* * *
Некоторая слабина, чувствительность (а то и слезливость), тревожность, высокие стандарты, страх оказаться плохим человеком — постоянный фон, на котором существует Зрительный вектор. Это вектор с женской полярностью. Он имеет среднее либидо и ослабляет все нижние «животные» векторы. Трудно быть успешным хищником, если в каждой потенциальной жертве видно то уникальное, что делает ее Личностью. Можно убить и съесть дикую козу, но разве можно так поступить с белой козочкой Ми-эр, которая прыгала у ног, радовалась солнцу и траве, грустила от несварения, глядела в душу бархатными глазами, давала гладить себя за ушами и, может, даже питала к тебе особые чувства?.. …Вот так и с людьми. Одно дело сразить безликого врага. Совсем другое дело — брата и соученика, будь он сто раз злодей. Для боевого Заклинателя развитый зрительный вектор — это проблема. Можно быть героем в душе, хорошо владеть клинком, уничтожать нечисть… но если ты не убийца хотя бы в какой-то части своего характера — ты никогда не будешь уверенно чувствовать себя в мужской среде. Способность «распускать павлиньи перья» и таким образом доминировать над большинством; громкой голос, привлекающий внимание; забота о внешнем облике, некоторый нарциссизм, позёрство, стремление к первенству — увы, не могут пересилить ни мягкость натуры (никаких конфликтов со старшими, послушание, восторженное восхищение Учителем), ни глубинную склонность к милоте. Сюэ Мэн — маменькин сынок. И его отец, Сюэ Чженъюн — совершенно такой же. О чем еще может говорить веер, на внутренней стороне которого написано «Сюэ красавчик», а на внешней «Остальные уроды»?.. Глава пика Сышен склонен к фатовству, но это фатовство совершенно теряется за его улыбчивой натурой добряка. Он обожает жену. Он наверняка нежный любовник, совершенно лишенный тяги к насилию и контролю. Он принял талантливого юношу Чу Ваньнина после скандала в школе Жуфен и отдал ему сына в ученики, чтобы «прописать» Ваньнина в своем ордене как старейшину. Он очень хорошо видел особенности психики Чу Ваньнина — так, как может только зрительник. Потому выделил ему для жизни и одиночества целый пик с отдельным павильоном. Сюэ Мэн не имеет за плечами отцовского возраста и груза несчастий, которые вынуждают принимать точные, самостоятельные решения. Он просто копирует отца и мучается недостатком мужественности. Сюэ Мэн — девственник, и стоит ему указать на это, как он впадает в ярость (за это отвечает другой вектор). Но продолжает держать сексуальную оборону. Может быть, Сюэ Мэн имеет некий дефект, который отпугивает от него женщин?.. Нет. Скорее, он сам их боится. Первый ученик Чу Ваньнина - робкий юноша, и потому неловкий. Он чувствует дискомфорт в «некрасивых ситуациях», а именно они и случатся, если ему придется действовать на незнакомом поле… как активной, инициативной стороне. Протаранить женщину, овладеть ей — это как бы малое убийство. Проститутки, обычно приходящие на помощь растущим организмам, тут бессильны: в них для зрительника нет ни капли привлекательности. Речь не о попранной морали, ложном кокетстве, потасканном облике или дурных болезнях. Речь о том, что проституция это массовый промсбыт, она исключает частное, индивидуальное, уникальное в отношениях. Близкие же отношения затрагивают сердце. Близость - это когда отражаешься в чужих глазах со всей своей необычностью, «особенностью». И понимаешь, что тебя выбрали именно за непохожесть на других. Когда чувствуешь чужую душу, и другой человек чувствует твою. А на одной всеобщей физиологии зрительный вектор существовать не может. Это как бы… как у животных! Мо Жань для Сюэ Мэна — просто красная тряпка, тупая псина, сукин сын и прочее. Особенно больно, что именно грубая животина отхватила себе такой приз, как Чу Ваньнин. Со всей его уникальностью, неповторимостью, сложностью и красотой. Это просто за гранью понимания. В первой жизни, в мире 0.5, Сюэ Мэн не знал нюансы отношений Мо Жаня и Чу Ваньнина. Но отлично видел, что Тасянь-цзюнь мучает его учителя в плену, и честно порывался того освободить. Но Сюэ Мэн — не убийца. Он просто неравнодушен, чувствителен и полон совести. Ни один его демарш не закончился успешно, и именно из-за него — чтобы выкупить его жизнь — Чу Ваньнин согласился на плен. Из-за него он в конечном счете и погиб. Сюэ Мэн был постоянным предметом шантажа. Пока жив первый ученик — с учителем можно было делать, что угодно. Чем больше и чаще ученик рвался в бой — тем больше была плата. Страшно подумать, что случилось бы с Чу Ваньнином, если бы Сюэ Мэн погиб в начале войны. …Не было бы ни императорской наложницы Чу, ни восьми лет рейтинга. Может, и романа бы мы не прочитали. Не быть убийцей — не значит быть трусом. Сюэ Мэн не трус, но