Constanta

— Держи, — Юнги протягивает другу очередную кружку крепкого кофе. Третий час ночи. Чонгук сидит напротив стоп-кадра с отчётливо выраженным силуэтом убийцы. — Красавчик, — хмыкает Мин, присаживаясь рядом. — Чётко сработал. — Попизди, — рычит Чон, отмахиваясь от комментариев. — Я чуть не обосрался там. — Фу, как грубо… — Нам Хосок бо́шки поотрывает, а ты язвишь здесь. — А что ещё делать? Кимы сработали как обычно — гладко. Никто из нас не пострадал. — Бля, — тянет Чонгук, упираясь локтями в стол и кладя голову на раскрытые ладони, — кто он такой? Где они взяли такого? — Ты чего это? — Он смотрел на меня, понимаешь? — хрипит шокировано Чон, сглатывая ужас произошедшего. Буря утихла, остался липкий страх. — Стоял перед машиной, направив дуло прямо мне в лицо. Смотрел, будто сканировал, а потом резко — бах! — в фонарь и сразу в кромешной тьме в лоб Сондыку. Кто он такой? Разве нормальный человек умеет так? — Он профессионал. Глянь на него. Эффектный… Юнги включает запись, вглядываясь внимательней в монитор. — Замедли, — говорит Гук шёпотом, — видишь? На видео раскладкой кадров показано, как киллер, глядя прямо на Чонгука, вскидывает руку для выстрела по тусклой лампочке, и буквально через мгновение в темноте всполохом молнии сверкает огонёк сгоревшей частички пороха. — Он чёртов ниндзя с пистолетом в руке. Профессионал. Газовый «вальтер» модифицирован в боевой. Он маньяк, не иначе… — восхищается неожиданно Юнги. — Снайпер? — Скорее всего. Либо спортсмен. — У него фигура спортсмена. — Ты и это заметил, — усмехается Мин. — Он стоял прямо передо мной во всей своей убийственной красе, — хрипло выговаривает Чонгук, растирая уставшие глаза пальцами. — Сложно было не заметить. — Ты единственный, кто знает, как выглядит Фантом, поздравляю. — И толку с того? Ни лица, ничего. — Но ты его видел. И запомнил. Было что-то ещё необычное? — Знаешь, — задумывается на секунду Чон, вспоминая, — я почему-то почувствовал его взгляд. Не видел глаз, но понял, как он на меня смотрел. — И как? — Юнги поворачивается к другу всем корпусом. — Это странное чувство… Будто жгут глазами. Будто прищурился, изучил, понял, кто я. Не знаю, как объяснить. Я это ощущение до сих пор помню. — Страшно было? — Именно в тот момент не особо, — пожимает плечами, — просто странно. Но уже позже я думал, что сдохну от ужаса. — Бля… — выдыхает Юнги, снова вглядываясь в застывшее изображение. Стойка стрелка уникальная. Обычно так выглядят бывшие спортсмены по пулевой или стендовой стрельбе. Видно, что оружие — продолжение руки. Пистолет, будто литой, лежит в ладони, обхваченный тонкими длинными пальцами в перчатках. Корпус абсолютно прямой сверху, но выгнутый в поясе. Очень упругая стойка. Боевая. При ответном выстреле киллер может среагировать, увернуться, что неудивительно при таком-то профессионализме. — Руки красивые, — произносит, не задумываясь, Мин. Сам удивляется, зачем это сказал. Чонгук прищуривается. И действительно, несмотря на перчатки, всё прекрасно видно. — Слушай, он вообще человек? — шепчет Чон, стараясь разглядеть что-то ещё, за что можно было бы зацепиться. Но пережитый шок даёт о себе знать: Чона дико клонит в сон. К тому же отчего-то всплывает образ Ви перед глазами, заставляя вспомнить о планах уже на сегодня, потому что — утро понедельника. Потому что Чонгук хотел позвонить своему неземному кумиру. Это вызывает лёгкую мечтательную улыбку на сонном лице. Юнги не удерживается от замечания: — Ты невыносим, Чон, ты в курсе? Иди спать уже… Завтра свиданка. — Завтра, — устало вставая из-за стола, сворачивает видео с регистратора, — уже сегодня. И не свиданка, а просто звонок. — Можно подумать, ты не мечтаешь увидеться со своим Ви, — смеётся Мин. — Мечтаю, ещё как… — задумчиво тянет Чон, но старается прогнать обнадёживающие мысли. Потому что чудес за раз много не бывает, даже таких, как вчерашнее происшествие. А ведь ещё разговор с братом предстоит. Тот точно по голове не погладит