?
— Нет никаких камер, — на войне все средства хороши, маленькая ложь не стала исключением.
— Ты меня обманула?! Вот змеюка, — воображая на месте кофты меня, добротно шмякает вещью об пол. — Может без тебя покрытие выдержало бы.
— Питаешь ложные надежды, оправдывая плохую расчётливость, — саркастично кривлю личико, может и выдержалось бы, но меня, меньше по залам шататься нужно и вес таскать, нарастил мышц, да не пригодилось. — Раз ты в порядке, подбери пылесборник, пришло время отрабатывать мой труд.
— Денег дам, — отнекивается, оборачиваясь.
— В этой зоне деньги не имеют ценности. Если не хочешь в обезьянник — берись за работу.
— Диктаторша, — бурчит брюнет и поднимается, находит пылесборник и с максимально недовольным лицом размахивает им со стороны в сторону. Не буду придираться к его плачевным навыкам уборки, пускай занимает шаловливые ручки хоть чем-то. От скуки парень насвистывает оригинальную мелодию, слух отменный, слушать приятно, разбавляет давящую тишину.
— Что за песня?
— Не знаю, придумал на ходу, — прерывается на ответ, бросая затею мелодичного развлечения, надоело. Заканчиваю с книгой и ставлю на стол, позже прочту журнал расстановки, есть вероятность потери. Принимаюсь убирать наш беспорядок, оттаскивая глыбы бетона в угол и подметая пыль с вылетевшими винтами.
— Долго ещё мне гувернанткой батрачить? — подходит ко мне ближе, недовольно складывая руки на груди. — Я закончил с двумя стеллажами, этого достаточно.
— Сам оцениваешь объём работы?
— Ничего больше не остается, женщина без жалости, я только что получил значительные ушибы и чудом не отключился, смилуйся.
— Отдыхай, — достаточно настрадался, надеюсь, исправится в будущем, хоть и вероятность на уровне плинтуса. Становится холодно, опять же, книги не любят тепло, начинаю сомневаться в том, что питаю к ним такие глубокие чувства. Парень замечает мурашки на коже и с виноватым лицом отряхивает свитер, протягивая мне. — Спасибо, — благодарность сухая, кривоватая, надеваю не чистую вещь на себя и присаживаюсь у немного тёплой батареи, согреться. Брюнет присаживается рядом, без причины щипает себя за щеку, задумавшись. Странная привычка, необычная, у меня из этого ряда безостановочное прокручивание браслета на руке, успокаивает.
— Знаешь, а я не вор, эта книга принадлежит моему отцу, — вдруг пробивает на откровения парня, — десять лет назад он купил ее в Италии на аукционе и читал несколько раз в год, оставляя заметки прозрачными чернилами, будто кто-то догадается сквозь года и прочтёт. Он отправил ее по почте…
— Месяц назад, — ошеломлённо завершаю предложение, так вот кто этот щедрый благодетель. Нэнси скакала по залу от радости, увидев подарок от анонимного отправителя, ведь искала именно это издание долгие годы, и стоит она отдельно ото всех остальных, на почётном стеклянном троне.
— Да, — вздыхает, немного недовольный моим вмешательством в пламенную речь. — Он сказал, что любил девушку в школьные времена, после смерти матери не смог справиться с горем, ведь не успел закончить работу с книгой для неё, поэтому вернулся на миг в прошлое, желая осчастливить хоть одну из тех, кого любил. Неприятно конечно, но это его желание.
— Как эгоистично, ведь адресованы письмена не другой, — небылица какая-то, стоило сохранить книгу, или же отнести к усопшей жене.
— Мертвого уже не осчастливить, — вздыхает брюнет, зарываясь длинными пальцами в шелковистые пряди, зачесывая челку назад.
— Так и зачем она нужна тебе? — не сходится, книга ему не принадлежит и мотив не совсем ясен.
— Поступок отца вывел меня из себя, но сейчас я вижу, что книга, и правда, должна остаться здесь, знаки свыше, возможно, мама смотрит на меня с небес и пытается остановить. Не знаю…
— Может, — оба возводим голову к потолку, где в теории расправляется безграничное звёздное небо. — Как давно её нет?
— Год, — тихо вздыхает, устало закрывая глаза. — Мы оба так и не смогли смириться.
— Сочувствую… — не стоило спрашивать, ворошить прошлое, напоминать о ноющей боли утраты, посыпать солью не затянувшиеся раны.
— Меня зовут Чон Чонгук, будем знакомы, библиотекарша, — ухмыляется, наслеп поднимает руку в прошении, странно, почему не рукопожатие?
