Constanta

Чонгука до трясучки раздражает солнечный свет, от которого не спасают даже самые лучшие защитные очки и полная тонировка стёкол. Он, этот свет, везде. Лезет своими горячими лучами, напоминая о тонких музыкальных пальцах, пахнет теплом, как кожа, чуть поблёскивающая в лунном пространстве алмазными каплями, жарит похлеще влажного дыхания, смешанного со стонами и всхлипами. Чон бесится, когда навязчивые образы не сбрасываются по счёту раз. Он матерится и чертыхается, стуча по рулю ладонями, глядя только вперёд, исключая периферию, чтобы не зацепиться за что-то, хоть немного напоминающее. А напоминает всё. В первую очередь — запах. Он не сходил в душ, просто натянул джинсы и лонгслив, порывисто закатав рукава по локоть, наверное, даже не проверил наличие ключей и телефона в карманах, и ушёл, бросив грубые слова и громко хлопнув дверью. Так по-детски, до стыдных слёз. Секс на одну ночь — норма. Блядь, да он сам сколько раз отшивал и парней, и девушек вот такими короткими: «тебе стоит уйти», и ничего, спал потом спокойно. Но, господи боже, как же они, должно быть, себя отвратительно чувствовали, когда уходили… Чонгук не думал, что окажется в таком положении. На их месте. На месте тех, кто оказался не достоин его внимания. Чон уговаривает себя не беситься сильно. В конце концов, это была прекрасная ночь. Это был прекрасный секс, закрывший, наверное, тот самый гештальт — дорваться во что бы то ни стало. Всё это запомнится очень надолго: и невероятные ощущения — во время, феерия — сразу после и горькое разочарование — на утро. Но такова жизнь тех, кто берёт всё и сразу. Видимо, Ви оказался из таких же. Из живущих одним днём. Одноразовый, блядь. Одноразовый Ви. Но, сука, до какой же степени прекрасный. — Блядь! — снова ладонями по рулю до яростных искр из глаз. Всё, приехать домой и напиться. Вот прямо сейчас. Наплевать на вопросы Юнги, закрыться нахрен в комнате, откупорить бурбон и упасть в болото сожалений и отчаяния. Как в те редкие моменты, когда что-то не получается. Словно выпадает из рук и разбивается к чертям собачьим вдребезги. Чонгук гонит на предельной скорости. Шипит сквозь зубы проклятия в адрес одноразового любовника, пытаясь заставить себя его ненавидеть. И вроде поднимается из груди раздражающая волна, но тут же опадает. Не может. Потому что такое впервые. Он никогда не влюблялся до такой степени с первого взгляда. Он вообще, к слову, никогда не влюблялся. Даже с первого раза. Хватит, рычит про себя Чонгук, хватит себя жалеть. Такое случается. Успокаивайся, дружище, а то сердце совсем разорвётся, забрызгав внутренности раскалённой магмой. И не соберёшь себя потом. Даже по кусочкам. Но только корябает что-то в подкорке, не давая окончательно прогнать навязчивые мысли. Взгляд. Полный пронзительной безнадёги, сменяющийся ледяными бликами в глубинной черноте расширенных зрачков. Будто не хотел отпускать, но отпустил, потому что… Что? Вот это и цепляет в черепе, звенит в ушах. Нервирует и ломает окончательно. И солнце ещё это. Бесячее. Которое греет и пахнет. Теплом. — Что слу…? — Юнги мгновенно ловит настроение друга, но догоняет его у самого подножия лестницы на второй этаж. — Ты чего? — Отъебись, — рычит в ответ Чон, не оборачиваясь. Как он загнал машину в гараж — не помнит. Всё будто пеленой застилает. Гнев не ушёл, он всё ещё тлеет и побулькивает. Жрёт будто что-то там, что-то очень важное, что не поддаётся идентификации. Любовь, блядь. Ядом на языке оседает и не сглатывается. И всю эту мешанину из эмоций и чувств придётся как-то переждать, а лучше залить крепким алкоголем и завалиться спать. Лучшее лекарство. Ага. И