Темные Тени

Во всех коридорах и комнатах стояла тишина, вязкая и жутковатая. Такая тишина, что можно было услышать, как на горящих дровах, стекая в огонь, шипит янтарная смола; как потрескивают свечи с капающим на тусклый мраморный пол воском; и как тихо скрипит закрывающаяся дверь в небольшие покои одной из хозяйки этих роскошных чертогов. За противным глухим звуком неожиданно последовала мужская фигура, что осторожно выскользнула из приоткрытой небольшой щели, своими мягкими неторопливыми шагами создавая новый шум. И несмотря на эти незначительные звуки, было так безмолвно и тихо, что, казалось, весь замок просто уснул или же глубоко погрузился в думы о чём-то несущественном, о чём-то своём, создавая тем самым ощущение пустоты и абсолютной безжизненности. Но это было совершенно не так. Хоть о нём складывалось впечатление опустелого здания, где даже грызуны и паразиты не смели задерживаться, замок был обитаем; и его обитатели не спали (по крайней мере, не все) – было ещё слишком рано. Однако, молодому человеку, нарушителю возникшего безмолвия и покоя, на пути так никто и не попался, что несомненно наводило на разные беспокойные мысли. Но он старался о них не думать. В конце концов, какую ещё атмосферу после небольшой ссоры за ужином стоит ожидать, как не напряжённую? Хозяйки немного повздорили, и сейчас каждая обижается друг на дружку, сидя в комнате и занимаясь своими делами. Каждая. За исключением Даниэлы, которая, забот не зная, спит себе на удобном ложе и видит уже второй сладкий сон. Стефан ей завидовал. Рыжая чертовка так сильно измотала беднягу, что он только и думал о том, как бы положить голову на подушку, дабы погрузиться в мир грёз и сновидений, позволив слегка истощённому организму восстановиться. Но в отличие от неё у Стефа ещё были кое-какие дела, которыми необходимо заняться, и спать после изнурительного секса в их планы не входило. Посему, осторожно подхватив Дану на руки и отнеся её полусонную в комнату, он направился прямиком в гардеробную, где, по идеи, должен ожидать, когда же Бэла отойдёт от маленького конфликта с матерью, и не изъявит желание продолжить поиски дневника. Или хотя бы пока Кассандра не выполнит просьбу Альсины и не извинится перед сестрой, после чего отправится в назначенное место. Так или иначе, ему придётся ждать. Петлял Стефан по разветвлениям коридоров изрядно долго. Бывать в гардеробной сестёр возможность ему никогда не выпадала, да и немудрено, раз даже Камелия там предпочитает не бывать, из-за чего найти её никак не мог, а стучаться во все двери – как-то слишком глупо. Тогда-то он впервые обратил внимание, насколько замок большой, а проходы в нём длинные и бесчисленные, ведущие не пойми куда, зачем и неизвестно что в себе таящие. А может, он всего-навсего ходит из стороны в сторону, наматывая бесконечные круги, сам того не осознавая? Бродя по второму этажу, Стеф только и делал, что размышлял о всём произошедшем за сегодняшний день, и вполне мог, в очередной раз погрузившись в собственные думы, не обратить внимания на то, как интуитивно доходил до конца одного коридора и возвращался к другому, отчего складывалось ощущения, что он всё ещё продолжает путь в одном направлении. Несомненно, это было рискованно, ведь парень мог рано или поздно столкнуться с кем-нибудь не тем и его положение будет оставлять желать лучшего, но ничего сделать с собой не получалось – мысли брали верх. И сопротивляться им было попросту невозможно. За день произошло столько, сколько не случалось за целый месяц! Ко всему прочему, ещё и чертовски необычного: кто бы мог подумать, что он, нарвавшись на Леди Димитреску, на женщину, которая призирает мужчин, останется в живых, даже не получит никакого наказания, да и с её позволения посягнёт на то, о чём думать не смел? Звучало это до боли нереально. Однако, всё так и случилось. К его счастью или горю. Потом Стефан размышлял о встрече с Маришкой. Их совершенно нежданное воссоединение тоже не могло не удивлять и не вводить в замешательство: вот – казалось бы, ещё недавно парень вызвался отправиться в замок, где царствуют кровь и смерть, вместо неё; вот – испытал на собственной шкуре все ужасы, с которыми побоялись бы столкнуться самые отважные мужчины Южных Карпат; и вот – несколько раз умудрился избежать смерти, чтобы потом умереть в самый необходимый момент. Но ненадолго. Как бы смерть за ним не гналась, как бы яро не преследовала, он оказывался быстрее, хитрее и ловчее. Разумеется, не без посторонней помощи. Однако, дело было совсем не в этом, а в том, что вся эта безумная заварушка началась из-за дочки старосты – из-за той самой Маришки, что сидит сейчас в темницах замка, который должен был стать её могилой ещё пять месяцев назад, и ожидает ужасной неизбежной участи. Своим мыслям Стеф невольно ухмыльнулся. Но как-то кисло и натянуто. До чего же одновременно забавные и горькие выходят обстоятельства: человек всячески старается отстрочить наступление конца, и местами у него даже получается. Однако, это лишь маленькая прибавка ненужного времени – плюс незначительные минуты к последнему отсчёту, которыми никто всё равно не умеет пользоваться как полагается, а перед смертью не надышишься. Бесполезная погоня, в которой проигравший всегда один – ты. И хоть из кожи вон лезь, в любом случае, вернёшься к тому, с чего всё начиналось, дабы принять своё незавидное предназначение. Что ни раз приходилось доказывать на самом себе. Но если раньше Стефан сделал бы всё, чтобы спасти свою некогда безответно любимую девушку, то сейчас ему было плевать на её дальнейшую судьбу, и что сделают с ней кровожадные обитательницы замка. За прошедшее время утекло слишком много воды, чувства иссякли и выветрились без остатка в никуда, а её идеальность – всего лишь созданная им же иллюзия, которой она охотно подыгрывала. Не более. И от этого где-то в глубине его души – или в том, что ею притворяется – зарождалась некоторая озлобленность и ненависть к этой двуличной девушке. Но между тем, едва проглядывалась и жалость, что питал к ней из-за скверной участи, от которой та не сможет отделаться. Если только… ей в этом не помогут. Возможно, использовав различные хитрые методы, молодой человек и мог бы подсобить несчастной дочке старосты сбежать из мрачных катакомб замка Димитреску, но… есть ли прок? Какая ему будет выгода? Лишь нарвётся на неприятности, коих и так в последнее время предостаточно. Спасением Маришки он только навеет на себя сомнения и прогневает сестёр тем, что рискнул забрать у них новую игрушку… или лакомство – тут уже как повезёт. А парню злить девушек совсем не хотелось. Ведь всё только начало налаживаться! С Бэлой, Даниэлой, даже с бесчувственной Кассандрой их отношения перешли на новый уровень – принятия. Однако, надолго ли? Дана довольно неопределённая, Касс – равнодушная, а Бэла… а Бэла оторвёт ему голову, ежели прознает о его порочных, хоть и случайных, связях с её матерью или о случившемся в столовой с её сестрой. Они все чертовски сильно не любят делиться. Тогда Стефан, прогоняя воспоминания сегодняшнего дня энергичным мотанием головы, поймал себя на печальной мысли, что переживать по этому поводу просто бессмысленно – если с Гейзенбергом у них ничего не выйдет, то жить ему останется от силы месяц, а значит о будущем и о каких-нибудь последствиях думать тщетно. Но, так или иначе, шанс одержать победу всё же был. И он им несомненно воспользуется. Свернув в очередной раз куда-то не туда, молодой человек попробовал отбросить все навязчивые мысли и сосредоточиться на длинных коридорах замка, дабы перестать плутать в них понапрасну, как неожиданно умиротворённую тишину нарушил противный дребезжащий звук под самым ухом. Закружившиеся и заметавшиеся совсем рядом мухи зажужжали так торжественно, словно они были посланы сюда затем, чтоб избавиться от нависающего в стенах безмолвия, а их безумный полёт стал походить на какой-то знак. Стеф мгновенно напрягся. Кто бы из сестёр это ни была, человеческую форму она почему-то не принимала, тем самым вынуждая его теряться в догадках. Вдруг липкие большие насекомые и вовсе начали лезть в лицо, поодиночке норовя проникнуть в плотно закрытый рот, ноздри, уши; они с силой бились о его щёки, пытались облепить глаза, перекрывая видимость, нагло садились на испачканную кровью рубашку, а также безумно метались вокруг, будто чего-то от него хотели. Их поведение казалось очень странным, каким-то требовательным, как если бы они действительно хотели ему о чём-то сказать или что-то показать, но по какой-то причине не могли – не было возможности вновь принять человеческий облик. И подтверждение тому стал резкий налёт уже целого роя мясных мух, что, охватив беднягу со всех сторон, ужесточил атаки, из-за чего тот был вынужден попятиться назад. Полностью дезориентировав, столь