***
Вернувшись через несколько дней в свою резиденцию Итэр спокойно пробыл в ней две недели. До того, как его вызвали на приём к отцу. Надев на лицо маску провинившегося сына они смогли прийти к согласию, что брак можно и отложить, а та ошибка была лишь единственной в его жизни, так что не стоит заострять на ней своё внимание. Однако император согласился не только потому, что он простил сына. Поженить его было довольно затруднительно. От того, что он незаконнорождённый, он не мог передать своим детям какой-то весомый титул, а тот побег от невесты оскорбил бедную девушку, так что второй раз она явно не согласится выйти за него ровно также, как её родители не дадут согласие, несмотря на то, что Итэр наполовину императорских кровей. Его отцу лишь полагалось рассчитывать на то чудо или же через силу заставлять кого-то из чиновников отдать свою дочь за эту бестолочь. На удивление, в этот раз присутствующая на встрече императора с сыном наложница хранила молчание. Итэр забыл об истории с экзорцистом сразу же, как вопрос о свадьбе остался на будущее. Он лишь слышал о том, что его снова вызвали в императорский двор, но совершенно не спешил встретиться. Все-таки этот паренёк оставил на душе странный осадок, словно колючий песок. Однако, кто же знал, что, ровно за неделю до сезона цветения, император огласит указ об их женитьбе. По его логике всё было достаточно просто: Итэр, будучи не самым достойным мужем, не мог бы справится с воспитанием детей и с их обеспечиванием, да и само понятие рождения детей у незаконнорождённого вызывало сомнение. Чун Юнь, будучи из более низшего класса, чем Итэр, все-таки, заслужил уважение императора и его благосклонность после случая с ожерельем. Тем более, что он был племянником его горячо любимой женщины, так что мужчина хотел помочь ему в материальном плане, чтобы наложница не испытывала стресс. Так он снова сможет убить двух зайцев — у Итэра не будет законорожденных детей, а, значит, не будет внутренних ссор, а у Чун Юня появится весомое основание получать деньги от императорского дворца и оставаться неподалёку от тети. Тем более, что они уже были знакомы. Император приметил обручальное кольцо на пальце юноши и поначалу разочаровался в сыне — он не мог подумать, что тот окажется человеком нетрадиционным. Однако, когда это гениальное решение пришло в его голову, то он даже заулыбался такому повороту событий. Он ещё и подарит им счастливый брак, что может быть лучше? Двое будущих молодожёнов сейчас стояли на коленях перед императором и, ощущая свои сердца где-то далеко в пятках, пытались переварить этот странный факт. Тётя, при виде своего племянника, мгновенно поднялась с места и присела рядом, протягивая утончённые ладони к чужой спине. — Это не самый лучший выбор, Юнь. Я не ожидала от тебя. — тихо шепчет она ему и Итэр слышит презрение в её голосе. «А какой тогда достойный?» — хочет спросить её парень, но вовремя прикусывает свой длинный язык. Вообще-то, он очень недоволен этим браком, так какой толк от этого вопроса??! Даже брак с той девушкой сейчас не кажется таким уж большим испытанием. — Отец… может, вы ещё подумаете? — робко начинает сын, однако император прерывает его движением руки. — Нет, я взвесил все аргументы и уже подписал указ. Дата назначена на десятый день. — Но… — Ты будешь спорить с решением императора? —… — Итэру пришлось прикусить язык, чтобы не навлечь на себя ещё больше бед. Юнь был тише воды и бледнее снега. Он не мог ни отказаться, ни спорить. Он должен был лишь молча принять факт того, что он будет женат на мужчине. Редкие слезы застыли в его глазах, но никто их не мог увидеть.***
