Осколки

      Открыться Косте было на самом деле очень легко. Во-первых, Саша знал его почти всю свою жизнь. Во-вторых, то насколько трепетно Екатеринбург относится к нему, он почувствовал почти сразу. Но в тот момент он пока еще не мог ответить взаимностью. Еще слишком жива была память о предательстве Московского, слишком живы были воспоминания о их любви. Да что там, была жива еще сама любовь. Только после того как тот отреагировал на ложь Челябинска, Саша решил по-новому взглянуть на Екатеринбург. В-третьих, ну это же Костя, его Костя. Между ними никогда не было никаких тайн и недомолвок. Не было их и сейчас.       В тот вечер они почти сразу разошлись спать. Саша еще долго лежал на боку в новых очках и смотрел на мелькающие огоньки гирлянды. Потом он все-таки встал, выключил их и снял очки. Теперь его накрыло абсолютным спокойствием, таким как теплое большое одеяло.       Следующие несколько дней они немного смущались своих чувств и безумно мило краснели, когда соприкасались руками на кухне во время готовки или на улице во время прогулки.       Потом они замечательно отпраздновали Новый год. Сидели в комнате на полу напротив елки, поедая прямо из миски оливье и запивая шампанским. И разговаривали обо всем. О том, что было, о планах на будущее. Обо всем и ни о чем одновременно. Когда они заснули, не вспомнил никто. Лишь наутро они проснулись также сидя, облокотившись на кровать. Саша при этом удобно устроился в теплых объятиях Кости. И неловко уже никому не было.       Екатеринбург даже спустя некоторое время до конца не верил свалившемуся на него счастью. Конечно, статус их отношений и вообще отношения ли у них они не обсуждали. Пока еще было страшно вспугнуть то легкое и светлое чувство, что возникло между ними. Костя, если и раньше, когда Саша был слеп, относился к нему как к сокровищу, то сейчас окружил его заботой с головы до ног. Петроград не жаловался, он понимал, почему Костя так себя ведет. Но иногда Екатеринбург перегибал палку. — Пойду в магазин, у нас закончилось молоко. Вроде ближайший еще работает. Тебе что-нибудь нужно? — Я пойду с тобой, подожди, только оденусь. — Костенька, тут идти 5 минут. Ты только недавно пришел с работы. Я схожу, отдыхай. — Я уже почти собрался. — Костя! Мне не 5 лет, и я схожу в магазин сам. Без всяких приключений, — Саша хлопнул дверью и ушел. Костя вышел из комнаты, вздохнул и сел на пуфик у входной двери. Он старался себя контролировать и не душить Сашу своей опекой. Но даже спустя почти два года у него перед глазами стояла та картинка с тем Сашей, который дрожал от слез у него на руках. Он опустил голову в ладони и понял, что это была их первая ссора. «Надеюсь, Саша теперь не уйдет от меня. Он уже почти совсем восстановился и скоро захочет уехать к себе домой. Как же я буду без него. Без его игры на фортепиано, без его улыбки, осторожных касаний, ласковых объятий, — Екатеринбург вздрогнул от щелчка замка и поднял голову. — Ты что просидел здесь все время пока я был в магазине? — Саша снял обувь и пальто и посмотрел на Костю. — Ты же не обиделся на меня, родной мой? — Костенька, конечно нет, — Саша подошел к нему и обнял. Екатеринбург обхватил его за талию и прижал к себе. — Вот бы никогда тебя не отпускать. — Ну, тогда мы покроемся пылью и будем как те статуи в музеях, — рассмеялся Саша, ероша Костины разноцветные волосы. Костя поднялся и подхватил Сашу на руки. И начал кружиться с ним в одном ему понятном ритме. Петроград положил голову ему на плечо и обвил руками шею. Костя мурлыкал себе под нос какой-то вальс и почти убаюкал Сашу. — Там же молоко! — вспомнил внезапно Саша. От чего Екатеринбург чуть не подавился мелодией и не уронил Сашу на пол. — Ну, ты, конечно, даешь. Я уже забыл про него. — Не зря же я за ним ходил. Кофе с молоком, и жизнь становится чуточку лучше. — Моя жизнь становится лучше каждый раз, когда я вижу твою улыбку, — Екатеринбург потерся своим носом о Сашин. Саша тут же засмущался и немного покраснел. — Только бы тебе смущать меня. Опусти меня. Уберу молоко в холодильник. — Как прикажете, Александр Петрович, — Костя опустил на пол Сашу и поцеловал его руку. — Родной мой, ты опять был без перчаток? Пальцы как ледышки, — Костя сжал