за то, что Чон с Юнги так обосрались. Ближе к полудню в дверь комнаты кто-то уверенно стучит. Чонгук мычит что-то матерное, но голову от подушки отрывает, потому что, если стучат, значит, срочно. Было бы не срочно, позвонили бы по телефону. — Босс, — Рико говорит громко, всеми интонациями демонстрируя намерение войти в комнату так или иначе, — вас вызывает Председатель. — Иду… — хрипит со сна Чонгук, выползая из уютной теплоты собственной постели. Снаружи прекрасный солнечный день. Будто и не было проливного дождя на всю ночь. По дороге в ванную комнату Чон распахивает окно, вдыхая чудесный свежий воздух, наполненный влажной прохладой и ароматом солнца. Такие дни всегда настраивают на романтику, душа жаждет приключений и любви, а мозг напрочь отказывается работать. И сегодня Чонгук сделает всё, чтобы вечер освободился для волнительного ожидания новой встречи с Ви. Есть резон, думается Чону, пока он чистит зубы и приводит себя в божеский вид, заявиться к Богому в «Верону». Ви упоминал, что даёт ещё несколько концертов в их клубе. Но не будет ли это слишком навязчиво? Хотя не слишком ли было навязчиво втянуть в свою гримёрку и практически оттрахать поцелуем? Эта мысль огнём прожигает дорожку от мозга до паха, вызывая реакцию, которая заставляет Чонгука согнуться. Образы живые и околдовывающие возникают перед закрытыми глазами, взрываясь ярко-синими пузырьками и покалыванием на губах. Он безумно, безумно хочет снова испытать тот восторг, который подарил ему Ви своей горячей неистовостью. Своей гибкостью и уверенностью в собственных действиях. И Чон жалеет лишь об одном: ему не удалось тогда перекинуться и парой фраз с желанным красавцем, потому что им помешали. Сегодня же он планирует назначить встречу и во что бы то ни стало осуществить задуманное. — Сондык был с багажом? — не отвлекаясь на приветствия, задаёт вопрос Хосок, сурово глядя на младшего и его друга. Юнги машет головой из стороны в сторону, Чонгук подтверждает: — Без багажа. Не было даже самой маленькой сумки. — Паспорт, деньги и телефон Рико нашёл при обыске тела. Значит, этот стервец всё-таки спрятал документы… Председатель тяжело вздыхает и задумчиво отворачивается к окну. — Он нужен был мне живым, понимаете? — его голос звучит с придыханием, будто он жестоко устал. — Мне нужна была от него лишь информация. Я отпустил бы его восвояси, предоставив Кимам с ним разбираться самим. Но они пошли на опережение. А это может значить, что документы рано или поздно окажутся у Намджуна. Чонгук распахивает глаза, глядя на старшего брата. Он в шоке от того, насколько сильно завязано всё на событиях пятнадцатилетней давности. Кажется, что совсем недавно было относительно спокойно: деньги, контроль территорий, мелкие разборки с зарвавшимися придурками с окраин, но буквально со вчерашнего дня всё полетело к чертям собачьим. И это очень и очень тревожит Чона, потому что звенит в подсознании мерзкое — это только начало. Скоро будет замес покруче. Держитесь, братья. Наверное, именно поэтому он даже не пытается не лезть в это дело: — Что было в документах? — спрашивает напрямую Чонгук, отметая любые возможности Хоупа отказаться от ответа. Председатель всё-таки думает, а стоит ли вообще посвящать младшего в такие серьёзные дела. Но то, что он чуть не погиб от руки кимовского убийцы, добавляет Гуку парочку баллов в копилку конфиденции. Он, в конце концов, не маленький мальчик. Пора вводить в управление кланом. Сейчас самое время, не так ли? Хосок оглядывает Чонгука и Юнги, кивает, демонстрируя им полное доверие и произносит: — Сондык должен был привезти мне файлы по делу нашего отца. Думаю, вы понимаете, какие люди были там завязаны, и что они творили в то время. Один прокурор Ли чего стоит. Он снова переводит взгляд в окно и молчит какое-то время, собираясь с мыслями. — Люди Ким Тэгиля нарыли компромат на всю отцовскую компанию, и тот предупредил его, что обнародует файлы, если переговоры не достигнут положительного