Итэр глубоко вздыхает, когда его лошадь подходит к дому. Алые свадебные одеяния парней развевались на ветру, словно яркие кленовые листья, что разлетались от засухи. Чун Юнь, сидевший на другой лошади, кидает на своего супруга холодный взгляд и перекидывает ногу, мгновенно касаясь сапогами земли в лепестках. — Не поможешь своему мужу слезть с коня? — с сарказмом кидает Итэр и слегка поднимает губы, однако ловит в ответ лишь убийственную ауру экзорциста. Кажется, если у него сейчас под рукой бы были проклятые реликвии, то он, вероятно, всех демонов стравил бы на своего супруга и, став вдовцом, вздохнул бы с облегчением. Несмотря на то, что поначалу Итэр был готов спрыгнуть со скалы, а не выходить за парня, то сейчас это тоже не кажется настолько ужасным событием. Во-первых, из-за выделенных денег. Во-вторых, в том, что Юнь оказался довольно симпатичным юношей, особенно когда не хочет убить своего собеседника. Когда прислуга его расчесала и немного откормила, а также одела в дорогие одежды, он стал привлекательным молодым господином. Во всяком случае, явно красивее той девушки. Спустя долгие размышления, что же лучше — страшная жена или прекрасный муж, Итэр пришёл ко второму. Ну и что, что они оба мужчины и, в принципе, не особо любят то друг друга? Никто не отменял возможность ходить по публичным заведениями или заводить любовниц, зато на официальных мероприятиях рядом с ним будет благоуханный цветок, что, мгновенно усвоив необходимые манеры, вызывал у многих чиновников симпатию. Однако, хоть он и смирился, но жить то им предстоит в одном доме. Кто знает, когда этот голубоглазый парень решит прирезать его ножиком?***
— Ты что, собираешься продолжать работать? — Итэр забирает из чужих рук сумку и экзорцист недовольно смотрит на него. — Естественно. Хоть поменьше твою рожу видеть буду. — Юнь сжимает в руках какую-то бумажку и от неё исходит странный, синий дым, отчего Итэр дёргается и отдаёт сумку назад. — Ты и так её редко видишь, неужто забыл, что твой уважаемый муж уже как несколько недель назначен командующим стражи? Взгляд экзорциста при словах «уважаемый муж» становится тяжелее, но сейчас всё стало гораздо более приятным, чем три недели назад. Во всяком случае, он уже не кидал в него взгляды, полные желания прибить. — Как бы я смог забыть то, что ты целую ночь плакал в подушку о том, что теперь тебе надо вставать с первыми лучами солнца, а не после обеда? — поднимая бровь, кидает Юнь и в его руках мелькает небольшой кинжал, что оказался после спрятан в ремешке на штанах. — … Они не делили одну комнату. Как только им пришлось жить в одном доме, они мгновенно заняли разные комнаты и старались не попадаться друг-другу на глаза. Прислуга, привыкшая к такой странной парочке, тоже старались не давать им пересекаться лишний раз. Пока Итэр не стал добросовестно работать, они даже не завтракали вместе. Однако, сейчас приходилось, но парни занимали совершенно противоположные стулья. — И что на этот раз? — спрашивает Итэр, проглотив то оскорбление. — Какой-то злобный дух преследует семью с беременной женщиной, она чувствует каждую ночью странную боль и холод. А во снах с ней говорит какой-то голос. — Порекомендуй ей попить успокаивающих. — Жизнь ребёнка важна. Я лучше посмотрю, чем позволю им умереть. — Я знаю, что мой муж очень милосердный, но только не со мной. — улыбается Итэр и перехватывает палочку, которую кидает в него экзорцист, с умением целясь в голову. — Тогда я пойду с тобой. — Зачем? — Юнь удивлено смотрит на него, забыв даже нацепить на себя маску презрения. — Мне всё равно нечем