Грехи наших отцов

Дорога до дома двадцать два погружает Роя в прошлое. Во-первых, он снова тащит Конни в безопасное место. Совсем как в тот день после сраного озера. Правда, вместо мороза он изнывает от жары, а руки девчонки вовсе не обхватывают его шею: они безвольно свесились к ногам. Во-вторых, дико щиплет порезанная альбомом щека. Сам не зная, почему, Рой вспоминает, как двенадцать лет назад засадил Конни снежком — почти в то же самое место. Тогда он не справился со своим гневом. Честно говоря, даже сразу пожалел об этом, хотя и виду не подал. А сейчас… порез вполне заслужен. Тебе ли её винить, кретин? Истекая потом от жары и напряжения, Браун наконец-то его находит: дом под номером двадцать два. Проезжая мимо, Рой замечал этот дом и раньше, но был уверен, что здание заброшено. По внешнему виду другого и не скажешь: полусгнившее крыльцо, облупленная штукатурка и наглухо закрытые окна свидетельствуют о запустении, да и двор, поросший многолетним бурьяном, того и гляди полностью скроет следы строения. Выждав пару минут, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста», Браун наконец-то поворачивает ключ и шагает в столь непривычный полумрак. Солнечный свет, конечно, пробивается сквозь плотную ткань штор, но в таком малом количестве, что всё вокруг окрашивается в оранжевый цвет. Кажется, здесь пахнет виски. А ещё… арахисовой пастой. Зная наверняка, кто является любителем подобной пищи, Браун вздыхает и окидывает лачугу взглядом в поисках кровати. В крошечной гостиной её нет, и пройдя к дальней арке, Рой всё же находит искомое. Он аккуратно кладёт Конни на тёмное покрывало, отмечая, что на столе жгли две свечи, а из-под кровати наполовину торчит фанерный ящик. Там может быть оружие. Если это убежище отца, наверняка оно здесь где-то есть. В ящике виднеются лишь несколько бутылок виски. Тоже неплохо. Браун плюхается задницей прямо на пыльный пол, только сейчас осознавая, насколько он устал. Размышляя, стоит ли пить виски прямо сейчас, в каком-то очередном отупении он смотрит на бутылки. Наконец, решается протянуть к ним руку, но натыкается взглядом на собственный рукав ненавистного тёмно-серого цвета. Вскочив как ошпаренный, парень скидывает всё: «изящный» китель, пропотевшую рубашку и даже брюки, — оставаясь в одних трусах. Ему бы помыться, да только — не охренел ли он часом? Ближайшая доступная для мытья вода — это речка, но до неё ещё хреначить, а в нынешний момент никто туда явно не собирается. Вернувшись в гостиную, Рой выуживает из своей спортивной сумки первую попавшуюся чёрную футболку. Натянув её, Браун отмечает, что в области живота она стала великовата: спасибо сраным кардионагрузкам и правильному питанию. Хотя не всё так плохо: футболка плотно прилегает в плечах и даже слишком туго обхватывает бицепсы. Значит, физическая форма всё ещё на высоте. Это приносит удовлетворение. Серые карго-брюки тоже сидят слишком свободно, но это дело поправимое: достаточно лишь ремня, который остался в брюках униформы. Повозившись и полностью облачившись в старую одежду, Браун испытывает облегчение, словно волк, в конце концов избавившийся от овечьей шкуры. Ещё при первом беглом осмотре дома, Рой понял, что с зеркалами, к которым он так привык, стоит попрощаться. Но несмотря на то, что себя не видит, он всё же неистово взъерошивает ёжик светлых волос, не оставляя от «изящной» укладки и следа. Становится всё лучше и лучше. Нужно проверить Конни. Осторожно приблизившись к кровати, Браун снова трогает лоб девушки. Как будто остывает… А что там с рукой? Аккуратно приподнимая её правую ладонь, Браун всё больше и больше хмурится. Дело идёт к тому, что ему нужно сменить ей повязку. Франко наложил её достойно: вот только пятно крови уже полностью пропитало бинт в радиусе пяти сантиметров вокруг отсутствующего пальца. Всё не так хреново, но могло быть и лучше. Сперва надо найти воду. Пришло время осмотреть дом как следует. И да, чёрт возьми, да! Вода, куча еды, даже древняя винтовка — находка за находкой наполняет нутро Брауна благодарностью. Благодарностью к собственному