только в душе, стоя под горячими струями воды, он понимает, нихрена он не сможет переждать. Потому что вот он — лежит под ним и извивается, млеет, плачет от удовольствия. Зовёт по имени. Так сладко зовёт, что ноет внизу, опоясывая пах и поясницу. И звёзды перед глазами, когда после нескольких движений крепкой ладони становится чуточку легче. Там, внизу. Но не в груди и голове. Потому что это грёбанное наваждение. Сон. Не было ничего. Всё. Забываем. Отвлекаемся. На что? Ноутбук призывно серебрится на столе из красного дерева. Точно, есть же один вопрос, оставшийся нерешённым. Когда в дверь осторожно стучат, Чон уже в спортивном костюме с бокалом в руке сидит перед распахнутыми ноутом и вставляет флешку с записанным в воскресенье видео. — Заходи. Чон знает, что это Мин. — Что пошло не так? — прямо с порога интересуется друг. Юнги не лезет под кожу, а просто расставляет маячки: Гук сам расскажет или пошлёт на хуй. Третьего не дано. Но самому станет легче, если первое. — Меня кинули. — В смысле, продинамили? — уточняет. — Ни хрена. Оттрахали и попросили уйти. Кинули — лучше подходит. — Охренеть новость… — выдыхает Мин и садится в кресло рядом со столом. — Прямо вот так оттрахали? — Технически трахал я. Но чувство такое, будто — меня. — Интересный поворот, — тянет Юнги, а затем встаёт, берёт из столика второй бокал и льёт бурбон почти до краёв. — Подробности будут? Чонгук выдыхает, разворачивается к другу всем корпусом, закидывает на подлокотник колено, отпивает из бокала и щурится: — Что ты хочешь услышать? — Причину твоего нынешнего состояния. Я тебя никогда в жизни… — и Мин не врёт, — таким не видел. Что бы не происходило с тобой раньше, так ты никогда не реагировал. — Потому что меня не бросали. — Гук, прости, но тут что-то не стыкуется. Вы что — были вместе, чтобы тебя бросили? — В том-то и дело, что нет! Но чувство такое, что да. — Писос, ты попал, братишка. Чонгук хмуро салютует. — С почином меня, блядь. — И как? — Что как? — Тебе хоть понравилось? Ну, чтобы не зря… Ну, сам понимаешь. Чонгук загружается на мгновение. Встряхивается немного и снова выдыхает, да так горестно, что у Юнги в груди начинает колоть непрошенное. — Это был самый крышесносный секс, Мин, — Чонгук опускает голову, глядя на собственные руки: он совсем недавно касался ими бархатной кожи, пульсирующей жизнью, ловя каждую мурашку, каждую волну дрожи. — Вряд ли что-то сможет это превзойти. Ви настолько нереален, что мне уже начинается казаться, что этого не было. Ведь так не бывает… Чтобы обоим было пиздецки хорошо, причём несколько раз за ночь, а потом — бац! — и «давай закончим всё». Ну, чушь же… — Эй, постарайся не загоняться. Давай, я поеду к нему, поговорю. Может, причина какая была? — Мы не пятнадцатилетние школьники, чтобы друзья вписывались по таким поводам. Ему кто-то либо позвонил, либо что-то написал. Ви сказал, что ему надо срочно уехать из страны. Он был… подавлен. Точно. Я всё никак не мог понять, что это за ощущение. — Это многое объясняет. Ты разочарован, бро, я понимаю. Но тут же обстоятельства вроде, да? — Да хрен его знает… — отмахивается Чонгук, уже достаточно разморенный бурбоном. Ему и правда становится чуточку легче. Внутри месить разочарование и злость в одиночку сложно. — Этот человек с самого начала был странный. Ехал из города и всё думал, что не так я сделал? И ничего в голову не приходило. Он же не баба какая-то, чтобы имитировать, понимаешь? Он кончал и кончал подо мной несколько раз… — Так, давай без этого, — пытается закрыть себе уши Мин и начинает ржать. — Я знаю, что ты горячий парень. — Я говорю тебе, — Чонгук чуть склоняется, понижая