заняться, у меня выходной. Спустя несколько минут парни седлают лошадей. Итэр отдаёт Чун Юню лошадь поменьше и поспокойней, забирая себе вороного жеребца, что в нетерпении бил копытом по свежей траве. Конечный пункт их пути находился в конце города, на окраине между лесом и жалкими домами редких крестьян. Лошади бодро стучали копытами по плитке, развеивая наступившую тишину между парнями. Вскоре они завернули на очередной поворот и перед их взором оказались небольшие сарайчики, где обосновались нищие или беглые люди. Чун Юнь замедляет коня, чтобы ненароком не наступить на кого-то, кто лежал прямо на дороге, а Итэр не привыкший к таким картинам, морщит нос. Неожиданно экзорцист стопорит лошадь и та издаёт недовольное ржание от резкой боли в зубах. Его лёгкое тело перепрыгивает через бок и устремляется вперёд быстрее, чем Итэр успевает крикнуть: — Что случилось? Чун Юнь добегает до какого-то странного комочка и, подняв беспокойные глаза, отвечает. —Тут ребёнок… годика три… совсем один и, кажется, серьёзно болен. Я почувствовал сильный запах боли. — Ты что, собака? — угрюмо говорит Итэр, но спешивается и подходит к Юню, осматривая малыша. — Он не протянет долго. Не стоит даже пытаться. Экзорцист поджимает губы и смотрит на своего супруга пустым взглядом, отчего по спине парня проходит дрожь. Бледные руки подхватывают малыша и, прижимая грязное тельце к груди, отчего одежда сразу пачкается, парень идёт к своей лошади. — Да ладно, ладно! Стой! — Итэр догоняет Юня и протягивает свои ладони. — Моя лошадь больше. Отдай мне, не бойся, не съем. Отвезем в ближайшую деревню и я заплачу за его лечение. Если ты не можешь смотреть на его мучения, я сделаю это. Экзорцист с недоверием протягивает малыша и Итэр, отстегнув от себя дорожный плащ, заворачивает в него ребенка, чье дыхание прерывисто обжигало его руки, пока он усаживался на коня. Чун Юнь идёт справа от него и постоянно окидывает взглядом свёрток, что был похож на гусеничку, лежащую на изгибе локтя. — Только не урони… — шепчет он и его голос становится тревожным. — Не переживай, вообще-то, я ухаживал за ребёнком когда мне было лет… четырнадцать? — И где он сейчас? — А я не знаю, после перелома руки я его больше не видел. —… Чун Юнь придвигается вплотную, чтобы, если что, поймать ребёнка. Его взгляд всё ещё оставался грустным — внутреннее он чувствовал, что из его затеи ничего не выйдет. Невооружённым взглядом было понятно, что ребёнок болен каким-то хроническим заболеванием, что было бы не так просто излечить, даже если бы они находились в центре с императорскими лекарями. Однако оставить этот комочек на растерзание судьбы он не мог. Даже если ему суждено умереть в таком раннем возрасте, то пусть хоть перед смертью он узнаёт, что мир не настолько жесток. Однако когда его последний час пробил, парни ещё не успели доехать до деревни. Ребёнок, что до этого вцепился в рубашку Итэра, успел лишь на секунду приоткрыть глаза, прежде чем их поглотила бесконечная мгла. От этого зрелища Чун Юнь словно потерял ориентир. Парни сейчас не могли похоронить малыша, так как с собой они не носили лопаты, поэтому им всё ещё необходимо было доехать до деревни, откуда пришло поручение, после чего попросить у кого-то необходимый инструмент. Итэр закрывает чужие глаза и накрывает ребёнка с головой своим плащом, а Чун Юнь забирает хрупкое тело, читая над ним какие-то писания для упокоения души. Лошадь экзорциста, от того, что тот был занят и в расстроенных чувствах, не могла идти ровно и постоянно петляла, отчего Итэр, подхватив чужие поводья, берёт управление на себя, молча дожидаясь окончания