***
Наджу изменился. Выросли многоэтажки, на старых узких улочках всюду виднелись новые незнакомые дома и высокие заборы, рынок исчез, зато появился торговый центр, закрылась и старая прачечная. Даже дом Юнги изменился. Они облицевали его белым кирпичом и вставили новые большие окна. Крышу покрывала коричневая черепица, вместо серого шифера, а узенькое скрипучее крылечко сменило крыльцо с широкими деревянными ступенями и добротными коваными перилами. — Собака, — Чимин интуитивно схватил Юнги за руку, увидев большого чёрного пса во дворе. — Не бойся, он не тронет, — Юнги тихонько присвистнул, хлопнув себя по бедру. — Пёс, ко мне! — Пёс подбежал к нему и, поджимая уши, ткнулся носом в ладонь. — Он добряк. Чимин не без опаски протянул руку и погладил собаку по макушке. Они вошли в дом, и им навстречу тут же вылетела Инён. Юнги познакомил их, Чимин улыбнулся девочке и опять схватился за его руку. Он понятия не имел, как вести себя с детьми, особенно с девочками и чувствовал себя нелепо. Идея приехать на ужин к Сохи изначально казалась ему провальной, хоть и предложил он её сам. Просто, став случайным свидетелем того, как Юнги извиняется по телефону перед сестрой за долгое отсутствие, он не мог поступить иначе. — Вот дела… — протянула Сохи, увидев его в коридоре. — Привет-привет… — она подошла и обняла его. Он почувствовал в её объятии настороженность и недоверие. Когда она отпрянула, Чимин с удивлением заметил, что она практически совсем не изменилась. — Намджун, — представился парень, появившийся следом за ней, и протянул руку. — Чимин, — он коснулся его крупной горячей ладони, несмело её пожимая. Когда Юнги сказал, что на ужине будет парень Сохи, он предполагал увидеть кого-то похожего на Джойи, маленького и хрупкого. Поэтому Намджун своим высоким ростом и развитым телом ввёл его в некий ступор. Однако улыбка у него была искренней, а лицо добрым и открытым, и Чимин подумал, что возможно, они даже смогут поладить. — Ты к нам надолго или погостить? — спросила Сохи, раскладывая на стол тарелки. — Надолго. — И чем планируешь заняться? — Пак расслышал в её голосе нотки злости, но никак не отреагировал. — Попробую устроиться в местную школу, если же не выйдет, то я могу быть репетитором по математике или физике… — О, у меня началась физика в этом году… — сказала Инён. — Молчи не позорься, — перебила её Сохи. — Сила тяготения… Венера в близнецах… Луна в тельце… Ньютону правда упало на голову яблоко? — всё равно продолжила девочка, отодвинув тарелку, она наклонилась вперёд, чтобы быть к нему ближе. — Эм… — Чимин растерянно улыбнулся. — Всё не совсем так, как пишут в школьных учебниках. — Учебники врут? — Врут. Гравитация — это никакая не сила, и силы тяготения не существует. — Но как тогда? — она демонстративно уронила на стол палочки. — Теория относительности Эйнштейна. Она немного сложнее теории Ньютона… — он взял бумажную салфетку и, положив на середину яблоко, поднял её за края. — Планеты и другие массивные тела продавливают пространство-время и как бы вминают его, как лист бумаги, а Луна крутится по этому листу, — Чимин положил салфетку обратно на стол и очертил пальцем яблоко по кругу. — Но и это тоже лишь теория. На самом деле, ни один учёный не знает точно, как работает гравитация. — Слышишь, мама, даже учёные не знают, а ты хочешь, чтобы я знала, — Инён посмотрела на мать и улыбнулась, возвращая взгляд к Чимину. Сохи тяжело вздохнула, но промолчала. Она молчала до конца ужина, Чимин ловил время от времени на себе её взгляд, и от него ему было не по себе. — Всё хорошо? — спросил шёпотом Юнги, погладив под столом его ногу. — Да, — он постарался и улыбнулся. — Я выйду с Джуном на минутку? — Конечно. Инён тоже выскочила из-за стола. Сохи начала собирать посуду. — Я помогу, — Пак взял из её руки так и норовившие выскользнуть стаканы и пошёл следом за ней на кухню. — Так, значит, ты приехал надолго. А надолго, это насколько, Чимин? — вдруг спросила она и, поставив грязную посуду в раковину, развернулась к нему лицом, упирая руки в бока. — Навсегда, — сказал Чимин, встречаясь с ней взглядом. Глаза её блестели от злости. — Так же навсегда, как тогда? — Нет. — Что, нет?! Ты просто взял и свалил. — Я никогда не хотел оставлять его и ни за что бы этого не сделал по своей воле… — Смотри! — Сохи выставила вперёд правую руку, открывая перед ним ладонь, пересеченную длинным уродливым шрамом. — Знаешь, что это?! Я пилила куском стекла верёвку, на которой он вздёрнулся, после