Стены квартиры, как deja vu, Знаешь, я только тобой живу… ©
───◦⚛︎⚛︎⚛︎◦───
Полгода спустя. Сеул
Сложно поверить, но все мучительные месяцы подготовки, все выпускные экзамены наконец позади, и можно выдохнуть, понимая, что впереди целое лето, наполненное новыми эмоциями — по-другому и быть не может в столице. Хёнджин и Чан сдержали обещание и приехали на выпускной к младшим, отметили вместе с ними на широкую ногу, а уже через два дня все четверо сидели в самолёте рейсом до Сеула. У Хёнджина и Феликса всё складывается так, как Ли и мечтать не мог. Молчаливым свидетелем их отношений на расстоянии всё это время был Харитон, а потому теперь заслуженно летит с ними в город будущего. За эти несколько месяцев происходило многое… Круглосуточные переписки, откровенные фотографии, слёзы Феликса, потому что он дико соскучился, обещания Хвана, что совсем скоро они будут рядом постоянно… Однажды они поругались на этой почве, но Ликс быстро остыл, а Джин никогда не припоминал ему его истерику. Ещё в один из дней они занимались самоудовлетворением по видеосвязи, что привнесло щепотку пикантности в их отношения и ярко запомнилось. Харитон тогда, конечно, полыхал от стыда, но даже он потихоньку привыкает к неизбежному. А вот Чонин и Чан все эти месяцы лишь переписывались и надеялись на встречу, которая обязательно должна показать: есть ли у них общее будущее. Чан — приверженец труда, он много работал всё это время, а Чонин порой психовал, желая получать больше внимания от понравившегося парня. Он когда-то говорил Феликсу в шутку, что поедет с ним в Сеул, чтобы найти себе классного мужика, но классный мужик по иронии судьбы приехал к нему сам, а теперь вот закрутился в работе… Открывает сразу две новые кофейни, а потому потихоньку сходит с ума от усталости, но всё равно старается не забывать пожелать Чонину, которого ждёт в столице с нетерпением, спокойной ночи. И вот это время настало. Свершилось! Перелёт из родного города в Сеул проходит за разговорами быстро, даже незаметно, а потом начинается столичная суета… Феликс и Чонин сдают вступительные экзамены, их зачисляют, а потому дают места в общежитиях, в одно из которых заселяется Ян. Ликс же остаётся жить в квартире Хёнджина, которую тот именует их общим жилищем. Лето в самом разгаре, а потому парни решают изучить город, походить по экскурсиям, узнать что-то новое о столице, в которой они за всю жизнь бывали всего пару раз — и то по одному лишь дню, когда прилетали сюда с родителями. Теперь же — свобода! И эта свобода очень чувствуется: она пригревает макушку июльским солнцем, оставляет на коже загар, имеет вкус сочных коктейлей, которые они покупают в центре, гуляя по пёстрым улицам со скоплениями туристов. Свобода ощущается каждой клеточкой, и особенно для Чонина, который пока живёт в комнате общежития один. Они, конечно, встречаются с Чаном, проводят вместе время, ходят в кино, где, бывает, сидят в обнимку на последнем ряду, потом гуляют по ночному городу, подсвеченному яркими огнями. Столица никогда не спит, и парни бродят по улицам, разговаривая обо всём на свете… Ян делится впечатлениями о городе, а Чан озвучивает планы на следующие прогулки. Дальше же у них не заходит. Старший не торопится, потому что уже проходил в своей жизни отношения, которые начинались спонтанно… Да, в этом есть своя изюминка, но такие страсти чаще всего быстро испаряются, а Чонин, он… С Чонином хочется по-другому. Чану нравится за ним ухаживать, нравится провожать в общежитие, целовать его в щёку на заднем сидении автомобиля, куда они пересаживаются, чтобы быть поближе друг к другу. Нравится водить его в рестораны; дарить какие-то символичные подарки; приезжать к общежитию с двумя стаканами капучино с солёной карамелью; распихивать по карманам конфеты, чтобы тот нашёл их позже. Ему действительно нравится заботиться, а Ян хочет большего, хочет