есть сомнения, что ему хватило бы духу убить Тасянь-цзюня, глядя тому в глаза. Никто лучше зрительного вектора не понимает, что самая страшная и самая непоправимая вещь на свете — смерть. Смерть частного, уникального, неповторимого — чем и является каждый отдельный человек. «Незаменимых нет!» — с этой фразой зрительные люди будут спорить, так как для них каждый незаменим. Они придумали другую: «Красота спасет мир». На самом деле, вселенная продолжает жить, даже если кто-то особенный в ней погибает. Народы все так же множатся, процессы не прерываются, круговорот вещей в природе вечен. Красота не способна не только спасти, но и что-либо изменить в мире. Однако без красоты в человеческой жизни не может появиться то «человеческое», что поднимает человека над всей природой. Без красоты нельзя преодолеть Страх. Это кажется голословным и прекраснодушным, по-зрительному мечтательным. Однако страх, которым всегда полны глаза Зрительного вектора (иначе он не сможет видеть опасность и осуществлять свою функцию дневного охранника стаи) — нельзя одолеть никаким иным способом, кроме как превратив его в Любовь. Любовь — способность жить желаниями ближнего, как своими. Любовь бесстрашна. И никакого иного орудия против страха природа нам не дала. Поэтому именно Сюэ Мэн поднимается на захваченный пик Сышен в начале романа — чтобы бросить вызов Тасянь-цзюню и спасти учителя. Любовь — лишенная физиологии и эротики, любовь-эмпатия — сделала это возможным. В конечном счете, можно сказать, что это любовь ко всем людям. К каждому из них. Даже к тем, кто малодушно остался под горой, отговаривая прочих от подъема.* * *
Зрение в векторном смысле — это умение впустить в себя состояние другого существа и соединиться с ним (так называемое «соединение душ», эмпатия). Зрительный вектор дает образное мышление и относится к квартели информации, к его экстравертной части. Это квартель Развития, где кроме Зрения (частное) находится Звук (общее). И вся любовь тоже находится тут. Правда, до нее еще надо дойти. Развитый зрительный вектор способен выразить любовь взглядом и прочитать ее тоже взглядом — из глаз дорогого человека. Какими бы ни были эти глаза по цвету и размеру, их черный расширенный зрачок ведет прямо в мозг, внутрь чужой психики. Живые глаза, полные чувств и эмоций, всегда прекрасны. Пустые глаза пугают. Они словно бы не очень живы. Но хуже всего — глаза голодного убийцы. Удивительно, но факт: на Сышене у Сюэ Мэна нет друзей. При всей его живости, активности, стремлении поделиться эмоциями, даже при его престижности для дружбы (все же сын Главы Школы). Его бессознательную реакцию на хищника Мо Жаня, как и вечное соперничество с ним, можно понять. Но Ши Мэй?.. Ши Мэй тоже имеет зрительный вектор, что видно по его мягкости, изяществу, уступчивости и красоте, а также по его «чувствованию» Чу Ваньнина («Кто запретит мне любить его?» — скажет он в конце арки с пещерой Лонсюшань). Но Ши Мэй — человек, которого и надо бояться. Не зря он так хорошо скрывает свою истинную натуру. В неразвитом виде зрение дает постоянный побег от опасностей и риска, «закрывание глаз» на уродства нашей жизни, ветреность, мнительность, высокую тревожность, пребывание в сладких мечтах и иллюзиях, страх взросления. Забавно, что часто именно зрительные люди не видят очевидного, предпочитая обманывать себя. Так Сюэ Мэн архетипически «обсмотрелся», наблюдая за Мэй Ханьсюэ. Он все подметил, но не смог сделать разумный вывод. И впал в раздражение. Так же долго он предпочитал не видеть связи Чу Ваньнина с Мо Жанем. При этом никак нельзя сказать, что он деликатничал или не проявлял любопытства. Как раз наоборот! Зрительный вектор очень наблюдателен. Ведь именно Сюэ Мэн замечал, в каком настроении Чу Ваньнин обедает, что у него в тарелке, разговаривает он или нет с сотрапезником, мятый ли у него подол (что означает — ночевал ли он дома или неясно где!). Именно Сюэ Мэн обратил внимание на алый кулон учителя, а потом на парный — на Мо Жане. И его это до такой степени обеспокоило, даже возбудило, лишило сна, что он пришел ночью к Чу Ваньнину за утешением. Одним из свойств зрительного вектора является вуайеризм. Эти люди любят подсматривать (привет, Ши Мэй/Хуа Бинань и брачная ночь Тасянь-цзюня). Частично потому, что секс для зрительника представляет проблему, так что лучше понаблюдать, чем участвовать (полюбоваться или ужаснуться). Потом можно представить себе продолжение или все варианты в картинках. Сексуальное влечение зрительника питается чужими эмоциями, которые он трактует, как свои. Поэтому именно Сюэ Мэн в романе — то самое слабое звено, на котором постоянно палится пара главных героев. Сюэ Мэн застал парочку в лесу на поцелуях — пришлось врать, что заклинатели