отцу, накопившему всё это. Вишенкой на торте становятся сигареты. Дешёвые и самые обычные — именно такие, какие Браун всегда и курил. Чувствуя, как в предвкушении курева начинают трястись пальцы, Браун буквально разрывает пачку, чиркая спичками и ломая одну за другой, как обычно. Блять. Надо успокоиться. Спустя несколько глубоких вдохов-выдохов, дрожащим от предвкушения пальцам наконец, удаётся поджечь сигарету и подарить хозяину долгожданную затяжку. Тесную кухню тут же заполняет едкий дым. Тот самый, от которого когда-то морщилась Конни в дверях собственной ванной. С сигаретой в зубах Браун обшаривает кухонные полки и ящики в поисках аптечки. Бинго — уже во втором шкафу ему улыбается удача. Он, конечно, мог бы воспользоваться своей, но сделал бы это лишь в крайнем случае — в нынешних условиях медикаменты быстро станут дефицитом. За неимением пепельницы Браун тушит окурок о край алюминиевой кружки и едва удерживается от того, чтобы не отправить его внутрь. Приди в себя, животное. Вдруг ты будешь из неё пить. Притащив аптечку в подобие спальни, Браун готовится к самому неприятному: перебинтовывать рану Конни, не забыв при этом о злосчастном сломанном пальце. Осталось только вспомнить, как его учили накладывать повязку. Инструктажи по оказанию первой помощи всегда проводил Франко (хотя Ланзо был экспертом понадёжнее, отчего-то он переложил эту обязанность на лысого). Рой несколько раз тренировался на Масо: один раз сделал из него такую отменную мумию, что тысячу раз пожалел, что не может оставить его в таком виде до скончания веков. Но Рой допускал и ошибки, которые тут же подмечал лысый: местами бинт ложился слишком туго, местами он позабыл о разделительной прокладке, что в условиях настоящей раны привело бы к раздражению или ещё чему похуже. Конечно, Браун помнит каждый свой косяк. И, глубоко вздохнув, он придвигает стул к кровати и начинает разматывать повязку Конни, стараясь засунуть свои эмоции куда-нибудь подальше и не ошибиться. В спальне мало света, но его достаточно, чтобы вновь обработать рану и определить место перелома среднего пальца: нужно прикинуть, как правильно его замотать. Пару раз руки Брауна замирают, ведь горячая ладонь Конни отдёргивается. Не дыша буквально несколько секунд, Рой убеждается, что девушка уворачивается в забытье (наверняка ей что-то мерещится), и надо скорее закончить то, что начал, поменьше обращая на это внимания. Перехватив руку поудобнее, Браун накладывает повязку на место безымянного пальца, а затем обматывает средний палец вместе с указательным, чтобы обездвижить их и обеспечить скорейшее восстановление. Готово. Оборвав кончики бинта, Рой с облегчением поворачивается к кровати спиной и вытягивает ноги. Что дальше?.. По-хорошему, ему самому нужен отдых: тех жалких двух с половиной часов сна было явно недостаточно. Кровать только одна, но Рой может вздремнуть в кресле, его достаточно, чтобы высп… — Не… навижу… Стон Конни прошибает Брауна до капель пота на лбу. Спина сутулится сама собой, и до Роя тут же доходит… что ему всё ещё страшно. Страшно от того, что скажет Леонхарт, когда проснётся. Наверняка, к ночи у неё снова появятся силы. Ощущение собственной мерзости накатывает с утроенной силой, и, поднявшись на ноги, Браун бредёт в гостиную. Там стоит его сумка, в которую он зачем-то засунул свой идиотский альбом для рисования. Развалившись на маленьком скрипучем кресле, парень решается его достать и спустя секунду сжимает в подрагивающих руках до боли знакомые страницы. Да уж, альбом явно знавал лучшие дни: его страницы местами пожелтели и начали подкручиваться у краёв. В голову тут же лезут флешбеки о том, как когда-то ночами он старался выводить шедевры… а выходило всё не то. Совсем не так ярко, как в его воображении, и недостаточно достоверно. Горько вздохнув, Браун открывает первую страницу. Ох ты ж блин. Сейчас, спустя столько времени, собственный рисунок Бронированного кажется ему неплохим. Точнее не просто «неплохим», а очень даже… охрененным. Интересно, что бы о нём сказал Арло. Листая дальше, Рой мрачнеет: всюду один и тот же Бронированный, нарисованный, конечно, круто, но как будто, блин, в его жалкой жизни не было ничего друго… … Ч-что?.. Взгляд прищуренных жёлтых глаз упирается в надпись на самом последнем рисунке. Губы послушно читают: — Мне очень жаль. Мы так и не смогли… — …стать твоей семьёй. Эти строчки, очевидно выведенные рукой Конни, вводят Брауна в оцепенение. Странно даже, что его не подбрасывает от каждого удара сердца, глухо бьющегося в стиснутой груди. К лицу приливает жар, и парень, не в силах сделать что-либо ещё, вновь открывает альбом на первой странице. Губы внезапно искажаются в горькой усмешке, а из воспалившихся глаз брызжут слёзы. Слёзы ярости на самого себя. Словно обезумевший, Рой вырывает первый рисунок и кромсает его на мелкие кусочки — прямо как собственный отец в тот день, когда сын подарил ему «подарок». Вены на его руках готовы лопнуть от всепоглощающей ненависти к тупорылому себе. Прикончив первый рисунок, Браун выдирает и остальные: один за другим он превращает их в рваные лоскуты бумаги, отрывая Бронированному то шею, то руки, а то и вовсе разрывая титана в клочья. Да… ему давно уже пора… навсегда покончить со своей «путеводной звездой». Прошлое рвётся легко и приятно, без единого намёка на сожаление, но вот на последнем рисунке… руки Брауна замирают. Смахнув мутную пелену слёз, парень проводит мокрыми пальцами по чёрным чернилам. Это слегка их размазывает, вызывая у Роя досаду. Всхлипывая, он очень аккуратно отрывает кусочек рисунка: так, чтобы захватить только надпись и мальчика, стоящего на гигантском плече. Вглядевшись в аккуратные строчки в последний раз, Браун бережно прячет обрывок в кармане своих штанов. Затем разрывает то, что осталось от скетча. Он уже знает, что делать. Есть только один способ спасти Леонхартов и заслужить доверие Конни обратно. Но это чуть позже, а сперва… Поднявшись с кресла, Браун выуживает золотую ручку Криса из валяющейся на полу униформы и бредёт к кухонному столу. Там, смахнув в сторону недоеденные сэндвичи и кружки, раскладывает ставший совершенно девственным альбом, открывая его на новой странице. Буквально на минуту прикрывая глаза, Браун стискивает ручку в потной ладони. Затем делает глубокий вдох и… … начинает рисовать. По началу кажется, что будет трудно, но нет — штрихи ложатся на чистовик с фантастической лёгкостью, безо всякого карандаша. Рисовать «не титана» оказывается… увлекательно. И даже слишком. Поток вдохновения подхватывает Роя и уносит вдаль от этой прокуренной кухни, куда-то туда — к настоящему себе. К себе из другого мира, в котором всё могло бы быть… … по-другому. Всё время, что он рисует, Браун упорно смахивает горячие слёзы, которые как назло не хотят останавливаться, и, махнув на них рукой, Рой просто отодвигает альбом подальше, чтобы не испортить почти уже готовый рисунок. В это трудно поверить, но за эти полтора месяца он почти ни разу не плакал. Браун и раньше делал это крайне редко (да-да, слёзы для слабаков), но сейчас… слёзы приносят ему облегчение. В то же время ему по-прежнему страшно. Осознание того, что ему предстоит, будоражит и пугает. Будоражит оттого, что — если повезёт — он наконец-то воплотит в реальность то, о чём давно мечтал, и всех спасёт. А пугает, потому что… есть очень большая вероятность не вернуться обратно. Умирать почему-то совсем не хочется. Оглядывая плоды своей работы, Рой… улыбается. От рисунка становится хорошо внутри, ведь он получился таким… тёплым. Именно таким, каким и задумывался. Ведь Рой нарисовал правду. Почесав светлую макушку, Браун решает кое-что написать. Чтобы, когда проснётся, она не натворила глупостей и не дай бог не ушла отсюда. Поэтому, вздохнув, он пишет. Собственный почерк кажется ему таким взрослым… Кажется, именно так «взрослые» и пишут — полупечатными ровными буквами. И когда он только… успел вырасти?.. Готово. Перечитав написанное, Рой кладёт альбом на подобие письменного стола прямо напротив кровати: так рисунок точно попадётся ей на глаза. Плюхаясь обратно в кресло и затягиваясь очередной сигаретой, Браун начинает