Несколько кинков Риндо Хайтани

      Пустую комнату заливал яркий солнечный свет. Белоснежная кошка мирно дремала на письменном столе. Кактус — подарок друга, существо, пережившее не одно нападение семейной любимицы, — нежился на подоконнике в тёплых лучах. Всё пребывало в спокойном оцепенении. Ровно до того момента, как часы пробили четыре пополудни.       Грохнула входная дверь, Ацуко шевельнула ушками, распахнула свои умные глазищи и, смекнув, что пришёл один из оболтусов, который особенно хорошо чешет ей пузико (второй куда-то свалил, и после этого хозяин поменьше очень часто ходил грустный), спрыгнула со стола. Уставилась в дверь, не моргая. Будто отсчитывая секунды.       И буквально сразу же в комнату, словно вихрь, влетел Риндо. На ходу скинул рюкзак, за ним полетел кардиган. Ацуко мяукнула, привлекая внимание, но юноша лишь рассеянно потрепал её за ушком и приземлился на стул, попутно включая ноутбук. Со стороны казалось, что от этих действий зависит его жизнь.       — Нет, мам, я не буду есть! — отмахнулся Риндо, когда с первого этажа раздался мамин голос. Звонко защёлкала мышка, Ацуко обиженно посмотрела на хозяина и запрыгнула на кровать, отвернувшись от него. Пусть подумает над своим поведением.       Впрочем, собственное поведение сейчас мало волновало Риндо. Он сосредоточенно смотрел в экран и слушал гудки, забравшись на стул с ногами. Ну и где же ты, засранец? Буквально пятнадцать минут назад написал, что освободился.       Наконец аватарка (Микки Маус тридцатых годов) сменилась знакомой заспанной мордахой. Риндо был готов задушить себя за то, сколько чувств тугим комом затянулось где-то в желудке, когда Ран приветливо улыбнулся и помахал рукой.       — Хэй, — произнёс он слегка хриплым голосом. — Не думал, что ты так быстро доберёшься до дома.       — И ты за это время успел отрубиться? — делано-возмущённым — но больше всё-таки восхищённым — тоном спросил Риндо, придвигаясь ближе к столу.       — Ох, да, это способность, которой так или иначе учишься в колледже. Либо отрубаешься при каждой удобной возможности, либо вообще не спишь.       — Всё настолько плохо? — встревоженно спросил младший, мельком подмечая следы жуткой усталости на любимом лице.       — Ну как сказать, — Ран усмехнулся. — Это просто я взял на себя слишком много. Всякие кружки, проекты... Да ты не переживай, — он с нежностью посмотрел на брата, уловив его настроение. — Я в порядке, правда.       — Твои синяки под глазами говорят об обратном, — буркнул Риндо, но докапываться не стал, понял, что старший не хочет об этом говорить. Ран не гордый, когда его самочувствием интересуется брат, нужна будет помощь — попросит. Хотя Рину и не нравилась эта его привычка выжимать из себя все соки до последнего.       — А у тебя как дела? — спросил Ран. — Где Ацуко, кстати? Я соскучился по своей девочке.       — Ацуко... — Риндо непонимающе моргнул и обвёл взглядом комнату. — Ах вот ты где! Я тебя и не заметил.       — Если ты и кормишь её так же безалаберно, я тебе уши надеру.       — Ух ты, «безалаберно», откуда таких слов понахватался?       — Я выезжаю.       — А я этого и добиваюсь.       Старший Хайтани вздохнул. Приложил руку к монитору. Риндо сделал то же самое. Это единственное, что они могли себе позволить в течение полугода.       — Я соскучился, — выдохнул младший, надеясь, что его голос не дрогнул.       — Я скоро приеду, Рин-Рин. Уже май, осталось совсем немного.       — Сил моих нет, — брови юноши страдальчески изогнулись. — Я не отпущу тебя с того момента, как увижу.       — Я даже сопротивляться не буду, — Ран рассмеялся, и Риндо в очередной раз почувствовал, как же отвратительно сильно он влюблён.       — Я... так хочу поцеловать тебя, — негромко произнёс младший. — Затащить в кровать и прижать к груди. И перебивать твои дурацкие длинные волосы.       — Я буду целовать твои ключицы, — подхватил Хайтани-старший. — И кусать. Буду очень много кусаться, потому что в тот раз ты на мне живого места не оставил.       — И я ни о чём не жалею.       — Мелкий засранец.       — Ты любишь меня за это.       — О, неужели? — сиреневые глаза хитро сощурились. — Разве не за то, как восхитительно ты мне сосёшь?       — Ты такой мерзкий, — Риндо поморщился.       — Ты любишь меня за это.       И снова младшему нечем крыть. Ран удивительным образом сочетал в себе человека голубых кровей с серебряной ложкой в жопе, способного одновременно рассуждать о Сартре, «Божественной комедии» и политике Вьетнама, и отвратительного, извращённого быдлана, который буквально вчера слез с нар. Риндо любил всё это в нём. Так сильно, что сердце останавливалось.       — Знаешь, что ещё я хочу сделать? — прервал тишину Ран. Младший вопросительно посмотрел на него, отвлекаясь от своих мыслей.       