этого «ритуала» — Хоть его жизнь и была коротка, надеюсь, что в следующей он станет человеком из знатного рода и встретит достойную девушку, с которой будет связан узами брака. — тихо говорит Итэр и Чун Юнь впервые поворачивает на него голову с глазами, полными доверия. — Да будет так… — отвечает ему парень и, бережно прижимая тельце к себе, поднимает голову на светлое небо, на котором солнце близилось к зениту. — Мы задержались… там же тоже ребёнок в опасности… — Не вини себя, мы успеем вовремя. И почему-то от этой фразы Итэра Юню стало легче. Может, ему правда нужна была поддержка в его сложной жизни?***
В деревню они приезжают спустя два часа и сразу же стучаться в первый дом. Объяснив цель своего визита и просьбу, они получают старую лопату от женщины и даже указание благоприятного места для похорон, после чего благодарят её и спешат на небольшую полянку, что возвышалась над рекой на метров двадцать. Итэр выкапывает небольшую ямку под кедром и Чунь Юнь опускает туда свёрток, напоследок шепча что-то настолько тихо, что даже лёгкий ветерок смог перебить его голос. Спустя двадцать минут оба парня заходят в чужой двор, где их ведёт хозяин, беспокойно держась за сердце. Лошади фырчат и недовольно бьют ушами, высказывая страх. Мужчина сразу же провожает гостей в комнату своей жены и, с дрожащими руками, открывает двери. В нос Юню сразу ударяет запах свежей крови и отчаяния, а вокруг клубился лёгкий чёрный туман, заметный только ему. От такой концентрации сил и без того уставший и истощённый экзорцист чуть было не падает, но его поддерживает Итэр, незаметно подхватив чужую спину ладонями. — У неё раньше не случались выкидыши? — приходя в себя, спрашивает Юнь и его тонкие пальцы скользят по телу женщины, что испуганно лежала на кровати и смотрела на парней, однако хранила молчание. — Нет, что вы! Это её первая беременность! — махая руками, отвечает мужчина, после чего чешет затылок, — Будь всё так просто, мы бы не позвали вас… — У вас есть ещё жены? Наложницы? Другие интимные связи? Или не интимные? — неожиданно начинает сыпать вопросами Итэр и Юнь бросает на него благодарный взгляд, продолжая исследовать женщину. — Ээ… — Поймите, от правдивости вашего ответа зависит жизнь вашей жены и вашего ребёнка. Последняя фраза особенно остро играла для парней, в мыслях которых всё ещё крутился тот несчастный малыш. — У меня… была связь с торговкой… — заливаясь краской, отвечает мужчина, но его жена даже не повела бровью, отчего он говорит более уверенно. — Но это было лишь раз! — Этого достаточно. — кивает Юнь и от его пальцев начинает идти светло-голубое свечение, — Помоги мне, пожалуйста. — кивает он Итэру и тот охотно подходит, после чего экзорцист протягивает ему какие-то листки. — Развесь их около кровати, а потом принеси мне курицу. — Курицу…? — Да. Итэр седлает лошадь, всё ещё ощущая на кончиках пальцев тёплую тушку курицы, кровь которой им пришлось пустить, чтобы провести обряд. Чун Юнь прощается с хозяином и забирается на свою лошадь, устало ложась на её гриву. — Сейчас умру… — кажется, сегодняшний день хорошо сблизил их, так что экзорцист не боялся показаться простым человеком и не цеплять на себя постоянные маски. — Можешь сесть на моего, чтобы не упасть, если заснёшь. Я поведу твоего за узду, как утром. Юнь несколько секунд колеблется, но спрыгивает на землю и подходит к чужой лошади, после чего протягивает тонкую руку к парню, которую тот подхватывает. Освободив приличное расстояние, Итэр помогает экзорцисту вскарабкаться перед собой и, подхватив вторую лошадь, медленно начинает идти в сторону города. Вечер