Грехи наших отцов

Альдо, как и все остальные «братья», не спит уже более суток: всю ночь сыны Ланге весьма успешно воплощали в жизнь планы марлийских освободителей. Ни один из них не был ранен серьёзно, не считая царапин и последствий взрыва, прогремевшего в их автомобиле вскоре после того, как они вернулись с миссии. К их счастью, рвануло слишком поздно: сыны уже вышли из машины и даже покинули гараж, который основательно разворотило взрывной волной, едва не оставив Ланге вовсе без него. Очевидно, устройство подложили враги, и скорее всего в тот момент, когда отряд Ланге принимал участие в штурме здания правительства. После крещения огнём Альдо дьявольски устал. Этой ночью он действительно побывал в аду. С языками пламени, чертями и самим Сатаной, обещавшим что угодно взамен за их верную службу. Все видели, что Альдо выложился на триста процентов. Этой ночью он впервые убивал людей, но делал это не по своей воле, а как часть отлаженного механизма. От этого, правда… как-то не легче. С багровыми от чужой крови руками, Альдо держится на ногах из последних сил. Всё, чего он хочет — поскорее лечь спать. Но этому не суждено случиться. Прибытие «гостей» снимает сон как рукой. Как сильно он ни надеялся, что нога его даже-не-родственников не ступит в особняк Ланге — получай, уже-не-Браун — вот тебе она. Конни Леонхарт. Почему-то одна, без родителей. Хуёво. Это очень хуёво. Тот взгляд, что Корнелия впечатала в него в столовой, он не забудет никогда. Вместо восхищения или хотя бы привычной ему ненависти, в её глазах он прочитал… разочарование. Примерно так же смотрел Райнер Браун перед тем, как избить его ремнём. Альдо знает, что Ланге будет использовать девчонку как приманку, поэтому придержит её на какое-то время. Ему нужен Армин Арлерт, а вовсе не она. Но вот зачем ему остальные? Какого хера они вообще здесь делают? То, что в плен захватили Пик Фингер, вызвало в нём досаду. Или даже… отчаяние?.. И как резанули её слова про отца… Резанули пиздец как глубоко: по самому больному. Заставили нутро сочиться чёрной жижей, разъедающей кишки. Эту женщину тогда-ещё-Рой всегда уважал. Когда-то в прошлом Пик Фингер несколько раз шутливо звала его к себе в команду, когда подрастёт, намекая на то, что их миссии элитны и секретны. Рой, будучи ещё сопляком, всегда считал это шуткой. Не могла же она предложить это… ему… на полном серьёзе. Видеть Гиммлера едва ли менее тошно, чем слышать слова Пик. Узнают о его ориентации — закопают в поле. Или скинут в реку, чтобы не утруждаться. Правда, до неё бы ещё доехать. А ведь почти не на чем: осталось только два автомобиля, на одном из которых уехал Ланге. Но вот откуда взялся белобрысый парень? Кто он? Альдо готов поклясться, что уже видел его. Но, блять, где? Каждое слово и действие белобрысого отдают безумием, но такое чувство, что всё, что он делает, явно неспроста. Наблюдая за ним, Альдо подмечает, что обращается он в основном к Ланзо. Их определённо что-то связывает. Но что? Поэтому сейчас, всматриваясь в сморщенный от гнева некогда идеально ровный ланзовский нос, Альдо не без удовольствия отмечает, что белобрысый задел рыжего за живое. Копнул так глубоко, куда лопате уже-не-Брауна ещё рыть и рыть. Перекошенный Ланзо неторопливо убирает револьвер в кобуру, бросает тёмно-серый китель на металлический стол, а затем закатывает рукава чёрной рубашки с воротом под стать священнику. Альдо уже готов к тому, что рыжий, как обычно, достанет