***
Тягучая напряжённая тишина полностью заволакивала южное крыло, наполняла его, беспокойством впитываясь в стены старинного замка, окутывала, так же мягко и вязко, как воцарившийся кругом полумрак. Казалось, за один вечер безмолвие смогло поглотить роскошные, но такие опасные чертоги полностью, убив в них последние признаки жизни. Конечно, как помнит молодой человек, когда прислуживал его хозяйка, в замке частенько было тихо. Однако, так долго и так густо – никогда. Складывалось ощущение, что многолетнее... нет, многовековое строение было живым и умело чувствовать, перенемать настроение обитателей, тем самым переживая и тоскуя вместе с ними. И делало оно это отлично. Отсутствие звуков и слабое освещение вгоняли в уныние даже гостей, а местами, немного пугали и тревожили. Стефан готов был поклясться, что сошёл бы с ума, ежели тишину не пронзало периодическое громыхание за большими окнами и усиление ветра с дождём, что яростно стучали по тонким стёклам, словно пытаясь ворваться внутрь. Успокаивала между тем ещё и яркая вспышка молнии, которая, пусть и на мгновение, освещала неширокий полутёмный коридор своим золотым блеском. Само собой, молодой человек, благодаря усовершенствованного зрению, видел в полутьме отчётливо, без необходимости зажечь свечи, но всё же оставался доволен внезапно мелькнувшей гостье из поднебесья, что будто бы пыталась помочь отыскать затерявшуюся вещь в открытом шкафчеке комода. Копошась в аккуратно разложенных чистых вещах, Стефан то и дело поглядывал через плечо, назад, где за его спиной, в распахнутом шкафу со стеклянными дверцами возилась напряжённая Бэла. Она так тщательно и с особым рвением осматривала полки, обшаривала книги, вытаскивая каждую из ровно стоящих стопок, что парень поймал себя на мысли, якобы старшая дочь Альсины в момент, когда её что-то беспокоило и нервировало, подобно матери, погружалась с головой в какое-либо занятие – в данном случае поиски заметок, — и отвлекалась от всех проблем, сбегая из мира тревожных мыслей. Ну, либо же желание заполучить дневник матери и получить ответы на давно волнующие вопросы было настолько сильно, что превышало всякие отрицательные эмоции, тем самым не мешая ей ими достигать цель. Это в ней Стефа обычно удивляло, но сейчас... почему-то злило. — Пусто, — безэмоционально изрёк он, с гулким хлопком задвинув обратно ящичек комода. — Это уже второй. — Есть ещё третий, — не оборачиваясь, так же холодно бросила девушка. — В конце коридора. Посмотри там. Стефан тяжело вздохнул. Ему не хотелось отходить от неё так далеко, больше не хотелось продолжать поиски. Несмотря на испорченное настроение у каждого, на полученную ранее информацию, парню хотелось сейчас лишь одного – поговорить. С того момента, как они расстались с Кассандрой, выйдя из гардеробной, как покинули, спустившись в тайные хода подземелья, центральную часть замка (идею отправляться наружу в такую непредсказуемую плохую погоду всё же посчитали глупой), с Бэлой у них разговор никак не клеился. Конечно, Стеф тогда особо и не рвался заговорить первым – обескураженность и полная растерянность попросту не позволяли вырваться из дум, – но и сама беловолосая девушка не стремилась что-либо с тем неловким молчанием сделать, посему путь они преодолели в абсолютном затишье, которое, как он думал, предвещало нечто... серьёзное. И этот момент, надо думать, настал. — ... а как... успехи у тебя? — едва слышно спросил молодой человек, блуждая глазами по картинам, что висели на неосвещённых стенах. — Так же. Совсем ничего. Ни намёка. — Всё ещё думаешь, что она его прячет здесь? Положив тонкую книгу с жёлтой обложкой, по центру которой красовалась, украшенная лавровым венком, надпись – «Буря. Уильям Шекспир», Бэла, поглядывая на её тёмно-красный корешок, немного призадумалась, а после с удручённым вздохом ответила: — Начинаю сомневаться. Вполне вероятно, что мама успела забрать его с собой в Оперную. — Гадство, — раздражённо выплюнул он. — И что дальше? Будем возвращаться? Беловолосая ведьма ещё какое-то время поглазела на возвращённую в стопку книгу, немного помолчала, словно собиралась с мыслями, и всё же заставлять его ждать своего ответа не стала. — Нет. — Нет? Громко выдохнув, Бэла наконец повернула в сторону молодого человека голову, оторвавшись от разглядывания этой странной книжонки, в которой, как ему показалось, не было ничего примечательного, однако, по какой-то непонятной причине, блондинку она заинтересовала. — Здесь ещё остались неосмотренные места. Кто знает, может, маме было совершенно не до дневника, и забрать она его не посчитала нужным. Стеф не смог сдержать лёгкий смешок. — Что смешного? — тут же возмутилась старшая Димитреску. — Ничего, — пришлось быстро взять