Белый шум

      Бьякуран заправляет выбившуюся прядь волос ему за ухо, и Шоичи ведёт от незамысловатого прикосновения так, что становится трудно дышать.       — Я нехороший человек.       В напоенном нежностью голосе прячутся смерть и сталь. «Нехороший» — слабо сказано, описание не передаёт и одной сотой от реального положения вещей, но никто из них не вдаётся в подробности.       Пальцы скользят от ушной раковины ниже и медово оглаживают по щеке. Шоичи подаётся навстречу родной руке; от ласки болезненно заходится сердце и внутри всё обмирает и дрожит, и он закрывает глаза, будто бы это поможет ему сохранить остатки самоконтроля. Не помогает.       — Может, вам не обязательно быть хорошим, — отвечает тихо и хрипло, потираясь о прохладную ладонь горящей щекой.       Да, в этом всё дело: Бьякурану не обязательно, неважно, скольких он убьёт, что разрушит и что вылепит затем из пепла, что будет полыхать в пожаре его амбиций и сколько миров канет в небытие — всё это пустое, всё это ничего не меняет, Шоичи останется с ним несмотря ни на что: потому что ему это нужно, ему этого хочется, потому что Солнце изо дня в день имеет тенденцию описывать определённую траекторию по своему небесному своду. Траекторию постоянства. Потому что все моральные принципы и дилеммы давно смяты и сметены прочь бурей-цунами-торнадо, имя которым — Бьякуран, вытеснены и раздавлены его огненной страстью, и желанием, и заботой, и всепоглощающим, сводящим с ума присутствием.       Шоичи жадно, отчаянно льнёт к прикосновениям; руки другого человека обагрены кровью, но он ластится к ним, потому что, конечно, это руки Бьякурана, и его чувства к нему — это чёртова константа, которую ничто и никогда не сможет изменить; у Шо в спирали ДНК выжжены любовь и преданность, привязанность и болезненное желание, и это самая правильная вещь в мире — любить его. Всё просто.       Когда он решается бросить взгляд на прирученный им шторм, опасный для всякого, кроме него, Бьякуран смотрит ему в глаза внимательно, во взгляде плавятся соединения редких металлов, зрачки расширены, а радужка темна, как грозовое небо, от желания, и Шоичи становится       невыносимо       жарко.