нож, свой излюбленный инструмент убеждения. Однако этого не происходит. Вместо этого Ланзо командует Масо: — Пересади его спиной ко мне и срежь рубашку. Поживее, — а сам открывает один из ящиков, в котором хранятся инструменты для пыток, доставая оттуда… розгу. Это что-то новенькое. С чего вдруг Ланзо схватился сразу за пытки? Не задав ни одного вопроса? Здесь происходит дико странная хуйня. Не удержавшись, уже-не-Рой (или всё ещё Рой?) смотрит на сжавшуюся на скамье Конни: бледную, как смерть, от ожидания того, что грядёт. А Гиммлер… с ним-то что? Жмурится и пыхтит, будто будут бить его. — Кляп? — Масо уже закончил с белобрысым и ждёт дальнейших указаний. Ух. Нихуя ж себе. Дело в том, что… спина белобрысого уже исполосована. Множеством бледных припухлых полос, кажется, многолетней давности, но даже в таком уже зажившем виде они заставляют уже-не-Брауна внутренне поёжиться. — Не надо. Сделаю так, чтобы у него не было сил лгать нам в дальнейшем, — Ланзо замахивается для первого удара, сжимая губы и подбородок. — Принц, значит? Даю тебе последний шанс передумать. Спину «принца» тут же целует первый удар розги, впечатывая красный след в его бледноту. Белобрысый стискивает зубы, и, запрокинув голову назад, пытается встретиться с Ланзо глазами: — На этот раз… я вытерплю всё. Я больше ничего не боюсь. Стоп-слова… ты не дождёшься. — Ах ты. — Удар по плечам. — Гадёныш. — Удар по спине. — Ты. — Удар по пояснице. — Пожалеешь. — Удар по шее. — Что сюда. — Снова по плечам. — Сунулся. Вот уж дежавю так дежавю. Тогда-ещё-Роя не так давно избивал собственный отец, и он прекрасно знает, как жжёт такая боль. Правда, есть одно значительное «но»: в тот момент Рой был в одежде. А то, что происходит сейчас, должно быть в десятки раз больнее. И, чёрт возьми, у белобрысого явно есть яйца. Удар за ударом, и некогда бледная спина начинает превращаться в месиво, сочась кровью и отзываясь алыми брызгами на каждый удар рыжего. «Принц» же то по-змеиному шипит, то срывается на рык, а временами издаёт что-то, похожее на стоны… удовольствия? Пытаясь абстрагироваться, нахмуренный Альдо оглядывает комнату. Близнецы довольно ухмыляются, явно наслаждаясь зрелищем, Куно абсолютно равнодушно ковыряется в своём любимом томми-гане, а лицо рыжего (Да когда же он выдохнется?!) всё также перекошено от гнева. Что до Конни и Криса, они оба… плачут? Должно быть, боятся, что после Ланзо примется за них. И тут Конни цепляет Альдо голубыми глазами. Её дрожащие губы беззвучно шепчут: Помоги. — Эй, — её безмолвная просьба тут же становится сигналом. — Ланзо, может, хорош уже? Давай зададим ему хотя бы один вопрос. Как-то же можно проверить, вдруг говорит правду. Если он ещё в состоянии говорить. Восстанавливая дыхание, Ланзо откидывает с глаз вспотевшую чёлку, обдумывая слова Альдо. Затем швыряет окровавленную розгу на стол и одной рукой оттягивает голову белобрысого за волосы, другой хлопая его по щекам: — Ну-ка. Кто ты там, говоришь? Повтори ещё раз? Принц Парадиза? Белобрысый, кажется, охвачен болевым шоком: дышит ртом, словно рыба, способный только мычать. — Так я и думал, — отшвыривает голову «принца» Ланзо, — Только время зря потратил. Альдо, понимаю твоё недоумение, но я — как и полковник Ланге — не терплю ложь ни в каком виде. Тем более от таких вот самозванцев. Протерев розгу белоснежным полотенцем, рыжий тут же отправляет его в урну. Затем подходит к раковине, едва заметной в тёмном углу между