того, как ты свинтил. Она опустила руку и сделала шаг к нему навстречу. Щёки её горели, а руки плотно сжались в кулаки. Чимин прижал к груди грязные стаканы и замер. Воздух застрял где-то в горле, и он не мог ни вдохнуть его глубже, ни выдохнуть наружу. — Бросишь его так снова, клянусь, я тебя из-под земли достану и сама лично прибью, — прошипела Сохи и грубо выдернула из его рук стаканы. — Ты понял меня? Её взгляд, полный презрения и ненависти, обжёг его точно кипяток. — Я знаю, что и раньше не нравился тебе… — заговорил он хрипло. — Дело тут не во мне, — перебила его Сохи. — Пожалуйста, дай мне сказать, — Чимин поправил завернувшийся рукавчик её блузки и тут же испуганно отдёрнул от неё руку. Она плотно сжала губы и несколько раз кивнула, вновь от него отступая. — У тебя есть все причины меня ненавидеть, я с детства умудрился отвернуть от себя всех, с чего бы тебе быть исключением… — голос его стал совсем тихим. — Я лжец, лицемер и эгоист, ты была права на мой счёт. Но я клянусь тебе, что с Юнги я всегда был настоящим… Я всегда выбирал его… — ему не хватало воздуха, и он никак не мог продолжить. — И сейчас выбрал… — выдохнул он всё же. — И теперь у меня есть только он, и мне некуда больше возвращаться, это был билет в один конец, Сохи. Я ничего не сказал Юнги, — он опустил голову и перешёл на шёпот. — Но меня с позором выгнали из университета, благо ректор сжалился надо мной и написал рекомендательные письма, чтобы я мог устроиться хоть куда-то. Отец сказал мне, что без него я был бы никем, и если я уеду к вам, то мне придётся начинать всё сначала, самому. Он обвинил меня в плагиате, это было легко, я доверял ему и всем делился, всегда и во всём советовался… Я лишился всех своих научных трудов, на меня наложили огромный штраф, мои счета арестовали. У меня не было денег даже заплатить за чертову мобильную связь! Моя бывшая жена покрыла все мои штрафы и пени, но мне пришлось отказаться в её пользу от всего имущества, что должно было делиться при разводе пополам. Я остался ни с чем. Я заложил свои часы, чтобы суметь купить билет на самолёт. И… уже в аэропорту, я решил зачем-то позвонить своей маме, чтобы попрощаться… — Эй-эй, тихо, Чимин, — она взялась за его плечи и тихонько тряхнула. — Перестань так дышать, не пугай меня. — Она так кричала на меня, Сохи… — он зажмурился, болезненно кривясь. — Сказала, что я разорвал ей сердце, что я настоящее чудовище… она пожелала мне захлебнуться собственной кровью, задохнуться где-нибудь в одиночестве, чтобы никто мне не помог. — Проклятье! — прошипела Сохи, грубо прижимая его к себе. — Вот же бестолочь… — она похлопала его по спине ладонью. Странное было ощущение. То же самое он иногда чувствовал когда-то давно, когда его обнимала Долорес или некоторые медсестры в больницах. Есть женщины, чьи руки обладают особенным теплом и заботой, и ему никогда бы не пришло в голову, что такие руки могут быть у Сохи. — Всё, перестань. Давай, дыши ровно. Вдох, выдох… вдох, выдох… Где эта штука, с которой ты раньше всегда ходил? Где твой ингалятор? — У вас всё нормально? — послышался голос Юнги, Чимин вздрогнул и, задержав дыхание, посмотрел на Сохи умоляюще. — Ам… да, да, всё в порядке, — она подошла к Юнги и взяла его под руку. — Я предложила Чимину остаться сегодня у нас. Завтра, пока ты будешь на работе, мы с Инён могли бы показать ему школу и прогуляться по Наджу. Юнги взглянул на сестру недоверчиво. — Что ему сидеть дома одному? — она посмотрела на Чимина и поджала губы. — Нам нужно привыкать друг к другу, раз уж так случилось, что мы теперь одна семья… Она вышла, они остались на кухне вдвоём. Юнги подступил ближе и обхватил его голову руками. Он долго смотрел на его лицо, на полные губы, столько раз целованные им, на карие глаза, прозрачные и печальные. И не найдя в его томном молчании никаких ответов для себя, спросил: — Что случилось? Что она сказала тебе? — Что убьёт меня, если я попробую оставить тебя, — Пак вымученно улыбнулся. — И, кажется, что я принят в семью. — О, это уж не ей решать. — Ну, конечно. Да у тебя тут полный матриархат. — Чего?! Нет. — Ты подчиняешься двум маленьким женщинам. Скажешь, нет? Мин шумно вздохнул. — Ну, может, немного… — улыбнулся он.***