себя в руки. Этот вырвавшийся из груди порыв, походивший больше на насмешку, был действительно очень неуместен. — Просто... ты так жаждешь заполучить эти заметки... я думал, до последнего не будешь воспринимать мои слова всерьёз. Бэла молча закрыла стеклянные дверцы шкафа. — ... и не станешь идти на поводу у сестры, чтобы всё это затеять. — Я тоже так думала. Но всё очень сложно, Стефан. Отойдя от шкафа, девушка встала напротив парня, скрестив на груди руки. Резко сверкнувшая за окном молния призрачным сиянием ответила её бледное лицо, на котором застыло выражение спокойной решительности и... невыносимой тревоги. — Я понимаю. — Нет. Не понимаешь. Ты... — она неожиданно замолча. Но после того, как устало потёрла переносицу, продолжила: — Твои слова, произнесённые тогда, в темницах, заставили меня задуматься. Серьёзно задуматься. Ох, проклятье, иногда мне кажется, что я слишком много думаю... В общем, когда у тебя появляется пища для размышлений, ты начинаешь просить добавки. А там, волей-неволей, всплывают вопросы, на которые ни ты, никто либо ещё не может дать ответ. Никто. Кроме человека, благодаря которому всё началось. — Мама... — Мама, — подтвердила она. — И её записи, что, как ты говоришь, могут многое прояснить. — Это так, — Стефан невольно сделал шаг вперёд, отчего девушка чуть отстранилась. По всей видимости, к близости она не настроена. «Мы обязательно поговорим об этом, Бэла... я всё объясню». — Но я вижу, как тебя это уже начало грызть изнутри. А дальше – только хуже. — Я до сих пор не хочу верить твоим словам. Но мне нужно убедиться. Иначе я просто не смогу себя контролировать! Чем дольше думаю обо всём этом, тем сильнее паранойя. Уму не постижимо! Я никогда не испытывала столько чувств. А в последнее время... ох, проклятье! Всё, ВСЁ из-за тебя, — едва не задыхаясь от возмущения, блондинка ткнула пальцем в грудь парня. — И я даже не представляю, как к этому относится. Эта волна различных эмоций беспощадно захлёстывает моё тело, и из-за этого иногда я чувствую такую... эйфорию. А иногда беспомощность. Невыносимую и омерзительную. О, Тёмный Бог, как люди с этим живут? Терпеть не могу непостоянство! Сейчас речь старшей дочери Альсины звучала слишком возбужденно и как-то напряжённо, так что Стеф, охваченный волнением, стал дышать чаще. Он прекрасно знал, к чему такое всполыхание может привести. С подобным эмоциональным порывом сталкиваться уже приходилось. Но останавливать её и успокаивать, молодой человек не собирался – девушке необходимо выговориться. — А ведь ещё недавно моей главной нервотрёпкой – было следить за порядком в замке! Теперь же – ЭТО! — блондинка обвела помещение руками, как бы показывая территорию, в которой должен находиться дневник. — И это, — потом перевела внимание на Стефана, проводя рукой в воздухе, словно рисуя его фигуру. — А ещё моя неугомонная сестрица – сплошная головная боль. И хоть Бэла выражалась с явным пренебрежением, имела она ввиду совершенно обратное. По крайне мере, так Стефан понял её заявление о чувствах. Девушка несомненно любила мать, любила сестру... возможно, испытывала нечто подобное к нему, но эти тёплые чувства смешались с отрицательными – с переживаниями, недовериями и сомнениями, отчего становились сильнее, заполняя мозг навязчивыми мыслями. Беловолосая ведьма, как и подобает старшей сестре, предпочитала держать голову всегда холодной, чтобы подавать младшим необходимый пример, но каким образом это делать, если в ней творится такой бардак? Альсина определённо не учила их справляться с эмоциональным всплеском, ведь оберегала (если это можно так назвать) от приводящих (косвенно или прямо) к нему чувств: страха, паранойи и... любви. — И, если я хотя бы с чем-нибудь не разберусь, — продолжила она. — Спокойствия мне не видать. И на сей раз Стефан не проронил ни слова. Лишь подошёл к ней почти вплотную, осторожно обхватил за талию и обнял, так мягко, едва касаясь, словно боялся сделать что-то не то. Но когда блондинка ответно охватила руками его туловище, соединив их на спине, то уже увереннее прижал девушку к своей груди. Они были так близко друг к другу, что Бэла могла услышала стук его сердца. До невозможности быстры, суматошный. А он – наслаждаться её дыханием, что походило на порыв теплого весеннего ветра, от которого даже в пасмурную погоду поднималось настроение. До чего было невероятно ощущать её близость, осознавать появлявшееся постепенно доверие и нежиться в успокаивающих объятиях друг друга. Парень всегда держал в голове мысль того, что все трое девушек не являются обычными людьми: они кровожадны, плотоядны, чересчур скупы на человеческие чувства, спокойно отнимают чьи-то жизни и не нуждаются в ком-то постороннем, однако… понимание, что