странное нападение чёрным жужжащим и жалящим потоком туч поволокло его назад; и как бы тот не отмахивался, не пытался отогнать от себя назойливых насекомых, хозяйка роя уверенно куда-то его загоняла. Стефан даже не мог открыть рта, чтобы выкрикнуть просьбу прекратить натиск разгневанных букашек, ибо мухи покрыли собой всю его голову. Мерзкое, отвратительное чувство, кисловатый запах, неприятное щекотание на коже, которое невозможно остановить, зуд и жжение от укусов – всё это просто сводило с ума. Однако, сделать ничего не получалось – только безвольно следовать в том направлении, куда тащат его мясные мухи. В один момент Стеф ощутил сильный толчок в правый бок, отчего непроизвольно отскочил в сторону и навалился плечом на попавшуюся дверь. Та легко распахнулась. Не ожидавший подобного исхода, молодой человек буквально влетел в комнату и, потеряв равновесие, плашмя упал на пол. И такое фееричное падение не могло не вызвать смех у той, что стала его виновницей. Он несомненно узнал девушку, которой принадлежит столь злорадный хохот, что покатился под потолком комнаты, резанул по ушам и холодком пробежался по его телу; он несомненно узнал Кассандру. Взглянув назад через плечо, Стефан узрел, как проявляется во всей своей коварной красе из тёмной жужжащей тучки черноволосая ведьма, попутно заливаясь громким злобным смехом, напоминающий детское глумление над чьим-то нелепым падением. Касс безусловно была в своём репертуаре. В принципе, как и всегда. Чужая боль, страдание или унижение приносят ей невероятное удовольствие, кем бы тот человек ни был, посему то, что она никак не могла прекратить смеяться, было совершено неудивительно. И от этого небольшая злость защекотала его глотку, а руки инстинктивно сжались в кулаки. Резко захотелось вскочить, схватить её за плечи, встряхнуть, после чего высказать всё своё недовольство той прямо в лицо; и Стеф бы это без лишних раздумий сделал, даже сейчас (в ответ получил бы, конечно, лезвием серпа по лицу, но как ещё заполучить уважение Кассандры, как ни её же методами?), однако, вернув взгляд вперёд, увидел, как перед его лицом остановились чёрные туфли, острыми носки едва не касаясь подбородка. Такая неожиданная картина в миг ввела молодого человека в замешательство и застопорила глупое рвение проучить брюнетку. Глядя на красивую женскую обувь, он медленно начал поднимать глаза, уткнувшись сначала в длинный подол готического платья, стаявшей перед ним ведьмы. Смех позади не прекращался, лишь немного затихал, отчего сердце сделало очередной удар. И тогда Стефан поднял взгляд чуть выше, вверх, по спрятанным в чёрной ткани ногам; в голове сразу возникли воспоминания, как красиво на них смотрятся кружевные чулки, и как красиво они выглядят, когда полностью обнажены. Этим длинным худеньким ножкам можно было подолгу петь дифирамбы, бесконечно ими любоваться, но оттягивать момент встречи не имело смысла, посему, шумно выдохнув, парень резко вздёрнул голову вверх. И в тотчас же во все глаза уставился в хорошо знакомое белое лицо, взирающее на него сверху вниз. — Ещё поглазеешь на мои ноги или наконец встанешь? — мелодично, но с ноткой укоризны, спросила старшая Димитреску. Её чудесный голос быстро привёл Стефа в чувства и вывел из заворожённого состояния. Парень в ту же секунду проворно поднялся на ноги, стряхнул с себя напольную пыль и, не смотря блондинке в глаза, смущённо потёр затылок. — Ну и видок, — медленно приближаясь со спины, заметила Кассандра. В её голосе не обошлось без привычной издёвки. — Какая бестия тебя подрала? Молодой человек слегка опешил, а затем тут же оглядел самого себя с ног до головы, оценивая лёгкую изорванность одежды, налипшую с пола пыль, а также кровь, щедро украсившую бежевую ткань. Вид у него и впрямь оставлял желать лучшего. Стефан брезгливо скривился. Однако, почти моментально украдкой улыбнулся, вспомнив ненароком главную причину такой потрёпанности. «Твоя сестра». — Только не говори, что ты нарвался на неприятности! — Нет, что ты! — маленькой ложью начал успокаивать Бэлу он. — Просто Дана… она долго не хотела покидать столовую, и мне пришлось тихо ползти на четвереньках в сторону кухни; потом решил, чего ждать? Спустился в темницы, а там уже на ваших полудохлых слуг наткнулся… Поравнявшись с сестрой, Касс усмехнулась. — Они гостей не любят. Тем более незваных. — Я заметил. Из груди старшей вырвался удручённый вздох. И получился он таким несладким и натужным, словно Бэла несла на своих худеньких плечах тяжесть всего мира. «Старшей дочери как всегда тяжелее всех…». — Надо будет не забыть приказать Камелии убраться в темницах… —проговорила она. — Там и впрямь бардак. Грязь к платью так и липнет, а кровь уже намертво въелась в камни стен и пола. Да и запах там… — Что? Ты в своём уме? — немного возмутилась средняя. — Даже не думай избавляться от того, над чем я старалась все эти годы! Знаешь, чего стоит вскрывать глотки под правильным углом, чтобы кровь окропила стену нужным узором?! Но блондинка ей не ответила. Молча подошла к белому шкафу для одежды с золотой отделкой, открыла дверцы и, чуть порывшись, извлекла из него чистую мужскую сорочку. После чего, совершенно внезапно, кинула её Стефану едва ли не в лицо, и закрыла за собой роскошный позолоченный гардероб. Откуда у девушек взялась мужская одежда – вопрос довольно интересный, но отнюдь не сложный. Беспокоить сестёр своим излишним любопытством не было смысла, ведь ответить на него самостоятельно не составляло никакого труда: зачем покойникам одеяния? Когда молодой человек впервые покинул замок после долгого плена, он увидел жуткие чучела, сделанные из насмерть заершённых мужчин, что были до невозможности измучены и обнажены; ими хозяйки, по всей видимости, отпугивали от виноградника ворон. Гадать и думать не требовалась – несчастных раздевали намерено, а их вещи сёстры оставляли, как материал для ненужного тряпья, или же как трофей – напоминание об очередном убитом простаке, что осмелился перейти порог замка, переоценив свои возможности. Также, исходя из воспоминаний, Кассандра, когда собиралась на охоту, принаряжалась в мужскую одежду, дабы было комфортнее бегать по лесу и не цепляться за ветви кустарников полами платья, посему ценность тряпок убитых мужланов возрастала. — Примерь, — резко вырвал его из размышлений голос Бэлы. — Должно подойти. — Зачем? — Стеф с недоумением покрутил в руках сорочку, внимательно разглядывая каждый шов, словно какую диковину: эта мятая вещица имела шнуровку вместо пуговиц и в длину ему была чуть ниже паха. Подобную рубашку носить уже приходилось – не самый плохой вариант. — Глупый вопрос. Ты себя видел? Прозвучало это слишком грубо. Особенно из уст старшей Димитреску. — Сомневаюсь, что у Матери Миранды не возникнут вопросы по поводу твоего внешнего вида. Стеф, ещё немного поглазев на сорочку, неоднозначно пожал плечами, а затем резво принялся переодеваться. Прямо там, при двух девушках, совсем не стесняясь. Хотя... должен ли был вообще? Их-то это, по всей видимости, и самих не слишком смутило. — Не игнорируй меня! — после небольшой паузы вновь оживилась Кассандра. Обращалась она, очевидно, к старшей сестре. — Если ты отправишь хозяйничать в мои темницы эту дрянь – я убью её прямо там, наведя её внутренностями и кровью ещё больший бардак! — И будешь убирать его сама. — Ха! Ещё чего. Мама вновь, без разбирательств, накажет сразу обеих. Если и убирать, то вместе, моя дорогая сестрица. В очередной раз. — ухмылка, как заметил Стеф, украсившая губы Касс, вызвала у Бэлы приступ злобы, но вместе с тем какое-то странное ощущение, из-за которого мышцы её лица моментально смягчились. «В очередной раз». — Иногда мне кажется, что ты этого и добиваешься, Бэла. — Добиваюсь чего? Брюнетка театрально закатила глаза, и не менее театрально ответила: — Нас! Вернее... нашего наказания. Каждый раз, когда между нами возникает размолвка, мама, в попытке помирить, либо скидывает на нас обязанности слуг, либо запирает в комнате, пока мы не придём к компромиссу. А к нему мы не приходим долго... целый день вдвоём, разве не чудесно? Когда блондинка сощурила глаза и как-то недовольно скривила губы, выражая явное несогласие, Касс сразу же бросила: — Хорошо, хорошо. И впрямь то ещё удовольствие, — она махнула рукой. — Но не без своих приятных... моментов, я не права? Стоило только загадочный ухмылке блеснуть на бледном хитром лике брюнетки, как Бэла, в миг напряглась, а взгляд её то заметался с Кассандры на Стефана и обратно. Такое необычное поведение породило новые вопросы. — Да ладно тебе, сестрица! Я же знаю, что мои слова, произнесённые за столом, тебя ничуть не задели. Бывали и обиднее. Признайся... Беловолосая ведьма вновь не оставила среднюю сестру без ответа. Решила промолчать, из-за чего в воздухе