— Взаимно, но не более, — накрываю его ладонь своей с легкой улыбкой, он подносит наши ладони к лицу и нежно касается моей тыльной стороны губами, затем, осторожно отпуская.
— Прости, что так вышло, наворотил делов.
— Ни…чего, — шокировано смотрю на свою ладонь, жар от его губ будто въедается в кожу, неожиданный поступок, словно абсолютно другой человек.
— Думал, мы переехали сюда чтобы начать новую жизнь, ошибочно полагая, что отец заботится обо мне и моих чувствах. На самом деле все сводится в проклятой книге и женщине по имени Нэнси. Не молчи, расскажи что-нибудь о себе, а-то монолог излития души получается.
— Живу здесь довольно долго, с самого детства, оторвалась от родительской кормящей руки пару лет назад, когда поступила в университет. Они хотели сделать из меня прилежного студента медицинского университета, но узнав, что выбрала литературный, моя мать упала в обморок, а отец молча открыл бутылку вина. Работая здесь я превратилась в книжного червя, не скажу, что жалею, абсолютно, мечтаю в будущем открыть свою библиотеку, огромную, с большим фонтаном посреди зала.
— Фонтан? — посмеивается надо мной, — какие детали.
— Мечты не осуждают, — обиженно дёргаю ногой, размашисто стряхивая пылинки с коленей.
— Не осуждаю, забавно просто, впервые слышу о фонтане в библиотеке.
— В Сингапуре есть национальная библиотека с фонтаном и ботаническим садом. Я ещё поскромничала.
— Согласен, — лёгкая улыбка не сходит с его лица, словно мысли о потере больше не заботят, не зацикливается на плохом. — Прозвучит странно, но не хочешь прийти на мое выступление завтра вечером?
— Выступление? — смешанные чувства, будто мы знакомы сотни лет, и все так непринуждённо, спокойно.
— Пою на фестивале с местной группой, приходи, будет весело, — вспоминая мелодичный свист талант очевиден, стоило догадаться.
— Споёшь сейчас? Отрывок из любой песни, — интерес берет верх, Чон вновь усмехается, но по-доброму, слышит подобную просьбу не впервые. Прочищает горло и тихо набирает обороты, произнося слова до боли знакомой мне песни, голос льётся подобно солнечному свету, мягко, пронзительно чувственно, лирика будто проходит сквозь меня, оставляя неприятный осадок, но слушать хочется все дольше, его подача прекрасна. Песня описывает все трудности в любых человеческих отношениях, тернистый путь, ошибки и расставание, о важности учится открываться людям. Несмотря на первичную просьбу Чонгук допевает до конца и оборачивается, смотря на задумавшуюся меня.
— Почему плачешь? — легко вытирает солёную дорожку со щеки большим пальцем. Молча поджимаю губы, не в силах ответить. До дрожи глубоко, прошлые воспоминания о разрыве с первой любовью, ссоры с родителями, выплыли на поверхность, он словно вынудил меня вспомнить. — Стоило спеть что-то позитивное.
— Очень красиво, — вытираю оставшиеся слёзы, проморгавшись, довольно грусти. — У тебя дар.
— Приятно, но похоже, вовсе наоборот, — наклоняется ближе, заглядывая в мои заплаканные глаза. — Красивая такая и плачешь, не комильфо.
Застываю, ненароком утопая в тёмных омутах напротив, такие глубокие, затягивают как чёрная дыра, не оторваться, безумно красивые с отблеском слабого света от лампы у стеллажа. Чонгук вдруг пододвигается ближе и касается своими губами моих, прерывая зрительный контакт. Сижу обезвожено, не в силах шелохнуться, в нос бьет приятный аромат парфюма, яркие ноты черной ванили вперемешку с древесными. Его губы мягкие как облака, жаркие, словно обжигают нежную кожу. Чон резко отстраняется и чуть отсаживается, кусая нижнюю губу до капельки крови, все кончилось также быстро, как и началось.
— Прости, не знаю, что на меня нашло, — отводит взгляд в сторону, стыдясь содеянного, неловко переплетает пальцы в замок между ног, сжимая и разжимая, старается успокоится.
— Мы оба устали, давай попробуем уснуть? — облокачиваюсь полностью о батарею, складывая руки на груди, плотно закрываю глаза, в попытках приглушить учащенное сердцебиение, складывается ощущение, словно он его отчётливо слышит. Парень немного копошится рядом и затихает, слышно лишь глубокое дыхание, понемногу проваливаюсь в сон, вдыхая аромат горькой ванили.