наступал неторопливыми шагами, постепенно окрашивая небо в алый, когда они добрались до центра, откуда было лишь минут двадцать езды до дома. Чун Юнь, обессиленный и замученный, уложил свою макушку на чужую грудь и равномерно покачивался в такт ногам коня, а на светлые реснички попадали последние солнечные лучи, окрашивая их в розоватый. На его левой руке, что сейчас покоилась на коленях, блестело то самое кольцо, которое ему подарил Итэр. Эта деталь уже давно не давала тому покоя, но расспросить Юня было рискованным делом, так что он просто рассматривал его, после чего переводил взгляд на свою руку, где было идентичное кольцо. Прислуга, встречающая их, тотчас в удивлени раскрыла рот. Как они смогли достичь таких высот за один день и не убить друг друга??!***
— Прошло уже больше двух месяцев с вашего брака, надеюсь, разладов у вас нет? Император поглаживает пальцами кольцо и его взгляд устремляется на двоих парней, что, преклонив колени, стояли перед ним в наполненном зале гостей. — Всё идёт своим чередом, благодарю вас за заботу. — отвечает Итэр и поднимает глаза, беззаботно улыбаясь. — Тогда я более чем счастлив. Идите, веселитесь. — кивает император и двое парней спешат откланяться. — К чему этот праздник? — шепчет Чун Юнь на чужое ухо, когда они отходят достаточно далеко. — Сам без понятия… Итэр останавливается около стены и, схватив Юня за запястье, кивает головой в сторону самой большой кучки людей в зале. — Это самые влиятельные люди города. Рядом с ними чиновники поменьше, но не намного уступающие им. Как думаешь, зачем сюда позвали нас? — Зачем? — Потому что мы родственники. — неожиданно выдаёт самый простой ответ Итэр и момент таинственности сразу же стирается. — Иди, вон, поёшь чего-то. Худой, словно ивовая лоза. — Кто бы говорил. — Чун бьёт парня по подтянутому животу и, все-таки, отходит к столу, где берёт всего на пробу понемногу. Все-таки, хоть он и стал далёким родственником императора, он всё ещё не привык есть деликатесы каждый день. Итэр любуется чужой фигурой, что, словно прекрасная снежинка, искрилась на фоне серой массы однотипных людей. Белоснежные одежды, расшитые золотистыми нитками, дополнялись поясом на талии, отчего она казалась тонкой, что могла бы уместиться в двух крепких мужских руках. — Вас же зовут Итэр, да? Незнакомая девушка окликает парня и тот выныривает из своих мыслей, словно рыба, что поймали на удочку. Он несколько секунд моргает, прежде чем сказать. — А? — Я одна из прислуг его Императорского Величества. Он поручил мне позаботиться о вас этим вечером. — девушка прикрывает розоватые пухлые губы веером, однако всё-равно было видно, как она улыбается. — А?.. Эта девушка отличалась изящными чертами лица и светлой кожей, однако Итэр смотрит совершенно не на это. Взгляд этой дамы был слишком хитрый и не умеющий скрывать что-то. Однако, прежде чем он успел хоть что-то сказать, эта девушка, подхватив с подноса какую-то закуску, протягивает её к чужому рту. — Попробуйте, это очень вкусное блюдо, рецепт императорский повар добыл из-за трёх морей только несколько дней назад. — девушка говорит быстро, но чётко, а её глазки бегали с чужих губ на глаза, — Откройте рот. — А что ему ещё сделать? Чун касается плеча юной дамы и та, испуганно пискнув, отходит на несколько шагов. Экзорцист проходит мимо неё и хватает Итэра под руку, с надменным взглядом смотря на девушку. — Вы что-то хотели ещё от моего мужа? — Я… мне сказали, быть… — Проваливай с моих глаз. — кидает Чун и девушка, словно ветер, исчезает в толпе гостей, напоследок бросая грустный взгляд на двоих парней. — А ты что