Комната Юнги выглядела теперь совсем иначе, но сохранилось кое-что и из старых вещей. Мебель была другой, но стояла всё так же, глупые занавески сменили жалюзи. Не было больше никаких фигурок из видеоигр и комиксов, не было никаких красок и картин, разве что один корявый тюльпанчик висел в маленькой рамочке на стене. Он вспомнил о том, что сказала Сохи, и неосознанно посмотрел на потолок. Вместо люстры с плафонами там теперь была плотно прикрученная плоская лампа. Он сделал это здесь? — Пак тут же прогнал эти мысли, но неприятная картинка всё равно мелькнула перед глазами. Он подошёл к окну, чтобы закрыть жалюзи и заметил букет разноцветного шафрана в маленькой вазочке на столе. Весенние цветы успели немного пожухнуть, но всё ещё оставались яркими и источали свой терпкий аромат. Он осторожно коснулся пальцем до нежно-сиреневого цветочка. — Инён нарвала, она ждала меня вчера, — сказал Юнги. — Знаешь, кто ещё так делал? — Знаю. Юнги перестал шуршать постельным бельём и наступила тишина. Чимин сел на постеленную им кровать и, обреченно уставившись на свои руки, шмыгнул носом. Юнги сел рядом и тоже опустил голову, разглядывая свои пальцы. — О чём ты говорил с Джуном? — спросил тихо Пак. — О том, что мы с тобой не совсем друзья. Тикали громко старые ходики. Чимин протянул руку и несколько раз щёлкнул выключателем ночной лампы, которую он тоже помнил. — Это его расстроило? — Нет, не думаю. Снова повисла тишина. Пак медленно прижался к плечу Юнги, и некоторое время они сидели неподвижно. Юнги ощущал его дыхание на своей шее, горячее и дрожащее. Тишина в доме, Чимин, жмущийся к нему, как котёнок, их совместное нахождение в этой комнате — всё это наполняло его сердце нежностью и вместе с тем ничем неоправданной тоской, тягостной и болезненной. Склонившись, Юнги тихо поцеловал Чимина, тот упорно не поднимал головы, а потом вдруг вскинул её и сам прильнул к нему, крепко обнимая за шею. И тогда он почувствовал соль на его губах и его влажные щёки, и всё его тихое горе. — Ты что-то сделал, Чимин? Что-то о чём не можешь мне рассказать? — спросил Мин, стараясь звучать как можно мягче. — Да, — шёпотом ответил Пак. Он соскользнул с кровати на пол и, встав на колени, прижался лбом к его животу, обхватывая крепко за спину. Юнги развёл ноги шире, подпуская Чимина ближе, и его ладони легли ему на голову, слегка давя на затылок. — Я так хотел начать с тобой всё сначала… — всхлипнул Чимин ему в живот. — Я думал, что не буду говорить с тобой об этом, что смогу всё забыть. Как глупо… это мучило меня десять лет, а я с чего-то решил, что оно пройдёт вдруг само, как только я приеду к тебе… — он поднял на Юнги заплаканные глаза и затряс головой. — Всё, о чём я теперь могу думать, это имею ли я право быть с тобой? Имею ли я право вообще хоть на что-то? Сможешь ли ты простить меня… — Мне не за что прощать тебя, — перебил его Юнги. — Хочешь поговорить о том, что было десять лет назад? Ладно. Что ж, давай поговорим. Ему не нравилось, что Чимин стоит перед ним на коленях и смотрит на него снизу вверх, он взял его за руки, пытаясь поднять, но тот не послушался, и тогда Юнги сам сполз к нему вниз. — То, что мы сделали — ужасно. И оно болит во мне не меньше, — зашептал он, и Чимин заметил, что ресницы его тоже стали влажными. — Но это только моя вина… — Нет. Я заставил тебя так думать. — Чушь. Думаешь, ты мог бы остановить меня? — Нет, дело не в этом. — А в чём тогда? Я это придумал, я всё спланировал, я привёз её туда, и я толкнул её в грудь… — Но ничего из этого её не убило! Юнги схватил ртом воздух, будто собирался возразить, но лицо его вдруг застыло. — Что ты сказал? — спросил он растерянно. — Тогда в полиции, тебя отпустили, а меня нет, потому что ты был чистым, а я в крови… — Чимин произнёс это и тут же прижал к глазам ладонь. — Ты спускался к ней? — Мм… да… Юнги дёрнул его за руку, убирая её от лица, и Чимин успел заметить, как почернели его глаза, прежде чем слёзы замутили ему зрение. — Зачем? — Юнги положил свои ладони ему на плечи. Ещё никогда прежде они не казались Чимину такими тяжёлыми. — Зачем ты спускался к ней, Чимин? Он ощущал, как сжимает Юнги пальцы на его плечах, чтобы затем легонько тряхнуть и чувствовал, как тяжелеет его дыхание. Тиканье ходиков вдруг ворвалось в его голову. Отмерило несколько секунд и затихло. Ярко желтый лепесток шафрана упал беззвучно на стол. Чимин вновь посмотрел на Юнги, прямой взгляд которого тут же его подавил. — Потому что, она была жива… — Нет, — Хван Рина покачала головой, категорично отказываясь ступать на закрытую тропу. Чимин замер, приоткрыв беспомощно рот, в желудок будто упал шар для боулинга, он обхватил себя руками. — Отдохнём, перекусим и пойдём обратно. Прекрасная