усилилось воцарившееся напряжение, которое можно было чуть ли не осязать, а помещение накрыла плотным одеялом нервная тишина. Однако, длилось всё это не долго. — Ты права, — когда, наконец-то, блондинка заговорила, её голос утратил прежнюю мелодичность и стал каким-то тусклым, потерявшим всякие силы и желание спорить. — Твои детские попытки задеть меня не увенчались успехом. Я просто устала обращать на них внимание. И я действительно покинула столовую, намеренно изобразив обиду. Заметив, как губы Кассандры дрогнули в подобие новой ухмылка, она не стала затягивать с паузой, которую решила взять. — Но не из-за того, что захотела наказания, Касс. Как ты вообще могла о таком подумать! Та лишь развела руками и продолжила непонимающе глазеть на сестру. — Если бы я этой выходкой не прекратила ужин – можно было бы попрощаться с нашей задачей. Ты же знаешь, как долго может длиться вечерняя трапеза... — Угу, не меньше часа – точно. — ... и это как повезёт. А времени у нас не так много. — Что, сестрица? Настолько не терпится порыться в маминых секретиках? — язвительность Кассандры была остра как никогда. — Теперь мне ясна суть этого глупого конфликта. — Почти, — сухо отчеканила блондинка. — Понимаю, что не должна была, но... мне стало очень интересно, расскажет ли она правду. — Какую правду, Бэла? Чего ты хочешь? — Я не... я не знаю, — то, как переменилась в лице старшая дочь Альсины, говорило о том, что её явно что-то беспокоило. И беспокоило сильно. Но она сама до конца не понимала что. А может, просто намеренно не желала понимать. — Мне просто нужно было убедиться честна ли она со мн... с нами. — Зачем тебе это? Подумаешь, что-то не договаривает! Мама – взрослая женщина, важная шишка... разумеется, она о чём-то не рассказывает. Даже тебе – своей "старшей ответственной дочке". — последние слова Касс выплюнула довольно ядовито. — Неужели это ТАК бьёт по твоему высокомерию и гордыне? Бедняжка. — Не начинай, Кассандра. — Я и не собиралась. Мне всего-навсего не нравится то, что ты воспринимаешь это настолько близко к сердцу. Ты же не... не поверила ему, — брюнетка ткнула пальцем в молчавшего всё это время Стефана, как бы намекая на него. — Ведь так? Но Бэла вновь ничего не ответила. Только потупила взор золотых глаз, прикрыв их огромными накрашенными ресницами. Стеф вдруг почувствовал, как сильно хочет взять её за руку, успокоить; парень почувствовал, как в его душе просыпается сочувствие, разливаются её переживания, которые он готов был разделить вместе с ней, неприятно морозя нутро; но между тем и разгорается что-то особенное... что-то, что мгновенно согревает, струясь в крови необычайным теплом. Надежда. Надежда на то, что его слова для неё не пустой звук. И это важное осознание даёт желание стремиться вперёд, бороться за свою жизнь до конца. — Да ты шутишь! – громко воскликнула средняя, отчего Стефан даже дёрнулся. — Этого быть не может! Ты же знаешь, что она наша мать, а мы – её дети. Как вообще в этом можно сомневаться, когда... — Когда мы не помним большую половину своей жизни? – резко перебила её Бэла. В её голосе неожиданно зазвучала материнская суровость. — Когда мы друг на друга совершенно не похожи? Когда нам ничего неизвестно о нашем отце, кроме того, что этот "омерзительный мужлан" когда-то был, а потом его не стало? Протри глаза, Кассандра. Протри их от пелены, которую своим отрицанием сама же на них и настилаешь, а потом взгляни фактам в лицо – мы слишком мало знаем, и от нас слишком много скрывают. Сделав один шаг, дабы встать к сестре вплотную, Бэла ласково взяла её за руки. Их длинные тонкие пальцы сплелись, а взгляды утонули в расплавленном золоте друг друга. И в момент, когда Касс крепко сжала пальцы, словно боясь, что сестра захочет отпустить её, молодой человек понял: отношения этой парочки были выше всего на свете – выше Даниэлы, выше Альсины, выше Матери Миранды и... выше него. Но в каком плане? Что за странные отношения их связывают? Почему они вечно грызутся друг с другом, будто бы что-то кому-то пытаются доказать, убедить в своей сестринской вражде, когда на деле они явно о чём-то не договаривают? Эти вопросы своей открытостью не давали Стефу покоя. Стоит ли ему переживать? Или у родственников такие неоднозначные отношения, когда в них царит сплошь неоднозначных чувств, являются нормальными? Ему не знать. В семье он был единственным ребёнком. — Хотела знать, что меня беспокоит? ЭТО меня беспокоит, Кассандра. Спроси у самой себя: почему мама так не любит вспоминать прошлое? Касс продолжала молчать, с неким волнением ожидая продолжения. Стеф нервничал вместе с ней. — Что если... просто нечего вспоминать? Не о чём говорить и нечего ворошить. Мы помним только то, о чём она нам когда-то рассказывала, понимаешь? А теперь подумай о причине нашего преображения – практически смерть сразу троих. Это ли ни странно? Как она вообше могла такое допустить! — голос старшей едва не сорвался на крик – на слегка истеричный крик. Но она всеми силами старалась себя сдерживать. — Кассандра... я понимаю, что тобой движет лишь жажда развлечений и информация, которая есть или нет в дневнике, нужна тебе только для того, чтобы повеселиться, но разве ты не хочешь узнать ответы на все вопросы? Разве ты сама об этом всём не задумываешься? Но вечно находчивая и остроумная Кассандра, не отыскав подходящего ответа, продолжила молчать. Её взор никак не мог оторваться от золотых глаз Бэлы, что поблёскивали от наступающей к ним влаги, а губы то и дело вздрагивали в тщетной попытке что-либо сказать. Она словно понимала, что чувствует старшая, о чём переживает, но до последнего не желала подпускать к себе подобные мысли, опасаясь горького подтверждения. Однако, в отличие от сестры, Кассандра явно не ждала в записках матери столь ужасных информаций, что могли перевернуть верх дном их некогда созданный маленький мир. И будь проклято её чёртово любопытство! — Бэла, — всё же собралась с духом брюнетка. — Что бы в себе этот дневник не таил... — Я знаю, — та ей договорить почему-то не делала. Хотя, судя по серьёзному тону, которым Касс практически не разговаривала, слова должны были быть для них очень важными. Видимо, блондинка, зная того, чего не знает стоящий совсем рядом, ничего непонимающий Стеф, быстро поняла их суть. — Я просто хочу хотя бы раз ошибиться. Вот и всё. — О, это было бы, на самом деле, очень кстати, "Мисс Я-всегда-права". Где-то затерявшаяся шутливость черноволосой ведьмы, внезапно и быстро возвратилась к хозяйке. Вот только сейчас по ней никто не скучал, даже не думал. Тем более Бэла, которая мгновенно отпустила руки сестры и слегка оттолкнула от себя, гневно фыркнув. — Ты опять испортила момент! — А ты опять расчувствовалась. Бр-р. Аж противно! Когда Кассандра рассмеялась, обратив внимание на выражение лица блондинки, парень готов был поспорить, что сейчас Бэла не выдержит и оторвётся на средней сестры за все её колкости, вредность и излишнюю язвительность, устроив той небольшую взбучку, однако... вместо начала сестринских розней, старшая лишь улыбнулась. Кисло, скупо, но улыбнулась. Стефу это тоже показалось странным, но, так или иначе, он не знал того, чего знали они. Может быть, такая спокойная реакция была вызвана тем, что Бэла всё же знала о внутренних переживаниях Кассандры? Просто та не желала показывать ничего подобного и всякий раз скрывалась за равнодушной, вечно забавляющейся маской, о которой мог знать только самый близкий человек. А может... он её всего-навсего переоценивает и Касс, как была бесчувственная сукой, плевать хотевшей на вещи, что происходят вокруг, так и остаётся. Но в этом и крылась её прелесть. Таким людям всегда живётся намного лучше и проще. — Ну и? — прекратив смеяться продолжила она. — Что будем делать? Раз уж у тебя в плане покончить с поисками дневника уже сегодня, то нужно перестать тянуть канитель и сделать уже хоть что-нибудь. — Судя по тому, что мне известно, мама думает, что я пошла в свою комнату, ты отправилась передо мной извиниться, а она...? — ... а она двинулась в Оперную. Успокаиваться. — Превосходно. Сделаем вид, якобы ты всё же извинилась, я, в свою очередь, тебя якобы простила, и далее ты направиться к маме, чтобы отчитаться за наше якобы скорое примирение. — Что? Почему это я? — недоумённо захлопала ресницами брюнетка. — Ты старше – ты и отчитывайся. С меня на сегодня родительских разговоров хватит. Да и на какой чёрт? Бэла глубоко вдохнула, потом так же глубоко выдохнула и незамедлительно ответила: — Чтобы отвлекать её и не давать вернуться в южную часть замка, неужто не очевидно? Думаю, с поисками справятся и двое, а быть пойманными мамой за занятием, от которого возникнут вопросы, как-то желания нет. О-о-о, Кассандра, ты так мила, когда дуешься! — Катись к чёрту, — недовольно процедила