голос, — что Ви был полностью удовлетворён. Заснул у меня на груди, прижался… Бля, Юнги, ну не могло оно всё так закончиться. Мин смотрит на друга и не узнаёт. Гук буквально раздавлен, и дело вовсе не в поруганном достоинстве. Ему действительно понравился тот синеволосый парень. После воскресных событий схлопотать ещё и такое, ну нафиг, блин. — Соберись, тряпка, — вздыхает он и подсаживается ближе. — Давай лучше посмотрим, что ты там хотел, ок? Может, отвлечёшься. Они оба разворачиваются к столу и по новой запускают видео с регистратора. Чонгук не скоро вникает в суть происходящего на экране. Видел эти кадры десятки раз, выучил наизусть, но каждый раз мысленно возвращается в гостиничный номер к горячему дыханию и собственному имени, слетающему с влажных губ… Так. Стоп. Алкогольная дымка рассеивается в ту же секунду. — Я не говорил ему своего имени… — шепчет Чон, чувствуя, как что-то льдом сковывает внутри. — Что? — не сразу понимает Мин. — Я не называл Ви своего полного имени. Он ещё отшутился что-то о таинственности. — С чего ты…? — Он меня по имени назвал, понимаешь? Чонгук. Один раз. Вырвалось у него… в самый, блядь, ответственный момент. — Та-ак… — тянет друг, — а это уже что-то. Может, Богом сказал? — Тогда глупость всё. Ви попросил представиться. Значит, не знал меня. Не узнавал у Пака. Лендри? — Да ну, бред. Слишком дёшево как-то получается. Узнал о тебе, а потом решил спросить ещё раз? — Но ведь имя-то он узнал. А я не говорил. — Это было до или после? — Во время, блядь! — рычит Чонгук, заводясь. — Не бесись тут, — вскидывается Юнги. Не хватало ему ещё истерики. — Давай пока отложим догадки, глянем ещё видео, потом подумаем, ага? Чон всё ещё слышит это шипящее «Чонгук!» и не может сосредоточиться. Замирает взглядом на кадре в мониторе и чувствует, что что-то не то. Витает в подсознании, не воплощаясь в определённый образ. Чешет подкорку, скользя в застенках, но не фиксируется, потому что ещё не сформировалось. Ничего, утешает себя Чонгук, времени валом. Эти догадки должны к чему-то привести. Иначе он сойдёт с ума. * * * Жуткий холод охватывает, когда дверь с оглушительным хлопком закрывается, а в воздухе висит и трепещет злое: «Чу́дно, Ви, поигрались и хватит! Джингл-беллс, нахуй!» Он не хотел этого. Правда, не хотел. Крутится в мыслях обидчиво-детское, но вслух не произносится, потому что времени для игр не осталось. Нужно закончить начатое. И, несмотря на саднящую боль внутри, Тэхён отвечает на звонок: — Ты вконец ебанулся?! — орёт во всё горло Пак Чимин. — Если бы не звонок Лендри, я бы и не знал, что ты творишь! Ты же, блядь, знаешь, кто он! Какого хуя, Тэ!.. Ким сбрасывает, не желая ничего слушать. Он всё прекрасно понимает. Эта ошибка может дорого стоить теперь его братьям. И даже Чонгуку, что тоже пугает. Потому что он не знает ничего. Потому что с первой минуты их встречи его затянуло в болото лжи. И Чонгук стал жертвой вопиющего вранья. Тэхён отрешённо собирает сумку, накидывает куртку с капюшоном и выходит из номера. Пора возвращаться. Садясь в машину, он смотрит только перед собой, готовясь к новому жизненному рывку. Теперь он официально возвращается в семью. Теперь он не будет приезжать под другим именем в Корею для выполнения заданий своих братьев. Теперь он может открыто заявлять о своём существовании, потому что пришло этому время. Теперь он ещё сильнее жалеет, что с первого чёртова взгляда влюбился в человека, который считается не просто нежеланным партнёром, а вообще никогда и ни разу не желанным. Но в то же время Тэхён не жалеет. Ни о секунде, проведённой с ним. Потому что таких чувств он не испытывал. А