прогулка, и я бы с радостью её продолжила, но думаю с нас достаточно. Туристы мы так себе, давайте честно: ты хромой, Чимин дышит через раз, а я старая. Обратно… ничего не выйдет… — Чимин дрогнул и коснулся пальцев Юнги. Взгляды их встретились. — Ладно, — сказал Юнги, его чёрные глаза заклинали Чимина держать себя в руках. — Здесь тоже красиво, — он подошёл к обрыву. — Посмотри, там река. Хван Рина, сидевшая на нагретом солнцем валуне, с неохотой поднялась и подошла к Юнги. — Скорее горный ручей… — она чуть склонилась, подступая ещё ближе к краю. Гравий тихо хрустнул под ногой Юнги, он встал к матери почти вплотную и замер. Она повернулась и посмотрела на него. — Бога ради, милый, ты такой неуклюжий, будь осторожен, я не переживу, если с тобой что-то случится, — Хван Рина улыбнулась. Юнги смотрел на неё не дыша. Он не может решиться, — понял Чимин и взял его за руку, крепко сжав ладонь. — Прости меня, — прошептал Мин и резко толкнул свою мать в грудь. Она вскрикнула, оступаясь, и, отчаянно хватаясь за воздух, полетела с обрыва вниз. Чимин слышал, как ударилось глухо её тело о камни, и пугливо прижался к спине Юнги, а потом наступила тишина. Некоторое время они стояли неподвижно, Чимин ничего не чувствовал и единственным явственным звуком для него оставалось биение собственного сердца. И только после того, как Юнги боязливо шагнул вперёд, чтобы посмотреть вниз, оцепенение с него спало, и он ощутил боль. Юнги сжимал его пальцы так сильно, что казалось, они вот-вот захрустят, но он не попытался отнять своей руки. — Беги… — прошептал Чимин. Ведь у них был план, и они должны были ему следовать. — Беги, здесь не ловит… — Ладно, — кивнул Юнги и выпустил его ладонь. Ноги Чимина тут же подкосились, и он сел прямо на землю. — Беги же! Юнги попятился, смотря на него взволнованно, но, в конце концов, отвернулся и сорвался на бег. Чимин пригнулся и медленно завалился набок, прислоняясь щекой к тёплому горному известняку. Где-то далеко внизу шумел бурный горный поток. Кричали цикады. Он втягивал в себя воздух со свистом и с хрипом его выдыхал. Вдох, выдох… Вдох выдох… Над горным утёсом спланировала большая птица. Ястреб. Вдох, выдох… Отчётливо вдруг послышался женский крик, тихий и слабый, будто кто-то простонал и замолчал. Чимин резко поднял голову и огляделся. Водянистое солнце застыло в зените. Ястреб кружил над обрывом. Сердце его обмерло, он на коленках подполз к краю утёса и осторожно посмотрел вниз. Хван Рина приподнялась, опираясь на локоть, и снова вскрикнула. Чимин припал обратно к земле, хватаясь в панике за волосы, и притих, как мёртвый. Теперь никто не держал его за руку, никто не прятал его за своей спиной, был только испуганный до полусмерти он и женщина, приговорённая им же к смерти. Он поднялся и несмело ступил на обрывистый склон. Ему понадобилось не так много времени, чтобы спуститься к ней, но оказавшись рядом, он понял, что не может к ней подойти. Ноги его словно приросли к земле, а вид её крови, тёплой и густой, текущей по лицу и шее плотными потоками, ввёл его в странный ступор. Чимин не мог смотреть на неё, и одновременно взгляд его был прикован к ней намертво. — Юнги-и… — застонала Хван Рина, делая ещё одну безуспешную попытку подняться. Наконец, она увидела его и, прищурившись, замерла, вспоминая то ли то, кто он такой, то ли то, что произошло. — Чимин… — выдохнула она со стоном. — Помоги мне, — она протянула к нему руку. — Помоги мне встать. Чимин пугливо отшатнулся от неё и чуть не упал, споткнувшись о камень, лежащий позади него. — Чимин? — она тоже испугалась и заёрзала, стоны её стали громче. — Где мой сын? Где Юнги? С ним всё в порядке? Пак присел на корточки, на ощупь находя рукой тот самый камень, о который споткнулся. — Чимин, милый, не молчи… Он посмотрел на неё, лежащую беспомощно у его ног, и сердце его сжалось. Мысленно он тянул к ней обе руки, в действительности же не мог пошевелиться. Как много ей понадобится времени, чтобы прийти в себя и понять, что произошло? И что будет после этого с Юнги? Рука его крепче сжала камень. И где в это время буду я? Рядом? Или за полмира от него? — Мне так… жаль… Он поднялся, держа камень в руке. Хван Рина смотрела на него во все глаза. Она застыла в испуге и хотела было что-то сказать, но словно не могла, только шевелила беззвучно губами. Чимин стоял и глядел на неё сверху вниз, ноги его были ужасно слабы, а пальцы немели с каждым мгновением всё сильнее, он боялся выронить камень и взялся за него