брюнетка, нахмурив брови и недобро сузив свои янтарные глаза. — С какой это, вообще, стати я должна её отвлекать и не "выпускать" из Оперной Комнаты? — С такой, — Бэла натянуто улыбнулась и стряхнула с плеча сестры невидимые пылинки. — Что это ТЫ "обидела" меня, помнишь? — Да я... архг! Тебе этот должок слишком дорого обойдётся, сестрица. Ты поняла меня? Издав грудной смешок, блондинка игриво чмокнула воздух в пяти сантиметрах от её лица, после чего выдала: — Более чем. — Я серьёзно, Бэла. ОЧЕНЬ дорого. А если мне от мамы снова влетит, то вообще бесценно! Целую вечность мне должна будешь. — Если тебя это смотивирует – так и быть. Только сделай всё, как я прошу. Касс, давая выход своей маленькой злости, раздражённо выдохнула. На этом их диалог оборвался. Но не зрительный контакт, что с каждой пройденной секундой всё больше накалялся, готовый вот-вот пустить искры по всей гардеробной. И искры чего? Обиды? Презрения? А может, потаённого желания и особой любви? Стефан всё никак не мог понять, что в последнее время нашло на двух сестёр, и по какой причине между ними постоянно какие-то недомолвки. А также какую роль в этом семейном спектакле придётся играть ему? Так или иначе, от того, как Кассандра и Бэла смотрели друг на друга, всматриваясь в родные лицо, пытаясь понять, что делать дальше, ему становилось очень неловко, а сам момент приобретал ревниво-напряжённую атмосферу. Посему пора это было прекращать. — Кхм-кхм, — осторожно кашлянул в кулак Стеф, дабы привлечь внимание сестёр. — До последнего не хотел вам мешать, но… — Но у нас совсем немного времени, — слегка смущённо отведя взгляд от брюнетки, моментально продолжила за ним Бэла. — Ты прав. Утвердительно кивнув, молодой человек украдкой улыбнулся. — Итак, подытожим, — если старшая Димитреску предпочла перевести взор с сестры на парня, дабы перестать вести себя подозрительно, то средняя игру в гляделки заканчивать и не думала – продолжила, как ни в чём не бывало, смотреть на блондинку и загадочно ухмыляться, словно только что одержала в чём-то победу. — Я держу путь в Оперную, к маме, а вы двое – раздвинув два пальца, черноволосая указала на парня и девушку. — В Южную Часть, искать дневник. Правильно понимаю? — Правильно. — Чудненько, — без всякого энтузиазма кинула она. — А если мама захочет вернуться в покои, и у меня не получится её задержать – что дальше? Стоящий напротив неё Стеф, чтобы разбавить атмосферу, скривил смешную гримаску и красноречиво провёл большим пальцем поперёк горла, наглядно показывая что сделает Альсина, ежели та не справится со свой задачей. Касс мрачно усмехнулась. — Полагаю, с тобой? Что ж, тогда не буду даже пытаться. — Нам тоже достанется. Не переживай. — И в мыслях не было. Пусть сперва мама придумает какое-нибудь новенькое и более жестокое наказание, чтобы я дважды подумала, прежде чем нарваться на неприятности. А так… навести порядок где-нибудь на чердаке – пара пустяков. — Какая же ты всё-таки ты эгоистка, Кассандра. Поверить не могу! Та в ответ хмыкнула и равнодушно пожала плечами. — Какая есть. И с замечанием Бэлы, как подметил парень, невозможно было не согласиться, даже сама обвиняемая опровергать их не стала – безразлично согласилась. Ибо Касс действительно думала в первую очередь о себе, о своих потребностях и желаниях, а уже потом о матери, сёстрах и о благополучие дома и семьи в том числе. «Поджечь замок, чтобы приготовить себе мясо – как же это в духе Кассандры». — О-ох, да ладно вам! Я же просто пошутила. Нечего на меня так глазеть. — С каждым разом твои шутки становятся всё менее смешны. Возьми на заметку. — Непременно, моя горячо любимая сестрица, — на предпоследнем слове брюнетка сделала выраженный акцент. — Ведь кому как ни тебе, зануде, учить меня юмору. — Заметить, Кассандра, всё настолько плохо, что даже “зануда” делает тебе замечание. Касс, на удивление, тут же сникла, поскучнела и даже не сумела найти остроумного ответа, чтобы последнее слово оставалось за ней. А Бэла в свою очередь, заметив, как та насупилась, расплылась в самодовольной улыбке. Стеф улыбнулся вместе с ней. Это была победа. Но наслаждаться ею долго не получилось – средней дочери Альсине необходим был реванш. — Хм, — искоса взглянула она на парня, хитро ухмыльнувшись. После чего мгновенно вернула взор на сестру. — А в прошлый раз тебя всё устраивало. И к чему нужна эта показушная серьёзность? Я же знаю, что... — Не продолжай. — М? Почему? — ухмылка брюнетки так и намекала на то, что добилась желаемой реакции. — Не хочешь, чтобы он знал? В ту же минуту Касс неторопливо подошла к недоумевающему Стефану. Провела пальцами по бледной впалой щеке, стирая возникшие от смущения капельки пота, а после, закинув руку ему на шею, демонстративно положила голову на плечо. Этим она озадачила ещё сильнее. — И не стыдно тебе, сестрица? Даже не хочешь посвятить своего ненаглядного в наш маленький секрет? Думаю, нам втроём было бы весело... — Чёрт возьми, Кассандра, — сквозь стиснутые зубы, проговорила Бэла. — Почему ты такая дрянь? — А почему ты такая скучная? — Боги, почему вы такие подозрительные? — не выдержав по-новому зарождающего напряжения, выпалил молодой человек. — Заткнись! И дружным сестринским хором его вновь мигом заставили умолкнуть. — Понял. — На что ты нарываешься? — возвратилась к небольшой перепалке с сестрой Бэла. — Для кого разыгрываешь это представление? — А разве не очевидно? — она шутливо ущипнула Стефа за щеку. — Чтоб меня! Да вы же стоите друг друга. Несмотря на то, что совершенно разные. Одна – докучная зазнайка, второй – настырный идиот. Но знаете, что вас объединяет? Хотела было старшая из сёстер что-то сказать, как Касс схватила её за руку, резко дёрнула и потянула к себе, вовлекая в странные тройные объятия. Теперь обе руки брюнетки были закинуты на шеи Стефа и Бэла. — Я. Что бы это ни значило, прозвучало оно как-то нехорошо и... двояко. А по изумлённого лицу блондинки, когда та через Кассандру взглянула на молодого человека, стало понятно – значение у слов средней дочери Димитреску было одно. И оно потрясло сразу обоих.

***

Тягучая напряжённая тишина полностью заволакивала южное крыло, наполняла его, беспокойством впитываясь в стены старинного замка, окутывала, так же мягко и вязко, как воцарившийся кругом полумрак. Казалось, за один вечер безмолвие смогло поглотить роскошные, но такие опасные чертоги полностью, убив в них последние признаки жизни. Конечно, как помнит молодой человек, когда прислуживал его хозяйка, в замке частенько было тихо. Однако, так долго и так густо – никогда. Складывалось ощущение, что многолетнее... нет, многовековое строение было живым и умело чувствовать, перенемать настроение обитателей, тем самым переживая и тоскуя вместе с ними. И делало оно это отлично. Отсутствие звуков и слабое освещение вгоняли в уныние даже гостей, а местами, немного пугали и тревожили. Стефан готов был поклясться, что сошёл бы с ума, ежели тишину не пронзало периодическое громыхание за большими окнами и усиление ветра с дождём, что яростно стучали по тонким стёклам, словно пытаясь ворваться внутрь. Успокаивала между тем ещё и яркая вспышка молнии, которая, пусть и на мгновение, освещала неширокий полутёмный коридор своим золотым блеском. Само собой, молодой человек, благодаря усовершенствованного зрению, видел в полутьме отчётливо, без необходимости зажечь свечи, но всё же оставался доволен внезапно мелькнувшей гостье из поднебесья, что будто бы пыталась помочь отыскать затерявшуюся вещь в открытом шкафчеке комода. Копошась в аккуратно разложенных чистых вещах, Стефан то и дело поглядывал через плечо, назад, где за его спиной, в распахнутом шкафу со стеклянными дверцами возилась напряжённая Бэла. Она так тщательно и с особым рвением осматривала полки, обшаривала книги, вытаскивая каждую из ровно стоящих стопок, что парень поймал себя на мысли, якобы старшая дочь Альсины в момент, когда её что-то беспокоило и нервировало, подобно матери, погружалась с головой в какое-либо занятие – в данном случае поиски заметок, — и отвлекалась от всех проблем, сбегая из мира тревожных мыслей. Ну, либо же желание заполучить дневник матери и получить ответы на давно волнующие вопросы было настолько сильно, что превышало всякие отрицательные эмоции, тем самым не мешая ей ими достигать цель. Это в ней Стефа обычно удивляло, но сейчас... почему-то злило. — Пусто, — безэмоционально изрёк он, с гулким хлопком задвинув обратно ящичек комода. — Это уже второй. — Есть ещё третий, — не оборачиваясь, так же холодно бросила девушка. — В конце коридора. Посмотри там. Стефан тяжело вздохнул. Ему не хотелось отходить от неё так далеко, больше не хотелось продолжать поиски. Несмотря на испорченное настроение у каждого, на полученную ранее информацию, парню хотелось сейчас лишь одного – поговорить. С того момента, как они расстались с Кассандрой, выйдя из гардеробной, как покинули, спустившись в тайные хода подземелья, центральную часть замка (идею отправляться наружу в такую непредсказуемую плохую погоду всё же посчитали глупой), с Бэлой у них разговор никак не клеился. Конечно, Стеф тогда особо и не рвался заговорить первым – обескураженность и полная растерянность попросту не позволяли вырваться из дум, – но и сама беловолосая девушка не стремилась что-либо с тем неловким молчанием сделать, посему путь они преодолели в абсолютном затишье, которое, как он думал, предвещало нечто... серьёзное. И этот момент, надо думать, настал. — ... а как... успехи у тебя? — едва слышно спросил молодой человек, блуждая глазами по картинам, что висели на неосвещённых стенах. — Так же. Совсем ничего. Ни намёка. — Всё ещё думаешь, что она его прячет здесь? Положив тонкую книгу с жёлтой обложкой, по центру которой красовалась, украшенная лавровым венком, надпись – «Буря. Уильям Шекспир», Бэла, поглядывая на её тёмно-красный корешок, немного призадумалась, а после с удручённым вздохом ответила: — Начинаю сомневаться. Вполне вероятно, что мама успела забрать его с собой в Оперную. — Гадство, — раздражённо выплюнул он. — И что дальше? Будем возвращаться? Беловолосая ведьма ещё какое-то время поглазела на возвращённую в стопку книгу, немного помолчала, словно собиралась с мыслями, и всё же заставлять его ждать своего ответа не стала. — Нет. — Нет? Громко выдохнув, Бэла наконец повернула в сторону молодого человека голову, оторвавшись от разглядывания этой странной книжонки, в которой, как ему показалось, не было ничего примечательного, однако, по какой-то непонятной причине, блондинку она заинтересовала. — Здесь ещё остались неосмотренные места. Кто знает, может, маме было совершенно не до дневника, и забрать она его не посчитала нужным. Стеф не смог сдержать лёгкий смешок. — Что смешного? — тут же возмутилась старшая Димитреску. — Ничего, — пришлось быстро взять себя в руки. Этот вырвавшийся из груди порыв, походивший больше на насмешку, был действительно очень неуместен. — Просто... ты так жаждешь заполучить эти заметки... я думал, до последнего не будешь воспринимать мои слова всерьёз. Бэла молча закрыла стеклянные дверцы шкафа. — ... и не станешь идти на поводу у сестры, чтобы всё это затеять. — Я тоже так думала. Но всё очень сложно, Стефан. Отойдя от шкафа, девушка встала напротив парня, скрестив на груди руки. Резко сверкнувшая за окном молния призрачным сиянием ответила её бледное лицо, на котором застыло выражение спокойной решительности и... невыносимой тревоги. — Я понимаю. — Нет. Не понимаешь. Ты... — она неожиданно замолча. Но после того, как устало потёрла переносицу, продолжила: — Твои слова, произнесённые тогда, в темницах, заставили меня задуматься. Серьёзно задуматься. Ох, проклятье, иногда мне кажется, что я слишком много думаю... В общем, когда у тебя появляется пища для размышлений, ты начинаешь просить добавки. А там, волей-неволей, всплывают вопросы, на которые ни ты, никто либо ещё не может дать ответ. Никто. Кроме человека, благодаря которому всё началось. — Мама... — Мама, — подтвердила она. — И её записи, что, как ты говоришь, могут многое прояснить. — Это так, — Стефан невольно сделал шаг вперёд, отчего девушка чуть отстранилась. По всей видимости, к близости она не настроена. «Мы обязательно поговорим об этом, Бэла... я всё объясню». — Но я вижу, как тебя это уже начало грызть изнутри. А дальше – только хуже. — Я до сих пор не хочу верить твоим словам. Но мне нужно убедиться. Иначе я просто не смогу себя контролировать! Чем дольше думаю обо всём этом, тем сильнее паранойя. Уму не постижимо! Я никогда не испытывала столько чувств. А в последнее время... ох, проклятье! Всё, ВСЁ из-за тебя, — едва не задыхаясь от возмущения, блондинка ткнула пальцем в грудь парня. — И я даже не представляю, как к этому относится. Эта волна различных эмоций беспощадно захлёстывает моё тело, и из-за этого иногда я чувствую такую... эйфорию. А иногда беспомощность. Невыносимую и омерзительную. О, Тёмный Бог, как люди с этим живут? Терпеть не могу непостоянство! Сейчас речь старшей дочери Альсины звучала слишком возбужденно и как-то напряжённо, так что Стеф, охваченный волнением, стал дышать чаще. Он прекрасно знал, к чему такое всполыхание может привести. С подобным эмоциональным порывом сталкиваться уже приходилось. Но останавливать её и успокаивать, молодой человек не собирался – девушке необходимо выговориться. — А ведь ещё недавно моей главной нервотрёпкой – было следить за порядком в замке! Теперь же – ЭТО! — блондинка обвела помещение руками, как бы показывая территорию, в которой должен находиться дневник. — И это, — потом перевела внимание на Стефана, проводя рукой в воздухе, словно рисуя его фигуру. — А ещё моя неугомонная сестрица – сплошная головная боль. И хоть Бэла выражалась с явным пренебрежением, имела она ввиду совершенно обратное. По крайне мере, так Стефан понял её заявление о чувствах. Девушка несомненно любила мать, любила сестру... возможно, испытывала нечто подобное к нему, но эти тёплые чувства смешались с отрицательными – с переживаниями, недовериями и сомнениями, отчего становились сильнее, заполняя мозг навязчивыми мыслями. Беловолосая ведьма, как и подобает старшей сестре, предпочитала держать голову всегда холодной, чтобы подавать младшим необходимый пример, но каким образом это делать, если в ней творится такой бардак? Альсина определённо не учила их справляться с эмоциональным всплеском, ведь оберегала (если это можно так назвать) от приводящих (косвенно или прямо) к нему чувств: страха, паранойи и... любви. — И, если я хотя бы с чем-нибудь не разберусь, — продолжила она. — Спокойствия мне не видать. И на сей раз Стефан не проронил ни слова. Лишь подошёл к ней почти вплотную, осторожно обхватил за талию и обнял, так мягко, едва касаясь, словно боялся сделать что-то не то. Но когда блондинка ответно охватила руками его туловище, соединив их на спине, то уже увереннее прижал девушку к своей груди. Они были так близко друг к другу, что Бэла могла услышала стук его сердца. До невозможности быстры, суматошный. А он – наслаждаться её дыханием, что походило на порыв теплого весеннего ветра, от которого даже в пасмурную погоду поднималось настроение. До чего было невероятно ощущать её близость, осознавать появлявшееся постепенно доверие и нежиться в успокаивающих объятиях друг друга. Парень всегда держал в голове мысль того, что все трое девушек не являются обычными людьми: они кровожадны, плотоядны, чересчур скупы на человеческие чувства, спокойно отнимают чьи-то жизни и не нуждаются в ком-то постороннем, однако… понимание, что сейчас эта беспощадная холоднокровная убийца, словно нуждающийся в поддержке ребёнок, прижимается к нему всем телом, устало потирается своей щекой о его, согревало ледяное нутро. Бэла никогда бы не позволила себе ничего подобного в присутствие неподалёку матери или сестёр, но, находясь с ним наедине, она могла позволить себе немного отдохнуть от образа вечно бесстрастной старшей сестры и послушной спокойной дочери. Ведь она начала ему доверять. — … я сделаю всё, чтобы помочь тебе, — вдруг прошептал молодой человек с нежностью и неким беспокойством, медленно поглаживая её по спине. — Даже если твоя мать оторвёт мне всё что можно и что нельзя из-за настырного влезания туда, куда не нужно. Из груди блондинки вырвался смешок. Но похож он был больше на неудачную попытку перевести дыхание, нежели на весёлую реакцию. — Да-а, — протянула она, с трудом улыбнувшись. — Несомненно оторвёт. И после того, как Стеф подавленно посмеялся, в плохо освещённом коридоре вновь повисло молчание, которое периодически перебивалось лишь могучими раскатами грома. Но в этом, нужно признать, был свой особенный шарм: шум сильного дождя, громыхание грозы и завывание ветра, что шелестел листья, стучал, скребся ветвями деревьев о стёкла, – создавали уютную атмосферу, которую до боли не хотелось прерывать; однако, к его сожалению, было необходимо. Времени оставалось немного, а они всё ещё не приблизились к обнаружению дневника Альсины Димитреску и, – что Стефан считал более важным, – так и не обсудили всплывшую недавно информацию. Конечно, возможно, момент был неподходящий (Бэла только успокоилась от волнующих её мыслей), но парень боялся, что другого шанса может ему и не выпасть – кто знает, что с ним случиться завтра, – посему решил столь дивную обстановку… испортить. — Ты ведь поняла, что имела ввиду Кассандра? —тихо-тихо промолвил он. И ощутив мгновенно усилившееся сердцебиение, нежно коснулся губами её макушки, интуитивно зажмурив глаза. Неожиданно Бэла убрала его руки со своей талии и отпрянула, пусть и как-то