обе его руки в своих. — Да там не так уж и холодно было. Решил не брать, — Петроград сжал напоследок Костины руки, высвободил свои, взял молоко и понес его в холодильник. Только он закрыл дверь, как Костя подошел сзади, обнял Сашу и положил голову на его плечо. — Костенька, ты тактильный монстр, ты знал об этом? — Прости, ничего не могу с собой поделать. Не могу перестать прикасаться к тебе. Ведь ты уже скоро уедешь. Кто знает, что ждет тебя там. И кто… — Так, Костя, говори, что ты там успел себе надумать, — Петроград развернулся в его объятиях и строго посмотрел на него. — Я ничего не надумал. Просто ты вернешься к себе в большой город. Там Московский недалеко. И вдруг вы… Ну в смысле опять, — Екатеринбург опустил глаза в пол. — То есть ты думаешь, что стоит мне только уехать от тебя, и я сразу пойду по рукам? Хорошего же ты обо мне мнения. Если ты еще не понял, мы вместе. Совсем вместе. Абсолютно. За что ты переживаешь, Костенька? — Я не переживаю, наверное. Просто…просто я люблю тебя. Так люблю. И боюсь, что ты уедешь и забудешь про меня в куче повседневных дел. — Костя, ну ты даешь. Я тоже люблю тебя. И не оставлю. Как ты помнишь, поезда еще ездят, мы всегда сможем увидеться. Также мы всегда сможем звонить друг другу. У меня теперь будет меньше дел, так как я больше не столица. Смогу приезжать к тебе или ты ко мне. Все будет хорошо, обещаю тебе. Ты мне веришь? — Тебе верю, родной мой. Не верю другим. Пусть только попробуют забрать тебя у меня. Ноги повыдергаю. Это я с виду такой мирный, а на самом деле огого, — Екатеринбург попытался принять серьезный и суровый вид, но с треском провалился, мимоходом глянув на Сашу. Который с нежной улыбкой смотрел на него, его глаза будто лучились любовью, когда он смотрел на Костю. Петроград потянулся к Косте и нежно поцеловал его, совсем невесомо. Екатеринбург ответил на поцелуй, а затем углубил его. И тут он вписался в Сашины очки. — Вот, черт! Оказывается в очках неудобно целоваться. Интересно, восстановится ли твое зрение окончательно? Хотя тебе очень идут очки, родной. — Не знаю, я уже привык к ним. Да и это твой первый подарок мне, который я бесконечно ценю, — Саша положил голову Косте на грудь и слушал, как бьется сердце его любимого человека.       Ему на самом деле нужно было уезжать. Но ехать сразу в Петроград он не хотел. Подумывал сначала остановиться в Гатчине и немного разведать обстановку. Но несколько месяцев с Костей у него определенно еще были. Главное вернуться домой до снега. Домой. Странное понятие. Сейчас его дом был тут. У Кости дома. Точнее у них дома.       Костя тоже молчал и задумчиво гладил Сашу по спине. Что их ждет в будущем пока непонятно. Сейчас главное, что они есть друг у друга, а дальше будет видно. — Наверное, пора спать, а то глаза совсем закрываются. Тебе завтра рано вставать? — Да, пожалуй, надо ложиться. К сожалению да, завтра с утра собрание, надо перед ним глянуть отчеты своих городов. — Ты всегда можешь взять работу домой, я помогу тебе. А сейчас тогда точно спать. А ты не хочешь…точнее, ложись со мной. Пожалуйста? — Спасибо, мой хороший. Ты уверен насчет спать вместе? — Абсолютно. Думаю тебе уже достаточно спать на кухне, когда у тебя есть шикарный парень с не менее шикарной кроватью. — Эй, вообще-то это моя кровать. И ты тоже мой между прочим. Хорошо, сейчас схожу в душ и приду. — Жду, — Саша вымыл чашки, вытер со стола крошки и подумал, что завтра надо будет испечь что-нибудь вкусненькое. В комнате он выключил большой свет и оставил только огоньки гирлянды. После того как они убрали елку, Саша упросил Екатеринбург оставить гирлянду в качестве небольшого освещения на шкафу. Костя не понимал, зачем ему это, но согласился и спустя время признал, что идея оказалась отличной.       Саша откинул одеяло и лег, переодевшись в спальные штаны и кофту и сняв очки. Он уже почти уснул, как кровать за его спиной прогнулась, и к нему прижалось горячее тело его любимого человека. — Спокойной ночи, мой хороший. Люблю тебя, — прошептал Костя, поцеловал его за ушком и подгреб к себе. Саша что-то невнятно пробормотал, но тут же расслабился в родных объятиях и уснул. Эта ночь была самой спокойной и уютной для них за последние два года.