в отношении Кима результата. Там были замешаны сумасшедшие деньги, количество нулей вам и не снилось. Мне нужны эти документы. — Если Фантом убрал Сондыка раньше, чем ты с ним встретился, является ли это доказательством того, что эти файлы уже у них? Или это всё-таки твоё личное предположение, Хоуп? — Чонгук чуть наклоняется вперёд, стараясь уловить каждое произнесённое братом слово. Потому что теперь для него важно всё, что происходит. Несмотря на лирическое настроение по пробуждении, сейчас ему жизненно необходимо помочь Хосоку. Потому что таким, каков он сейчас перед ним сидит, Чон не видел его ни разу. И это беспокоит и раздражает. — Для чего тебе эта информация сейчас? Отца нет в живых. Пятнадцать лет — срок давности по тому делу, ты ведь сам говорил. Хосок встаёт из-за стола, делая несколько шагов, полукругом огибая Юнги, сидящего в кресле совсем рядом. Он как-то по-особенному горько глядит на младшего, поведя плечами, силясь что-то сказать, но выдыхает коротко, подбирается и просто произносит: — Я бы хотел, чтобы отца не связывали с делом об убийстве Ким Тэгиля и Ким Сэри, понимаешь? Насколько я понял, это была трагическая случайность. — В смысле?.. — не понимает Чонгук. — И авария, и то, что произошло в доме… Отец не хотел этого. Ему нужны были лишь бумаги. Но в тот момент ситуация вышла из-под контроля. — Сондык? — снова горечь во рту. — Стечение обстоятельств. — И Сондык? Хосок кивает, смиряясь с упрямством брата. Да, именно Сондык был инициатором бойни, не согласовав действия с Чон Джонвоном. В конце концов, эта история известна. Вопрос в нюансах. — Хён, — Чонгук смотрит на брата снизу вверх, откидываясь на спинку кресла, — скажи, почему для тебя важны документы? Против нас с тобой ничего нет. Отца не вернуть. — Мы росли вместе с Кимами, — отвечает резче, чем хотелось бы, Хосок. — Я с детства был вхож в их дом. Ты был маленьким, когда произошла первая ссора, да и жил ты с матерью за границей. А я с Намджуном и Сокджином уток по озеру гонял до десяти лет. А через пять лет не стало наших отцов. Как ты думаешь, зачем мне эти документы? — Ты хочешь с ними помириться? — осторожно спрашивает Чон, заглядывая в его глаза. — Я бы это так не назвал. Но попытаться очистить имя отца хотелось бы. — А если не очистишь? А если он был замешан по самое не хочу? Может, не стоило бы тогда ворошить осинное гнездо? — Бесишь ты меня, Гук-и, невероятно! — ухмыляется Хосок так, что даже у Юнги сфинктер поджимается. Ох, и страшный Председатель, когда вот такой. — Вчера вас гостеприимно встретил Фантом на пути в Сеул. Как ты думаешь, осы всё ещё в гнезде? Разговор с Хосоком закончился пару часов назад, но Чонгук всё ещё не может прийти в себя. Встреча с киллером всколыхнула потаённые страхи, но в тоже время оставила двойственное ощущение. Жгучее любопытство так никуда и не делось. Кажется, что делом чести теперь для него станет поимка таинственного Фантома. Чёрная фигура так и маячит призраком на подкорке, заставляя возвращаться к себе раз за разом. Чон забрал все видеофайлы, чтобы просмотреть их досконально в своей спальне, пользуясь собственным ноутбуком и кое-какими программами. Он постарается раздобыть ещё что-нибудь. Он сделает так, чтобы Хосоку стало чуть легче. Потому что ситуация, произошедшая вчера, выбила его всегда хладнокровного брата из колеи. Он вспомнил об отце и, что не понравилось Гуку, о своей давнишней дружбе с Директором и его братом. И о матери вспомнил. Он, Хосок, будто дал слабину в присутствии близких ему людей, ведь и Чонгук, и Юнги ему братья. Кто-то по крови, а кто-то по жизни. И Чонгук надеется, что Дуна тоже включится, её изворотливый ум и наблюдательность всегда помогали в решении особенно сложных вопросов. Их жизнь никогда не была спокойной. «Бизнес» братьев противозаконен, с какой стороны на это не посмотри. Слава богам, сейчас Хоуп оставил себе лишь финансовую сторону, занимаясь займами, собирая прибыль с проданных наркофабрик и борделей. По