сейчас эта беспощадная холоднокровная убийца, словно нуждающийся в поддержке ребёнок, прижимается к нему всем телом, устало потирается своей щекой о его, согревало ледяное нутро. Бэла никогда бы не позволила себе ничего подобного в присутствие неподалёку матери или сестёр, но, находясь с ним наедине, она могла позволить себе немного отдохнуть от образа вечно бесстрастной старшей сестры и послушной спокойной дочери. Ведь она начала ему доверять. — … я сделаю всё, чтобы помочь тебе, — вдруг прошептал молодой человек с нежностью и неким беспокойством, медленно поглаживая её по спине. — Даже если твоя мать оторвёт мне всё что можно и что нельзя из-за настырного влезания туда, куда не нужно. Из груди блондинки вырвался смешок. Но похож он был больше на неудачную попытку перевести дыхание, нежели на весёлую реакцию. — Да-а, — протянула она, с трудом улыбнувшись. — Несомненно оторвёт. И после того, как Стеф подавленно посмеялся, в плохо освещённом коридоре вновь повисло молчание, которое периодически перебивалось лишь могучими раскатами грома. Но в этом, нужно признать, был свой особенный шарм: шум сильного дождя, громыхание грозы и завывание ветра, что шелестел листья, стучал, скребся ветвями деревьев о стёкла, – создавали уютную атмосферу, которую до боли не хотелось прерывать; однако, к его сожалению, было необходимо. Времени оставалось немного, а они всё ещё не приблизились к обнаружению дневника Альсины Димитреску и, – что Стефан считал более важным, – так и не обсудили всплывшую недавно информацию. Конечно, возможно, момент был неподходящий (Бэла только успокоилась от волнующих её мыслей), но парень боялся, что другого шанса может ему и не выпасть – кто знает, что с ним случиться завтра, – посему решил столь дивную обстановку… испортить. — Ты ведь поняла, что имела ввиду Кассандра? —тихо-тихо промолвил он. И ощутив мгновенно усилившееся сердцебиение, нежно коснулся губами её макушки, интуитивно зажмурив глаза. Неожиданно Бэла убрала его руки со своей талии и отпрянула, пусть и как-то нехотя, после чего сдержанно бросила: — Да, — от сухости её тона захотелось выпить – желательно что-нибудь спиртного. Однако, голос всё ещё оставался невообразимо приятным. — А ты? — Угу. И вновь эта всепоглощающая тишина. Неловкое молчание, что стало у них такой обыденностью. И вновь нарастающее напряжение, которые им двоим изрядно поднадоело. — И… давно она предпринимает попытки “съесть твоё лицо”? — как-то агрессивно-иронично предъявила беловолосая ведьма, после чего сложила руки на груди. Внутри Стефа сжался непонятный комок. По сути, с Кассандрой у них не было ничего такого, о чём стоит переживать, ведь той совершенно не было до него дела – всего-навсего маленькие порывы получить удовольствие и утолить разыгравшейся голод. Однако, факт того, что некоторые приятные и не очень моменты случались, ничего хорошего за собой не влёк. — С того самого дня, когда я попал к вам в рабство, — неуместно отшутился он. — Убить она меня, между прочим, и сейчас хочет… — Ты знаешь, что я имела ввиду совсем не это. Парню резко сделалось неловко, и он потупил взор. — Знаю. Но, честно сказать, то, что между нами было – далеко от этого не ушло. Тебе, по всей видимости, хорошо известно на что способна твоя сестра. Если Кассандра чего-то захотела… — Она это получит. Любой ценой. Да. Известно… Лицо старшей дочери Димитреску почти не выражало эмоций, но внутри определённо бушевало волнение и тягостное смущение, разливающееся по телу, точно вторая кровь, что её не являлась. — Бэла, вы… Стефан не успел договорить, как строгий взгляд ведьмы красноречиво заставил его замолчать. — Не здесь, — резко и сурово отчеканила она. — У стен тоже есть уши. И хоть молодой человек понимал, что замок и впрямь не был надёжным местом для подобных разговоров, в этом выражение он как-то сомневался. «У стен нет ушей. У стен, обычно, есть мыши, а вот уже у мышей – уши» — Стеф усмехнулся собственным мыслям. — «И умев грызуны говорить, то… ох, чего бы они рассказали… особенно о происходящем в замке. Но, к сожалению, а может, и к счастью, они могут лишь пищать. Да и если так посудить, я за всё время, что находился в стенах замка, ни одну мышь так и не видел. Кассандра их терпеть не может». Не дождавшись, когда Стефан отоврётся от дум и спросит хоть что-нибудь, Бэла не спеша зашагала вдоль неширокого коридора, дабы не тратить время бессмысленными подглядываниями в одну точку и продолжить поиски родительского дневника. — Так это… значит, “да”? — резво дёрнувшись с места, поторопился за ней Стеф. — “Не здесь” – значит, не здесь, — тут же ответила она через плечо. — Давай закроем эту тему? Хотя бы на данный момент. — Я просто слегка… не могу разобраться. — И не надо. Это