двумя руками. — Простите меня… простите, что к вашему несчастью, так полюбил его… Так полюбил… я его так полюбил… — повторил мысленно Чимин и в этот же миг почувствовал, как родилась в нём сила. Он взмахнул камнем вверх, держа его двумя руками, и как-то машинально опустил его ей на голову. Хван Рина только тихо пискнула и вся обмякла, словно от бессилия прижавшись обратно к земле. Он склонился над ней и изо всей силы ударил раз и другой её в висок, а потом посмотрел в её широко распахнутые глаза и понял — она мёртвая. Он тут же отскочил от неё и отбросил камень в сторону, тот покатился по крутому склону вниз и исчез где-то в пенистых водах ручья. Чимин попятился. Хотелось закричать, но не выходило, ему для этого недоставало воздуха. Страх и паника охватили его, лишая возможности думать и рассуждать, он больше не был в состоянии осознать все трудности своего положения и просто бросился карабкаться обратно наверх. Руки его дрожали и были слабыми, он срывался и, ломая под корень ногти, отчаянно цеплялся за горные выступы. Наконец, ему удалось выбраться. Он дополз до того же места, где оставил его Юнги и вцепился руками в траву. Мир вокруг вращался с невозможной скоростью. Он зажмурился, но это не помогло. Что было вполне понятно, ведь мир никогда не останавливается, и только здоровое сознание может замедлять это неистовое кружение. — Ты в порядке? Посмотри на меня, — Юнги возник перед ним внезапно и казался каким-то ненастоящим. Как и всё вокруг. Чимин покачал головой. Животный ужас отступил и теперь он чувствовал только отвращение к себе и к тому, что совершил. И это отвращение стремительно росло в нём и поднималось. Болезненный спазм скрутил желудок, и его вырвало прямо перед собой. Юнги что-то тихо шептал, смывая с его губ и подбородка рвоту, гладил влажной ладонью по лицу, заправлял за ухо мешающие пряди. Вода была прохладной, его рука, напротив, горячей. Его руки всегда такие… — подумал он. — Можно мне оставаться в них вечно? Юнги вновь что-то шепнул и сжал его в своих объятиях, тихонько покачиваясь вместе с ним. — Теперь никто… теперь никто не запретит тебе остаться со мной… — произнёс Чимин, всхлипывая ему в грудь. — Никто не запретит… — Конечно, полицейские сразу поняли, что кто-то из нас спускался вниз, а криминалист уже на месте сделал заключение, что твоя мама скончалась совсем не от падения… — Чимин перевернул свои руки, открывая ладони, и уставился отрешённо на дрожащие пальцы. — На мне была её кровь — мелкие капельки на одежде и подошве кроссовок, — он поднял на Юнги обречённый взгляд. — Я во всём сознался. Признал вину. Сказал, что она оступилась и упала, когда смотрела на ручей, ты побежал за помощью, а я спустился и сделал то, что сделал. Я признался в том, что влюблён в тебя и в том, что ненавидел её за то, что она не позволяла тебе остаться со мной… Пак замолчал, наступила тишина. Юнги не шевелился, только смотрел на него каким-то нечитаемым взглядом. — И вы сбежали? — спросил, наконец, Мин, и Чимину показалось, он слышит в его голосе злость. — Отец, конечно, обо всём позаботился, он вытащил меня, но мы не могли здесь задерживаться… — он вздрогнул, ощутив, как Юнги коснулся кончиков его пальцев. И это прикосновение несмелое, осторожное стало той самой последней каплей в полном сосуде его чувств. Он сам схватился за его руки, скривился мучительно рот, дыхание участилось, но он успел лишь издать протяжный жалобный стон, как Юнги резким движением прижал его голову к своему плечу, заставляя умолкнуть. А потом из него самого вырвался стон, а плечи начали подрагивать. — Юнги… Юнги… — завсхлипывал Пак, но Мин только сильнее надавил ладонью ему на затылок. — Ну, прости… прости… — замычал он ему в грудь. — Я так мечтал быть здесь, с тобой, а оказавшись рядом, теперь ни минуты не могу быть счастлив. Я сам себе не рад, Юнги… Сам себе не рад… Я всё думаю: я такой больной, пусть же Бог, или Вселенная, или чей мы там воле подчиняемся, заберёт меня, я заслуживаю смерти! И нет же, всё живой! — Замолчи! — Юнги оттолкнул его от себя и грубо схватил за запястье. — Не смей так говорить! Никогда! Чимин резко притих, сжимаясь. Юнги понял, что напугал его, и смягчился, хватка его ослабла. Он стёр с бледных щёк влагу и притянул его запястье к груди. — Можно бесконечно повторять, как нам жаль, но моя мать уже мертва. Я в этом виноват, ты в этом виноват, Сохи в этом виновата. И что нам теперь всем делать?! Лечь там рядом на кладбище?! — он взял его лицо в