ящиками, и начинает намывать свои руки. — Этих самозванцев после расстрела королевской семьи — пруд пруди. Думаю, хотел, чтобы мы его пропихнули, в качестве лжепринца. С нашими-то связями можно и не такое… — миролюбиво растолковывает рыжий. — Ты — зло… Леон. И только ты… во всём виноват. А я… видит бог… не хотел… этого… — едва слышный хрип обвисшего на стуле лжепринца погружает всю комнату в тишину. Вздохнув, Ланзо мочит пальцы и уверенным движением зализывает рыжую чёлку назад. После закрывает кран в раковине, подходит и наклоняется к белобрысому: — Мало тебе? Хочешь умереть? Или… — он стреляет глазами в сидящих на скамье. Даже не смотри туда, блять. Янтарные глаза останавливаются на Крисе. Ланзо вытирает руки прямо о свои штаны (что дико не типично для этого педанта) и командует: — Этого теперь на стул. Может, он расскажет, кто надоумил мистера Ленца сочинять такие сказки. — Не надо! Он ни в чём не виноват! Пожалуйста, только не бейте его! — умоляет Конни. — Следи за ртом. Не то залеплю, — угрожает Ланзо, а сам так хищно вглядывается в Гиммлера, словно готов разделать его на куски прямо сейчас. Нет, Ланзо, конечно, может специально доебаться. Но, Гиммлер, ты же умный пацан, просто говори, что он хочет услышать, и уже вечером свалишь отсюда. Всё, что может делать Альдо — стоять истуканом и смотреть. Это его, конечно, настораживает и злит. Перед прибытием пленников у него отобрали оружие. Словно знали. Всё ещё не доверяют. Со своими ебучими проверками. И поделом мне. Если бы я только был умнее. Сука… Гиммлер в своей тёмно-синей футболке ёжится на стуле, к которому ещё несколько секунд назад был пристёгнут Ленц. Лжепринца тем временем швыряют к стене, и он плашмя обмякает у светлых кроссовок Конни, способный только хрипеть и покашливать кровью. — Ну?.. — Ланзо наклоняется к Гиммлеру, вглядываясь в его бледное как у мертвеца лицо. — Тоже считаешь, что это принц Парадиза? Гиммлер думает. Затем выдаёт такое, что заставляет Альдо громадным усилием воли удержать себя от того, чтобы не вгрызться зубами в собственные костяшки: — Я не знаю точно, но… фотография с его лицом была подписана именем «Николас Райсс». Ну та фотография, которую Вы… выбросили в библиотеке, примерно два года назад — Крис сглатывает и переводит взгляд на своего-даже-не-брата. — Ты тоже видел это фото… Браун. — Крис?! Сейчас не время об этом говорить! — в голосе Конни отчаяние. Слишком поздно — и Гиммлер уже скручивается пополам от удара в солнечное сплетение, не в силах дальше дышать. Тем временем мысли в голове может-всё-таки-не-Альдо проносятся со скоростью света: Вот откуда я знаю лицо белобрысого! Фотография, на которую дрочил Гиммлер. Библиотека. Ланзо в библиотеке. Логично, он любит зарыть нос в архивах. Но зачем выкидывать фотографию? И вообще за каким хером ему фотография несовершеннолетнего сопляка? Причём тут стоп-слово? Угрозы рассказать обо всём? Рассказать о чём? Неужто это и есть причина того, что ты так ни разу и не поебался в борделе, рыжий? Неужели ты просто… — Понятно. Ещё один фантазёр. Тогда продолжим, — Ланзо стаскивает Гиммлера со стула, швыряет на пол и замахивается для удара ногой.  — … любишь ебать маленьких мальчиков. … Рой и сам не верит в то, что только что сказал это вслух. Кажется, всё же Рой. Нет, точно Рой. Спасибо, что напомнил, Гиммлер. Слова Брауна заставляют Ланзо остановить ногу, занесённую над кашляющим Гиммлером. Рыжий просто не верит своим ушам. — Что ты сказал?.. — в ярости шепчет он, надвигаясь на Роя. Чувствуя, как напряглись все вокруг, больше-не-Альдо чешет свою светлую макушку и решает сыграть в дурачка: — Я сказал это вслух?.. Ну и бред я несу. В башке помутилось после сегодняшнего. Давай, может, заканчивай с ним поскорее, спать охота. Прошло столько времени, а как-то всё без толку. Остальных сынов, кажется, устраивает такое объяснение. Все они до усрачки хотят спать, поэтому благодарны за то, что уже-не-их-Альдо поднял эту тему. — Давай, может, правда, пробежимся по стандартным вопросам, а после запрём их и поспим? — нудит Куно. Он устал больше всех, тем более после того, как от его драгоценного гаража почти ничего не осталось, ему просто не терпится восстановить душевные силы. Но Ланзо… Ланзо видит Роя насквозь. А потому — игнорируя предложение механика, он подходит к Брауну. Подходит слишком близко. Кончики их носов разделяет едва ли пара сантиметров. — А кого любишь ебать ты, Альдо? — процеживает рыжий, глядя прямо в жёлтые глаза. — Ты сам-то, не пидор часом? Ни разу не видел, чтобы ты задерживался у шлюхи дольше, чем на десять минут. Чего это ты задумал, Ланзо? — Да там делов-то… слить… раз-два и готово, — как-то не очень уверенно оправдывается Рой. Ланзо не врёт: Рой действительно выходит от шлюх слишком быстро, ведь для нормального долгого секса ему нужно «что-то ещё». — Докажи. Выеби её. Прямо сейчас, — Ланзо сверкает глазами в сторону Конни. — Заклейте ей рот и на стол. Ёбаный в рот. К такому, Рой Браун, жизнь тебя не готовила. — Рой! Не вздумай!!! Только посмей, и я… — Вико грубо лепит изоленту Конни на рот, затем вместе с Масо они подхватывают её под локти и, перешагнув через Гиммлера, грубо размещают девчонку на металлическом столе. — Давай, братишка, мы её подержим, — гогочет Вико. Изо всех сил пытаясь сохранять невозмутимость, Рой оглядывает Конни, удерживаемую близнецами. А внутри… его трясёт. Сжигает и выворачивает. Оттого, что он должен сделать. — Ты, видимо, не понял? Это не предложение. Это приказ, Альдо. Докажи нам, что ты не пидор. — Я… не понял… Какое отношение это имеет к допросу? — во рту у Роя пересохло, и слова с трудом лезут из глотки. — Повторяю в последний раз. Это приказ. У тебя ровно минута, чтобы начать. За каждую следующую минуту без твоего члена внутри неё, буду ломать ей по одному пальцу. За десять минут как раз уложишься, это в твоём стиле, — последняя фраза Ланзо вызывает гогот близнецов. Куно, понимая, что это кончится не скоро, вздохнув, цепляет стул, на котором некоторое время назад хлестали Ника, и усаживается в ожидании продолжения. Конни, морщась и упираясь, отчаянно мычит и трясёт головой. Изолента прихватила её волосы, выбившиеся из порядком растрепавшихся кос, и как, должно быть, больно… будет её отлеплять. Вот и он. Твой «триумф», Рой Браун. Ты же этого хотел. Сукин ты сын. Понимая, что загнан в угол, онемевшими пальцами Рой медленно тянется к своей ширинке. — Да что ты как целка? — Ланзо цокает языком и с лёгкостью разрывает голубую футболку Конни, выставляя всем на обозрение чёрный топ на её часто вздымающейся груди, — Смотри, дрожит как зайчишка. Давай уже, волк, стягивай с неё штаны — и за дело. У тебя осталось двадцать секунд, чтобы начать. Или признайся, что ты пидор. Времени осталось и правда мало, и это подстёгивает Роя действовать смелее: рывком он стягивает брюки с ног девушки, и, отчего-то зажмурившись, надрачивает свой член, пытаясь заставить его