всё и сразу, но в то же время его тянет на ночные тусовки, что в городе будущего бесконечно разжигаются на танцполах клубов и баров. Он не видел ничего этого, живя в провинции, а потому сейчас желает попробовать всё на вкус. Вечеринки, кальяны, выпивку, снова вечеринки до рассвета… Чан не против в целом, но он за Чонина переживает, а потому всегда старается ходить во все эти клубы с ним, чтобы с младшим ничего не приключилось. Вот только времени катастрофически не хватает из-за новых кофеен, в которых всё идёт не по плану, и Чану в некоторые дни приходится выходить на работу самому… Какие уж тут тусовки? А Чонин уходит в отрыв. Клуб за клубом, ночь за ночью, коктейль за коктейлем… К нему клеятся симпатичные девушки, он даже флиртует с некоторыми из них, потому что считает, что имеет на это право. Если разобраться — всё действительно так. Они с Чаном не пара, они не в каких-то официальных отношениях, а пока лишь на пути к этому… Потому Чонин курит свой айкос, купленный на отправленные родителями деньги на еду, лакает «Маргариту» на основе серебряной текилы, закусывает долькой лайма, а потом танцует, забывая обо всём. — Если говорить честно, бро, то меня заебала эта неопределённость, — жалуется в один из дней Чонин, набрав Феликсу. — Он вот вроде мой, а вроде и нет… Мы не спали, у нас не было ничего серьёзного, а он тянет кота за яйца, и я не знаю, что уже думать… — Он просто осознанно подходит к отношениям, — вместо Феликса ему отвечает Хёнджин, потому что тот поставил телефон на громкую связь. У этих троих нет секретов друг от друга. — Я уже обсуждал с ним эту тему, намекал, что ты хочешь какой-то конкретики, но он отмахивается и говорит, что всему своё время, а потом бежит открывать очередную кофейню. — Ему эта работа куда важнее отношений… — вздыхает Чонин, выпуская облако дыма в окошко общежития. — Его можно понять, Ян, — взывает к сознанию Хван. — Он ведь с нуля всё открыл, сам себя сделал, много говна хлебнул, уж я-то знаю. Но он всё равно остаётся на плаву, идёт дальше, ступая по головам недоброжелателей, потому что стремится к лучшему. — Так всю жизнь можно стремиться! — выкрикивает будущий студент, обиженный таким поведением мужчины. — А я? Я что? — Не забывай, что это он приехал на Новый год в нашу родную жопу мира, — напоминает ему Джин. — Он сам приехал, чтобы познакомиться с тобой. Это уже говорит о его намерениях! — Его намерения я сегодня планирую утопить в очередном коктейле, — грустно вздыхает Ян и закрывает форточку. — Мне мало этого… Я хочу быть рядом с ним, а не читать его сообщения в какао о том, что у него снова не вышел новенький сотрудник, а потому: «Извини, малыш, но нам придётся перенести встречу. Я на работу». Феликс пытается убедить Чонина, что всё это действительно временные трудности — не будет ведь так вечно продолжаться в бизнесе Чана, но тот слушать не хочет, а потому быстро прощается и кладёт трубку. После этого принимает душ, одевается, выискивая в своём гардеробе самый стильный наряд, вызывает такси и едет в клуб — на город опускается ночь. Две «Текилы санрайз», две привычные «Маргариты», и вот Чонин уже в центре зала двигается в такт музыке. Он прикрывает глаза, растворяясь в моменте и сливаясь с толпой; поблизости трётся какая-то девчонка, но он не хочет сегодня видеть никого рядом с собой… У него в голове так много всего, что кажется — мозг не выдержит и разлетится на клочки, а потому Ян танцует, стараясь абстрагироваться от набатом стучащих мыслей. Кто они друг другу? Друзья, обнимающиеся в автомобиле после посиделок в кафе? Приятели, тяжело дышащие в шею в тёмном зале кинотеатра? Чонин влюбился. Влюбился так, как никогда себе не позволял… Запал на этого занятого мужчину и не понимает, что теперь делать, потому что тот не спешит, хоть и весьма романтично ухаживает. Но нетерпеливому Яну нужна хоть какая-то конкретика. Может, он