***

      Прошло еще несколько месяцев. Сон в обнимку вошел у них в привычку. Теперь самыми ценными были мгновения пробуждения, особенно, когда никому не нужно было никуда спешить, и иногда они почти до обеда лежали в кровати, обмениваясь поцелуями, легкими касаниями и признаниями.       Ещё Петрограду очень нравилось лежать на Косте и обнимать его, пока тот полусидел, облокотившись на спинку кровати, и читал документы. Ну или пытался читать. Потому что всё заканчивалось тем, что Саша начинал чуть больше ластиться к нему и покрывать невесомыми поцелуями Костино лицо. После этого уже ни о какой работе речи не шло. Екатеринбург пытался потом выглядеть грозным из-за того, что ему в его доме не дают работать, но раз за разом всё равно позволял себя отвлекать и легко поддавался на Сашины провокации.       Но потихоньку наступала осень. А это означало, что Саше пора бы уже возвращаться в свой город. Петроград попросил Костю взять ему билеты на поезд на чужую фамилию, с пересадкой где-нибудь, и чтоб обязательно ехал через Гатчину, чтобы он мог пока остановиться там и понять, как ему действовать в своем городе. Екатеринбург предложил сопровождать Сашу в поездке, на что тот ответил, что Костю в Екатеринбурге знают почти все, и они точно привлекут к себе ненужное внимание. Костя понимал, что в словах Петрограда есть доля правды, но как же ему не хотелось отпускать его. Особенно отправлять одного на поезде.       Костя в итоге купил билеты с пересадкой в Воронеже на имя Алексея Ивановича и передал их Саше. Весь вечер накануне поездки пока Саша собирал вещи, Костя сидел на кровати и наблюдал за его сборами. В конце концов, он не выдержал, привлек Сашу за талию к себе и уткнулся головой ему в грудь. Саша не вырывался, он гладил Екатеринбург по голове и не знал, что сказать. Всю ночь они не спали, просто лежали в объятиях друг друга и молчали. Любые слова казались сейчас лишними.       Но вот забрезжил рассвет. Поезд отправлялся из Екатеринбурга в 11-00, нужно было еще добраться до вокзала. Петроград повернулся в Костиных объятиях и посмотрел на него. Костя как будто смотрел сквозь него и на автомате гладил его по голове. Потом он перевел взгляд на Сашу. В его глазах можно было прочитать бесконечную любовь, абсолютную преданность и толику тоски по почти уехавшему Петрограду. Костя потянулся лениво поцеловать любимого. Саша прикрыл глаза и ответил на поцелуй, безмолвно говоря, что он любит, что будет очень скучать, что они обязательно скоро увидятся, что все будет хорошо. — Я тоже тебя люблю, мой хороший. Но тебе уже пора собираться. Прогуляюсь с тобой до вокзала, пожалуй. — Да, сейчас умоюсь, и надо будет хоть немного перекусить перед дорогой. — Я поставлю чайник. — Хорошо, спасибо, Костенька, — Саша в последний раз поцеловал Екатеринбург и пошел в ванную. Костя потянулся и пошел на кухню ставить чайник. Достал из шкафчика печенье и поставил на стол. Сам опустился на табурет и зевнул. — Не засыпай, родной мой. Так, вот и чайник вскипел. Тебе тоже налить? — Да, пожалуйста, только не полную, а то остывать долго будет. — Хорошо, держи. — Спасибо. Саша, ты же знаешь, что я люблю тебя? Мой дом — твой дом. Ты всегда можешь приехать сюда и очутиться в полной безопасности. Не забывай, пожалуйста, об этом. И звони чаще. И позвони обязательно, как приедешь, — Костя протянул руку и положил на стол. Саша вложил свою руку в его и легонько сжал. — Я помню. Ты тоже знай, что мой дом — твой дом, и ты всегда можешь приехать ко мне. И я тоже люблю тебя.       Время уже поджимало. Парни просто составили посуду в раковину. Костя сказал, что помоет, как вернется. Он зашел в комнату за Сашиными вещами и теперь ждал его у дверей. Петроград еще раз прошел по квартире, подарившей ему как самые страшные мгновения, так и самые теплые. Когда они выходили, он еще раз обернулся, запоминая все.       