тебя не касается. Последняя фраза полоснула по сердцу острее, чем это мог сделать любой их заточенный серп. — Не касается? — поравнявшись с девушкой, молодой человек пришёл в некое негодование. — Но… теперь я и вовсе ничего не понимаю! Почему меня это должно не касаться, если… Бэла внезапно остановилась подле небольшой белой тумбочки, выдвинула первый ящик чуть ли не до конца и начала рыться в нём, аккуратно кладя на крышку мешающие поискам принадлежности. — Это… дела семейные, Стефан, — спокойно изрекла беловолосая ведьма, не отвлекаясь от прерывания тумбочки и изучения её содержимого. — Будь хорошим мальчиком и чуть-чуть потерпи. Позже я тебе всё объясню. «Дела семейные, значит, ха?». — Не стой лучше без дела и проверь, что находится в той креденце. Подойдя к месту, на которое указала девушка, Стеф присел на корточки и, открыв деревянные дверцы, принялся осматривать внутренности маленького шкафчика. В креденце было пусто (не считая каких-то мелких безделушек) и очень грязно – на дне какие-то маслянистые разводы и черная пыль, – но абсолютно пусто. Дневника не оказалось и здесь. «Как же это всё напрасно». — Не-а, — закрыв резные дверцы и встав в полный рост, помотал головой парень. — Ничего. Бэла не ответила. Продолжила копошиться в ящичках – уже во втором. — Как думаешь, — продолжил он, развернувшись в её сторону. — Кассандра осознаёт серьёзность написанного в дневнике? Или продолжает не верить? — Осознаёт. Во всяком случае, мне хочется так думать. — Почему? — Потому что мы… считаем друг друга семьёй, разве не очевидно? И лично мне тяжело представить, что созданная нами за много лет идиллия – является выдумкой. Об этом даже думать не хочется. Столько времени вместе… но у меня просто не получается не думать! — она с грохотом захлопнула второй ящик и сразу же открыла последний – самый нижний. — Кассандре и Даниэле в этом плане куда проще. Вторая ни о чём не знает, а первой – плевать. Хотя… так может показаться лишь на первый взгляд. Я чувствую, что ей не всё равно, и что слова твои она отрицает, поскольку боится их подтверждения. А может, я ошибаюсь, и ей действительно безразлично родные мы или нет. Ведь… ах. Издав тяжёлый вздох, старшая дочь Альсины о чём-то резко задумалась. Предавалась думам она довольно долго, и, судя по мрачному выражению лицу, результат её не устроил. — Впрочем, неважно, — бесстрастно кинула она и продолжила рыться в тумбочке. — Как бы там ни было, не стоит забывать, что Кассандра умеет искусно притворяться и играть необходимую ей роль. Не исключено, что она просто изображает равнодушие. По крайней мере, в данной ситуации. — А что насчёт Даниэлы? — отойдя от девушки, что никак не желала обращать на него внимания, продолжая копошиться в ящичках, Стеф направился к окну. — Когда убедишься в моих словах, что ты скажешь ей? Бэла замерла в лёгком оцепенении. Вопрос явно застал её врасплох. — ... и что, вообще, планируешь делать, узнав правду? За окном снова сверкнула изломленная молния и на мгновение осветила округу: горы, кусты, деревья, хвойных лес вдали; она так же осветила задумчивое лицо парня, что неотрывно глядел в окно, вниз, на затопленный дождём виноградник. Тогда он увидел в стекле своё отражение, нечёткое, размытое крупными каплями, отчего испуганно вздрогнул. На секунду, ему показалось, что по ту сторону на него озлобленным взглядом смотрит чужой человек. Незнакомец с мертвецки-бледным лицом, острыми чертами и золотисто-жёлтыми, словно расплавленный янтарь, глазами, что поблёскивали в темноте, взирал на Стефана из собственного отражения. Но лишь мгновение. Когда свет молнии погас, чужак исчез. Молодой человек поёжился, настороженно огляделся, внимательно всматриваясь в темноту, царившую снаружи, и невольно отодвинулся подальше от окна. «Чертовщина какая-то...».. — Настолько далеко я не думала. И не загадывала. — Потому что всё ещё сомневаешься? Бэла не ответила. А он вздохнул. — На улице совсем стемнело, — заметил Стеф, пытаясь отогнать наплывающее молчание. — Боишься, что заблудишься? — Если бы, — парень кисло усмехнулся. — Боюсь, как бы Миранда не подумала, что я заблудился. — Она уже подумала, раз наведалась в замок. — Ты права. Как и всегда. Снаружи резко громыхнуло. В коридорное большое окно было видно, как по тёмному небу проворно скользнула ещё одна молния. Весенний ливень, казалось, с каждой минутой только усиливался, а ураганный ветер гнал к земле деревья, грозясь вырвать их с корнем. Непогода идти на спад совсем не собиралась. — И как ты планируешь возвращаться? — Да никак. Его спокойствие ведьму позабавило. — Ни на что, разумеется, не намекаю, но, видишь ли, наши подземелья для ночлежки уже заняты. А их жильцы тебя не слишком жалуют. Хохот не сдержал уже