нехотя, после чего сдержанно бросила: — Да, — от сухости её тона захотелось выпить – желательно что-нибудь спиртного. Однако, голос всё ещё оставался невообразимо приятным. — А ты? — Угу. И вновь эта всепоглощающая тишина. Неловкое молчание, что стало у них такой обыденностью. И вновь нарастающее напряжение, которые им двоим изрядно поднадоело. — И… давно она предпринимает попытки “съесть твоё лицо”? — как-то агрессивно-иронично предъявила беловолосая ведьма, после чего сложила руки на груди. Внутри Стефа сжался непонятный комок. По сути, с Кассандрой у них не было ничего такого, о чём стоит переживать, ведь той совершенно не было до него дела – всего-навсего маленькие порывы получить удовольствие и утолить разыгравшейся голод. Однако, факт того, что некоторые приятные и не очень моменты случались, ничего хорошего за собой не влёк. — С того самого дня, когда я попал к вам в рабство, — неуместно отшутился он. — Убить она меня, между прочим, и сейчас хочет… — Ты знаешь, что я имела ввиду совсем не это. Парню резко сделалось неловко, и он потупил взор. — Знаю. Но, честно сказать, то, что между нами было – далеко от этого не ушло. Тебе, по всей видимости, хорошо известно на что способна твоя сестра. Если Кассандра чего-то захотела… — Она это получит. Любой ценой. Да. Известно… Лицо старшей дочери Димитреску почти не выражало эмоций, но внутри определённо бушевало волнение и тягостное смущение, разливающееся по телу, точно вторая кровь, что её не являлась. — Бэла, вы… Стефан не успел договорить, как строгий взгляд ведьмы красноречиво заставил его замолчать. — Не здесь, — резко и сурово отчеканила она. — У стен тоже есть уши. И хоть молодой человек понимал, что замок и впрямь не был надёжным местом для подобных разговоров, в этом выражение он как-то сомневался. «У стен нет ушей. У стен, обычно, есть мыши, а вот уже у мышей – уши» — Стеф усмехнулся собственным мыслям. — «И умев грызуны говорить, то… ох, чего бы они рассказали… особенно о происходящем в замке. Но, к сожалению, а может, и к счастью, они могут лишь пищать. Да и если так посудить, я за всё время, что находился в стенах замка, ни одну мышь так и не видел. Кассандра их терпеть не может». Не дождавшись, когда Стефан отоврётся от дум и спросит хоть что-нибудь, Бэла не спеша зашагала вдоль неширокого коридора, дабы не тратить время бессмысленными подглядываниями в одну точку и продолжить поиски родительского дневника. — Так это… значит, “да”? — резво дёрнувшись с места, поторопился за ней Стеф. — “Не здесь” – значит, не здесь, — тут же ответила она через плечо. — Давай закроем эту тему? Хотя бы на данный момент. — Я просто слегка… не могу разобраться. — И не надо. Это тебя не касается. Последняя фраза полоснула по сердцу острее, чем это мог сделать любой их заточенный серп. — Не касается? — поравнявшись с девушкой, молодой человек пришёл в некое негодование. — Но… теперь я и вовсе ничего не понимаю! Почему меня это должно не касаться, если… Бэла внезапно остановилась подле небольшой белой тумбочки, выдвинула первый ящик чуть ли не до конца и начала рыться в нём, аккуратно кладя на крышку мешающие поискам принадлежности. — Это… дела семейные, Стефан, — спокойно изрекла беловолосая ведьма, не отвлекаясь от прерывания тумбочки и изучения её содержимого. — Будь хорошим мальчиком и чуть-чуть потерпи. Позже я тебе всё объясню. «Дела семейные, значит, ха?». — Не стой лучше без дела и проверь, что находится в той креденце. Подойдя к месту, на которое указала девушка, Стеф присел на корточки и, открыв деревянные дверцы, принялся осматривать внутренности маленького шкафчика. В креденце было пусто (не считая каких-то мелких безделушек) и очень грязно – на дне какие-то маслянистые разводы и черная пыль, – но абсолютно пусто. Дневника не оказалось и здесь. «Как же это всё напрасно». — Не-а, — закрыв резные дверцы и встав в полный рост, помотал головой парень. — Ничего. Бэла не ответила. Продолжила копошиться в ящичках – уже во втором. — Как думаешь, — продолжил он, развернувшись в её сторону. — Кассандра осознаёт серьёзность написанного в дневнике? Или продолжает не верить? — Осознаёт. Во всяком случае, мне хочется так думать. — Почему? — Потому что мы… считаем друг друга семьёй, разве не очевидно? И лично мне тяжело представить, что созданная нами за много лет идиллия – является выдумкой. Об этом даже думать не хочется. Столько времени вместе… но у меня просто не получается не думать! — она с грохотом захлопнула второй ящик и сразу же открыла последний – самый нижний. — Кассандре и Даниэле в этом плане куда проще. Вторая ни о чём не знает, а первой – плевать. Хотя… так может показаться лишь на первый взгляд. Я чувствую, что ей не всё равно, и что слова твои она отрицает, поскольку боится их подтверждения. А может, я ошибаюсь, и ей действительно безразлично родные мы или нет. Ведь… ах. Издав тяжёлый вздох, старшая дочь Альсины о чём-то резко задумалась. Предавалась думам она довольно долго, и, судя по мрачному выражению лицу, результат её не устроил. — Впрочем, неважно, — бесстрастно кинула она и продолжила рыться в тумбочке. — Как бы там ни было, не стоит забывать, что Кассандра умеет искусно притворяться и играть необходимую ей роль. Не исключено, что она просто изображает равнодушие. По крайней мере, в данной ситуации. — А что насчёт Даниэлы? — отойдя от девушки, что никак не желала обращать на него внимания, продолжая копошиться в ящичках, Стеф направился к окну. — Когда убедишься в моих словах, что ты скажешь ей? Бэла замерла в лёгком оцепенении. Вопрос явно застал её врасплох. — ... и что, вообще, планируешь делать, узнав правду? За окном снова сверкнула изломленная молния и на мгновение осветила округу: горы, кусты, деревья, хвойных лес вдали; она так же осветила задумчивое лицо парня, что неотрывно глядел в окно, вниз, на затопленный дождём виноградник. Тогда он увидел в стекле своё отражение, нечёткое, размытое крупными каплями, отчего испуганно вздрогнул. На секунду, ему показалось, что по ту сторону на него озлобленным взглядом смотрит чужой человек. Незнакомец с мертвецки-бледным лицом, острыми чертами и золотисто-жёлтыми, словно расплавленный янтарь, глазами, что поблёскивали в темноте, взирал на Стефана из собственного отражения. Но лишь мгновение. Когда свет молнии погас, чужак исчез. Молодой человек поёжился, настороженно огляделся, внимательно всматриваясь в темноту, царившую снаружи, и невольно отодвинулся подальше от окна. «Чертовщина какая-то...».. — Настолько далеко я не думала. И не загадывала. — Потому что всё ещё сомневаешься? Бэла не ответила. А он вздохнул. — На улице совсем стемнело, — заметил Стеф, пытаясь отогнать наплывающее молчание. — Боишься, что заблудишься? — Если бы, — парень кисло усмехнулся. — Боюсь, как бы Миранда не подумала, что я заблудился. — Она уже подумала, раз наведалась в замок. — Ты права. Как и всегда. Снаружи резко громыхнуло. В коридорное большое окно было видно, как по тёмному небу проворно скользнула ещё одна молния. Весенний ливень, казалось, с каждой минутой только усиливался, а ураганный ветер гнал к земле деревья, грозясь вырвать их с корнем. Непогода идти на спад совсем не собиралась. — И как ты планируешь возвращаться? — Да никак. Его спокойствие ведьму позабавило. — Ни на что, разумеется, не намекаю, но, видишь ли, наши подземелья для ночлежки уже заняты. А их жильцы тебя не слишком жалуют. Хохот не сдержал уже Стефан. — Досадно. Ну, раз такое дело... придётся мне спать на коврике. — Вот ещё! Это место занято Камелией. Вечернее спокойствие нарушил дружный искренний смех парня и девушки. Стефан готов был отдать всё, чтобы на протяжении всей своей жизни вот так беззаботно смеяться и проводить вместе с ней свободное время. Но время у него отныне ограничено. — А если серьёзно? Что будешь предпринимать и говорить, когда не вернёшься к установленному сроку? — Скажу, что переждал бурю в каком-то опустелом домишке. Другого выхода попросту нет. Думаю, она поймёт. — Тебе не стоит злоупотреблять её доверием, — промолвила блондинка, перебирая небольшую стопку книг. — Матерь Миранда справедлива, но очень сурова. Кто знает, когда ей надоест твоё непослушание и она перестанет отпускать тебя наружу. Стефан согласно качнул головой. "Забота" Миранды и какие-никакие уступки не могут длиться вечно. Рано или поздно, когда он переполнит чашу её милости своим пренебрежением, владычица деревни заставит его понести кару; и тогда о всех планах, задумках и о последней свободе придётся забыть. — Как ты к ней относишься, Бэла? — В каком смысле? — Что ты думаешь насчёт Миранды? Твоя мать, как я заметил, в ней просто души не чает... — Да. Мама её премного уважает и ею восхищается. Она говорила, что Матерь считает её своей любимицей. И я в этом ни чуть не сомневаюсь, ведь