ловят низшего духа праздничного пирога (изумительно кривое вранье, но главное — оно сработало, развеяло чужую тревогу). Сюэ Мэн застал Чу Ваньнина с Мо_Жанем_под_одеялом, и никак не уходил, тянул время, как будто смущение и неловкость учителя несут для него важную информационную нагрузку. Сюэ Мэн постоянно лез к Мо Жаню, когда у того начинался любовный гон, даже застрял в его гостиничном номере (за что был изгнан прочь с пожеланием «найти уже себе кого-нибудь»). Сюэ Мэн очень не хотел убеждаться в очевидном, не мог смотреть на открывающуюся картину — но не мог и не смотреть. Не мог не искать доказательств. Картина очень пугала и очень смущала — но и привлекала тоже. Страх и дрожание от страха для зрительного вектора — почти оргастическая процедура. Поэтому зрительники часто оказываются эксгибиционистами (снова привет, Ши Мэй/Хуа Бинань!). Им нужна реакция испуга, нужно искаженное страхом лицо избранного объекта. Удивительно, что люди зрительного вектора всегда мечтают о любви, как о чем-то чудесном, романтичном, прекрасном, самом главном в жизни — и отчасти для истории человечества это оправдано. Любовь заступает дорогу войне и ненависти, сокращает количество убийств, останавливает насилие. Конечно, зрительник любит глазами. Его объект должен быть самым ярким, самым прекрасным, необычным, экзотичным или просто образцово красивым. Как пара близнецов с горы Кунлунь (или как Чу Ваньнин для Ши Мэя). И сам секс тоже должен быть в первую очередь красивым. …Именно зрительный вектор во время поцелуя закрывает глаза. К встречам и свиданиям такие люди готовятся заранее, продумывают их сценарии, словно ставят спектакль: «Как только Некто окажется в комнате, я сделаю то и это». Это хорошо видно по отношениям Сюэ Мэна и братьев Мэй Ханьсюэ, с которыми было много планирования, мечтаний, неясностей, демонстративности, распускания перьев, но до дела так и не дошло. Для эмоционального, но застенчивого зрительного юноши все мечты о прекрасной любви могут так и не воплотиться в реальность. Ведь приличные и умные девушки (культура — лучшее дополнение к внешней красоте и финансовой состоятельности) обычно краснеют и говорят «нет», как заведено. А значит, получить такую можно только через брак. И лучше, чтобы девушка была поактивней. …Как госпожа Ван, мать Сюэ Мэна. Она досталась его отцу Сюэ Чженъюну уже «распечатанной», с любовным опытом. И даже, как выясняется в конце романа, с ребенком. Да, Сюэ Мэн — не родной по крови сын главы пика Сышен. Но психологически — он плоть от плоти человека, который женился по любви. В одном из «маленьких театров» Эрхи — в шутливых авторских ремарках после глав — есть список требований, которые Сюэ Мэн предъявляет будущей жене. Там смешаны мужские и женские качества. Список нереалистичен.* * *
В доисторическом обществе миролюбивые мужчины с сильным зрительным вектором не котировались, не участвовали в иерархии, не имели права на добытую другими еду и женщин, и сами часто становились добычей. Потому что толку от них никакого, на войне и охоте — балласт, одни сопли, детей женщинам делают неохотно, и еще хотят к себе повышенного внимания. Все, что мог бы делать бесполезный зрительный мужчина — с успехом делала полезная зрительная женщина. Ухоженная, чуткая, сострадательная, со средним либидо. Не рвущаяся стать матерью, зато хорошая воспитательница для чужих детей, от которых сама недалеко ушла. Самое главное — ее такую не жалко. Если пришла опасность, и зрительная женщина первой заметила ее, раскричалась — стая спасается бегством, а красотка достаётся хищнику или врагу. Этот сюжет древен, как мир — и им полны как мифы народов мира, так и сказки. Андромеда на скале, отданная морскому чудищу в качестве искупительной жертвы. Красная Шапочка, что сама идет волку в пасть. Такая героиня не может постоять за себя — ей нужен герой или спасатель. Но если подобная женщина (дама-в-беде) может вдохновить мужчину на подвиг и тем повысить его видовую роль — то зрительный мужчина-цветок в роли жертвы ни на что рассчитывать не может. Один скандал и срам. С развитием цивилизации и культуры ценность зрительного вектора возросла. Пока однажды не возник сюжет «Красавицы и Чудовища». Оказалось, дама может спасти себя сама — если перестанет бояться, присмотрится сердцем, даст неведомому и безобразному право на жизнь. Проявит к нему симпатию. Словом — если она превратит свой страх в любовь. …Увы, со зрительными мужчинами коллективное бессознательное обошлось жестче. Вот и Сюэ Мэна от гибели (от чудища Тасянь-цзюня) дважды спасал Чу Ваньнин. Характерно, что в последней сцене спасения Сюэ Мэн, как и Андромеда, был прикован к опорам в скалах Кунлунь. Архетипы неизменны. PS. Комментарии к этой главе вышли зачотные