руки и приблизил к себе. — Я сожалею, я раскаиваюсь, я как могу пытаюсь искупить свой грех: трудом, добром, молитвой, но мне всё равно не становится легче, мне всё равно больно. И знаешь, что? Я не сумел полюбить её даже после смерти — вот, что. Я убеждаю себя, что должен это сделать, ведь она моя мать, но не могу… я не могу! Я плохой, Чимин? Я тоже не заслуживаю второго шанса? Чимин завертел головой, тоже прикладывая ладони к его щекам, и взглянул в его глубокие карие глаза. Вот, что случается, если долго хранить в себе боль. Однажды вместо неё придёт всеразрушающее чувство собственной недостойности. Детям всегда кажется, что весь мир вращается вокруг них. И стоит только чему-то случиться, как тут же появляется эта болезненная мысль: «Я виноват». И если вовремя от неё не избавиться или ещё того хуже кто-то силой заставит с ней смириться, мысль эта опустится в подсознание. И с каждым годом жизни избавиться от неё становится всё сложнее. Чем больше душевная боль, тем она сильнее. И вот человек уже взрослый, а что бы ни произошло ответ по-прежнему один: «Со мной что-то не так, я плохой, всё из-за меня». То же случилось и с ними. — Заслуживаешь. Конечно, заслуживаешь, — Чимин коснулся своим лбом его лба. — А если ты и есть мой второй шанс? А я твой? Как быть? Мы не заслуживаем друг друга? Не заслуживаем начать сначала? Чимин застонал. От слов Юнги у него свело живот, но в душе он понимал, что тот прав. Иногда и отчаяние полезно: на многое оно заставляет взглянуть иначе. Особенно на то, что всеми силами отрицается рациональным умом: возможность счастья после пережитого горя, возможность получить шанс начать сначала, любить как прежде, обрести дом и семью. Жизнь состоит из того, чем человек её сам наполняет. Для кого-то она сосредоточение вины и страданий, а для кого-то покоя и счастья. Любая, даже самая страшная ситуация несёт в себе необходимые уроки. И единственный способ использовать полученный опыт, чтобы вновь суметь двигаться вперёд — это пройти через него. Ком в горле лишил его возможности говорить, поцелуй стал его ответом. Несмело Чимин коснулся его губ. Юнги судорожно выдохнул ему в лицо и так же робко поцеловал в ответ, а затем притянул к себе. Чимин послушно уложил свой подбородок ему на плечо. — Я люблю тебя, — сказал Мин. — Твоё признание ужасно задело меня, но я всё равно люблю тебя. — Прости меня, — прошептал Чимин, жмурясь. — Прости, что так долго молчал, признаваться в таком сложно, но я должен был сделать это раньше. Я вовсе не желал, чтобы ты страдал и волочил этот груз вины один… — Я знаю, знаю, — перебил его Юнги. — Прости, — повторил Пак обреченно. — Бога ради, Чимин, скажи, что это всё. Я устал от твоей внезапной правды. — Я… — он вздохнул, сильнее прижимая свои ладони к спине Юнги. — Когда я приехал в Лондон, то сделал всё возможное, чтобы моя болезнь обострилась, а когда это случилось, всеми силами препятствовал лечению. Я хотел умереть, но мне удалили лёгкое, и я всё равно выжил, — он ощутил, как Мин напрягся, но не дал ему времени выразить своих чувств. — У меня ничего нет, я нищий, — продолжил Пак. — Отец отобрал у меня всё до последнего пенса. Я продал часы, чтобы прилететь в Наджу, и мне пришлось расплатиться с таксистом своим обручальным кольцом. Я в таком минусе, что мне пришлось взять обещанный платёж, чтобы оплатить сотовую связь и позвонить тебе, потому что я не знал, куда мне ехать. Теперь всё. Клянусь. — Я пытался повеситься, — признался тихо Юнги. — У меня есть погашённая условная судимость за Джойи, я сломал засранцу нижнюю челюсть, ключицу и, конечно же, чертов нос. У меня никогда не было серьёзных отношений, но два года назад одна девушка забеременела от меня и сделала аборт, — он отстранился и посмотрел на опешившего Чимина. — Всё. Больше никаких секретов, Ави. Как раньше. Договорились? — Да, — шёпотом согласился Чимин. — Больше никаких. Клянусь. — Ещё раз скажешь слово «клянусь», я стукну тебя. — Только не в нос. Юнги грустно хмыкнул, легонько щёлкнув его пальцем по кончику носа. Чимин улыбнулся, и вышло даже не так уж и печально. Молчаливо он вернул свой подбородок на его плечо и прикрыл глаза. Ему хотелось сказать что-нибудь, но он не мог. Слова подбирались трудно, и он отчего-то стыдился их произнести, потому что все они казались ему какими-то узкими и слабыми, не способными передать его чувств. Юнги крепче сжал вокруг него кольцо рук и прижался губами к плечу, без слов дав понять, как он ему важен. Да, Ави и