так ещё за десятком смазливых первокурсников ухаживает? Кто его знает? Хотя Хёнджин и говорит, что Чан серьёзный, но… Мысли в любом случае душат, а потому Ян снова бредёт к барной стойке и делает новый заказ. За распитием текилы он листает инстаграм Чана, где тот со своими друзьями и коллегами. Он такой прекрасный и далёкий сейчас, когда нужен так сильно… Завтра у него вновь работа, а у Чонина вновь общежитие и бесячие предположения вперемешку с подозрениями, что забираются в самую душу на регулярной основе. — Эй, симпатяга, выпьем вместе? — К нему подсаживается брюнетка лет тридцати. Выглядит эффектно, а ещё неоднозначно стреляет глазками. — Выпьем, — пожимает плечами Чонин, после чего лезет в карман за карточкой. — Не переживай, я оплачу. — Нет уж! — Ян вдруг вспыхивает и понимает, что его пытаются склеить. А что потом? Пьяные танцы, поцелуи? Или всё зайдёт гораздо дальше? Дама очевидно настроена на многое… И так ему противно от себя самого становится… Так гадко, досадно, обидно! Что он вообще делает за этой барной стойкой вшивого клуба, когда мог бы быть рядом с тем, о ком все мысли? — Прости, мне нужно выйти. Чонин покидает удивлённую брюнетку, прихватив с собой початую бутылку текилы, и выходит на улицу. Ночью нет пыльной жары, да и тучи на небе собираются — скоро начнётся дождь. Он снова залезает в инст, отпивая крепкий напиток с горла, а потом не выдерживает и набирает знакомый номер, пока за спиной гремит музыка и из заведения вываливаются ещё парочка посетителей под градусом. На часах уже за полночь, и Чан, скорее всего, спит, ведь ещё пару часов назад пожелал Яну спокойной ночи, думая, что тот находится в общежитии… — Да, малыш, — отвечает сонно и хрипло. — Что-то случилось? Соскучился? — А могу я узнать? — икая, завязывает разговор Чонин. — А что между нами такое? — А что между нами такое? — голос Чана становится бодрее и он шуршит одеялом, выбираясь из постели. — Ты пьян? — Пока нет, — искренне так считая, вещает Ян, доставая из кармана айкос и закуривая. — Но скоро — да. — Адрес. — А? Не слышу… У нас тут громко немножко… — снова икнув и шатнувшись. — Адрес в смс. Сейчас. На этот раз Чонин всё слышит. Он фыркает, сбрасывает вызов, потом несколько секунд смотрит на телефон, будто тот ему что-то подскажет. Раздумывает, но всё же решает отправить ему свою геолокацию. Чан приезжает через тридцать минут. Движение в это время суток свободное, нет никаких пробок, а потому он тормозит у главного входа клуба и сигналит Чонину, который, обхватив голову руками, сидит на ступеньках. — А? — Ян поднимает голову и видит перед собой знакомую машину с ещё более знакомым водителем. Рядом стоит полупустая бутылка текилы, он подхватывает её и поднимается, но вдруг вспоминает все свои обиды, которые проедают изнутри, и… Проходит мимо машины к удивлению мужчины за рулём. — Чонин?! — выкрикивает тот, приоткрыв окно со стороны пассажирского сидения. — Ты куда собрался? Это я! — Вижу, ну, — буркает в ответ Ян, вышагивающий по тротуару, пока Чан потихоньку едет за ним. — А чего ты хотел? Я домой. То есть… В общежитие. — Тебя туда не пустят в это время, — напоминают ему о правилах. — Садись, не дури. Но Чонин ускоряет шаг и идёт себе по прямой, слегка пошатываясь. В голове туман из-за алкоголя, а ещё его сейчас очень бесит Чан — и чего он приехал, если утром снова на эту проклятую работу? Мужчина сигналит, просит одуматься и сесть в автомобиль, но Ян, стараясь оторваться, спешит дальше. — Малыш, ты расстроен? — не унимается Чан. — Скажи, тебя кто-то обидел? Я расправлюсь с ними, слышишь! Только давай поговорим, садись в машину. Но Ян напевает себе под нос какую-то песню о зиме в сердце и вьюге на душе; о том, что они друг от друга далеко, что могут быть порознь… А на улице начинается дождь. Буквально в один миг набегают лужи, по которым он шлёпает и продолжает петь… Чан