ведь ему нельзя. Не с его работой. Композитор Ви — прикрытие для поездок в Корею. Винсент Ким — английское имя для заграницы. Ким Тэхён — настоящее имя младшего брата Директора Ким, который несколько дней назад вернулся на родину. Окончательно. «Отчитайся перед Директором о проделанной работе. Я не намерен тебя больше прикрывать. И перекрасься, наконец. Бесишь!» Это сообщение приходит как раз в тот момент, когда Тэхён загоняет машину в подземный гараж жилого комплекса, в котором живёт, имея собственную квартиру на случай приездов в страну. Квартира, обставленная в самом что ни на есть минималистичном стиле, встречает Тэхёна прохладой и свежестью недавней уборки. Его здесь ждали. Братья распорядились, чтобы всё было честь по чести. Они берегут своего младшего. Знают, что после каждой операции ему нужен отдых от людей и лишнего внимания. Иронично, учитывая тот факт, что совсем недавно тот дал несколько концертов в клубе, заставив признать ещё один свой талант. В конце концов, даже таким, как он, ничто не чуждо. Слава и лишние знакомства — не для него. Но тут будто перещёлкнуло что-то. И Тэхён побоялся пожалеть об упущенной возможности. И даже зная, кто его визави у стойки бара, он не смог отказаться от ощущения тепла, что окутало всё его сознание. Не в этот раз, чёрт. Стоило попробовать. Однозначно, стоило. Как бы сейчас не было хреново. И Тэ верит, что больше такого не повторится. Слабость — роскошь непозволительная. Не для него. Ему ещё нужно закончить начатое. «Ты уже дома?» Калеб нервничает. Вину чувствует, засранец. Ким кривится. Нахрена Лендри позвонил Чимину? Что это — ревность? Скорее всего. Увидел Чона и решил слить. Мол, присматривает же, что этот малец себе позволяет? — Не лезь ко мне, — говорит ровно в трубку, когда на том конце провода слышит хриплое «Алло». -Ви, нельзя же так… Лендри всегда становится каким-то хлипким, стоит ему услышать тэхёнов голос. Это раздражает. Хочется сбросить с себя ощущение навязчивой чужой невзаимности, отряхнуться и сбежать. Бороться с этим желанием всё труднее, особенно сейчас, когда на кон поставлено очень многое. Калеб — важное звено в их общих планах, без него тоже нельзя. И его оправдывает то, что Чимину он позвонил не сразу, а уже утром. Тэ видел его в фойе гостиницы, но подумал, что тот не заметил, потому что уже заходил в другой лифт. Непростительная оплошность — позвать Чонгука в свой номер. Но с другой стороны — а как иначе? Ведь всё было так просто. Просто мгновения, от которых не откажется ни один смертный. Наверное, именно из-за этого сейчас чистый английский говор особенно раздражает. — Ладно. Всё, — устало отмахивается интонацией от Лендри и кидает сумку на диван. — Сейчас приведу себя в порядок и поеду к своим. Отбой. Глядя на себя в зеркало, Тэхён медленно открывает упаковку с краской. Хорошая краска насыщенного темно-шоколадного цвета. Оставаться в загадочном образе Ви больше не хочется. Слишком броско. Это была сиюминутная прихоть. Очередная попытка примерить на себя чужую жизнь. Чтобы вляпаться потом по горло в саднящее чувство потери. Потому что в отражении он больше не видит себя, а только того, от чьего запаха рвёт жилы. Он запомнил его. Навсегда запомнил этот запах. Потому что остальное — за пределами его возможностей. Потому что всё, кроме запаха будет мелькать на периферии. Дело не окончено, а Чон Чонгук важный персонаж, который будет попадаться на глаза постоянно. Он — брат Чон Хосока, того, с кем у Кимов долгосрочные счёты. И об этом уж точно не стоило забывать. Но забыл. Как малолетка ринулся с края в обрыв, хлебнул счастья и плотского удовольствия до задушенных