Эвину не нужны были слова, но Чимин всё же произнёс казалось бы простую, но, если вдуматься, бесконечно важную фразу: — Когда ты рядом, мне так хочется жить… Август, 2022. — Чувствуешь вибрацию? — спросил Юнги и взглянул на тахометр. — Да, — едва слышно ответил Чимин. Юнги был спокоен, но он чувствовал, что его терпение на исходе. Впрочем, как и его собственное. Как такое возможно, что он, физик, имеющий учёную степень кандидата наук, битый час не мог поладить с механической коробкой передач? — Отпускай. Плавно. Чимин затаил дыхание, осторожно снимая ногу с педали сцепления. Машина дёрнулась и заглохла. — Да, что опять не так?! — выкрикнул он и, рыкнув, стукнул ладошками по рулю. — Не психуй. Плавно и медленно — это не одно и то же. Давай ещё раз, — Мин вздохнул, поворачивая ключ в замке зажигания. — Нет, всё, надоело, — Чимин схватился за ключ следом и заглушил двигатель. — Давай лучше… — он дёрнул ручник вверх. — Займёмся чем-нибудь поинтересней… Он ловко перелез на соседнее сидение, слаженным движением седлая бёдра Юнги. — Здесь? — смутился Мин. — Почему нет? Мы в грёбаном поле. — Да, но это не мёртвая дорога, по ней ездят. — Кто? — закатил глаза Пак. — Никого ещё не видел. — Да кто угодно. Такие как ты, например, — возразил Юнги, но всё же чмокнул его в плотно сжатые губы. — Да брось, — он несколько раз качнул бёдрами, проезжаясь по его ширинке. — Проведём работу над ошибками, объяснишь мне, чем отличается «плавно» от «медленно»… Чимин легко справился с пряжкой его ремня и нетерпеливо скользнул ладонью под резинку боксеров. Дыхание Юнги вмиг потяжелело, он сам потянулся к его губам и даже успел их коснуться, как с громким сигналом промчался мимо них внедорожник. Чимин подскочил от неожиданности и юркнул с сиденья вниз, прячась меж его разведённых коленей. Юнги глухо рассмеялся. Чимин прикрыл лицо ладонью, качая раздосадовано головой, и засмеялся вместе с ним. — Проклятье… — вздохнул он, вытирая пальцами проступившие от смеха слёзы. — Конечно, мы ведь встали посреди дороги, — Юнги недовольно поморщился, оттягивая и поправляя ширинку на джинсах. — Вот тебе стимул, быстрее добраться до дома, трусишка, — он лукаво улыбнулся и застегнул ремень, кивая в сторону водительского кресла. — Может, просто купишь мне велосипед? — Чимин перелез через него, садясь обратно за руль, и повернул ключ в замке зажигания, двигатель тихо зарычал. — Ты удобно сидишь? — спросил Мин, наблюдая, как тот ёрзает на сиденье, примеряясь, словно кошка, готовящаяся к прыжку. — На тебе было поудобней, — Пак повёл лукаво бровью. — Да что сегодня с тобой такое? — усмехнулся Юнги. — На тебя так свежий воздух действует? На самом деле Юнги понимал, что на него так повлияло, мог себе представить его чувства, потому что и сам в какой-то степени ощущал то же самое. Это было чувство облегчения и исходящее из него желание жить в полную силу, желание любить, дышать полной грудью и двигаться вперёд. Они возвращались с кладбища. Чимин сам попросил свозить его туда. Сначала Юнги не счёл это хорошей идеей, но позже всё же уступил. Оба были тихими у могилы и молчали, а потом Чимин попросил оставить его одного. Юнги вернулся в машину и долгие четверть часа оставался один. Он уже собирался было пойти за ним и убедиться, что всё в порядке, как Чимин вернулся. Глаза его были заплаканы, а дыхание сбито, но он улыбнулся, и это была другая улыбка, не такая, как прежде. Изменился и его взгляд. И хоть лицо его было припухшим и красным от недавних слёз, он выглядел… счастливым. Выглядел так, будто скинул с себя непомерный груз, тяжёлые цепи, душившие его, сковавшие руки и ноги. Чимин опустил ручной тормоз и тронулся с места, добавил газу и переключился на вторую передачу, бросая на Юнги полный искренней радости взгляд. Юнги прижался виском к спинке сиденья, смотря на его красивый профиль, на подсвеченные солнцем кончики его ресниц, на приподнятый уголок губ… Прощать всегда сложно. Прощать самого себя — сложнее вдвойне. Но это лучшее лекарство от боли.***