стоишь? — Чун выпускает чужую руку и своей, с не маленькой такой силой, ударяет его в плечо, отчего по коже проходит волна боли. — Понравилась? Красивая? — Что с тобой? — Итэр делает несколько шагов назад, а его губы искривляет хитрая улыбка. — Не стоит показывать свою ревность на публике. — Ты! — Чун снова ударяет его в плечо, но Итэр, уже раскусив ходы экзорциста, перехватывает чужую ладонь и, вцепившись в неё, как краб, утаскивает парня за дверь, что вела в коридор для прислуги. — Отпусти меня сейчас же! — Да? — Итэр ещё сильнее сжимает чужую руку и Юнь издаёт болезненный стон, — Что-то не хочется. — Придурок… Экзорцист хочет воспользоваться небольшой внутренней силой, но, в последний момент, меняет своё мнение, отчего-то позволяя уволакивать себя всё дальше и дальше, туда, где уже не зажигались фонари. — Мы женаты с тобой два месяца и десять дней. — начинает Итэр и его голос становится тише, словно он рассказывал сокровенное сокровище, — Ты всё ещё считаешь, что я оболтус и негодяй? — Я никогда и не считал, что ты негодяй. Но всегда знал, что ты дурак. — А я всегда знал, что ты первым в меня влюбился. — ТЫ! Довольная улыбка не покидает лица Итэра и Юню лишь приходится смириться с этой фразой. Не то, чтобы он правда испытывал неимоверную связь со своим мужем, но, все-таки, совместная жизнь и проблемы делают своё дело — теперь без этого придурка под боком жизнь казалась серой и мрачной. — Раз у нас всё так хорошо, почему бы нам не разделить ложе? Чун Юнь все-таки ударяет его ногой.***
— Это серьёзно? — Юнь аккуратно присаживается на корточки и его тонкие и прохладные пальцы ощупывают чужие ноги. — Мне сказали, что я не смогу ходить нормально только около трёх недель. Не думаю, что очень серьёзно. Итэр сидит в кресле и, нахмурив брови от тягучей боли в нижних конечностях, пытался сохранить ясность голоса. Чун Юнь словно пропускает через пальцы мороз, что окутывал чужие мышцы, однако данный факт совершенно не помогал справляться с болью. Итэр лишь прикрывает глаза и старается не издавать болезненных стонов. — Во всяком случае, это не так больно, как когда камень лежал на моих ногах. — шутя, говорит парень и экзорцист поджимает губы. — И у тебя ещё есть силы шутить насчёт этого? — Ну если моя жена так беспокоится обо мне, то эта травма достойна того, чтобы существовать. Сочувствие к этому парню у Чун Юня умерло в зародыше. Может ли быть хоть какая-то ситуация, когда он скажет нормальные вещи? — Если так, может, поможешь мне переодеться? Нет, этот человек никогда не скажет нормальную вещь. Чунь ударяет его ладонью по макушке.***
Тёплая вода окутывает оголенное тело и Итэр расслабляется, откидываясь на спинку, позволяя мыльной жидкости смывать пыль. Юнь стоит позади и в лёгком напряжении следит за чужими движениями. Каким бы дурачком не прикидывался Итэр, его ноги серьезно пострадали, а о самостоятельном передвижении сейчас можно было даже не говорить. Камень, упавший со скалы, если бы оказался на несколько сантиметров правее, мог бы с лёгкостью раздавить его ноги прямо у основания, но ограничился лишь переломами коленей и малоберцовых костей, что, по истине, уже являлось чудом. Наврядли его лечение займёт лишь три недели, как сказал парень днём, но Юнь не стал спорить. Все-таки, за эти месяцы они стали гораздо ближе и он уже понимал, что парень не хочет делать из себя обузу и заставлять другого испытывать любые переживания, тем более, что император выделял ему собственного лекаря. Тем временем Итэр с головой уходит под воду и оттуда выходят лишь пузыри, что лопались с необычно громким звуком из-за большого количества