мама предана ей, как никто другой. — А ты? — А я... тоже. Матерь Миранда сделала для нас очень много, Стефан. Даже слишком. — Бэла впервые за это небольшое время оторвалась от нашаривания дневника и окинута парня беглым, но таким значимым взглядом. После чего мигом вернулась к стопке. — Но это всё, что могу о ней сказать. Я не располагаюсь при Матери Миранде так, как мама, и меня, в общем-то, особо не волнует иерархия и происходящее за пределами наших владений. Поэтому большего ты от меня не услышишь. — Этого мне достаточно. По крайней мере, о Миранде. А что касается остальных... то есть, если я правильно понял, к лордам деревни, Донне, Моро и Гейзенбергу, ты полностью равнодушна? Она утвердительно кивнула. — Донна никак себя не проявляет, о ней я ничего сказать не могу; Моро – дурно пахнущий уродец, помешанный на ликанах; а Гейзенберг... — старшая дочь Альсины сделала недолгую паузу. — Чёрт возьми! — Что? — резко встрепенулся молодой человек. — Что такое? — Я нашла его! Мамин дневник! Стефан тут же, отпрянув от стены, к которой ранее прислонялся спиной, метнулся в сторону девушки, что судорожно сжимала пальцами тёмную и толстую переплётную крышку. — Чтоб меня, — он выругался, изумлённо уставившись на записную книгу Альсины Димитреску, кою читал когда-то давно, в Оперной Комнате. — Он и впрямь оказался здесь! Бэла не могла оторваться от дневника; пальцы её дрожали, касаясь кожаной обложки, а глаза замерли, не моргая и не двигаясь, будто застекленели. Она вела себя так, будто от него зависела её жизнь. И, вероятно, так оно и было. — Откроешь? — Нет, — прижав записную книгу матери к своей груди, отчеканила блондинка. — Что? Почему? — Не хочу торопиться, — затем она выставила перед ним левую руку, демонстрируя, как трепещут от волнения длинные пальцы. — Видишь? Со мной такой впервые. — Ты просто нервничаешь. — Как перестать? Мне это не нравится. — Всё хорошо, это нормальная реак... Вдруг, совершенно неожиданно снизу раздались громкие шаги, что отчётливо послышались даже в дальнем коридоре второго этажа. Девушка и парень в один миг, почти синхронно напряглись, замолчали и стали прислушиваться. Некто большой неторопливо поднимался по скрипучим ступенькам вверх. — Кассандра... — обречённо и очень тихо прошипела беловолосая ведьма. — Тебя же просили... — Бэла, — так же практически не слышно прошептал Стеф. — Что будем делать? — Разделяться. Девушка нехотя сунула ему в руку тонкий дневник. — Беги сейчас же в Зал Омовения, спускайся в подземелье и найди Кассандру. Что делать дальше и куда идти, она знает. — А что ты? — А я, — она взглянула ему через спину, на проход, из которого вот-вот должна выйти огромная женская фигура. — А я найду вас чуть позже. Ну же. Давай! В этот момент Стеф, как никогда сильнее, хотел поцеловать Бэлу в её пухлые сизые губы, быстро чмокнуть в палую щёку и коснуться своими устами её лба, будто видел в последний раз. Но он воздержался. «Не здесь» — настырно мелькало в голове. «Чуть позже». И когда постепенно приближающийся громкий стук каблуков звонко отдался эхом, он рванул на носках, чтобы не было слышно шагов, за угол, прямо к двери, ведущей в Зал Омовения. Блондинка до последнего провожала парня всполошённым взглядом, дабы точно удостовериться, что он спокойно добежал до нужной комнаты, пока не услышала приглушённый скрип закрывающийся двери, ставший мгновенным сигналом к незамедлительному отступлению. Обернувшись в встревоженный рой, ведьма разлетелась по коридору большими мясными мухами, оставляя за собой глухой стрёкот сотен, тысяч жёстких перепончатых крыльев.

***

Длинные и тусклые коридоры замка Димитреску оставались неизменными. Казалось, за сегодняшний день Стеф обошёл их от начала и до конца гораздо больше, чем за месяц, когда прислуживал четырём женщинам, населяющих эту мрачную обитель с ужасной историей, что брала своё начало ещё до рождения нынешних его хозяев. Вернее, хозяек – кровожадных и жестоких представительниц рода Димитреску, последних из ныне живущих наследниц могущественного правителя Чезаре. Но так ли оно было на самом деле, как звучало? Одна из четырёх – точно являлась прямым потомком упомянутого владыки, о котором в своих заметках писала Матерь Миранда, но что насчёт остальных троих? Кем в действительности приходилось эти молодые девушки Альсине Димитреску и почему именно их она так гордо и полюбовно называет дочерьми – наследницами своего родового имени. В этом Стефану чертовски сильно не терпелось разобраться. И шанс у него, наконец-таки, выпал. Заручившись поддержкой Бэлы (а может быть и Кассандры), они вместе сумеют раскрыть тайну, что вот уже несколько лет хранит в себе их замок. Если, конечно, девушки захотят разочароваться в своей матери до конца. Тишину, идеальную для углублённого размышления, потревожил внезапное и громкое басовитое жужжание, напоминающее лодочный моторчик. Откуда ни возьмись большие упитанный мухи пролетали огромным черным роем прямо перед лицом молодого человека, не отказав себе в удовольствии, будто подразнивая, укусить за бледную плоть. И когда голову Стефана полностью облепил рой вечно озлобленных голодных насекомых, тот начал махать руками, дабы разогнать едва не начавшийся пир. От резких движений ладоней мухи были вынуждены отлетать от лица, но лишь на какое-то время, после чего сразу же возвращались к цели и вновь наседали на кожу, начав кусать её намного хуже и сильнее, чем прежде. — Ай! Чёрт возьми! — не сдержался Стефан, когда какая-то злющая мушка ужалила его прямо в веко. Над ухом раздался издевательский смех. — Запросто устрою, — знакомый до боли голос звонким дребезжанием ударил по нервам. Из большого скопление насекомых показалось красивое бледное лицо, с горящими, как янтарь, глазами. И Стеф уловил в них мелькание какого-то странного выражения – хитрого, холодного и... многозначительного. — Боги, Кассандра, — сквозь зубы процедил он, потирая пальцами укушенное веко. — Обязательно было жалиться? Черноволосая девушка, полностью соединившись в красивую женскую фигуру в чёрном платье и капюшоне, скрывающим чело, на котором красовалось таинственное тату, не дающее парню покоя, злорадно хохотнула и только пожала плечами. — Ну вот, теперь глаз опухнет… — Ха, подумаешь! Разнылся из-за маленького вздутия. Радуйся, что не влетела тебе в глазное яблоко и не ужалила в склеру… м-м, — брюнетка блаженно растянула губы. — Нет. Лучше в зрачок – больнее будет. О-о-ох, а как же тогда расширяться кровеносные сосуды! Хм, пробовать глаз мне ещё не приходилось… интересно, что будет, если я его тебе выколю? — Касс сделала угрожающий шаг вперёд. — Появится ли в глазнице новый? Молодой человек в ту же секунду, когда ведьма подошла слишком близко, предусмотрительно отступил назад. — Я бы не хотел проверять… — А тебя никто и не спрашивает. Скоро я выиграю пари и мы… Кассандра, округлив свои янтарные глаза, мгновенно замолчала, как только Стефан изо пояса брюк достал тёмную книжечку с кожаным переплётом и демонстративно помахал ею перед собственным лицом. — Что… нет! Не может быть! — Кажется, победа за мной. — Чтоб тебя! — брюнетка сделала неожиданный прыжок и попыталась выхватить книгу из рук парня. — Да ни за что! Я никогда не проигрываю. Быстро дай её сюда! Стеф на атаку ведьмы среагировал довольно быстро: ловко увернулся, а затем поднял руку, пальцы которой крепко сжимали корешок дневника, так высоко, чтобы она не смогла дотянуться. — Ага, держи карман шире! — загораживая себя свободной рукой, усмехнулся он. — Я её чес… Хотел было договорить молодой человек, как резко получил коленом прямо в пах, отчего сдавленно завыл, согнулся и выпучил глаза, словно внутри него взорвался какой-то снаряд. Впрочем, ощущения были точно такими же. Кассандра же мгновенно воспользовалась его уязвимостью и, торжествующе смеясь, выхватила из руки родительские заметки. — Говорила же – победа всегда за мной. Когда дневник Димитреску оказался у Касс, Стеф тут же схватился за ушибленное место, припав к полу ещё ближе. Боль была такая сильная, что перехватило дыхание, и молодой человек долго не мог вымолвить ни слова. — Б… Бэ… — через силу прохрипел он. Кассандра, внимательно осматривая записную книгу, насмешливо рассмеялась. — Какое смешное блеянье ты издаёшь! М? Что такое? Неужели было так больно? Это явно прозвучало с хорошо выраженной иронией. — Б-Бэла… — всё же сумел прохрипеть Стефан. — Бэла не хотела… открывать его раньше времени. — И? — Боги… неужели в тебе нет ничего человеческого… И вновь громкий, задорный смех пронёсся, как маленькое торнадо, по всему коридору, разочарованным эхом отдаваясь в его душе. — А оно мне надо? Быть человечной так… скучно. Ох, да ладно тебе! Не строй физиономию. Посмотри на себя – ты такой жалкий. — она, не став открывать первую страницу дневника, как до