Юнги тихо открыл входную дверь и, стараясь не шуметь, снял обувь. Уже давно стемнело, но Чимин сидел при свете лишь одной настольной лампы и внимательно смотрел на экран ноутбука. Заметив его, он повернулся и улыбнулся. — Я думал, ты уже спишь, — сказал Юнги, присаживаясь на угол стола. — Много работы, — вздохнул Чимин. — Программы… учебные планы… всё нужно утвердить до начала учебного года, а ещё это портфолио… — он совсем поник. — А ты чего так долго? — Форд — творение дьявола. Провозился с ним до самой ночи. Чимин хмыкнул и потёр затёкшую шею, устало опуская взгляд. — Сегодня ясно… — сказал тихо Мин и коснулся его подбородка пальцами. — Может, прогуляемся наверх? — Тебе нужно отдыхать, — качнул головой Пак, но лицо его заметно оживилось, ему хотелось пойти. Скромная улыбка Чимина, вызвала у Юнги чувство вины за то, что он вынужден оставлять его одного в этой маленькой душной комнатке на целый день. Чимин ничего от него не требовал, но это совсем не означало, что у него не было никаких желаний. — Пойдёшь? — переспросил он, протягивая ему ладонь, и Чимин, конечно же, вложил в неё свою руку. Они вышли на лестничную клетку и поднялись на лифте на девятый этаж. Маленький навесной замочек тихо скрипнул, неохотно открываясь согнутой скрепкой, и узкая невысокая дверца открылась, выпустив их на крышу дома. Чимин деловито прошёлся от края до края, будто проверял свои владения и, уселся рядом с Юнги на расстеленный им старый шерстяной плед. — Давно мы здесь не были, — сказал он, обнимая двумя руками его предплечье. Юнги согласно покачал головой, банка пива, открываясь, тихо пшикнула в его руках. — Чем взрослее мы становимся, тем меньше смотрим на звёзды, — грустно заметил Чимин. — Я обещаю бывать с тобой здесь чаще, если ты обещаешь не трусить. — Я боюсь большой высоты, но мы ведь не на краю сидим… — Я не про это. — А про что? — Я чувствую, как ты взволнованно дышишь мне в спину каждый раз, когда я вскрываю этот замок. Вздрагиваешь от любого шороха. — Мы проникаем на запрещённую территорию. Мы мелкие преступники, знаешь? — засмеялся Чимин. — Нам нужна своя крыша, — без тени на шутку сказал Мин. — И я считаю, это возможно. Я много работал эти года и почти ничего не тратил. У меня есть сбережения и стабильный доход, тебя тоже взяли на полную ставку. Мы потянем. Что думаешь об этом? Чимин повернулся к нему лицом. Ресницы его стали подниматься, так медленно, словно обладали какой-то тяжестью. Юнги ждал момента, когда взгляды их наконец встретятся. И вот, это произошло. Он увидел в его глазах свет ярких звёзд и себя самого. — Ты хочешь, чтобы у нас был свой дом? — спросил Чимин, прикладывая ладони к его груди, и неосознанно притянулся ближе. Это было мгновение, помогающее почувствовать себя семьёй. Тихая ночь, проведённая вместе, мечты и планы, которыми они могли поделиться, заглядывая в глаза друг другу, чтобы ещё до произнесённых слов узнать ответ, успеть разгадать улыбку или молчание. Юнги бы всё отдал за то, чтобы таких мгновений было как можно больше, поэтому ответил не задумываясь: — Да. Чтоб никаких придирчивых хозяев, шумных соседей сверху, снизу, по бокам, помешанных собачников и никаких замков на крышу. Только ты и я. Здесь, в Наджу… — он осёкся и тут же исправился. — Или в любом другом городе. Как ты захочешь. — Я хочу остаться в Наджу, — сказал Чимин твёрдо. — Только здесь мы будем дома. Юнги медленно моргнул, смотря на него. Руки его сами потянулись к Чимину, проникли за его спину и прижались к лопаткам. Чимин выдохнул его имя ему в губы, и оно смешалось с его дыханием, а потом поцеловал так мучительно нежно и мягко, что щёки Юнги зардели. С улыбкой отстранившись, Чимин перекатился на колени, садясь напротив него, и с минуту они смущённо молчали. — Есть что-то, что уже приглянулось тебе? — спросил он и, уложив правую ногу Юнги себе на бедро, заводил ладонью по его больной голени. — Нет, я ничего не смотрел, мне хотелось обсудить это сначала с тобой. Чимин согласно кивнул. — В Наджу можно купить хороший дом за не такую уж большую сумму, — он продолжал гладить его ногу и следил за движением собственной руки, провожая её ласковым взглядом. — Да, можно. Юнги запрокинул голову, посмотрев в ночное небо. Он думал о них и звёздах, падающих с неба, думал о жизни вдвоём, которая станет для них долгожданной свободой. Чимин догадался о его мыслях и мягко улыбнулся. Ему вдруг вспомнилась их первая встреча, то мгновение, когда он увидел его в церкви. Уже тогда, в ту же секунду он знал, что Юнги будет ему самым близким из всех, с кем ему суждено повстречаться. Он едва без него не погиб. И вот снова рядом. Они вместе сидят под звёздами, как и прежде говоря о любви и о будущем. И это было так удивительно, что даже казалось чем-то нереальным. Всё же правду говорят, что каким бы тёмным не был час, за ним обязательно придёт рассвет и нельзя ронять рук ни в минуты горя, ни в минуты отчаяния. Пока есть жизнь, есть и счастье…*