целебных мазей. Чужая макушка не показывается достаточно долго для того, чтобы экзорцист почувствовал неладное и не подошёл поближе. — Ты собираешься утонуть? — спрашивает он и его рука опускается в воду, нащупывая чужие волосы, за которые он сразу же хватается. — Выныривай. И Итэр выныривает. Вода забрызгивает парня напротив с ног до головы, а пальцы от этого лишь сильнее сжимают чужие локоны, что блестящими волнами спускались по заострённым плечам. Мокрая ткань неприятно липла к коже и Юнь прищуривает глаза, но решает, что грех обижаться на инвалидов. — Поможешь мне вылезти из ванны? — невинно спрашивает Итэр и уводит взгляд в сторону, словно не он несколько секунд назад вёл себя, как ребёнок. — А для чего тебе даны слуги? — приподнимает бровь Юнь и вытирает лицо и без того мокрым рукавом рубахи. — Когда они меня касаются… мне неприятно. — Не замечал за тобой такого. — кидает Чун Юнь, однако, в разрез своим словам, он подходит сбоку и протягивает обе руки, что сразу же промокают под водой, пока парень поднимает Итэра. Через влажную кожу экзорцист с лёгкостью прощупывал рёбра, а ноги, что нуждались в фиксации, чтобы кости не смещались, болтались, ибо парень наотрез отказался находиться в этих неудобных бинтах после восьми вечера и до одиннадцати. Врач несколько раз спорил с больным, но, в конце концов, он не мог заставить совершеннолетнего парня делать это, так что лишь просил Юня следить за ним. Итэр хватается за чужую шею и, уже мокрая одежда Юня, оказывается полностью пропитана мыльной водой, на что он лишь вздыхает. Тело в его руках подрагивало от прохлады и боли в коленях, что, от неудобного положения в руках экзорциста, свело болью. Итэр зажмуривает глаза и брови сходятся на переносице, пока Чун быстро относит его в комнату, аккуратно усаживая на кровати, после чего помогая парню вытереть кожу и одеться. Несмотря на то, что Итэр являлся членом армии, он явно весил меньше, чем пятьдесят килограмм, что настораживало экзорциста. Кости на его бёдрах и рёбрах выпирали достаточно сильно, а тонкие пальцы стали ещё тоньше. — Ты сильно похудел. — Я похудел без любви. — снова отшучивается Итэр, однако Юнь даже не обращает внимания. — Ты в стрессе от того, что можешь остаться инвалидом? Кажется, слова экзорциста задели Итэра за живое. Он мгновенно замолчал, а его губы оказались поджаты и побелели. Чун берёт гребень со стола и, сев на кровать, начинает медленно вести по влажным волосам, придерживая их у корней одной рукой. — Ты ведь по этому беспокоишься и плохо ешь, да? —… Итэр уводит взгляд и его глаза неосознанно наполняются солёной жидкостью. — Думаешь, стоит по этому поводу убивать себя? — Чун проводит расчёской по длинным прядям и по его пальцам стекает влага, попадая на простыню. — Шанс твоего выздоровления больше семидесяти процентов, но даже если ты окажешься настолько неудачником, неужели думаешь, что в твоей жизни что-то измениться? — Легко говорить, когда у тебя две ноги и они функционируют. — бросает Итэр и слегка поворачивает голову, встречаясь с задумчивыми голубыми глазами. — Стоит ли тебе находиться рядом с инвалидом всю жизнь? — Мне легко говорить, потому что я верю, что ты встанешь. Но даже если нет, я, как верный супруг, останусь здесь, чтобы возить тебя на коляске. Итэр не выдерживает. Его пальцы подрагивают и он опускает голову, сжимая пальцами мокрую простыню. Юнь откладывает гребень и прижимает к себе необыкновенно хрупкое тело, что, почувствовав опору рядом, полностью расслабляется, зарываясь носом в чужую шею. Ни одна слезинка не покинула его глаза, но, казалось, словно он бьётся в