большому счёту с этой стороной их мира теперь мало что связывает, кроме ежемесячных отчислений. И всё же, слишком многое тянется хвостом, не оставляя возможности выбора. С чистого листа им уже не начать. Да они и не хотели этого. Кредо их семьи — бери от жизни всё и сразу, крутись, транжирь и наслаждайся, пока можешь. Тылы пусть и прикрыты не без помощи полезных людей из структур, оглядываться бы не мешало, но было как-то недосуг. Но после вчерашней встречи со смертью в человеческом обличии Чонгук задумался, стоит ли им быть всё же несколько осторожней? И разговор с Хосоком как ничто показал — сто́ит. Очистить имя отца, взять тайм-аут, пересмотреть приоритеты. Возможно, что-то скорректировать, а дальше по обстоятельствам. Уж очень не хотелось бы, чтобы Фантом рано или поздно пришёл за кем-то из них. И где-то в глубине души Чонгук чувствует себя сумасшедшим. Потому что он снова хочет увидеть его в деле. И хорошо бы на их, семьи Чон, стороне. Номер телефона зазывно поблёскивает восковым мерцанием в свете заходящего солнца. Цифры, аккуратно написанные карандашом для глаз, немного растеклись, но очертаний не растеряли. Стоило бы сразу внести их в свою книгу контактов, но Чонгук медлит. Как мальчишка. И только смс от Юнги с текстом «надеюсь, ты уже на свиданке» и хитро улыбающимся смайликом заставляет взять в руки телефон. Что Чонгук скажет Ви? Как начнёт разговор? Скорее всего, банально, мол, привет, как дела? Или, например, ты помнишь меня? Я тот, кого ты засосал прямо с порога… Тот, кто не может забыть горячие пальцы на своей шее. Тот, кто не может забыть окрыляющий звук грудного стона, когда у тебя закончился кислород. Так начать? Чон встряхивает волосами, расправляя пряди пальцами, пытаясь подготовить себя к звонку. И набирает номер. — Слушаю? — раздаётся на том конце. Чонгук замирает, сглатывая накопившуюся слюну, кивает с глупым выражением лица, потому что мурашки по коже от этого голоса, такого обволакивающего, что нутро поднимается, и произносит: — Привет, Ви. Там, на обратной стороне связи секундная заминка, тихий смешок, и чувственное почти шёпотом: — Прекрасный незнакомец всё-таки решил позвонить? Разгоняя по шоссе свой «мерседес», Чонгук ощущает лёгкое покалывание в лёгких. Короткий разговор с композитором разжёг желание до такой степени, что дыхание восстановилось лишь спустя десять минут после отбоя. Чон не ожидал, что Ви предложит встретиться именно сегодня. Назвав адрес какого-то бара, что находится недалеко от гостиницы, в которой он остановился, Ви ненавязчиво указал на то, что рандеву неофициальное, можно немного расслабиться. Поболтать, выпить. И между строк Чонгук отчётливо слышит: возможно, продолжить. Наверное, именно поэтому сборы чуть затягиваются. Обряжаться не хотелось бы, чтобы не смущать, но и абы что надевать тоже не сто́ит. Хочется соответствовать. Поэтому выбор падает на голубые обтягивающие джинсы, чёрный лонгслив, выгодно подчёркивающий изящно выраженную рельефность, и тёмно-серые дерби. Оценив свой вид в зеркале, Чонгук удовлетворённо усмехается: — Как боженька велел. И хватает ключи от машины с тумбочки. * * * Бар находится в одном из самых экстравагантных районов Сеула. Здесь не много пеших людей, много дорогих машин и ещё больше необычных комфортабельных заведений. Место, которое предложил Ви, находится на нейтральной территории, поэтому оглядываться не придётся. Отдыхай от души, наслаждайся прекрасной компанией. Войдя в помещение, окутанное полумраком, Чонгук сразу направляется к барной стойке, где видит сидящего на высоком стуле Ви. Он невероятен. Яркие волосы аккуратно зачёсаны назад, открывая ровно очерченную линию лба. Белая футболка скрыта под небесного цвета кожаной курткой. Образ заканчивается того же цвета джинсами и белыми кроссовками. Он будто ангел во плоти. Ангел с дьявольски красивым лицом. Ви слегка поворачивается, приветствуя искренней улыбкой Чонгука, и протягивает руку: — Ну, здравствуй, незнакомец. Чонгук