Екатеринбург донес Сашину сумку и проводил его до самого поезда. Когда с Костей кто-то здоровался, Петроград чуть выше поднимал воротник пальто и немного отворачивался. И вот они уже на перроне. Проявлять свои чувства у всех на виду они не могли, поэтому они просто пожали друг другу руки, при этом все говоря взглядами. Вот Саша уже зашел в вагон, нашел свое купе, которое Екатеринбург полностью выкупил и увидел Костю, одиноко стоящего на перроне. Сашино сердце сжалось и захотелось выбежать из поезда и никуда не ехать. Но ему необходимо было вернуться в свой родной город несмотря ни на что. Тут поезд тронулся, и они поехали.       Весточку Софье он отправил с ближайшей к Гатчине станции, чтобы письмо не попало не в те руки. Он надеялся, что Софья не переехала и сейчас находилась дома.       Он вышел в Гатчине и потянулся. Ну, вот он почти и дома. Спустя два с лишним года. Выйдя с вокзала, он направился к дому Софьи. Саша понадеялся, что помнил правильный адрес. Он подошел к дому, поднялся на второй этаж, осмотрелся в поисках звонка и просто постучал. Дверь тут же открылась, и из квартиры с грохотом вывалилась Софья, вся в слезах. — Милая моя, что случилось? Тебя кто-то обидел? — Александр Петрович, вы живы! Я знала, что вы живы. Вы не могли погибнуть вместе с ними. Вы живы, слава Богу, — Софья бросилась в его руки. Петроград раскрыл объятия и обнял расчувствовавшуюся девушку. — Софья, дорогая моя, я жив, но давайте уже зайдем в квартиру, дабы не беспокоить ваших соседей по парадной, — Саша взял девушку за руку и завел ее в квартиру, предварительно окинув взглядом лестничную площадку на предмет невольных свидетелей разговора. — Александр Петрович, как же вы спаслись? Где же вы были? Михаил Юрьевич до сих пор ищет вас, несколько раз он приходил сюда и спрашивал, известно ли мне что-нибудь о вашем местоположении. Но я совсем ничего не знала. Он уходил, поджав губы, и прося сообщить, если хоть что-то станет известно, — Софья продолжала тихонько всхлипывать. — Я надеюсь, ты не сообщила ему о моем сегодняшнем приезде сюда? — строго спросил Петроград. — Нет, Александр Петрович, как можно. Никому не сказала, как и было велено в письме, — Софья дрожащими руками подняла почти весь мокрый лист бумаги. — Хорошо, спасибо, Софья. А скажи еще пожалуйста, есть ли у тебя телефон? Мне нужно позвонить человеку, у которого я был все это время и сказать, что я успешно добрался, — Саша легонько сжал руку Софьи в поддержке. — Да, конечно, в соседней комнате. Я пока поставлю чайник, нужно успокоиться. Вы живы, радость-то какая, — продолжала бормотать Софья, пока шла на кухню.       Тем временем Саша набрал Костин номер. Сначала шли долгие гудки, потом трубку взяли. — Але! Я вас слушаю, говорите, — раздался родной голос, и Петроград чуть сильнее сжал трубку от нахлынувших чувств. — Костя… — Саша? Саша, это ты? Хороший мой, как ты доехал? Ты сейчас у Гатчины? Все хорошо? — Да. Да это я. Добрался отлично, сейчас у Гатчины. Софья заваривает чай. Мое возвращение произвело на нее неизгладимое впечатление. — Еще бы. Родной мой, я уже скучаю. — Я тоже, Костенька, я тоже. Думаю, в ближайшее время созвониться не удастся, потому что надо посмотреть, что там сделали с моим домом, и есть ли там телефон. Я же не могу оставаться у Гатчины вечно. — Да, я понимаю. Хорошо, мой родной. Звони сразу, как сможешь. Я буду ждать. Целую и очень люблю. — Люблю тебя очень. До связи. — Пока.       Петроград повесил трубку и откинулся на спинку стула. Так, в первую очередь нужно решить вопрос со своим жильем. Узнать бы для начала осталось ли оно у него вообще или нет. Или его все-таки посчитали погибшим, а жилплощадь распределили по нуждающимся. Хм. Как ни крути, надо ехать в город.       