По потемневшему взгляду он понял, что ничего хорошего.       — Помнишь, ты говорил, что тебе нравятся проколотые соски? Так вот...       У брата так округлились глаза, что Ран испугался, как бы его удар не хватил.       — Ты... ты сделал что?       — Да-а, — довольно протянул старший. — Я проколол их.       Риндо сглотнул.       — У кого чистая совесть, тому скрывать нечего. Быстро показывай.       Ран ехидно улыбнулся.       — Не покажу. Увидишь по приезде.       — Ра-ан! — обиженные нотки слишком хорошо прослеживались в голосе, который — от возбуждения? — даже стал чуть выше.       — Серьёзно, Рин, у меня тут сосед зайти может.       — Чего он там не видел?       — Ты за кого меня принимаешь? — старший аж задохнулся от возмущения. — Я, между прочим, кроме тебя, никому и ни за что! Моё тело — храм для избранных, а я...       — А ты еженедельно участвуешь в нюдсочетвергах в твиттере, — кивнул Риндо, с удовольствием наблюдая, как брат хватает ртом воздух, не зная, что сказать.       Какой занимательный пинг-понг.       — Я не буду показывать, потому что ты захлебнёшься слюной. Наверное, всё-таки будет лучше, если ты, увидев их, сможешь сразу наброситься на меня?       Взгляд Риндо не выражал ничего — и в то же время сразу всё: от осуждения до дикого желания сожрать брата с потрохами.       — Скажу только, что пирсинг мне очень идёт и мастер сам едва удержался от того, чтобы нагнуть меня.       — Охуеть заявления, конечно.       Ран загадочно улыбнулся и уложил голову на сцепленные ладони.       — Расскажи мне о своих влажных фантазиях, Рин-Рин.       Младший аж поперхнулся и закашлялся, да так, что Ацуко забыла о своей обиде и повернулась в сторону хозяина, вопросительно мяукнув.       — А мозг ты не проколол?       — Ну же, братец, не стесняйся, — Риндо мог бы поклясться на чём угодно, что он до одурения обожал этот бесноватый огонёк в родных глазах. — Я прекрасно знаю, что они у тебя есть. И их много.       Младший Хайтани сглотнул. Конечно есть. Конечно много. Это буквально единственное, на чём держится его кукушка вот уже полгода, потому что тоска по длинноволосому чертиле напротив порой становилась совершенно невыносимой.       Риндо стыдливо потупил взгляд и прокашлялся.       — Хочу... хочу оседлать тебя. Я знаю, какой ты чувствительный, и хочу видеть, как закатываются твои глаза, пока... пока ты во мне... Блять, — выругался он, и шумно втянул носом воздух. — Ты грёбаный садист, Хайтани!       Риндо поднял голову и увидел брата, который, словно оглушённый, смотрел куда-то в сторону.       — Риндо, — хрипло позвал он.       — Да?       — Расскажи ещё что-нибудь.       Младший прикрыл глаза, вспоминая, какие извращения имеются в его светлой голове.       — На кухне... прямо на столе. Чтобы потом сидеть за ним на семейном ужине и краснеть.       — Хорошо.       — Зажать тебя где-нибудь в углу... И оттрахать на весу, пока ты будешь зажимать себе рот.       — Так...       — Дразнить, пока не начнёшь умолять...       — Рин...       Риндо не сразу понял, что непроизвольно поглаживает промежность. Судя по запрокинутой голове брата, он там тоже не Ремарка читает.       — Клянусь, сильнее всего я бы хотел, чтобы твой член оказался внутри меня, — выдавил Ран из себя, а затем до слуха Риндо донёсся тихий стон, и старший в ужасе прижал кулак ко рту.       — Не жмёт тебе такими пошлостями разбрасываться? — подначил Риндо, сам, однако, скользя ладонью в джинсы.       — Тебе ли...       — Заткнись.       — Риндо...       Да знает он. Прекрасно всё знает, и сам едва держится.       — Я не говорил, но... мне так нравится... когда ты сжимаешь мои ягодицы, пока трахаешь... блять, — Ран кое-как сдержал очередной стон. — И когда произносишь моё имя...       — Ран.       — Твою же мать.       — Ран, — Риндо томно протянул гласную, любуясь теряющим от оргазма голову братом. Тот стиснул зубы и зажмурился, мелко подрагивая. — Как жаль, что я не могу слышать твоих стонов, — вздохнул младший больше оттого, что сам был на грани.       — Я потом тебе целое голосовое запишу, — мстительно пообещал старший Хайтани, потихоньку приходя в себя.       — Только посмей.       — Рин-Рин, — приторно-нежным голосом позвал Ран, прекрасно зная, что брат любит эту кличку, хоть никогда в этом и не признается.       Младший в ужасе распахнул глаза, когда протяжный стон против воли вырвался из груди. Ацуко осуждающе мурлыкнула и спрыгнула с кровати, направляясь к двери, которая, к её величайшему сожалению, была закрыта.       — Блять.       — Что такое?       — Ацуко всё это время была здесь.       «И слишком многое видела», — так и кричал взгляд синих глаз. Риндо даже слегка покраснел.       — Ну и кто из нас теперь мерзкий?       — Заткнись.