слёз, а потом заставил себя проглотить мечты и грёзы, чтобы вернуться к точке отсчёта. К тому самому чертовски важному моменту, когда встретившиеся в черноте дождливой ночи взгляды разделяли пять миллиметров лобового стекла и тусклый фонарь позади, точным выстрелом погасившим едва вспыхнувшую надежду на нормальную жизнь с симпатичным парнем из клуба, который готов был уйти вслед до самой гримёрки, который застывал, влюблённо таращась и ловя каждый вдох, сидя там, в своей вип-ложе с другом, который умилительно лыбился и тоже ощущал некое подобие счастья первой встречи. Попытка войти в этот мир, полный веры в будущее, изначально была обречена на провал. Не в этой жизни, Ким Тэхён. Ты и Чон Чонгук, два совершенства, полных огня, не сможете быть вместе. Не в этой, блядь, реальности. — Хреново выглядишь. Чимин, как всегда, откровенен и добр. Тэхён лишь кивает, стремительно проходя через автоматические двери, что впускают в родной дом. Это чудо современного кубизма смущает своей неуместностью. Особенно посреди реликтового бамбукового леса в двадцати милях от Сеула. — Хорошая причёска, — не унимается Чимин, меняя тактику. — Так, окей, — резко останавливается Тэхён, разворачиваясь к Паку. — Что ты от меня хочешь? — Волосы классные. Выглядишь хреново, это — в общем. Но вот завитушки эти твои — прелесть просто. — Я просто не сушил голову феном. — Ехал с мокрыми волосами? — картинно вскидывает брови Чимин. — Прикинь? — улыбается в ответ Тэ. Он всё-таки соскучился по своему неугомонному другу, с которым не виделся уже очень давно. Они обходят просторную, светлую гостиную и поднимаются наверх, чтобы поговорить уже там. — Братья в курсе, кто был за рулём? — Нет. Им незачем, — кивает Чим. — Это хорошо. — Ты знаешь, им дела нет до нюансов, если на сцену выходишь ты. Так что тут чисто. Вот то, что ты потащил Чона в номер отеля — уже проблема. Тебе нельзя расслабляться. Не сейчас. — Плохой мир лучше хорошей войны. — Так бы и было, если бы не Сондык. — Он мешал всем. — Он нужен был Чонам по уже известной тебе причине. Мы опередили их на полшага. Ты всё сделал правильно. Без лишней крови. Последние слова Чимин произносит заметно тише. Без лишней крови. Шок, сдавивший мышцы, чуть не заставил Кима сделать шаг назад, что было бы непрофессионально. Но Тэхён не оглянулся, не замер, не допустил фатальной ошибки. Дрожь скользнула по телу, заземляясь и растворяясь в тишине бетонных стен. — В доме никого? — Никого. Сокджин уехал к родителям Суён, Намджун на стройке. Возникли какие-то проблемы с застройщиками. Плюс территориальные вопросы. — Чон Хосок? — Он, родимый. Кто же ещё? — Они же вроде отошли от этого, — жмёт плечами Тэхён, скидывая куртку. — Причём здесь застройка? — Здание когда-то принадлежало семье Чон, потом его продали, но часть собственности ещё осталась за Председателем. Так что будут споры. — Зачем эта земля Намджуну? — Торговый центр по заданию властей. Наши юристы немного просчитались. Прогнозировали скорое решение вопросов, но затянулось. А новый владелец уже рвёт и мечет. Боюсь, без переговоров не обойтись. — Представляю этот цирк, — хмыкает Ким. Ему действительно нет дела до бизнеса братьев, но в последнее время слишком часто упоминается фамилия Чонгука. Это раздражает. — Я могу чем-то помочь? — недвусмысленно намекает Тэхён, зная, что вопрос риторический. — По твоей части тут ничего нет. Это всего лишь мирные переговоры. — Мирные. Между Директором Ким и Председателем Чон. Смешно. Ха-ха. — Тэ, тут уже на кону другие ставки. Пакет с документами. Понимаешь, о чём я? Понимает. Отчего же не понимать? В последние годы он только и делает, что подчищает