этого собиралась, фальшиво надула губки и театрально захлопала длинными ресницами. После чего хохотнула. — И всё почему? Да потому что – слабак, переполненный состраданиям к ничтожествам, вроде той дохлой служанки, с которой цацкался. Кое-как совладав с болью, парень выпрямился. Но ничего ей не ответил. — Тебя наделили силой, которой можно пользоваться, как душа пожелает! А ты… готова поспорить, совершенно не осознаёшь какими возможностями располагаешь. К его большему удивлению, Кассандра, ещё чуть покрутив записную книжку матери в руках, протянула её обратно молодому человеку. Стефан окинул ведьму непонимающим взглядом. — Раз моя дорогая сестрица хочет почитать его первой и немного позже – пускай. Но, когда парень недоверчиво потянул ладонь, дабы взять поданный дневник, она с издевательским смешком отдёрнула руку. — Сперва ответить: смог бы ты убить человека? — Я уже убивал, Кассандра. — Ха. Да ну? — Тогда на склоне… ты хорошо видела, как я вонзил острый край известняка дяде прямо в горло. Её бархатистый смех пробрал его до самых поджилок. — Я имею ввиду осознанно, а не в состоянии аффекта. Убить только потому, что тебе этого просто захотелось. Захотелось, как глоток воды в невыносимую жару, как кусок хлеба в голодные годы; пожелалось, как горечей чужой крови, что заставит твою, застывшую, вновь забурлить. Разве не заманчиво? Разве можно не получать удовольствия от собственного превосходства над никчёмными смертными? Как они молят тебя о пощаде, а ты играешься с ними, давая ложный шанс на спасение… м-м-м-м, — будто бы теряя ощущение реальности, сладко промычала она. — Однако, потом… разбиваешь их наивные бесполезные надежды вдребезги и поочерёдно убиваешь! Вслушиваясь в слова средней дочери Альсины Димитреску, Стефан весь дрожал, аки осиновый лист на ветру. Но дрожал он не от страха – от какого-то непонятного опьянения. — Ты же понимаешь, что больше не человек? «Прекрасно». — Ощущаешь эту маленькую прелестную вседозволенность? Это преимущество, которым может пользоваться, чтобы забавляться! В следующее мгновение Кассандра, отойдя от парня, двинулась прямо по коридору и остановилась возле некой закрытой двери. — Признайся, Стефан, — продолжила она, положив пальцы на круглую дверную ручку. — Твоё нутро давненько скручивает злоба, — после чего тихонько приоткрыла дверь. — Желание отомстить. Ведь так? Он молча, неторопливым шагом стал приближаться к черноволосой ведьме. — Хочешь я подарю тебе эту возможность? — … с чего вдруг? — Свои мотивы. «Ну разумеется…». — М? Что скажешь? — Я не понимаю, чего ты хочешь… Брюнетка, раздраженно цокнув языком, закатила глаза к потолку, а после толкнула молодого человека вовнутрь комнаты так, что он чуть не споткнулся об порог. Помещение, в которое его заставила бесцеремонно завалиться Кассандра, было тёмным, маленьким и очень тесным. Из мебели – лишь небольшая тумбочка и односпальная кровать, в коей, укрывшись в хлопковое одеяло, кто-то спокойно спал. Осознание того, чего же добивалась средняя дочь Госпожи, пришло к нему мгновенно. Эта неуютная кладовочка очень сильно напоминало ту, в которой он некогда жил. — «Смо-о-олкли все пе-е-есни пташек в ночи-и», — шёпотом запела черноволосая ведьма, совсем не напрягая горла. — «В миг тишину поглощённой зари-и-и…». Она подходила к нему со спины не спеша, подкрадываясь, и когда настигла, провела длинными пальчиками по плечу, отчего его тело вздрогнуло. — «Одно-о-ой лишь душе-е не спится совсе-е-ем», — на этом Касс не остановилась. Двинулась дальше, прямиком к кровати, где наслаждалась снами главная камеристка. — «Чтобы невинным гибе-е-ель нести-и-и…». Дойдя до кровати, брюнетка присела на крышку тумбочки, положив ногу на ногу, похлопала по месту рядом с собой и игриво вскинула брови. Теперь-то Стеф точно знал, что хотела от него Кассандра, и он, поймав себя на мысли, что разделяет её идею, неуверенно начал подступать к краю постели. — Умный мальчик, — тихо кинула она с ноткой иронии. — А теперь вспомни, что она сделала. Вспоминать было не зачем. Парень отлично помнил, как Камелия постоянно осыпала его бранью, как использовала своё положение, дабы всякий раз указать ему на никчёмное место, и как сдала его со всеми потрохами и масками хозяйке замка, отчего тот едва не расстался с жизнью. По итогу, конечно, всё-так расстался, но при других обстоятельствах. Однако, злобы от этого не сбавлялось. В тишине прозвучал хруст костяшек. — О, ты хочешь, да? Ох, как хочешь! Давай, Стефан, убедись в том, что это может приносить удовольствие. Совсем не обращая на неё внимание, парень медленно сел на край кровати. — Ну же, докажи мне, что ты больше не ничтожество. Её слова проходили мимо ушей. Однако Стеф знал, чего она жаждет, он чувствовал. Всеми клеточками напряжённого тела. Да… Ведь он жаждал этого вместе с ней. Но как бы сильно не было желание, молодой человек старался ему сопротивляюсь. Хотя бы мысленно. Только вот – жаль, что тщетно. Руки сами потянулись к спящей Камелии, а холодные пальцы тут же сомкнулись на тонкой шейке, полностью её обхватив. Касс сдавленно посмеялась, а Стефан учащённо задышал от звериного порыва, поднимающегося внутри него. Когда ногти впились в румяную кожу, главная камеристка резко открыла глаза. На её лице застыл первобытный, животный ужас, смешанный с дикими, находившимся на грани помешательства, изумлением, от которого леденела кровь. Служанка хотела было закричать, что есть мочи, но завидев одну из своих хозяек, спокойно восседавшую поблизости и, прислонив указательный палец к губам, насмешливо улыбавшуюся, от ещё большего шока не смогла даже пошевелить губами. Злоба парня была такой сильной, что в месте, куда он вонзил ногти, чуть разорвалась кожу и маленькие горячие капельки крови пузырьками стали вытекать наружу. И в этот момент его мозг окончательно затуманился. Он сжал обе руки невероятно сильно, отчего Камелия в панике обхватила сжавшие её горло ладони и попыталась отцепить их, царапая и щипая. Однако, Стеф боли не придал никакого значения. Лишь от некого неудобства, навалившись сверху, распластал её на кровати, с каждым разом давя пальцами на шею всё сильнее. Он, чего греха таить, был большим и ужасно тяжелым, у девушки не было ни малейшего шанса вырваться. Касс вновь рассмеялась, но уже громче. Главная камеристка хрипела, извивалась, хлюпала, плакала, но не кричала – это просто бессмысленно. Её госпожа, являвшееся второй дочерью хозяйки замка, находилась совсем рядом, в расстоянии вытянутой рукой, она смеялась, улыбалась и ничего не делала; она и не думала ей помогать. От безысходности, прекрасно понимая, что её песенка спета, Камелия взглянула в лицо своего убийцы – в лицо своего бывшего подопечного, которого так хладнокровно отправила насмерть. С которым она навсегда распрощалась ещё несколько месяцев назад. Всё это напоминало какой-то страшный сон – всё ЭТО просто не могло быть реальностью, ведь Стефан мёртв. По крайне мере, она была в этом уверенна. Однако, ежели происходящее было лишь частью сновидения – она бы уже проснулась, в холодном поту и с сильной отдышкой. Но служанка не просыпалась… и служанка продолжала чувствовать боль от ледяных и мощных, как стальные тиски, пальцев на своём горле; она продолжала ощущать, как кислород в организме кончается слишком быстро. Голубые глаза застилает пелена слёз, а чуть позже начинает поглощать подступающая тьма. Но она всё ещё видела его озлобленный мертвецки-бледный лик: его звериный оскал, источающий ярость и ненависть, его пышущие, словно огнём, ноздри, его напряженные выраженные скулы с агрессивными желваками, и его… золотые глаза, как у змеи, белки которых наливались чёрной-чёрной кровью. Страх полностью сковал её тело. Стефан всё давил, давил на горло несчастной главной камеристки, брызжа слюной её в лицо, пока не понял, что она больше не издаёт ни звука, больше не двигается, не дёргается, даже перестала сопротивляться. Смех Касс тоже прекратил разливаться по небольшой округе. В кладовке воцарилась тишь. Медленно убрав руки с шеи служанки, Стеф заглянул в её поблёкшие распахнутые глаза и в миг пришёл в полное сознание. Он только что убил Камелию. — «Не робей, не плачь, и не смотри-и», — продолжила свою колыбель Кассандра. — «Его бесстрашней нет», — после чего спрыгнула с тумбочки и, обхватив за плечо, с лёгкость приподняла парня с тела убитой камеристки, усадив на край кровати. Он лихорадочно дрожал. — «Когда возжелает, найдёт, придёт, тебя он порвёт». Когда брюнетка присела рядом, Стефан, как маленький испуганный ребёнок, прижался к её плечу, вызвав у неё тем самым лёгкую насмешку. Однако, вместо того, чтобы оттолкнуть от себя парня, запустила пальцы в его чёрные длинные волосы, начав перебирать пряди. Пахло от него приятно – в крови кипел адреналин. — «И мигом сожрёт. Всю… сожрёт».