кивает, мысленно отсчитывая до трёх. Лёгкая улыбка касается его губ, когда он обхватывает тонкие пальцы своей ладонью, чувствуя, как простреливает в груди. — Ты прекрасно выглядишь, — едва справляется с голосом Чон. — О, спасибо, — смущённо опускает ресницы Ви, чуть поджимая губы. Потом откидывает чуть назад голову и, прищурившись, добавляет: — Ты тоже великолепен. У Чонгука слегка перехватывает дыхание. Он чувствует себя школьником на первом свидании, не умеющим реагировать на комплименты. Но тут же вспоминает, что он мужчина. Привлекательный мужчина, уверенный в себе мужчина, что смотрит в огромные тёмные глаза, в глубине которых плещется пламя. Оно обоюдно горячее, обжигающее даже, сметающее любые сомнения. — Выпьем? — выдыхает Ви, взмахом подзывая бармена. Тут же появляются два бокала. — Я пью виски, — говорит Чон, — а ты? — Составлю тебе компанию, — непринуждённо отвечает композитор, облокачиваясь локтем о стойку. — Только что поймал себя на мысли, что до сих пор не знаю твоего имени. — Гук. Зови меня просто Гук. Это сокращённое имя, наверное, такое же, как Ви? — Прекрасно. Давай будем друг друга так называть. Как говорится, оставим толику таинственности в нашей встрече. Да, Гук? — Хорошая идея, — Чон салютует бокалом, делая первый глоток. — Рад познакомиться. — Взаимно, — кивает Ви и тоже отпивает. Они перебрасываются вежливыми, ничего не значащими фразами, знакомясь поверхностно и ненавязчиво. Будто не было того поцелуя в гримёрке, будто не стонали несколько дней назад друг другу в губы, будто не плавились от нетерпения. Они сознательно избегают даже намёков об этом, тянут время, растягивая удовольствие. Ви оказывается потрясающим собеседником. Он довольно образован, о чём свидетельствуют хорошо поставленная речь и умение подхватить любую тему разговора. Чонгук шутит, Ви смеется. И наоборот. Они распивают хороший ирландский виски десятилетней выдержки, ведя ни к чему не обязывающий диалог, и не чувствуют напряжения. Больше не чувствуют. По мере того, как внутри разливается тепло от качественного алкоголя, беседа перестаёт быть формальной, обрастая налётом интимной откровенности. Чонгук, подхватив очередную шутку Ви, вдруг вспоминает о том, кто какое-то время назад занимал немалую долю его мыслей. — А Калеб не будет против того, что ты сейчас в баре со мной? — отбросив всякую осторожность, задаёт вопрос он. — Почему же он должен быть против? — удивляется будто бы искренне Ви. — Ну, он так набросился на меня в клубе… — О, это у него привычка такая — оттаскивать от меня особенно рьяных фанатов. — Несмешно, знаешь ли, — усмехается Чон, делая очередной глоток. — Теперь я буду чувствовать себя твоим фанатом. — Так, а кто же ты? Или тебе не понравилась моя музыка? — хитро щурится композитор, чуть наклоняясь и заглядывая в чёрные глаза напротив. — Очень понравилась, — соглашается Чон и добавляет с придыханием: — И не только музыка. — Я так и знал! — смеётся Ви. — Но, если серьёзно, что вас связывает? Почему он так себя повёл? Чонгук и хочет, и не хочет знать причины. Ему, наверное, было бы неприятно услышать, например, что они — бывшие любовники. Но Ви, предугадывая мысли собеседника, нежно касается его рукой своей и доверительно шепчет: — Мы с Калебом старые друзья и коллеги в музыкальной сфере. Он помогал мне в создании некоторых композиций, когда мы ещё учились в колледже. Возможно, он когда-то и хотел, чтобы я был с ним, но невзаимность хуже рабства. Иногда он забывается, я согласен, но всё же старается быть умничкой. Мне комфортно, что какую-то часть организационных вопросов он чаще всего берёт на себя. Благодаря ему я, в конце концов, приехал в родную страну. Чему я безмерно рад. Понимаешь, Гук? Чон кивает, успокаивая собственную ничем не обоснованную ревность. И ему нравится то, что он слышит. Чонгук был прав: у Лендри нет шансов. Зато шансы есть у самого Чона. — Может, прогуляемся? Ви какое-то время смотрит нечитаемым взглядом, будто решает