же не выдерживает. Он бросает автомобиль, выбегает наружу, летит за Чонином, который тут же начинает махаться и пытаться его оттолкнуть, но Чан сильный — не зря Ликс прозвал его шкафоподобным. А потому он с лёгкостью его подхватывает, попутно отобрав бутылку, забрасывает на плечо и несёт в машину. Приземляет младшего на заднем сидении и пристёгивает ремнём, пока тот бормочет, чтобы Чан убрал от него свои руки. — Ох, идиот, — ворчит мужчина, пока спешит вернуться на водительское место, а потом даёт по газам. — Надо было так налакаться… И что ты там бормочешь себе под нос? М? Может, тебе плохо? Если похуёвит — скажи, я остановлю. — Уже похуёвило! — отзываются с заднего сидения. — И я не бормочу, я песню пою… Сейчас ещё одну вспомнил. Хо… — икая, — хочешь? — Давай уж, Мик Джаггер, дерзай, — подкалывает его Чан. — Я бы давно забыл, было и было! Мне ничего не надо, только бы просто не крыло… — запевает Ян, вытягивая ноту за нотой. — Но на всех твоих фото кто-то на моем месте — там ты в новых полётах… Как же всё это бесит! — На слове «бесит» получается особо ярко и он лупит ладонью по сидению со всей дури. Чан же бросает на него взгляды через зеркало и слушает дальше. — Я не твой бой, я не твой парень! Ты не моя пара! — начинает припев Чонин и аж зажмуривает глаза от эмоций. — Пожара нет, только остатки пара, как у бара… С айкосом стою туплю и, правда, пытаюсь забыться… А сердце так искрится! Пожалуй, сложно придумать более жизненную песню. И Чан вдруг всё осознаёт. Понимает, почему младший в последние дни был каким-то дёрганным и странным; почему бегает по клубам, пытаясь отвлечься; почему напивается… — Голову так ломит и не от вируса… Минус на минусе, я больше так не вынесу, — будто признаётся Чонин песней, которую мужчина, к слову, впервые слышит. — Ты будто бы на инглише, а я на идише… И не поможет гугл перевод, ну видишь же. А потом его вырубает. Просто отключает за долю секунды, а Чан больше не слушает песни — вместо них лишь храп на весь салон. Он паркуется во дворе своего дома, сам отстёгивает Чонина и потихоньку вытаскивает его из машины, чтобы поднять в свою квартиру, но тот просыпается и бормочет, что у него имеются две ноги, а потому — он может справиться самостоятельно. Выходит так себе, потому что Ян запинается на крыльце, но Чан его вовремя ловит, а потом велит обхватить рукой за шею. Лифт едет слишком долго на верхний этаж, и Чонин успевает окончательно проснуться, но, конечно, не протрезветь. — Сядь и сиди, — командует Чан, притащив промокшего парня на кухню. В его квартире они впервые. Чонин озирается и пытается разглядеть что-то через пелену перед глазами. Квартира у Чана небольшая, но стильная, выполнена в тёмных тонах, и Ян радуется сейчас этому — ярких цветов нет, потому они не давят на голову. Хозяин жилища тем временем приносит ему сухую одежду и велит переодеться, чтобы не заболеть. Чонин ворчит, что это ни к чему, но всё же переодевается в ванной, а потом возвращается на кухню. Алкоголь ещё кружит голову, но кое-какие мысли проясняются из-за этой незнакомой, но такой важной для него локации. — Сколько же ты выпил? — спрашивает Чан, проходя мимо сидящего на кухонном стуле Чонина. — Почти целую бутылку той текилы, которую я выбросил в урну? — Ты… Ты выбросил мою текилу в урну? — Ян слышит только последние слова. — Да чтоб тебя! — Сколько ты выпил? Только её? — повторяет свой вопрос мужчина и набирает воду в электрический чайник. — Её, да, — подтверждает Чонин, — и коктейль. Коктейли. — Ох, беда… — качает головой тот. — Много? — Два, — пытается соврать Ян, но ему становится стыдно. — И ещё два… — Сумасшедший. Сейчас заварю тебе чай с бергамотом, выпьешь его после своего алкоголя, как стимулятор для улучшения самочувствия, а потом ляжешь спать. Если станет плохо — разбудишь меня. Зря, конечно, Чан сказал эти слова про чай с бергамотом, потому