хвосты семье Чон. Правда, с учётом собственной выгоды. Документы равнозначно нужны и им, и Намджуну. Джун опережает. Не без помощи своей личной ищейки. Это заставляет Тэхёна ухмыльнуться. Чимин шарахается от того, что видит на лице друга. Он боится эту его улыбку. Улыбку убийцы. Но она мгновенно стирается с красивого застывшего лица. Остаются только живые блестящие глаза. Остекленевшие от усталости и чего-то ещё, едва уловимого, о чём Пак думать не желает. — Скажи спасибо, — начинает он, — что только Лендри вас увидел. Он единственный из людей твоих братьев, не считая меня, конечно, потому что я — твой человек, а не их, кто никогда тебя не подведёт. Обожает тебя. За столько лет ты мог бы уже ответить. — Не могу. — Когда-нибудь он не выдержит. — Когда-нибудь он вас очень удивит, — говорит Тэхён, понимая, что прав. В глубине души, там, во внутреннем подвале, где редко бывает тепло и уютно, живёт абсолютное осознание, что безграничная любовь англичанина даст свои плоды. Хороший дневной сон — залог долголетия. Так говорила старая нянюшка Чхве. Тэхён на всю жизнь запомнил эту фразу и ни разу не пренебрёг советом бывалой старушки, пользуясь свободным временем с умом. Что бы ни происходило в его жизни, Тэ умел заснуть при любых обстоятельствах. То место, где он долгое время находился, научило его хладнокровию в нужный момент, остроте мышления, артистизму и способностью спать даже стоя и с открытыми глазами. Но сейчас в постели, которая пока не стала для него родной, он провёл от силы час или около того. Мыслями он каждый раз возвращался к большим влажным глазищам, умоляющим остановиться и не бросать всё так, в самом начале пути. Этот образ кошкой скребёт по рёбрам, не давая свободно дышать. Впервые Тэхён не знает, что делать с этим. Он безумно желает научиться возвращаться во времени и пространстве, чтобы снова ощутить сильный захват красивых рук, дыхание такое горячее и освежающее одновременно, будоражащее скрытое где-то в глубинах мироздания. Или, наоборот, закрыть перед носом дверь гримёрки и не впустить в свою голову шальную мысль — «а вдруг?»… Не бывает вдруг. Бывает чётко спланированный сценарий в руках кого-то до безумия всесильного, не обладающего и толикой нормального человеческого чувства юмора, в котором для каждого прописана роль определённой важности. В таких сценариях не бывает массовки. Каждый необходим по-своему. И Тэхён очень надеется, что Чонгук свою роль уже сыграл. Потому что встречаться с ним он больше не намерен. Не в этой жизни. Ким спускает с кровати ноги, упираясь голыми ступнями в прохладный пол. Сейчас взбодриться ему поможет только хорошая тренировка и проверка мишеней на стрельбище. Чимин намекнул в недавнем разговоре, что Намджун обновил арсенал в надежде, что младший сменит, наконец, свой старенький «вальтер» на что-то более уместное и соответствующее. Тэхёна это немного смешит. Насколько он знает, с миссиями покончено, по крайней мере, пока. Зачем ему новое оружие? Хотя неплохо было бы обучить охрану тонкостям владения огнестрелом такого уровня. В конце концов, мирным время никогда не станет, как бы ни хотелось. И не в Чонах дело. Уже не в них. Теперь цели, если Намджун решится на этот шаг, будут гораздо более сложными. Тэхёну нельзя терять сноровку ни при каких обстоятельствах. Поэтому вечерняя тренировка в самый раз. Заглядывая в шкаф, Ким вытягивает оттуда чёрный спортивный костюм, надевает на лоб эластичную повязку, буквально впрыгивает в мягкие беговые кроссовки и через ступеньку спускается вниз. За домом, если обогнуть уютный японский садик, находится неплохо оборудованная спортивная площадка. Она