Стефан. — Досадно. Ну, раз такое дело... придётся мне спать на коврике. — Вот ещё! Это место занято Камелией. Вечернее спокойствие нарушил дружный искренний смех парня и девушки. Стефан готов был отдать всё, чтобы на протяжении всей своей жизни вот так беззаботно смеяться и проводить вместе с ней свободное время. Но время у него отныне ограничено. — А если серьёзно? Что будешь предпринимать и говорить, когда не вернёшься к установленному сроку? — Скажу, что переждал бурю в каком-то опустелом домишке. Другого выхода попросту нет. Думаю, она поймёт. — Тебе не стоит злоупотреблять её доверием, — промолвила блондинка, перебирая небольшую стопку книг. — Матерь Миранда справедлива, но очень сурова. Кто знает, когда ей надоест твоё непослушание и она перестанет отпускать тебя наружу. Стефан согласно качнул головой. "Забота" Миранды и какие-никакие уступки не могут длиться вечно. Рано или поздно, когда он переполнит чашу её милости своим пренебрежением, владычица деревни заставит его понести кару; и тогда о всех планах, задумках и о последней свободе придётся забыть. — Как ты к ней относишься, Бэла? — В каком смысле? — Что ты думаешь насчёт Миранды? Твоя мать, как я заметил, в ней просто души не чает... — Да. Мама её премного уважает и ею восхищается. Она говорила, что Матерь считает её своей любимицей. И я в этом ни чуть не сомневаюсь, ведь мама предана ей, как никто другой. — А ты? — А я... тоже. Матерь Миранда сделала для нас очень много, Стефан. Даже слишком. — Бэла впервые за это небольшое время оторвалась от нашаривания дневника и окинута парня беглым, но таким значимым взглядом. После чего мигом вернулась к стопке. — Но это всё, что могу о ней сказать. Я не располагаюсь при Матери Миранде так, как мама, и меня, в общем-то, особо не волнует иерархия и происходящее за пределами наших владений. Поэтому большего ты от меня не услышишь. — Этого мне достаточно. По крайней мере, о Миранде. А что касается остальных... то есть, если я правильно понял, к лордам деревни, Донне, Моро и Гейзенбергу, ты полностью равнодушна? Она утвердительно кивнула. — Донна никак себя не проявляет, о ней я ничего сказать не могу; Моро – дурно пахнущий уродец, помешанный на ликанах; а Гейзенберг... — старшая дочь Альсины сделала недолгую паузу. — Чёрт возьми! — Что? — резко встрепенулся молодой человек. — Что такое? — Я нашла его! Мамин дневник! Стефан тут же, отпрянув от стены, к которой ранее прислонялся спиной, метнулся в сторону девушки, что судорожно сжимала пальцами тёмную и толстую переплётную крышку. — Чтоб меня, — он выругался, изумлённо уставившись на записную книгу Альсины Димитреску, кою читал когда-то давно, в Оперной Комнате. — Он и впрямь оказался здесь! Бэла не могла оторваться от дневника; пальцы её дрожали, касаясь кожаной обложки, а глаза замерли, не моргая и не двигаясь, будто застекленели. Она вела себя так, будто от него зависела её жизнь. И, вероятно, так оно и было. — Откроешь? — Нет, — прижав записную книгу матери к своей груди, отчеканила блондинка. — Что? Почему? — Не хочу торопиться, — затем она выставила перед ним левую руку, демонстрируя, как трепещут от волнения длинные пальцы. — Видишь? Со мной такой впервые. — Ты просто нервничаешь. — Как перестать? Мне это не нравится. — Всё хорошо, это нормальная реак... Вдруг, совершенно неожиданно снизу раздались громкие шаги, что отчётливо послышались даже в дальнем коридоре второго этажа. Девушка и парень в один миг, почти синхронно напряглись, замолчали и стали прислушиваться. Некто большой неторопливо поднимался по скрипучим ступенькам вверх. — Кассандра... — обречённо и очень тихо прошипела беловолосая ведьма. — Тебя же просили... — Бэла, — так же практически не слышно прошептал Стеф. — Что будем делать? — Разделяться. Девушка нехотя сунула ему в руку тонкий дневник. — Беги сейчас же в Зал Омовения, спускайся в подземелье и найди Кассандру. Что делать дальше и куда идти, она знает. — А что ты? — А я, — она взглянула ему через спину, на проход, из которого вот-вот должна выйти огромная женская фигура. — А я найду вас чуть позже. Ну же. Давай! В этот момент Стеф, как никогда сильнее, хотел поцеловать Бэлу в её пухлые сизые губы, быстро чмокнуть в палую щёку и коснуться своими устами её лба, будто видел в последний раз. Но он воздержался. «Не здесь» — настырно мелькало в голове. «Чуть позже». И когда постепенно приближающийся громкий стук каблуков звонко отдался эхом, он рванул на носках, чтобы не было слышно шагов, за угол, прямо к двери, ведущей в Зал Омовения. Блондинка до последнего провожала парня всполошённым взглядом, дабы точно удостовериться, что он спокойно добежал до нужной комнаты, пока не услышала приглушённый скрип закрывающийся двери, ставший мгновенным сигналом к незамедлительному отступлению. Обернувшись в встревоженный рой, ведьма разлетелась по коридору большими мясными мухами, оставляя за собой глухой стрёкот сотен, тысяч жёстких перепончатых крыльев.***