что Чонина снова несёт в сторону песен… Он вспоминает ту, что пел в машине, в груди снова иголка колючая, а потому Мик Джаггер местного разлива запевает: — Сам свой крепкий с бергамотом — на, пей! А мне сухого красного налей, я на нуле… Чан лишь вздыхает на это, да мягко улыбается. Чонин — синоним чуда в перьях. Такой он необычный, со странностями… Хёнджин сказал бы «с ебанцой». Но при взгляде на него в душе теплеет, хочется укутать его в плед, уложить на кровать и кормить с ложки абрикосовым вареньем с плодами-солнышками. Чонин — сам настоящее солнце. Сияет, улыбается, а потом обжигает, когда становится вот таким колючим… — Я не понял! — Чан вдруг замечает, что Ян переодеться-то переоделся, но носки не надел, хотя они и были ему выданы. — Ты почему босиком? Заболеешь же! — У меня иммунитет, как у коня, — хвалится тот, шевеля босыми пальцами. — И кони, бывает, болеют, — цокает Чан, а потом сам идёт в ванную, где младший оставил новые носки. Снимает с них картонку-упаковку, шагая обратно. — Ты не мой бой, ты не мой парень. Ты не моя пара, — напевает из кухни Чонин. — Пожара нет, только остатки пара, как у бара… С айкосом стою туплю и, правда, пытаюсь забыться. Пытаюсь забыться… — Забудешься скоро, когда спать ляжешь, а пока пей свой чай, — говорит хозяин квартиры и чешет бровь, рассматривая босые ноги. — Так, давай-ка… — Он сам опускается на колени, чтобы надеть носки. Сам… Чонин даже замолкает и смотрит во все глаза, а Чан касается его ноги и аккуратно натягивает первый носок. — У меня есть две… — Две руки, да, знаю, — заканчивают за него. — Сам можешь справиться, но я хочу помочь. И Чонина прорывает на эмоции. Алкоголь вкупе с чувствами к этому прекрасному мужчине делают своё дело, и он плачет, размазывает быстрые слёзы по щекам, всхлипывает, поражая этим Чана. — Малыш? — Он так и сидит на полу, подняв голову наверх, и пытается понять, что происходит. — Чони? Что ты? Что случилось? — Ни… Ничего, — хнычет Ян, растирая вмиг опухший нос. — Ничего не случилось… — Тебя всё же кто-то обидел? Чони? — пытается докопаться до истины Чан. — Расскажи мне, расскажи… Но Чонин молча глотает слёзы, потому что понимает, что и сказать-то нечего. Что тут рассказывать? О том, что он себя сам сегодня решил накрутить на полную катушку, напиться, настрадаться? Глупо. Чан — взрослый мужчина; зачем ему слушать бредни вчерашнего школьника? — Когда ты плачешь, я могу сделать для тебя всё, — тихо проговаривает Чан, сжимая его колени и всматриваясь в лицо. — Малыш… — Всё? — тот снова цепляется за последнее слово. — Вот всё-всё? — Надеюсь, ты не попросишь убить кого-нибудь, — посмеивается мужчина. — Хотя… Я разберусь и с этим. — Поцелуй меня. Поцелуй, если не брезгуешь целоваться с пьяным и зарёванн… Для Чонина это желание сейчас становится самым важным, а Чан не даёт озвучить ему его до конца, потому что приподнимается, опираясь на колени младшего, и целует. Чувствует вкус соли — слёзы всё затопили, сминает мягкие губы, проникает языком, ощущает привкус текилы и бергамота — младший отпил немного чая. Они сталкиваются носами, когда Ян за воротник рубашки притягивает его к себе, тяжело выдыхают через нос, потому что у обоих перед глазами пролетает вся их история… Знакомство, общение в новогоднюю ночь, прогулки по провинциальному городу, где Чонин был для Чана гидом. А потом общение в интернете на протяжении полугода — было тяжело, да и сомнения разные закрадывались, подлым червячком проникая в сознание. Но они дождались момента встречи, а там и выпускной, перелёт в Сеул, снова прогулки, кино, рестораны… И чего только тянули эти несколько недель с поцелуями? Чонин вот в первый день был бы рад, а Чану понадобилось время, чтобы присмотреться к этому мальчишке, но не из-за каких-то сомнений — их не было. Скорее из-за того, чтобы не наворотить делов раньше времени и не сделать ему больно. — Ohh