где-то там в чуть примутнённом от виски сознании, соглашаться или нет, но всё-таки кивает. — Конечно. Чудесная погода, почему бы и нет? Идти приходится вдоль ярко освещённых витрин, огибая таких же прогуливающихся людей. Погода и правда замечательная. Вчерашний дождь освежил воздух, за день весеннее солнце так и не успело раскалить пространство до удушающего состояния, а собеседник до того приятный, что Чонгук чувствует, как сводит скулы от постоянной улыбки. Он счастлив. С Ви интересно. Он рассказывает довольно занятные истории из своей студенческой жизни, о друзьях, о первых шагах в создании музыки. Иногда Ви останавливается, чтобы, жестикулируя, что-то объяснить, и тогда Чон становится напротив, внимательно вглядываясь в увлечённое лицо. Ви расслаблен, от чего в душе распускается тепло, и кажется, будто они знакомы вечность, просто давно друг друга не видели. От этой мысли Чонгук начинает плавиться. Будто радость встреч ничем не омрачена, а лишь усиливает предвкушение. Это настроение подхватывает и Ви, притрагиваясь к тыльной стороне ладони своего спутника и на мгновение замолкает. Он поднимает взгляд вверх, чуть раздвигая губы в задумчивой улыбке, а потом неуверенно задаёт лишь один вопрос: — Может, ко мне? Целоваться они начинают уже в лифте. Чонгук стонет, прижимая композитора к зеркальной стене поднимающейся на двенадцатый этаж кабинки. Он чувствует крепкий захват в волосах на затылке, мычит нечленораздельно и ловит себя на мысли, что, если они сейчас же не сделают хоть что-то, он просто уделает свои штаны от нетерпения. Не глядя, Ви прислоняет ключ-карту к кодовому замку своего номера, не глядя, втягивает Чонгука за собой, не глядя, делает шаги спиной в сторону спальни. Они вообще ни на что не смотрят, потому что не видят. От желания мутнеет рассудок, и пылают тела. Они скидывают друг с друга одежду, оставляя лежать ее кучками на пути следования. Не включают свет, им хватает лунного, впускающего холодные лучи в затемнённое пространство. Падая на кровать, Чонгук подминает под себя гибкое сильное тело, на мгновение отрываясь от распухших влажных губ. Он видит Ви. И тот видит его. Они смотрят друг на друга долго, будто пытаются собраться с мыслями. Чон хочет что-то спросить, но не может ничего облечь в слова, потому что мозг не успевает за голыми инстинктами. Он чувствует тугое желание внизу у Ви и болезненно тугое — у себя. Он слегка двигается, тяжело вздыхая, но глаз не отводит. И слышит сокровенное: — Хочу тебя… — прямо в губы. Занавес срывается. С грудным рыком Чонгук вжимается в приоткрытые губы композитора, запуская пальцы в синие волосы. Касается разгорячённой кожи своей, испытывая откровенный экстаз. Опускает губы на шею, прокладывает влажную дорожку ниже, цепляя зубами маленькую тёмную бусинку соска и чувствует, как Ви крупно вздрагивает, поднимая бёдра вверх в нетерпении. Он стонет. Стонет так, что рвёт крышу. Плавятся кости, и звенит в ушах. Чонгук расстёгивает пуговицу и пробегает «собачкой» на молнии джинс, затем бросает последний взгляд в лицо композитора, как бы спрашивая: ты готов? На что получает утвердительный ответ лишь одними опущенными ресницами и тонкими пальцами на собственных плечах. И тормоза отказывают напрочь. Ви стонет и изгибается, моля ускориться, потому что больше не выдерживает. Он не помогает себе рукой, и Чонгук чувствует, как плотнее сжимается это невероятно прекрасное тело, блестящее от пота, бьющееся в предоргазменных конвульсиях. Чону сложно не кончить раньше, потому что такой восторг, такое горячие и плотное вожделение он испытывает впервые в жизни. Он не отрывает взгляд от закушенных губ, от тонких рук, впивающихся пальцами в твёрдые плечи. Чон слышит каждый судорожный выдох, синхронизируя их с собственными, потому что всё чертовски гармонично. Будто они созданы друг для друга. Будто во вселенной нет никого, кроме них, и природа, не шутя, соединила два красивых тела, а может и души. Потому что Чонгук с каждым