Длинные и тусклые коридоры замка Димитреску оставались неизменными. Казалось, за сегодняшний день Стеф обошёл их от начала и до конца гораздо больше, чем за месяц, когда прислуживал четырём женщинам, населяющих эту мрачную обитель с ужасной историей, что брала своё начало ещё до рождения нынешних его хозяев. Вернее, хозяек – кровожадных и жестоких представительниц рода Димитреску, последних из ныне живущих наследниц могущественного правителя Чезаре. Но так ли оно было на самом деле, как звучало? Одна из четырёх – точно являлась прямым потомком упомянутого владыки, о котором в своих заметках писала Матерь Миранда, но что насчёт остальных троих? Кем в действительности приходилось эти молодые девушки Альсине Димитреску и почему именно их она так гордо и полюбовно называет дочерьми – наследницами своего родового имени. В этом Стефану чертовски сильно не терпелось разобраться. И шанс у него, наконец-таки, выпал. Заручившись поддержкой Бэлы (а может быть и Кассандры), они вместе сумеют раскрыть тайну, что вот уже несколько лет хранит в себе их замок. Если, конечно, девушки захотят разочароваться в своей матери до конца. Тишину, идеальную для углублённого размышления, потревожил внезапное и громкое басовитое жужжание, напоминающее лодочный моторчик. Откуда ни возьмись большие упитанный мухи пролетали огромным черным роем прямо перед лицом молодого человека, не отказав себе в удовольствии, будто подразнивая, укусить за бледную плоть. И когда голову Стефана полностью облепил рой вечно озлобленных голодных насекомых, тот начал махать руками, дабы разогнать едва не начавшийся пир. От резких движений ладоней мухи были вынуждены отлетать от лица, но лишь на какое-то время, после чего сразу же возвращались к цели и вновь наседали на кожу, начав кусать её намного хуже и сильнее, чем прежде. — Ай! Чёрт возьми! — не сдержался Стефан, когда какая-то злющая мушка ужалила его прямо в веко. Над ухом раздался издевательский смех. — Запросто устрою, — знакомый до боли голос звонким дребезжанием ударил по нервам. Из большого скопление насекомых показалось красивое бледное лицо, с горящими, как янтарь, глазами. И Стеф уловил в них мелькание какого-то странного выражения – хитрого, холодного и... многозначительного. — Боги, Кассандра, — сквозь зубы процедил он, потирая пальцами укушенное веко. — Обязательно было жалиться? Черноволосая девушка, полностью соединившись в красивую женскую фигуру в чёрном платье и капюшоне, скрывающим чело, на котором красовалось таинственное тату, не дающее парню покоя, злорадно хохотнула и только пожала плечами. — Ну вот, теперь глаз опухнет… — Ха, подумаешь! Разнылся из-за маленького вздутия. Радуйся, что не влетела тебе в глазное яблоко и не ужалила в склеру… м-м, — брюнетка блаженно растянула губы. — Нет. Лучше в зрачок – больнее будет. О-о-ох, а как же тогда расширяться кровеносные сосуды! Хм, пробовать глаз мне ещё не приходилось… интересно, что будет, если я его тебе выколю? — Касс сделала угрожающий шаг вперёд. — Появится ли в глазнице новый? Молодой человек в ту же секунду, когда ведьма подошла слишком близко, предусмотрительно отступил назад. — Я бы не хотел проверять… — А тебя никто и не спрашивает. Скоро я выиграю пари и мы… Кассандра, округлив свои янтарные глаза, мгновенно замолчала, как только Стефан изо пояса брюк достал тёмную книжечку с кожаным переплётом и демонстративно помахал ею перед собственным лицом. — Что… нет! Не может быть! — Кажется, победа за мной. — Чтоб тебя! — брюнетка сделала неожиданный прыжок и попыталась выхватить книгу из рук парня. — Да ни за что! Я никогда не проигрываю. Быстро дай её сюда! Стеф на атаку ведьмы среагировал довольно быстро: ловко увернулся, а затем поднял руку, пальцы которой крепко сжимали корешок дневника, так высоко, чтобы она не смогла дотянуться. — Ага, держи карман шире! — загораживая себя свободной рукой, усмехнулся он. — Я её чес… Хотел было договорить молодой человек, как резко получил коленом прямо в пах, отчего сдавленно завыл, согнулся и выпучил глаза, словно внутри него взорвался какой-то снаряд. Впрочем, ощущения были точно такими же. Кассандра же мгновенно воспользовалась его уязвимостью и, торжествующе смеясь, выхватила из руки родительские заметки. — Говорила же – победа всегда за мной. Когда дневник Димитреску оказался у Касс, Стеф тут же схватился за ушибленное место, припав к полу ещё ближе. Боль была такая сильная, что перехватило дыхание, и молодой человек долго не мог вымолвить ни слова. — Б… Бэ… — через