думать. Мысли в его голове складываются в план, в котором нужно продумать всё от и до. Всё просто как дважды два. Чтобы всех спасти, для начала нужно уничтожить отряд Ланге вместе с полковником. Кто-то из них наверняка знает, где держат Леонхартов, и это по-любому можно выяснить. Надо действовать сегодня же ночью: ублюдки устали после прошлого штурма и уж точно не ожидают, что вернусь так скоро. Нападу на них после отбоя. Нужно быть как можно тише: прирезать их поодиночке в собственных кроватях не составит труда. Но — я не идиот — помню, что все они тренированные бойцы, и если кто-то меня спалит, может стать горячо. Вопрос лишь в том, хватит ли у меня на это всё духу… Подорвавшись на ноги, Браун подходит к спящей Конни и в третий раз трогает её лоб: на ощупь температура почти пришла в норму. Сыны Ланге отправляются спать в десять вечера. Осталось время, а значит, надо подготовиться. С уже полудолхлой сигаретой в зубах, Браун внимательно осматривает единственную винтовку, что есть в наличии. Каркано 845 — фирменная рухлядь: у полковника под стеклом есть одна из таких, и Франко как-то раз обмолвился, что от неё есть толк лишь при настильном огне, если идёшь толпой на толпу и охота подстрелить хоть кого-нибудь. Глядя сквозь прицельную планку, Браун понимает, что от шести патронов нет никакого толку. Во-первых, этого слишком мало. Во-вторых, первый же выстрел разбудит всех остальных и спровоцирует схватиться за нормальное оружие. Для Брауна это станет неминуемым концом. Решив оставить винтовку Конни (мало ли не вернусь), Браун снимает её с предохранителя и бережно кладёт на стол рядом со своим рисунком. Нужен нож. И верёвка. Или что-то подобное. Верёвка не находится, и вместо удавки Рой решает использовать снятые с Конни наручники: хоть их цепь и коротковата, но её будет достаточно, чтобы прикончить любого из «сынов» Ланге в столкновении один на один. А нож… уж его-то он у кого-нибудь отберёт. Понимая, что до отбоя отряда Ланге всё меньше и меньше времени, Браун устраивается на кресле и на некоторое время погружается в дремоту. Промучившись в объятьях полусна, Рой открывает глаза, осознавая, что солнечный свет пропал, а значит — пора. Но какая-то неведомая сила будто приковывает его к креслу. И Рой медлит, всматриваясь в свет горящей свечи. Выйти за порог дико страшно. Ведь это может быть… последний раз. В липком поту парень делает глубокий вдох и выдох, пытаясь придумать, как подбодрить себя перед самоубийством. Выходит, я всё ещё Альдо, и я по-прежнему слабак. Нужно просто… вернуть прежнего Роя. Чтобы снова стать сильным, мне нужно что-нибудь… Что-то вроде… оберега. Даже не думая избавляться от мысли, что он ебанулся, Браун лезет в розовый рюкзак и онемевшей рукой нащупывает то, что искал. Ни капли не сомневался, что ты его притащишь. Секунда — и всё ещё копчёную шею Брауна оборачивает розовый фламинговый шарф. Так я точно вернусь обратно. Не могу же я оставить тебя без ненаглядного шарфа… Когда ты в шаге от того, чтобы потерять родителей. Зная, что выглядит крайне странно и нелепо, и, встреть он парня в розовом девчачьем шарфе пару лет назад, первым уебал бы ему по морде, в то же время Браун отчего-то чувствует… силу. Этот шарф уже чуть не прикончил нас обоих, тогда на льду. Теперь — пусть навёрстывает упущенное. Самое время нас спасать. Во имя сраного баланса. — Конни… — Рой снова стоит на коленях перед кроватью девушки. В абсолютной тьме он нащупывает её руку, чтобы просто почувствовать… пульс. Биение её сердца успокаивает. — Я тут кое-что у тебя одолжил. Постараюсь принести обратно. Когда проснёшься, прочитай то, что я написал на рисунке. И если что… не поминай лихом. Мазнув ладонью по талии и бедру своей даже-не-сестры, Браун встаёт на ноги. Подкуривая очередную сигарету от пламени свечи, он тушит её и делает шаг во тьму. Перед ним снова мутный лёд, и Браун младший ни черта не знает, как правильно по нему пройти. На кону стоит слишком многое. Пути назад нет. А если и есть — то только вернуть чёртов шарф обратно… …когда от отряда Ланге ничего не останется.