глубоким толчком, с каждым собственным стоном сильнее и сильнее врастает в человека, что бьётся пойманной рыбкой в зажиме сильных рук. Он чувствует скорый конец, плотнее стягивает пальцами тонкую талию, целуя Ви в основание шеи, слизывая ароматную соль с кожи, и в момент, когда ноги крепко обхватывают его бока, он слышит хриплое: — Чонгук! И пространство взрывается фейерверком миллиарда сине-бриллиантовых звёзд, а в глазах на мгновение становится совершенно абсолютно темно. Косые лучи солнца ползут по смятой подушке, добираются до закрытых век и будят настойчиво, заставляя вернуться в уютную реальность. Чонгук открывает глаза, несмело оглядываясь. В постели он один, в номере абсолютная тишина. Воспоминания образами мелькают в мыслях, вызывая счастливую улыбку. Ночные приключения были настолько восхитительны, что тело до сих пор ноет, позванивая при каждом движении. Одним оргазмом они не ограничились. Продолжили в душе, переместились мокрые в кровать, а потом уставшие, но довольные вырубились в обнимку, ни слова не говоря, лишь плотнее прижавшись друг к другу. Если это был секс на одну ночь, то пусть так будет всегда. Каждую ночь, но чтоб именно так — до потери сознания, до заполошных выкриков, до спазмов в каждой мышце. А потом тесно кожа к коже, общее дыхание, ласковые пальцы в волосах, нежные губы в поцелуе. Это прекрасно. Это восхитительно. И незабываемо. Приподнявшись на локте, Чон оглядывается. Огромное панорамное окно с видом на столицу открыто, а на балконе в лучах утреннего весеннего солнца стоит Ви. Волосы чуть влажные, слегка зачёсаны, видимо, пальцами, со лба. Он в одних боксерах, сексуально обтягивающих крепкие бёдра и невероятно аппетитную спортивную задницу. Чонгук улыбается про себя, чувствуя, как снова тонет в волне возбуждения, но взгляд вдруг падает на выражение лица композитора. Он чуть хмурится, нервно покусывая нижнюю губу, от чего тревожный звоночек дёргает нерв. Заметив в руке зажатый телефон с ещё непогасшим экраном, Чон напрягается. — Что случилось? — встаёт с кровати и подходит ближе к окну. Ви мелко вздрагивает и оборачивается. Господи, как же он красив, думается Чонгуку, когда он впивается взглядом в припухшие губы и острые косточки ключиц, украшенные неяркими отметинами. Чон старается обычно не оставлять засосов, но тут уж просто невозможно было удержаться, до того было приятно это делать. И всё же то, что он видит в глубине глаз — не нравится. Очень не нравится. Грудь стягивает от предчувствия чего-то нехорошего, и оно подтверждается тихим: — Сегодня вечером у меня рейс в Лондон. Я должен улететь, Гук. — Надолго? — Боюсь, что да. — С Калебом, — срывается с губ неосторожное. Почему, блядь, он вспомнил этого рыжего? Ви на мгновение застывает, внимательней вглядываясь в лицо, которое ничего, кроме горечи и разочарования сейчас не выражает, и машет головой: — Нет. Он остаётся здесь. — Что-то случилось? — Чонгук нервничает и не может справиться с сипотой в голосе. — Да. — Но мы сможем общаться? — предлагает отчаянно Чон, не веря, что сейчас происходит что-то отвратительно ужасное. — У меня есть твой номер телефона, у тебя — мой. Мы же можем звонить друг другу… — Гук, — Ви делает шаг в номер, закрывая за собой балконную дверь. Он подходит чуть ближе, держась на дистанции вытянутой руки, и Чону кажется, что его что-то будто держит и не даёт оказаться совсем рядом, потому что это видно по лицу, которое словно каменеет, а глаза наливаются безнадёжной чернотой. — Думаю, нам стоит оставить всё в этом месте. Боюсь, у нас ничего не получится. Он срывается на шёпот, опуская голову. Синяя макушка мелко вздрагивает, а голая кожа плеч покрывается мурашками. — Ви… — Чонгук не верит. Это, блядь, сюр какой-то. Им же было так хорошо вместе. И откуда это мучительное выражение на лице? Что, твою мать, происходит? И тут же сталкивается с неожиданной ледяной холодностью во вскинутом взгляде: — Я думаю, тебе лучше уйти. Ну, охуеть теперь. Повеселились.