встать. Конни, я… я не знаю, что делать. Не знаю, что лучше: изнасиловать тебя, вынудить Ланзо сломать твои пальцы, или соврать, что я пидор. Что бы я не выбрал, это закончится чудовищно. Какой же я мудак, Конни. Конченный уёбок. И чёртов… слабак. Пронзительный вопль Леонхарт заставляет Роя распахнуть глаза и изо всех сил стиснуть зубы: Ланзо только что сломал ей первый палец. Из глаз девушки льются ручьи слёз, она брыкается и извивается от боли. Я пытаюсь, пытаюсь… Но у меня, блять, просто не выходит. Я не могу… так. Мне ничего не остаётся, кроме как… — У меня… не стоит… — наконец выдыхает Рой, демонстрируя свой вялый член Ланзо и остальным. Ему придётся выбрать третий вариант. Конни не заслужила такой пытки, и все последствия должен нести только он. Ёбаный воин. Элитный, мать его, боец. — И какой вывод мы из этого делаем? — поднимает бровь Ланзо. Сам знаешь, какой вывод… ебучий ты шакал. Давай… скажи это сам. — Да и не встанет у него, — внезапно доносится хриплый голос Гиммлера с пола. — Потому что он… импотент. ЧТО… ЧТО ТЫ БЛЯТЬ НЕСЁШЬ?! — Он… кто?! — губы Ланзо отчего-то начинают растягиваться в улыбке. Поднимая Гиммлера за ворот, Ланзо сажает его на скамью, — Ну-ка поподробней про это. С чего взял? — Да я живу с ним с девяти лет. Он всегда меня ненавидел, ведь у меня с «этим делом» нет проблем. Он столько раз ревновал ко мне… девушек. Потому что сам не мог… С чего ещё ему так стремиться надрать всем зад в спорте? Так часто делают парни, у которых не стоит. Самоутверждаются за счёт других. Всеми силами стараясь не прыснуть от смеха раньше времени, Ланзо обращается к Рою: — Это правда? — … Д-да, — выдыхает тот. Почему… почему его голос при этом дрожит? А в глазах… слёзы? Слёзы унижения?.. Безусловно. Слышать такое из уст своего гомосексуального даже-не-брата, покорно выставлять себя на посмешище, не иметь возможности сказать хоть что-либо в свою защиту… да, от этого, пожалуй, можно заплакать. Однако вместе с этими слезами из нутра Роя Брауна льётся… «что-то ещё». Гиммлер. Если все пидоры такие сообразительные, как ты, то я, блять, готов за вас сражаться. Ты меня просто… спас. Подумать только: сам Альдо, любимчик Ханса Ланге — хнычет при всех… как тёлка. Ещё и со своим обвисшим хуем, реющим словно спущенный флаг. Ланзо, близнецы и даже Куно наполняют комнату таким оглушительным хохотом, что заставляют Роя поморщиться. В их глазах быть импотентом — всё равно что быть инвалидом. Как здорово этот факт накладывается на его раздражающее всех поведение. Теперь-то им, должно быть, всё понятно… — Вот и погоняло тебе придумали, — утирая слёзы от смеха, давится Вико, — Импотент. Шучу, если чё. — Реально… Какой ещё долбоёб… описывая проститутку, будет говорить… про глаза! — гиеной вторит Масо, — Только тот, у которого не стоит! — Ты просто сделал наш день, — Ланзо и сам трясётся от смеха, — Всё с тобой ясно, Альдо. Мог бы сказать нам раньше: секс в этой жизни не главное. С этими словами он даже… хлопает Роя по плечу. Вся эта свора диких псов даже не догадывается: уже-точно-Рою и точно-Брауну, который даже не думает вытирать слёзы со своих щёк и до сих пор стоит со спущенными штанами, настолько похуй на все их подколы. Пусть думают, что хотят. А он в данный момент будет смотреть. Смотреть в заплаканные небесно-голубые глаза дочери Арло Леонхарта. И пусть весь мир подождёт… … пока Рой Браун не придумает, как их всех спасти. Спасти из ада… в который сам же всех затащил.