не сразу видна, скрытая высокой живой изгородью всё из того же бамбука. Беговые дорожки разрезают рощу витыми линиями, позволяя выбирать для тренировок уровни сложности: челночный бег, бег с препятствиями, бег с разницей высот и прямые трассы. Сокджин постарался к приезду братишки, не иначе. Намджун не обладает подобным уровнем сентиментальности, несмотря на то, что также искренне любит Тэхёна и является для того непререкаемым авторитетом. Ну, насколько это возможно, конечно. С характером младшего сложно ужиться, поэтому, приезжая ненадолго в Корею, тот старался бывать в этом месте наездами. Но сейчас он планирует остаться подольше, хоть и хочется рвануть куда-нибудь далеко и побыстрее. Эта мысль гонит Тэ вперёд под яростный бит в наушниках. После длительного забега Ким выходит на стрельбище. «Вальтер» надёжно спрятан, поэтому сейчас приходится использовать спортивную пневматику. Стойка. Пробный выстрел с расстояния десяти метров. Чёткое попадание. Замена мишени. И так три раза. Руки не дрожат после дистанции, дыхание ровное. Всё в порядке. Мысли задвинуты глубоко. На самую нижнюю полку. Образы больше не тревожат, а греют воспоминаниями. Умение держать себя в руках — очередная суперспособность Тэхёна, с которой может потягаться только Намджун. — Рад видеть тебя, Тэтэ, — раздаётся сзади знакомый голос. Вспомни дьявола, ворота разверзнутся. Тэхён искренне рад видеть старшего брата, поэтому вкладывает пистолет в набедренную кобуру и подходит к Джуну за объятиями. И после этого понимает, что жутко скучал. Они идут в сторону дома, тихо переговариваясь. — Ты сработал гладко, молодец. — Мы снова подбросили Председателю работку, да? — усмехается Тэ, глядя в лицо Джуна. — Ну, в сокрытии тел ему равных нет. Опыт имеется. В полицию о пропаже Сондыка никто не заявит. Так что стрелка искать не будут. Разве что только Чон. — Вряд ли он захочет светиться. Сейчас для него важно — найти документы. Кстати, — Тэхён останавливается, — зачем они ему — это понятно. Но тебе для чего? — Расскажу позже. Давай через час в моём кабинете. — Договорились. Тэхён уже входит в дом, когда старший его окликает: — Тэри снова отказалась приехать. — В курсе. Я не стал её уговаривать. — Она там в порядке? — В полном. Обставила новый дом в Кардиффе, завела ещё двух йоркширов, одного назвала Чимичим в честь сам-знаешь-кого и как всегда слишком много работает. — Когда-нибудь она вернётся, — вздыхает Джун. — Это вряд ли, хён. Тэри не вернётся. Вечерний чай Тэхён заваривает себе сам. Он не очень любит, когда прислуга снуёт туда-сюда. Он не считает себя кем-то важным, не считает себя господином, перед которым стоит кланяться и исполнять любую малозначительную просьбу. Заварить чай — не большое дело. Тэ несложно. Спартанский образ жизни в казармах на всю жизнь приучил его к самообслуживанию. Иной раз на грани фола. Периодически выползало из забытых снов что-то вроде второй личности, в которую в своё время воплотился композитор Винсент Ким, но надолго не задерживалось. Тэхён предпочитал жить по наитию, не заглядывая слишком сильно в будущее. Последняя такая прогулка в параллельную реальность чуть не привела к катастрофе, именно поэтому Тэхён без промедления сменил образ с синеволосого слащавого Ви на черноволосого сурового Тэхёна. Больше он туда не вернётся. Слишком жарко потому что от воспоминаний. Тянется что-то изнутри, сминая тоской сердце. И страшно горько от несправедливости. А ведь так хотелось просто побыть немного счастливым. Счастливым в абсолютной взаимности тёплых рук и влюблённых добрых глаз. Но сейчас ему предстоит разговор с братом и окончательное принятие решений.