силу прохрипел он. Кассандра, внимательно осматривая записную книгу, насмешливо рассмеялась. — Какое смешное блеянье ты издаёшь! М? Что такое? Неужели было так больно? Это явно прозвучало с хорошо выраженной иронией. — Б-Бэла… — всё же сумел прохрипеть Стефан. — Бэла не хотела… открывать его раньше времени. — И? — Боги… неужели в тебе нет ничего человеческого… И вновь громкий, задорный смех пронёсся, как маленькое торнадо, по всему коридору, разочарованным эхом отдаваясь в его душе. — А оно мне надо? Быть человечной так… скучно. Ох, да ладно тебе! Не строй физиономию. Посмотри на себя – ты такой жалкий. — она, не став открывать первую страницу дневника, как до этого собиралась, фальшиво надула губки и театрально захлопала длинными ресницами. После чего хохотнула. — И всё почему? Да потому что – слабак, переполненный состраданиям к ничтожествам, вроде той дохлой служанки, с которой цацкался. Кое-как совладав с болью, парень выпрямился. Но ничего ей не ответил. — Тебя наделили силой, которой можно пользоваться, как душа пожелает! А ты… готова поспорить, совершенно не осознаёшь какими возможностями располагаешь. К его большему удивлению, Кассандра, ещё чуть покрутив записную книжку матери в руках, протянула её обратно молодому человеку. Стефан окинул ведьму непонимающим взглядом. — Раз моя дорогая сестрица хочет почитать его первой и немного позже – пускай. Но, когда парень недоверчиво потянул ладонь, дабы взять поданный дневник, она с издевательским смешком отдёрнула руку. — Сперва ответить: смог бы ты убить человека? — Я уже убивал, Кассандра. — Ха. Да ну? — Тогда на склоне… ты хорошо видела, как я вонзил острый край известняка дяде прямо в горло. Её бархатистый смех пробрал его до самых поджилок. — Я имею ввиду осознанно, а не в состоянии аффекта. Убить только потому, что тебе этого просто захотелось. Захотелось, как глоток воды в невыносимую жару, как кусок хлеба в голодные годы; пожелалось, как горечей чужой крови, что заставит твою, застывшую, вновь забурлить. Разве не заманчиво? Разве можно не получать удовольствия от собственного превосходства над никчёмными смертными? Как они молят тебя о пощаде, а ты играешься с ними, давая ложный шанс на спасение… м-м-м-м, — будто бы теряя ощущение реальности, сладко промычала она. — Однако, потом… разбиваешь их наивные бесполезные надежды вдребезги и поочерёдно убиваешь! Вслушиваясь в слова средней дочери Альсины Димитреску, Стефан весь дрожал, аки осиновый лист на ветру. Но дрожал он не от страха – от какого-то непонятного опьянения. — Ты же понимаешь, что больше не человек? «Прекрасно». — Ощущаешь эту маленькую прелестную вседозволенность? Это преимущество, которым может пользоваться, чтобы забавляться! В следующее мгновение Кассандра, отойдя от парня, двинулась прямо по коридору и остановилась возле некой закрытой двери. — Признайся, Стефан, — продолжила она, положив пальцы на круглую дверную ручку. — Твоё нутро давненько скручивает злоба, — после чего тихонько приоткрыла дверь. — Желание отомстить. Ведь так? Он молча, неторопливым шагом стал приближаться к черноволосой ведьме. — Хочешь я подарю тебе эту возможность? — … с чего вдруг? — Свои мотивы. «Ну разумеется…». — М? Что скажешь? — Я не понимаю, чего ты хочешь… Брюнетка, раздраженно цокнув языком, закатила глаза к потолку, а после толкнула молодого человека вовнутрь комнаты так, что он чуть не споткнулся об порог. Помещение, в которое его заставила бесцеремонно завалиться Кассандра, было тёмным, маленьким и очень тесным. Из мебели – лишь небольшая тумбочка и односпальная кровать, в коей, укрывшись в хлопковое одеяло, кто-то спокойно спал. Осознание того, чего же добивалась средняя дочь Госпожи, пришло к нему мгновенно. Эта неуютная кладовочка очень сильно напоминало ту, в которой он некогда жил. — «Смо-о-олкли все пе-е-есни пташек в ночи-и», — шёпотом запела черноволосая ведьма, совсем не напрягая горла. — «В миг тишину поглощённой зари-и-и…». Она подходила к нему со спины не спеша, подкрадываясь, и когда настигла, провела длинными пальчиками по плечу, отчего его тело вздрогнуло. — «Одно-о-ой лишь душе-е не спится совсе-е-ем», — на этом Касс не остановилась. Двинулась дальше, прямиком к кровати, где наслаждалась снами главная камеристка. — «Чтобы невинным гибе-е-ель нести-и-и…». Дойдя до кровати, брюнетка присела на крышку тумбочки, положив ногу на ногу, похлопала по месту рядом с собой и игриво вскинула брови. Теперь-то Стеф точно знал, что хотела от него Кассандра, и он, поймав себя на мысли, что разделяет её идею, неуверенно начал подступать к краю постели. — Умный мальчик, — тихо кинула она с ноткой иронии. — А теперь вспомни, что она сделала. Вспоминать было не зачем. Парень отлично помнил, как