la, ohh la la… Скажи, кто тебе я, — напевает по привычке Ян, едва оторвавшись от поцелуя, но ещё находясь рядом с губами и удерживая мужчину за воротник. — Ohh la, ohh la la… Уж точно не друзья… — И как только ты так умело подбираешь песни к нужному моменту? — усмехается Чан и поднимается на ноги. — У меня мама — учительница музыки в школе. Всё просто, — разводит руками тот и продолжает песню: — Ohh la, ohh la la… Всё, не бросай слова. Ohh la, ohh la la… Попробуй, меня распробуй. Чан отвечает, что обязательно распробует, но пока пора спать, а потому он, не дожидаясь сопротивления, подхватывает его на руки и несёт в свою спальню, уговаривая держаться крепко и не дёргаться, чтобы ему не пришлось применять силу. Он укладывает младшего на постель, но тот не хочет отцепляться, виснет на его шее и просит ещё поцелуев. — Завтра, малыш, — улыбается Чан, но не выдерживает умоляющего взгляда и целует в губы. — А теперь точно спать.───◦⚛︎⚛︎⚛︎◦───
Утром Чонин просыпается, почувствовав вкусные запахи еды. Он продирает глаза, осматривается, вспоминает всё, что было ночью и тихонько скулит в подушку от стыда, смешанного с приятным теплом, разливающимся по телу. — Проснулся? — В комнату заходит Чан. На нём домашние шорты и свободная футболка, а на ногах тапочки в виде лап северного медведя. Чонин этому умиляется, но потом поднимает взгляд и зависает на широких плечах… Тяжело сглатывает. — Завтрак уже готов, идём. На столе дымится яичница с беконом, рядом с которой кимчи из огурцов, а ещё чай — тот самый, с бергамотом. На десерт у Чана находится самаркандская халва с шоколадом и орешками — говорит, что привёз её из путешествия, потому что тот ещё сладкоежка, как и Чонин. Они уплетают вкусную пищу, почти не разговаривая, ведь оба проголодались, а затем Чан сообщает, что ему нужно ехать на работу — сегодня ответственный день, после которого он сможет взять несколько дней на отдых. — Останешься у меня? — то ли предлагает, то ли спрашивает мужчина. — Второй набор ключей здесь, — показав на ключницу в прихожей. — Силой не держу, но, если надумаешь остаться и встретить меня вечером после работы — буду рад. И уезжает, клюнув в щёку. А Чонин, блуждая по пустой квартире, совсем не понимает, что он тут делает… Да, он хотел отношений; да, хотел быть всегда рядом — и вот шанс, но в животе от страха всё скручивается и даже тошнота подступает… Или это от вчерашнего алкоголя? Он мучается до самого вечера, а потом находит свои высохшие вещи, снимает большую для него одежду Чана, и уезжает в общежитие, не оставив ни записки, не отправив даже смс. В автобусе понимает, что он — настоящий дурак, но обратно не едет, потому что мужчина в любой момент может вернуться с работы, и как тогда ему объяснять свои загоны? Прав был Хёнджин про ебанцу… В общежитии он валится на свою постель и пялится в потолок, думая, что делать дальше. И чего было не остаться? Такую возможность упустил из-за невесть откуда взявшегося страха! А потом ему приходит сообщение с одним лишь словом: «Спускайся». И он летит стрелой, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, распахивает дверь, сразу же глазами находит Чана, что стоит возле своей чёрной, классной машины и смотрит строго. Подскакивает к нему, бросается на шею, обнимает крепко, а тот обнимает в ответ и снова целует в щёку, даже не беспокоясь о людях, что снуют вокруг. — Я такой дебильный, — шепчет Ян, краснея, ведь думает, что Чан теперь на него, глупого, и не посмотрит, но он тут, он приехал… — Я не знаю, что на меня нашло, почему я испугался, но вот уехал вечером, а теперь жалею, — продолжает бормотать, пока мужчина молча его рассматривает. — Никогда не оправдывайся, Чонин, — в итоге чеканит Чан, всё ещё глядя на младшего со всей строгостью. — Не ищи оправданий своим эмоциям. Все мы — живые люди, которым присущи такие чувства, как страх. Это