Саша вышел из комнаты и прошел на кухню, где Софья пила чай, уже почти справившись со слезами. — Думаю, у тебя много вопросов — можешь их задать, — Саша чуть отпил чай и посмотрел на Гатчину. — Вопросов уйма. Где ты был эти два года? Как спасся? Зачем вообще туда поехал? Еще и никому об этом не сказал. — Был в Екатеринбурге. Спас меня Костя, мой бывший друг. Поехал поговорить с Николаем (Николай II), разведать обстановку. Решился на поездку в самый последний момент, почти сразу как только узнал, что они в Екатеринбурге. — Все это время ты был в Екатеринбурге? Вот это да, такого мы даже не подозревали. А Костя… Константин Уралов? Екатеринбург? Почему бывший друг? Вы же были лучшими друзьями. А Романовы, тебе их удалось увидеть перед расстрелом? — Да, я был в Екатеринбурге. Удалось. А знаешь ли ты, моя дорогая Софья, что приказ об их расстреле отдал наш уважаемый Михаил Юрьевич. И о моем, впрочем, тоже, потому что меня схватили сразу с поезда и доставили туда. Когда я случайно услышал разговор тех людей, что держали нас взаперти, они говорили о неком распоряжении от товарища Московского о расстреле всех Романовых. Как тебе такое? — Что? Не может такого быть. Михаил Юрьевич не мог знать, что ты там. Он узнал об этом уже после расстрела. Когда ему доложили, что один из Романовых сбежал, и описали твою внешность. Вы даже не представляете, в какой он был ярости. Я его таким никогда не видела. А потом он как-то сдулся, и мне показалось, что он бесконечно винит себя в принятии какого-то решения. Теперь я поняла какого. Вам обязательно нужно поговорить! Он же любит тебя! — Софья, при всем моем к тебе уважении, прошу тебя не лезть в эту историю. Это наше с ним личное дело. — Хорошо, я поняла. Так, а как же Екатеринбург, почему он стал бывшим другом? Что случилось? — Ничего страшного. Он теперь мой любимый человек. — Что? Александр Петрович, а как же Михаил Юрьевич? Все, молчу-молчу. Ну, если Константин делает вас счастливым, то я могу только за вас порадоваться, — примирительно улыбнулась Софья. — Я очень счастлив, Софья, ты даже не представляешь насколько, — Петроград прошептал это, и у него в глазах будто появились искорки. — Тогда я очень за тебя рада. Чем дальше планируете заняться? — А ты случайно не знаешь, что с моим домом? — Не знаю, даже не слышала. — Тогда другого варианта, кроме как ехать в город, у меня нет. Спасибо за чай. Очень рад был увидеться. — Взаимно, Александр Петрович. Как же хорошо, что вы теперь опять с нами. Вот Петергоф обрадуется, да и другие тоже. — Я тоже рад, что наконец-то в своем родном городе. — А можно последний вопрос, Александр Петрович? А почему вы в очках? — спросила Гатчина, когда Саша уже почти переступил порог квартиры. — Потому что после расстрела Романовых и свершившейся революции, я ослеп, Софья. Полностью. И только недавно ко мне начало возвращаться зрение, и то пока не вернулось до конца. Вот и подумай о том, насколько правильно поступил Московский. — Ох Боже, ужас-то какой. Я всегда за вас, Александр Петрович, вы же знаете. — Знаю, Софья. Еще раз спасибо за гостеприимство.       Саша дошел обратно до станции и купил уже на свое имя билет до Петрограда. Чему быть того, не миновать. Спустя где-то полчаса подъехал поезд, и Саша примерно через час оказался в своем городе. У себя дома.       Он быстрым шагом дошел до своего прежнего места проживания. Но там уже ничего не напоминало о бывшем владельце.       Сейчас ему нужно было где-то временно жить, пока он не решит вопрос с жильем, и он спросил у прохожего, где может быть недорогая чистая гостиница. Ему объяснили, как дойти и частично даже показали дорогу. И спустя всего час, он уже располагался в довольно небольшом, но уютном номере гостиницы. Умывшись и переодевшись в спальную одежду, он почти сразу уснул. Снился ему улыбающийся Екатеринбург на фоне елки с горящими огоньками, их игра на фортепиано, его постоянные объятия и нежные поцелуи.       Когда Саша проснулся, солнце уже светило вовсю, значит, времени было много, потому что была уже осень, и рассветало достаточно поздно. Он потянулся в кровати и спустил ноги на пол. «Надо бы позвонить Екатеринбургу и сказать, что я довольно неплохо устроился в гостинице, — подумал с мечтательной улыбкой Петроград, как раздался стук в дверь.       Он никого не ждал, но в своем городе не опасался никого, поэтому открыл дверь, не глядя в глазок. — Саша…? Это ты...? Ты жив...? — Михаил Юрьевич? Доброе утро.       За дверью оказался растрёпанный и тяжело дышащий Московский. Что ж этот разговор рано или поздно должен был состояться, так почему не сейчас. — Не стой в дверях, проходи и присаживайся. Нам есть что обсудить.