Камелия постоянно осыпала его бранью, как использовала своё положение, дабы всякий раз указать ему на никчёмное место, и как сдала его со всеми потрохами и масками хозяйке замка, отчего тот едва не расстался с жизнью. По итогу, конечно, всё-так расстался, но при других обстоятельствах. Однако, злобы от этого не сбавлялось. В тишине прозвучал хруст костяшек. — О, ты хочешь, да? Ох, как хочешь! Давай, Стефан, убедись в том, что это может приносить удовольствие. Совсем не обращая на неё внимание, парень медленно сел на край кровати. — Ну же, докажи мне, что ты больше не ничтожество. Её слова проходили мимо ушей. Однако Стеф знал, чего она жаждет, он чувствовал. Всеми клеточками напряжённого тела. Да… Ведь он жаждал этого вместе с ней. Но как бы сильно не было желание, молодой человек старался ему сопротивляюсь. Хотя бы мысленно. Только вот – жаль, что тщетно. Руки сами потянулись к спящей Камелии, а холодные пальцы тут же сомкнулись на тонкой шейке, полностью её обхватив. Касс сдавленно посмеялась, а Стефан учащённо задышал от звериного порыва, поднимающегося внутри него. Когда ногти впились в румяную кожу, главная камеристка резко открыла глаза. На её лице застыл первобытный, животный ужас, смешанный с дикими, находившимся на грани помешательства, изумлением, от которого леденела кровь. Служанка хотела было закричать, что есть мочи, но завидев одну из своих хозяек, спокойно восседавшую поблизости и, прислонив указательный палец к губам, насмешливо улыбавшуюся, от ещё большего шока не смогла даже пошевелить губами. Злоба парня была такой сильной, что в месте, куда он вонзил ногти, чуть разорвалась кожу и маленькие горячие капельки крови пузырьками стали вытекать наружу. И в этот момент его мозг окончательно затуманился. Он сжал обе руки невероятно сильно, отчего Камелия в панике обхватила сжавшие её горло ладони и попыталась отцепить их, царапая и щипая. Однако, Стеф боли не придал никакого значения. Лишь от некого неудобства, навалившись сверху, распластал её на кровати, с каждым разом давя пальцами на шею всё сильнее. Он, чего греха таить, был большим и ужасно тяжелым, у девушки не было ни малейшего шанса вырваться. Касс вновь рассмеялась, но уже громче. Главная камеристка хрипела, извивалась, хлюпала, плакала, но не кричала – это просто бессмысленно. Её госпожа, являвшееся второй дочерью хозяйки замка, находилась совсем рядом, в расстоянии вытянутой рукой, она смеялась, улыбалась и ничего не делала; она и не думала ей помогать. От безысходности, прекрасно понимая, что её песенка спета, Камелия взглянула в лицо своего убийцы – в лицо своего бывшего подопечного, которого так хладнокровно отправила насмерть. С которым она навсегда распрощалась ещё несколько месяцев назад. Всё это напоминало какой-то страшный сон – всё ЭТО просто не могло быть реальностью, ведь Стефан мёртв. По крайне мере, она была в этом уверенна. Однако, ежели происходящее было лишь частью сновидения – она бы уже проснулась, в холодном поту и с сильной отдышкой. Но служанка не просыпалась… и служанка продолжала чувствовать боль от ледяных и мощных, как стальные тиски, пальцев на своём горле; она продолжала ощущать, как кислород в организме кончается слишком быстро. Голубые глаза застилает пелена слёз, а чуть позже начинает поглощать подступающая тьма. Но она всё ещё видела его озлобленный мертвецки-бледный лик: его звериный оскал, источающий ярость и ненависть, его пышущие, словно огнём, ноздри, его напряженные выраженные скулы с агрессивными желваками, и его… золотые глаза, как у змеи, белки которых наливались чёрной-чёрной кровью. Страх полностью сковал её тело. Стефан всё давил, давил на горло несчастной главной камеристки, брызжа слюной её в лицо, пока не понял, что она больше не издаёт ни звука, больше не двигается, не дёргается, даже перестала сопротивляться. Смех Касс тоже прекратил разливаться по небольшой округе. В кладовке воцарилась тишь. Медленно убрав руки с шеи служанки, Стеф заглянул в её поблёкшие распахнутые глаза и в миг пришёл в полное сознание. Он только что убил Камелию. — «Не робей, не плачь, и не смотри-и», — продолжила свою колыбель Кассандра. — «Его бесстрашней нет», — после чего спрыгнула с тумбочки и, обхватив за плечо, с лёгкость приподняла парня с тела убитой камеристки, усадив на край кровати. Он лихорадочно дрожал. — «Когда возжелает, найдёт, придёт, тебя он порвёт». Когда брюнетка присела рядом, Стефан, как маленький испуганный ребёнок, прижался к её плечу, вызвав у неё тем самым лёгкую насмешку. Однако, вместо того, чтобы оттолкнуть от себя парня, запустила пальцы в его чёрные длинные волосы, начав перебирать пряди. Пахло от него приятно – в крови кипел адреналин. — «И мигом сожрёт. Всю… сожрёт».