нормально, нет никаких проблем, слышишь? Эй? Чони… Только не плачь, ох. Но Чонина уже не остановить — из организма, видимо, выходят остатки алкоголя через слёзы, или это его так слова мужчины растрогали… Он снова обнимает за шею, чуть ли не душит на эмоциях, пока Чан медленно гладит его по спине. — Я привёз покушать, — вспоминает мужчина и ныряет в машину — достаёт оттуда бумажные пакеты, в которых контейнеры с блюдами из ресторана. — И твой любимый капучино с солёной карамелью. — А я ведь так и не ел ничего, кроме завтрака, — закусив губу, вспоминает Ян. — Я знаю, — мягко улыбается Чан, передавая ему пакеты и стакан с кофе. — А красного сухого так и не будет? — решает пошутить Чонин, прижимая к груди пакеты, которые — забота. Настоящая забота об этом глупом ребёнке, который испугался, сбежал, а ещё наверняка потратил все свои деньги вчера в клубе — Чан его уже изучил. — Только, когда ты переедешь ко мне, — отвечает мужчина и подмигивает. А потом они сидят на заднем сидении машины, где Чонин уплетает привезённые блюда и запивает кофе, где шуршит упаковкой с самаркандской халвой, которая ему так понравилась за завтраком, а потому Чан прихватил из дома и её тоже. Они много разговаривают, в промежутках между этим целуются, затем снова ведут беседы о будущем… Чан говорит, что настроен серьёзно, но не станет спешить, потому что Ян хоть и думал, что готов ко всему — ему тоже нужно время на постепенное сближение. Впереди их ждёт многое. Выходные у Чана всё-таки случатся, а потому они проведут их вместе, отправятся по экскурсиям за город, чтобы Чонин смог получше узнать окрестности, а не только центр столицы. Будут завтракать, обедать и ужинать в ресторанах. Будут много целоваться, а в один из дней Ян напомнит Чану о его обещании, которое он дал на Новый год, и тот после обязательно устроит его на работу в одну из своих кофеен — для практики в будущей профессии. Где-то к концу лета Чонин впервые останется у него на ночь, потому что поймёт, что готов. Нет, он, конечно, ночевал уже у него в ту ночь, когда Чан забрал его из клуба, но теперь он сделает это по собственному желанию. Парни не будут спать до самого утра, наслаждаясь друг другом, и Ян снова подумает, что он — дурак, ведь тянул с этим несколько месяцев. Чонин пока только учится жить, а Чан — тот, кто сумеет его направить, сумеет помочь, подсказать, защитить, позаботиться. Сможет при любых обстоятельствах понять, ведь он и так давно всё понимает. Он живёт им, живёт этим смешным пареньком из провинции, который несколько месяцев метался в своих чувствах, пугался, учился себя понимать… Так бывает — и Чан согласен принимать его такого, ведь сам чувствует себя рядом с ним смешным мальчишкой, когда они, объевшись кукурузы в парке, отправляются на аттракционы; когда покупают два ведра мороженого и лопают его, сидя дома и пересматривая старую классику кинематографа; когда просто бесятся с утра в постели — Чан пытается щекотать Чонина, но тот ловко вырывается и звонко хохочет… Любовь меняет людей, меняет их восприятие к миру, меняет всё, что вокруг... И постепенно им пропитываются все стены квартиры Чана, которая из чёрной превращается в цветную — Чонин тут и там разбрасывает свои вещи и косметику, когда остаётся с ночёвкой. Стены помнят каждое слово, каждый поцелуй, каждый взгляд, каждый глухой или же громкий стон, а потом возвращают хозяину квартиры их в виде воспоминаний, пока он находится дома один, а Чонин учится, работает, ночует в общежитии. И ему мало. Теперь уже Чану мало этого чудаковатого парня, который так сильно понравился ему когда-то по одной лишь фотографии, а потому глубоко осенью он приезжает в общежитие, чувствуя, что младший уже готов к чему-то более серьёзному, договаривается на входе о пропуске, поднимается в комнату Яна, где застаёт его врасплох, и заявляет: — Я купил красное сухое, Чони. Собирай вещи.