истерике. Экзорцист мягко водит ладонями по спине и шее, горячий воздух обжигает ухо и сопровождается тёплыми словами, что обволакивают Итэра, как ватный ком. Боль в ногах и ощущение своей бесполезности медленно растворяются рядом с этим человеком и парень позволяет себе поднять голову и посмотреть прямо в бездонный омут необычно-ярких глаз. — Ты же меня точно не бросишь? — Даже не рассчитывай так легко от меня избавиться. Итэр снова прячет голову, щекоча чужую шею влажными прядями, а Чун оставляет лёгкие поцелуи на макушке, что были с привкусом мыла, которое впитали волосы. Это был первый раз, когда Юнь ночевал не в своей комнате.***
— Давай, ещё несколько шагов. Итэр зажмуривает глаза от усилий, что он прилагал, в то время как Юнь поддерживал его под локоть, вливая через свои пальцы в чужое тело немного энергии, чтобы парень устойчиво стоял на своих недавно сросшихся костях. — Всё, сейчас умру. Этот недостойный супруг сейчас откинет свои недавно обретенные назад ноги и запомните вы его мёртвым червяком. — Итэр устало облокачивается на экзорциста и его тело пробирает дрожь. Осеннее солнце пригревало чужие макушки, а пожелтевшие листья свисали с уставших ветвей деревьев, стремясь как можно скорее покинуть эту старую кору. Вот так же хотел и Итэр упасть куда-то и лежать, пока дрожащие ноги не придут в нормальное состояние. — Лекарь сказал через силу заставлять тебя идти, даже если ты будешь биться головой о плитку. Ты должен делать каждый день несколько кругов вокруг дома. — Ты доведешь своего мужа до гроба! — Ну, хотя бы, ты дойдешь туда своими ногами. — ТЫ БЕССЕРДЕЧНЫЙ! — Итэр хочет прокряхтеть ещё что-то, но чужие руки ловко захватывают его талию и приближают к себе, так что ему ничего не остаётся, кроме как ухватиться за чужие плечи и удивлённо захлопать глазами на парня. — Что? Что ты делаешь? Хочешь посмеяться над бывшим инвалидом? — Нет, хочу посмотреть на это красивое лицо и поцеловать его. — а…? Чунь сжимает пальцы на чужом теле сильнее и по чужому позвонку проходит волна мороза, что заставляет Итэра прижаться к единственному тёплому объекту в радиусе его досягаемости. Экзорцист медленно водит пальцами по талии и всматривается в чужие глаза, что, словно зеркало, выдавали эмоции парня напротив настолько ярко, что ещё несколько секунд и Чун смог бы услышать его голос в своей голове. — Почему я думал, что инициатором первого поцелуя буду именно я? — шепчет Итэр и ощущает горячее дыхание на своих губах, отчего последние слова становятся еле различимы в лёгком шуме. — Ты всегда много думал. Чун был ниже Итэра. Потому ему пришлось слегка привстать, чтобы его губы смогли без препятствий найти чужие и заключить их в мягкий и слегка влажный поцелуй. Мороз мгновенно пробирает Итэра до самых костей, но он лишь сильнее прижимается к телу парня, ощущая, как чужое сердце бешено бьётся об его грудь. Экзорцист, до этого самого момента, был самым чистым человеком на земле, однако сейчас он с лёгкостью отпихнул это всё, позволяя себе окунуться в странные и волнующие чувства, что обволакивали его душу тонкими нитями, сплетаясь с чужой. — Знаешь… — Итэр тихо шепчет около чужого уха, что стало алым, словно плод яблока. — Я ни капли не жалею, что в тот морозный день оскорбил тебя. Если бы я этого не сделал, то, скорее всего, сейчас мы бы не испытывали сладкую негу друг к другу. Чун точно знает, что Итэр с лёгкостью разрушает любую романтическую ситуацию, но сейчас его фраза не прозвучала дико или странно. Его губы расплываются в улыбке и экзорцист, не выдержав, заливается искренним смехом. Потому что, черт побери, но он прав!